Надо признать, танцевали девушки Урха прекрасно, словно кто-то целенаправленно учил их движениям, провоцирующим мужчин. Может это их природная грация и пластичность, может, будучи самками, они понимали, чего от них хотят зрители. В любом случае, их танец возымел действие: мои воины пускали слюни при виде столь интригующего танца. Мужчины Урха отнеслись к танцу куда сдержаннее, хотя также подбадривали девушек завываниями и криками.
– Макс Са, тебе нравится, как танцуют наши девушки? – задал вопрос Паб, полюбовавшись танцем.
– Танец необычный, но очень красивый, – откровенно признался дикарю. На моем недолгом веку в современном мире успел побывать пару раз на стриптизе. Конечно, танец дикарок не шел ни в какое сравнение, ни по хореографии, ни по самим девушкам. Но, в то же время, с учетом действующих лиц и времени в этом мире, это определенное достижение. В нашем племени женщины тоже танцами дразнили мужчин, но это было, скорее, повторение повадок животных, провокация самца. А здесь мы увидели полноценный стриптиз с оголением.
Закончив танец, девушки лениво прохаживались по поляне, стреляя глазками. Мои воины поочередно бросали взгляды то на меня, то на Бера, молча прося разрешения познакомиться с местными красотками ближе.
– Бер, не все вместе, соблюдая осторожность. Мы еще не можем доверять Урха в полной мере.
Получив от меня отмашку, Бер разделил двадцатку воинов на две группы. Счастливчики, оказавшиеся в первой группе, незамедлительно устремились к девушкам, в то время как вторая группа несла охрану, находясь в полной готовности.
Солнце медленно уходило за край горизонта, уступая место надвигающейся ночи. В костры на полянах подкинули дров, немного в стороне от группы деревьев, где мы трапезничали, местные возводили довольно большую хижину по типу индейского вигвама.
– Это дом для Макс Са, – пояснил Паб, перехватив мой взгляд на строение. – Там будут новые шкуры, Урха гостеприимное племя.
С хижиной получилось здорово, как мне и хотелось: она была внушительна по размерам и стояла немного в стороне от хижин местных дикарей. Признаюсь, я уже думал возвратиться на корабль для ночевки, чем переночевать в местной хижине.
Гостеприимство Урха ничем не ограничивалось: нас покормили еще раз уже при свете костров. В этот раз нас потчевали нежнейшей рыбой, запеченной на углях в глиняной обвалке. Так много я давно не ел, с тоской подумав, что с утра придется искать укромное место, чтобы облегчиться. Во время ужина еще раз спросил Паба, когда появится главный «сванга». И вновь мне показалось, что Паб смутился. Помешкав секунду, он ответил, что «сванга» придет утром, в настоящее время он находится в соседнем племени.
Ночь выдалась безлунной, потихоньку над селением Урха смолкали разговоры и смех, только в кустах еще слышались звуки, Русы и Урха трудились, улучшая генотип.
– Бер, Герман, мы втроем спокойно поместимся в этой хижине, Бер, не забудь про охрану. Меня клонит в сон, если упущу момент, то до утра буду ворочаться, – тяжело поднявшись на ноги, направился в хижину. Внутри лежало несколько шкур, понюхав, не уловил запах пота, только слабый запах невыделанной кожи.
– Спокойной ночи, ребята, надеюсь, наше чревоугодие не преподнесет нам кишечной инфекции.
– Не хотелось бы, – отозвался Тиландер, устраиваясь в своем углу. Он предпочел бы спать на судне, но не хотелось отправляться в море в такую темень, хотя оба фонаря «Стрелы» четко указывали ее местонахождение. Отдав последние указания воинам, в хижину ввалился Бер, устроившийся на полу у самого входа. Последние звуки снаружи затихли, слышались только крики ночных птиц, да шум прилива.
* * *
Этот вечер Картеру казался длинною в жизнь: не умолкали голоса прибывших и местных, устроивших посиделки у ночного костра. Его пловцы давно собрались у края бухты, где лежали заготовленные бревна, с помощью которых им предстояло добраться до корабля. Еще два десятка самых отчаянных и сильных воинов скрывались в лесной чаще, готовясь напасть на хижину и охранявших ее воинов. Темная безлунная ночь как будто по их заказу делала ночную тьму непроницаемой. Два ярких огонька горели в море, там, где находился корабль, служа ориентиром для «морских котиков». Еще несколько костров горели перед хижинами Урха, костер неприятеля практически догорел, лишь высвечивая размазанные очертания фигур людей.
