Бог дал Моисею 10 заповедей. Поистине, краток этот закон, однако эти заповеди много говорят любому, кто умеет думать и кто ищет спасения души своей. Тот, кто поймёт сердцем этот главный Божий закон, сможет принять свою жизнь и правильно прожить её. А как иначе? Разве можно плавать на глубине, не научившись плавать на мелководье, или не заложив фундамент дома, возвести крышу.
Пятая заповедь гласит: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». Мудрые и правильные слова, которые большинство понимают лишь со временем, но видимо это тоже часть великого замысла…
Она родилась в 1934 году, в стране, которая теперь не существует. Это были тяжёлые, голодные годы, время, когда дети рано взрослели. В их семье было четверо детей: три сестры и брат. Мама между сестёр была средней, брат был последним и родился у бабушки поздно. Мой дядя был старше меня всего на два года, так мы и выросли с ним как братья.
Когда пришла война, маме было семь лет, «нежный» возраст по нынешним меркам, но как говорила её старшая сестра Валентина: «В войну мы выжили благодаря Маруське». В то время мама уже работала. Она каждый день ходила в магазин, где выдавались хлебные пайки. Я позволю себе небольшую историческую справку, чтобы было понятно, как важна была эта мамина работа, работа девочки, которой не было ещё и десяти лет.
Паёк – это количество хлеба, которое было положено каждому человеку. В начале войны паёк для рабочего составлял 800 грамм хлеба в день, а для иждивенца 400 грамм. Уже к концу ноября 1941 года он был урезан до 200 грамм для работающих и до 125 грамм для иждивенцев. Немыслимо, да?
Мама в этом магазине мыла полы и убиралась, а за это ей разрешали собрать крошки со стола. Крошки со стола были не мусором как сейчас, а пищей, возможно целым пайком или даже двумя; возможностью не умереть от истощения зимой, а дожить до лета, а там огород или дикие ягоды, которые тоже можно съесть.
Тётя Валя говорила, что мама никогда не ела эти крошки одна. Она приносила их домой и потом уже делили на всех. Однажды был страшный мороз, и мама сильно обморозила ноги, потому что одевались плохо. Домой она дошла, но тело от обморожения покрылось волдырями и сильно болело. На следующее утро она снова пошла на работу, превозмогая боль, потому что терять этот вид пропитания было нельзя. Вся семья понимала, что мама для них делает, и очень любила её.
После войны трудностей не стало меньше. Об учёбе в ВУЗе мечтать не приходилось, надо было на что-то жить. Так мама окончила только семь классов и ушла работать на ковровую фабрику, ткачихой, её приняли без специального образования, профессию она осваивала «на месте». За жизнь мама сменила много профессий: она работала почтальоном, ткачихой, парикмахером, токарем и кладовщиком. Недавно я обнаружил парикмахерскую, где мама работала, и где меня стригли. Она до сих пор существует! Я прослезился от нахлынувших воспоминаний.
Мама была очень красивой женщиной, об этом до сих пор вспоминают люди, знавшие её. Эта красота была для неё в какой-то степени наказанием из-за постоянной ревности отца. Тут как пример можно сказать, что он заставил её уволиться из парикмахерской из-за того, что к ней была постоянная очередь из мужчин на стрижку. Детей у неё было двое – я и моя сестра, которая была младше меня на три года. Мать нас очень любила, и никто не догадывался, что мы жили бедно. Она как-то умудрялась одевать нас красиво и стильно. Она же в основном занималась нашим воспитанием, заключавшимся в стоянии в углу и порке тряпичным ремнём от её пальто. Я не обижался на маму, я её всегда любил и люблю до сих пор. И наказывала она нас не со злобой, а для порядка. Отец был всегда противником физического наказания и при нем нас не пороли.
Мама работала на ковровой фабрике в женском коллективе, и я был всеобщим любимцем. Видимо, меня не с кем было оставлять дома, и мама брала меня с собой на работу. Я помогал ей ткать ковры: она давала мне завязывать узелки там, где был простой рисунок, попросту говоря – один цвет. Я этим очень гордился.
Ранее я уже упоминал, что мама любила делать перестановку, так вот хочу уточнить, что она всегда делала её сама, пока никого не было дома. Она не только придумывала, как переставить мебель, чтобы было удобно и красиво, но и двигала её сама, подложив под ножки мокрое полотенце.
Теперь с годами я могу точно сказать, что мама всю себя отдавала семье. Жила для нас: для меня, сестры и отца. Тогда это было основой женской жизни – всё ради семьи. Думаю, если бы время было другое, и она была более свободна в своих решениях и не так стеснена в средствах, то всё могло, сложится иначе, и мы не остались бы так рано без матери. Но, всё есть, как есть, и ничего уже не изменить.
Для себя я определил начало всех бед несчастным случаем, произошедшим с мамой, когда они с отцом поехали на мотоцикле на отдых. Они выехали за город, и получилось так, что отцу пришлось остановиться. Надвигалась буря с грозой и отец отправил маму на остановку неподалёку, а сам в это время согнал в кювет мотоцикл, чтобы его не сдуло с дороги. Там она и пыталась укрыться от непогоды вместе с другими людьми, когда налетел ветер и снёс остановку. Люди стояли, а она села на скамейку. Люди испугались и не сразу поняли, что мамы между ними нет. Её стали искать. Уже позже, может даже через час, догадались, что её могло снести вместе с остановкой. Так её и нашли еле живую, потерявшую много крови и сильно покалеченную. Её выбросило из остановки, и она накрыла ее, поэтому и не сразу была найдена. Потеря крови была очень большой, ей в больнице влили пять литров. Разрезали ногу, что бы найти вену.
Мама болела долго. Во-первых, у неё были сильные травмы: перелом основания черепа, перелом таза, сломанная ключица, один глаз покосился, ну а во вторых медицина тогда была не очень. Можно сказать, что выжила она за счёт ресурсов собственного организма. В больнице мама лежала долго и отец её не поддерживал. Он загулял, а «добрые» люди ей рассказали. Это пошатнуло её психическое здоровье, она стала нервной и очень неуравновешенной.
Когда мама вышла из больницы, я был так этому рад, что не заметил особых изменений в её внешности. Мне они были не важны, а она переживала, расстраивалась, что глаз покосился, что стала прихрамывать, да и отец не торопился её утешить. Потом ей стало казаться, что люди смотрят на неё как на ненормальную. Всё это вкупе с тем, что отец то уходил от нас, то возвращался, привело к тому, что её нервная система не выдержала, и она решилась на отчаянный шаг.
Утро 26 октября было недобрым. Проснувшись, я просто лежал с открытыми глазами, мне было некуда спешить из-за сломанной ноги. И тут из спальни выбежала мама с криком: «Я отравилась!». Я соскочил с кровати, настолько быстро, насколько мне позволял гипс, и переспросил её, отказываясь верить услышанному. «Что случилось?». Превозмогая боль, она сказала, что выпила уксус. Я, не веря своим ушам, поскакал на костылях в спальню и увидел пустой флакон от уксусной эссенции. Меня как огнём обдало: неразбавленный уксус – сильнейший яд. Флакон пустой, стакан тоже пустой. Я зачерпнул ковшом воду из ванны и попросил её выпить, но мама отказалась.
Я стал её уговаривать, умолять, чтобы она выпила воду. Я знал, что если промыть желудок сразу, то есть шанс её спасти, но она отшвырнула ковш со словами: «Я не хочу жить!!!». Тогда я открыл форточку и стал звать отца, который в то время был около колонки, он пошёл за водой для стирки. Когда отец понял, что произошло, вскочил на мотоцикл и помчался за скорой помощью.