Кто-то у костра пошевелил угли, и они вспыхнули, осветив несколько фигур, поднявшихся на ноги.
– Уже скоро, – прошептал он Мендосе, тоже наблюдавшему за их лагерем.
– Джон, – напарник предпринял очередную попытку его отговорить, – может, попробуем мирно договориться? Макс – человек разумный и многим поделится в обмен… – Мендоса запнулся.
– Договаривай, – жестко процедил сквозь стиснутые зубы Картер, – в обмен на что? На клятву верности? На присягу быть его рабами? Ты это хотел сказать?
– Нет, в обмен на заверения в дружбе, – Мендоса нашел оптимальный вариант, – он не такой, как остальные русские. Он по характеру похож на нас, он человечный, со своими людьми общается на равных.
– Хватит, – перебил его Картер, – твое счастье, что здесь нет Федерального Суда США, за такие разговоры ты мог бы сильно поплатиться. Забыл, что с конца Второй Мировой войны мы практически находимся в состоянии войны с Советами? Ты забыл, какой стране и какому ведомству ты давал присягу верности?
– Нет, не забыл, – прошептал Мендоса, понимая, что его слов не хватит отговорить Картера. Проведя три месяца в Макселе, увидев порядки, царившие здесь, он не без труда для себя признал, что Максель цивилизованнее, а Макс справедливый и дальновидный правитель. И сейчас, Макс, которого он успел зауважать, поверивший в него, в Пабло, подвергнется смертельной опасности.
Вопрос сохранения жизни Макса Мендосе удалось выторговать у Картера, преувеличив военные силы и возможности Русов. Даже Картер вынужден был признать, что убийство Макса, как планировалось раньше, не поможет овладеть его империей. Все Урха с учетом соседних племен могли выставить не более шести сотен воинов, в то время как Макс располагал тремя тысячами. Именно эту цифру озвучил Мендоса Картеру, увеличив число воинов Макса в три раза, надеясь, что Картер предпочтет дружбу.
Картер оценил риски, но вместо того, чтобы попытаться мирно сосуществовать, решил взять Макса измором. В своем невиданном великодушии, он даже готов был сохранить жизнь ему и его семье, дав им возможность живыми покинуть эти места в обмен на уступку всех его людей и территорий. Мендоса успел узнать Русов за три месяца проведенных среди них. Напрасно мексиканец пытался объяснить напарнику, что Русы не Урха и не смирятся с тем, что их Великий Дух уйдет.
– Все дикари одинаковые, парочка строптивцев повисит в петле, остальные быстро смирятся, – возразил ему на его аргументы Картер, тщательно прочищая автоматическую винтовку. – А если понадобится, деревьев в лесу хватит, чтобы повесить и сотню. Дикари, они как дети, покажешь силу, сразу пойдут за тобой. Или забыл, как мы этих Урха прибрали к рукам?
Аргументы Картера были убийственны: после их первого контакта с Урха, ранивших Пинчера, несколько выстрелов рассеяли всю толпу. Дрожащие от страха дикари пали ниц и не шевелились, даже когда Картер обхаживал их пинками. Они тогда без проблем подмяли под себя большое племя, за двадцать прожитых среди дикарей лет случилось всего две попытки неповиновения. Про третью, случившуюся в его отсутствие, Мендосе рассказал сам Картер и половина дикарей.
– Думаю, через час можно начинать, – Картер блеснул в темноте белками глаз, – главное синхронность, нужно напасть на хижину твоего Макса и корабль одновременно. Хочу избежать лишних жертв среди моими настоящими и будущими воинами. Дикари просто сменят вожака, они не мотивированы умирать за него, если в их положении ничего не меняется.
Мендоса хотел возразить, что Русы умрут за Макса, но подумал, что это бесполезная трата времени. Попав в каменный век, его напарник в полной мере проявил свои садистские наклонности, порой заставляя Мендосу сомневаться в адекватности своего поведения и разума.
– Помни, Пабло, что двое его ближайших людей – американцы. Они только обрадуются возможности выйти из подчинения этому русскому. Мы создадим здесь Великую Америку, которая будет простираться на всех континентах. И единственная преграда в этом – Макс. Но мы люди не кровожадные, как только его семья покинет город, дадим им возможность уйти на север, пусть идут в свои исторические снега и болота.