Пока отец ездил, к нам на крики прибежала соседка, и заставила мать выпить молока. Это было ошибкой. От уксуса молоко свернулось, и приехавшие врачи не смогли вставить шланг для промывания желудка. Маму увезли в больницу. Там она и умерла. Нам сказали, что её последними словами была просьба о спасении. Она сказала: «Спасите меня, у меня же дети!!»
В тот же день, узнав о случившемся, приехал мамин брат. Он прошёл в дом и сказал, что ждёт отца, лицо у него при этом стало недобрым. Дядька прошёл в комнату, и я увидел, как он прячет под мою подушку нож. Я сразу всё понял. Улучив момент, я перепрятал нож и стал ждать возвращения отца. Как только отец вернулся дядька кинулся за ножом, но не нашёл его, и пошёл в рукопашную. Завязалась драка. Отец, который был старше и слабее, почувствовал, что ему не справится и крикнул мне: «Зови соседей, отца убивают!». Я стал звать на помощь в форточку. Прибежали люди. Драку разняли.
В тот день я спас двух близких мне людей: отца и дядьку. Горжусь ли я этим? Нет. Я должен был их спасти: отца, потому, что он мой отец, а дядьку, потому что я понимал, что им движет, но как бы он не ненавидел моего отца, считая его виновным в смерти матери, права его убить он не имел.
Моя мама умерла молодой. Она сделала свой выбор, не мне её судить, я могу только хранить в своём сердце любовь к ней и благодарность за всё, что она сделала. А ещё в моем сердце навсегда поселилось раскаяние, за те резкие или беспечные слова, что я ей говорил и за которые не успел попросить прощения.
Особенно горько мне за ссору, которая произошла накануне её смерти, вечером. Я подрабатывал тем, что ловил рыбу и продавал её. Иногда, я одалживал маме деньги. В тот вечер, я в очередной раз потребовал, чтобы она отдала мне долг. Мама сказала, что ничего мне не должна, и что деньги потрачены на семью. Я вспылил, прямо взорвался, до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Столько гнева, столько злости вылилось из меня в тот короткий миг. Я выкрикнул: «Да подавись ты этими деньгами».
Я не знаю, как передать то сожаление и стыд, который я испытываю каждый раз, когда вспоминаю об этом, но сказанного не воротишь. Повисла гробовая тишина. В тот вечер мы больше не разговаривали. Ночью я долго каялся и стыдил себя, хотел подойти и извинится. Но не знал с чего начать, в итоге я решил извиниться утром. Извиниться я не успел. Мамы не стало.
Я живу с этими не состоявшимися извинениями уже сорок лет. Мне очень жаль, что нельзя вернуться в тот вечер и не ссорится с мамой совсем. Но, к сожалению, это не возможно. Мои сказанные в пылу ссоры и по глупости слова моментально материализовались. Да, меня мучает мысль, что чаша маминого терпения переполнилась в тот вечер и именно из-за меня.
Раньше по православному обычаю, прощаться с ушедшими из жизни, было принято дома. Я с детства боялся покойников, но думал, что маму бояться не буду, ведь она моя мама. Всё вышло по-другому. Мне, было очень страшно, находится с ней, мертвой, в одном доме. На кладбище я тоже не хотел ехать, но в итоге поехал. Единственное что я помню из всего этого – это духовой оркестр, который играет похоронный марш на кладбище и то, что я плакал не переставая. Ощущение отсутствия мамы пришло не сразу – с годами. Рано она ушла. У внуков никогда не было бабушки по нашей линии, у моей жены не было свекрови.
Хочу пожелать каждому читающему эту книгу – идите по жизни с миром! Лучше вовремя замолчать, не сказав чего-то, чем потом всю жизнь мучиться или без конца извиняться. Я – мучаюсь, и прошу прощения у своей мамы через Бога. Теперь это всё, что я могу для неё сделать.
С отцом нас связывали не простые, но очень крепкие отношения. Бывало по-разному, но я всегда продолжал его чувствовать именно как отца, как пример. Да, я не согласен с некоторыми его поступками, есть пара моментов, которые я никогда не приму, но в целом он навсегда останется со мной, потому что я его плоть и кровь.
Рассказывая в этой книге о своей жизни и жизни моих родителей, я предельно откровенен, потому что хочу дать пищу для ума читающего, возможно, предостеречь от каких-то ошибок, в общем, принести пользу.
Мой отец, так же как и мать, родился в простой «рабоче-крестьянской» семье. Детей было семеро, но до подросткового возраста дожило шестеро. С отцом он прожил в семье до двенадцати лет, потом была война, потом развод родителей, а потом отчим и брат от него. При этом братья всегда заботились друг о друге и различий по отцам не делали.
Про своё детство отец рассказывал много. Это были истории о нём и его братьях, а так же о том, как тяжело им приходилось, и как они голодали. Так однажды его сродный брат, будучи мальчишкой сообразительным, сколотил ватагу из нескольких пацанов, человек семь или восемь, они скинулись поровну деньгами, чтобы купить пельменей и набрали всего двадцать восемь копеек. Двадцать восемь копеек – цена одной порции пельменей, но когда они шли в пельменную, то не знали об этом. Каждый хотел покушать вкусных пельменей. Брат отца зашёл внутрь и подал деньги, через какое-то время вынесли пельмени. Оказалось, что в одной порции – восемь штук, получалось, что на каждого голодного сорванца приходилось по одному пельменю. И не наесться и не попробовать толком.
Дерзкое решение проблемы подсказал голод. Брат отца снял шапку, вывалил туда пельмени и бросился бежать от своих товарищей. Улепётывая от погони, он запихивал пельмени в рот и на ходу съедал, а когда проглотил последний, остановился и объявил: «Пельменей нету!» Досталось ему тут, конечно, мама не горюй. Зато наелся.
Не знаю, отдавал он потом пацанам долг или нет, но вот так у него получилось разжиться пельмешками. На что только ни пойдёшь, когда есть нечего, а жить-то охота. Свой урок из той ситуации он, конечно, извлёк. Дядька здорово помог мне с жильём и работой в годы моего студенчества.
Когда отец повзрослел. То пошёл в армию. Сейчас служба в армии рассматривается как какое-то наказание или потеря времени, хотя, по-моему, это не так. В то время это было реальной возможностью быть сытым и одетым. Так мой отец ушёл в армию и его направили в Польшу.
Прежде чем продолжить свой рассказ, я хочу сделать небольшое отступление. Мой отец учился в вечерней школе, высшее образование он не получил, но при этом был крайне начитанным человеком. Читал он много, при каждой удобной возможности, в основном классическую литературу и был очень грамотным. У меня есть догадка, что чтение под одеялом с фонариком повлияло на его зрение в худшую сторону, но это только мои мысли. Мне очень нравилось в детстве, что папа знал ответ на любой вопрос. К своему стыду признаю, что я сейчас своим детям не все могу объяснить и порой, когда спрашивают что-то, мне неизвестное, теряюсь. Приятным бонусом отцовской начитанности было то, что на отдыхе при знакомстве с девушками он легко сходил за инженера или технолога, про то, что он работает токарем, отец скромно умалчивал.
В Польше отец был простым рядовым и служил как все до того момента, пока его не попросили написать или рапорт, или письмо. Тут то и выяснилось, что у него отличный почерк и безошибочное письмо. Ценные качества с учётом отсутствия компьютера, который может исправить ошибки или напечатать разборчивый текст. Его перевели в писари. Место хорошее, сытное. Служба идёт без лишних движений, но отец заскучал. Вот, что он рассказывал об этом: «Сидишь и пишешь, пишешь, пишешь. Уже даже и зажирел от такой службы, и надоела она – приехал-то сюда ради того, чтобы физически совершенствоваться». Несмотря на несколько поданных рапортов о возвращении в роту, его не переводили, потому что считали хорошим специалистом, и тогда он специально стал допускать ошибки. После нескольких таких огрехов его, конечно, перевели назад в роту. Снова став простым солдатом, он стал активно заниматься спортом. Потом ему поручили работу в солдатской лавке – это было замечательно: у него всегда были деньги, и он часто ходил в увольнения. В общем, жилось ему безбедно, и служба текла нормально. Всего он отслужил около четырёх лет.