Они просидели около двух часов, ожидая, пока все уснут глубоким сном. Дикари, привыкшие часами ждать свою добычу в засаде, к такому относились философски. Мендоса успел сто раз пожалеть, что корабль вообще появился в бухте, что он согласился разведать все данные и сообщить их Картеру. Через небольшое время часть людей, с которыми он делил пищу и ночлег, погибнут. Картер словно почувствовал его душевную борьбу:
– Пабло, ты со мной? Я могу тебе довериться и повернуться спиной?
– Да, – просто ответил Мендоса, понимая, что выбор у него невелик: либо идти с Картером, либо убить его прямо сейчас. Но смерть Картера означала бы его смерть: Картер был главный «сванга», и дикари это знали. Не успев даже обдумать, его скорее всего убили бы сразу на месте.
– Пора, – Картер бесшумно поднялся на ноги. – Сигнал к атаке, троекратный крик совы. Первый и второй крики – готовность, третий крик с небольшим интервалом – сигнал к атаке. Пловцы подберутся к кораблю и зависнут в воде рядом с ним. Ты, Пабло, иди в лес к нашим «бешенным»: как услышишь крик совы трижды, у тебя около двух минут, прежде чем пловцы заберутся на корабль, и начнется бой. Опоздаешь – их воины успеют вскочить и схватиться за оружие, а это ненужные жертвы. Все, с Богом, – он легонько подтолкнул Мендосу в спину.
Мендоса смотрел, как к воде спускаются «морские котики», о готовности которых ему хвастался Картер, молясь, чтобы у них не получилось захватить корабль. В сопровождении троих воинов он углубился в лес, обходя поселение по дуге. В лесу его ожидала двадцатка отборных воинов, прозванных Картером «бешенные». Бешенные стерегли запретную зону, именно они исполняли функции полиции при необходимости вершили казни или акции устрашения. Еще детьми Картер отбирал их из семей дикарей, заставляя тренироваться. Бешенным разрешалось посещать запретную зону и даже входить в дом «сванга».
При всем своем старании Мендоса не смог увидеть бешенных, пока Умр, командир этой горстки, не тронул его за плечо.
– Первые два крика совы – подбираемся поближе к хижине и спящим воинам, третий крик совы – сигнал к атаке, – передал инструкции Мендоса.
– Уху, – еле слышно выдохнул командир бешенных, приглашая «сванга» присесть на обрубок дерева. Бесконечно долго тянулось время ожидания, Мендосу начало клонить ко сну, когда резкий крик совы смел всю сонливость. Неслышными тенями выросли вокруг бешенные, Умр молча шагнул вперед.
Началось, – Мендоса, схватив за руку Умра, прошептал:
– Белых не убивать, они тоже «сванга»!
* * *
Обильная трапеза и новое место не давали уснуть: Тиландер уже храпел, уснул даже Бер, моментально проснувшийся, стоило мне только встать.
– Ты куда, Макс Са?
– Не могу уснуть, посижу полчаса на воздухе.
– Я с тобой, – приемный сын вскочил на ноги.
– Я передумал, лучше попытаюсь уснуть, – пришлось лечь на шкуру. Не хотелось лишать сна Бера, он и так практически не высыпается, занимаясь вопросами охраны. В этот раз не заметил, как отключился. Мне снился сон, что я школьник, и мама меня будит, чтобы успел умыться и позавтракать перед школой.
– Еще пять минут, – просил я, натягивая одеяло, чтобы не слышать ее нежного и ласкового голоса. Но мама разозлилась:
– Вставай Максим, – жестким голосом закричала она, стаскивая с меня одеяло.
Я присел, обливаясь потом: вокруг царила тишина, только чей-то храп нарушал ее. Понимание того, где нахожусь, возвращалось урывками. Где-то недалеко прокричала ночная птица, спустя несколько минут, крик повторился.
– Приснится же такое, – пробормотал себе под нос и осекся, боясь, что разбужу Бера. Тиландера такими словами не разбудить, ему надо кричать в ухо, чтобы американец проснулся. Немного отдышавшись, уже начал ложиться на спину, когда услышал крик проклятой птицы в третий раз. Интуитивно, скорее, спинным мозгом почувствовал опасность.
– Бер, – позвал я сына, мгновенно откликнувшегося.
– Да, Макс Са?
– Опасность, я чувствую опасность. – Едва проговорил последнее слово, как уши уловили знакомый свист, что издает летящая стрела. Снаружи послышался еле слышный звук падающих тел. Выхватив катану наружу рванулся Бер, и ночная тишина взорвалась дикими криками.