Во время службы отец отправлял домой посылки, чтобы поддержать мать и младших братьев, которые голодали. Фактически на него как на самого старшего из братьев легли обязанности главы семьи. Работа в лавке давала ему возможность приобретать отрезы ткани, консервы, продукты. Ближе к концу службы отец отправил ещё несколько особых посылок и в письме матери просил её не продавать то, что находилось внутри, надеясь по возвращении все продать и купить одежды. Наконец его демобилизовали. В поезде, по дороге домой, он решил перекусить и заметил, какими голодными глазами смотрят на него попутчики, то ли цыгане, то ли молдаване. Тогда он решил отдать им свой кусок сала. Поел сам, а остаток отдал, они, конечно, были очень рады и от души его благодарили. Ведь больше килограмма было. А дома оказалось, что последних посылок уже нет, все было съедено или продано, не осталось вообще ничего – царил жуткий голод. И не столько было отцу жалко посылок, сколько легкомысленно отданного сала. Смотря в голодные глаза братьев, он сожалел: «Вот бы им сейчас этого сала».
Голод и нужда – вот два главных лейтмотива детства моего отца и моего собственного. Эти отвратительные чувства мешали наслаждаться прекрасной порой юности, они же наложили отпечаток на характер, сделав его твёрже и не сговорчивее. Хотя если всё сложить, то получится, что они же заставляли искать пути решения, выхода из этой ситуации – закладывали основы предпринимательства и справедливости по отношению к окружающим, к тем, кто тоже страдает.
Однажды отец рассказал мне поучительную историю о честности. Как-то раз он пошёл с ребятами на рыбалку, но рыбы поймали немного, и ухи они наварили с гулькин нос. Все ели из одного котелка, а один парень, видя, что ему этим не наесться, взял и плюнул в общий котелок. Все, естественно, тут же от еды отказались, и тот все доел. А по дороге домой приятели в отместку сбросили его с высокого моста в воду. Позже у этого мужика родился такой же никудышный сын, не гнушавшийся воровством и поборами, говорят и убили его потом за это. Этот случай показывает: все формируется в детстве, родители, подающие дурной пример своим детям, обрекают своих чад на худшую жизнь.
Был ещё один случай. Поехали отец с другом на рыбалку, а отлов рыбы тогда был под запретом, но на это не смотрели, так как умирать с голоду никто не хотел. Наловили они рыбы, и улов оказался настолько большим, что люлька мотоцикла просела под тяжестью груза. Возвращались домой уже под утро, в четыре часа, было темно – хоть глаз выколи, а фара дорогу не освещала, так как сместилась вследствие перегруза. Дорога была плохая, да ещё и ремонтники, как водится у нас, оставили на дороге яму без ограждения, и отец с товарищем из-за этого слетели в канаву. Отделались лёгким испугом, и тяжёлым трудом: пока вытащили на дорогу мотоцикл, пока собирали разбросанную рыбу, пока всё закрыли – устали, да и светать начало. Приехали они уже по свету, рисковали сильно, но надо было кормить семью, поэтому оно того стоило.
Их обоих одолела жажда. Отец сказал приятелю, что у него была бутылка сухого вина, он её распечатал и предложил другу отпить первому. Тот сразу почти все выпил, оставив на донышке грамм пятьдесят, и отцу ничего не оставалось, как молча допить. В первую очередь отец подумал о друге, а тот о нем не думал, так часто бывает. И мне он рассказывал эту историю, видимо, для того, чтобы я так не поступил. Я не осуждаю того человека, людям свойственно ошибаться, надо только учитывать свои промахи и стремиться их не повторять.
Отец воспитывал меня не только поучительными историями, но и делом. Он приучал меня к труду и заложил во мне основы предпринимательства. Так он учил меня зарабатывать на том, что ему нравилось больше всего – охоте и рыбалке. Обращаться с деньгами так же научил меня отец.
Одним из наиболее ярких впечатлений моего детства были поездки на природу. Отец баловал нас, как мог и одной из таких радостей были поездки на Ченчерь. Ченчерь – это старица в сорока пяти километров от нашего города. В то время поездки за рубеж были не возможны, а привилегированные члены общества выбирались семьями на Черноморское побережье. Мы такую поездку себе позволить не могли.
Хотя я хочу сказать, что отец, не сидел, сложа руки. Он работал на заводе и в свободное время занимался охотой и рыбалкой. Это приносило ощутимый доход. Но достаточного количества денег всё равно не было. Я хорошо помню, как мы ходили смотреть телевизор к соседям. Позже мы брали телевизор, холодильник и пылесос в прокат. Это всё было роскошью. Не каждая семья могла похвастать этими, сейчас, казалось бы, совсем обыденными вещами. У нас был мотоцикл с боковым прицепом, прицеп для лодки и палатки для проживания на природе. О котелках, топорах и удочках я не говорю, всё это было. Отец всё загружал в имеющийся подвижной состав. Мы с сестрой садились в боковой прицеп. Нас накрывали лодкой. И была инструкция: если остановят блюстители порядка накрыться с головой и молчать. Папа и мама сидели на самом мотоцикле. И вот так, со скоростью сорок, сорок пять километров в час мы двигались к месту отдыха. Иногда отец делал два рейса, это когда мы подросли и у нас появились собаки.
Я вспоминаю это как великолепное время. Мы приезжали на место и разбивали лагерь. Отец рыл яму, которая была у нас вместо холодильника, ставил палатку для нас и шалаш для собак. Делал мостки, для выхода на чистую воду и для рыбалки на удочку. Мама брала постельное бельё, подушки и одеяла. Кровать делали из соломы или сена. Впоследствии брали с собой пуховые перины. Основательно обустраивали свой быт, так как жили мы там по недели, а то и по две.
Дел у нас хватало: мы собирали ягоды, хворост для костра, рыбачили и просто отдыхали. Да, рыбачили мы много, и рыба у нас была разная. Особенно мы любили линей, очень жирная и вкусная рыба. Отец делал рези, это такие проходы в водорослях, рядом с берегом. В них мы ставили короткие сети. Лини не выходили на открытую воду, а передвигались в водорослях. В эти сети много ловилось рыбы. На удочку мы ловили чебаков, за час можно было целое ведро надёргать. Вода в этой старице была чистейшая. В глубину метра два были видны водоросли и плавающие рыбы.
Каждый вечер мы ездили в деревню пить парное молоко, а ночью слушали пение соловья, который жил недалеко от нашего лагеря. Было очень хорошо сидеть вечером у костра, хотя иногда комары и оводы сильно кусались. Мы мазались мазью от комаров, и было терпимо. Я всегда удивлялся, что папа может терпеть укусы. Он говорил, стоит один раз перетерпеть и потом не больно, а потом они и не кусают. Я помню, как на нем сидели комары, красные от выпитой крови, а он не реагировал. Я так не мог.
Эти поездки были волшебным временем. Когда мы уезжали, я всегда собирал вещи с неохотой и огромным желанием вернуться сюда снова.
После смерти матери, отец женился ещё раз, позже развёлся и до самого конца жил один, однако женским вниманием обделён не был. Чем старше он становился, тем моложе были его любовницы. Некоторых людей, в том числе и меня, это наводило на мысль о том, что отец им приплачивает. Я как то не выдержал и спросил его об этом напрямую. Он ответил: «Женщины любят ушами, это мы, мужчины, глазами. Банан, шоколадка, доброе слово – больше ничего и не надо. А молодёжь напьётся пива – и герои». Вот такие дела, которые имели для него фатальные последствия. Молодые любовницы навели на мысль о деньгах не только меня. Нашлись люди, которые посчитали, что отец хранит крупные суммы дома, чтобы они всегда были под рукой на случай «побаловать» любовницу.