– Бер, назад, – я выскочил наружу: в темноте было видно плохо, но человеческие фигуры разобрать можно. Со всех сторон слышались хрипы, стоны и крики. Увидев фигуру Бера, успел его схватить за спину и затащить внутрь: на улице шла мясорубка, и можно запросто попасть под раздачу от своих. Сквозь щели между шкурами увидел, как от крайних хижин Урха несколько факелов устремилось в нашу сторону.
– Мои люди умирают, – змеей извивался в моих руках Бер, пытаясь выскочить наружу.
– Они справятся, а если не справятся, твоя смерть им не поможет, останься рядом со мной! – от моего крика Тиландер проснулся и ошалело спросил:
– Макс, мы где?
– В звезде, – зло ответил ему, высекая огонь. К чести американца, он все понял без слов. Звуки борьбы снаружи стали затихать: вернее, практически уже не слышно звона стали, хотя криков стало больше. Одновременно слышались крики со стороны моря.
– Они напали на «Стрелу», – упавшим голосом констатировал Тиландер.
– Бер, слушай меня, – встряхнул я за плечи обезумевшего командира спецназа, – мы попали в ловушку. На корабль тоже напали, оттуда помощи не дождемся. Думаю, мы нужны живыми, поэтому в хижину никто не рвется. Наша единственная надежда спастись, это ты, Бер!
– Я? – словно очнувшись от сна, переспросил сын.
– Да, – мы им нужны живыми, значит, нас с Германом убивать не будут.
Словно услышав мои слова, снаружи послышался крик, после чего голоса смолкли.
– Макс Са, – послышалось снаружи, – ваши люди убиты, выходите, мы не причиним вам вреда. – Со стороны моря все еще слышался шум, внушая надежду. Но с каждой секундой интенсивность боя снижалась.
– Это Паб, – прошептал Тиландер, – подонок, убью своими руками.
– Паб, чего ты хочешь? – крикнул я в ответ, надеясь выиграть время.
– Бер, слушай мой приказ: мы с Германом выскочим наружу, и я открою стрельбу из пистолета. Успею сделать три выстрела, перезарядится мне не дадут.
– Макс Са, вы будете жить, выходите, я не смогу долго удерживать воинов, – голос Паба звучал как-то жалобно.
– Паб, я должен подумать. И мне надо одеться, не выходить же мне голым.
Пользуясь минуткой, зашептал Беру:
– Как только мы выскочим, ты делаешь дыру в шкурах и уходишь с задней стороны хижины.
– Я не оставлю отца, – вскричал Бер!
– Оставишь! Иначе мы все умрем! Ты должен добраться до Макселя и привести помощь. Если ты не сделаешь этого, умрём мы все. Ты меня понял, Бер?! Это приказ, выполняй приказ, Бер!
– Дай мне умереть с тобой, – взмолился сын!
– Нет, Бер! Я хочу жить, и ты должен жить. Ты выполнишь приказ и освободишь нас.
– А если я не успею, если вас убьют? – слезы моего приемного сына капали мне на руки.
– Если нас убьют, разрешаю тебе мстить до тех пор, пока не насытишься местью.
Секунд на десять повисло молчание. Снаружи стали терять терпение, среди нестройного гула враждебных голосов меня дважды вызывал Паб.
– Я выполню приказ, отец! – хрипло выдавил Бер.
– Молодец сынок! Герман, ты готов?
– Да, Макс, зададим этим сукиным детям жару, – американец выхватил клинок из ножен.
– Бер, ты обязательно доберись до Макселя, беги, не оборачивайся, не вздумай нас спасать. Ты, готов, сын мой?
– Да, отец, – понурив голову Бер подошел к задней стороне хижины.
– Герман, вперед!
Откинув шкуру, прикрывавшую входа хижину, выскочил наружу и на секунду ослеп от света факелов. Не целясь, произвел три выстрела подряд в толпу дикарей. Сзади меня толкнул Тиландер с клинком наперевес выскакивая из хижины.
– Твою мать, – заорал я, кидаясь на дикарей и отчаянно размахивая катаной. Что-то ударило меня сбоку в голову, сбивая с ног. Потные вонючие тела навалились, не давая вздохнуть. Задыхаясь от смрада тел, услышал, как гулко и оглушительно прозвучал выстрел совсем рядом.
Я же расстрелял все три ствола, кто мог стрелять? – мелькнула последняя мысль, прежде чем потерял сознание.