4 августа 2000 года мне позвонили и попросили приехать на квартиру отца, так как был найден мёртвым. Приехав, я увидел отца лежащим лицом вниз на стуле – он действительно был мёртв. Позже выяснилось, что его хотели ограбить и на эти деньги создать вооружённую банду и заниматься вымогательством на дорогах. В то время этот «бизнес» у нас процветал. Денег дома не нашли, так как он хранил их в банке. Стали пытать. Душили в надежде, что отец испугается и выдаст, где прячет накопленное. Видимо не рассчитали силы – убили. Взяли что могли – две тысячи рублей. Убийц было трое, но привлечь к ответственности удалось только одного.
Хорошо помню, что не держал обиды на душегубов. Будучи уже тогда верующим, я все отдал на волю Бога. Суд приговорил того человека к восемнадцати годам строгого режима, он отсидел всего четыре и умер от туберкулёза. Никакой радости или удовлетворения по этому поводу я не испытал.
Как бы то ни было, но отец ценой собственной жизни способствовал предотвращению преступных замыслов. И это было не последнее его доброе дело, совершенное посмертно.
Я попросил патологоанатомов дать заключение, сколько же отец мог еще прожить. Я должен был знать, сколько лет жизни у него отобрали. Почему я уверен в том, что отобрали? Да потому что он всю жизнь поддерживал хорошую физическую форму, не курил, выпивал очень редко и всегда не больше рюмки, а с годами совсем отказался от алкоголя. Помню, как он говорил, что самый сильный кайф только от первой рюмки, остальное – пьянство. Жаль, что я его не сразу услышал и понял.
Отец занимался траволечением: сам собирал травы, делал настойки, заваривал чаи. Много говорил об этом. Мы его не понимали и частенько подшучивали на эту тему, а по факту оказалось, что он был прав. Так патологоанатом сообщил мне, что, не смотря на два перенесённых инфаркта (о которых никто, включая отца, не подозревал), он мог прожить ещё лет десять. Я спросил об остальных органах, и мне ответили: «Мы и у молодых таких не видели, глядя изнутри, вашему отцу не дашь больше тридцати лет». Ему шёл семьдесят второй год. И тогда я стал вспоминать уговоры отца пить травы, пользоваться пищевыми добавками. Выходит, ценой своей смерти он подтолкнул меня к здоровью.
Всё произошедшее натолкнуло меня на размышления о причине инфарктов отца. Конечно, могло быть всякое, но мне почему-то припомнилось, как мы дважды не общались с отцом по году. Инициатором был я. Всё это шло от моих обид и переживаний: я обвинял отца в недостаточной финансовой и моральной поддержке. Как пример мне вспомнилось, что я не раз сталкивался с тем, что приходил к нему с просьбой выточить нужные мне детали, а он задерживал изготовление на неделю или две. Я психовал, потому что считал, что должен быть для отца в приоритете. Я бы и не соотнёс его инфаркты с нашими ссорами, если бы у меня сейчас не было схожих проблем. Только теперь участники конфликта я и мои дети и уже мне приходится искать пути решения. Как говорится: «За все наши горести, беды и муки нашим детям отомстят наши внуки». И я только сейчас прошу прощения у отца через Бога. А недавно сын Максим, после моего рассказа о дыхательных упражнениях сказал: «Ты мне напоминаешь деда Юру». На что я ему ответил: «И ты такой же будешь». Мы оба засмеялись. Сейчас по вечерам стали ходить гулять, я, Максим и Женя. По целому часу!!!
Самое главное то, что мне и сейчас не хватает родителей, хотя я состоялся и у меня все хорошо. Проблемы есть у всех, и только родители всегда любят нас, но мы этого порой не замечаем. Любовь ведь – в нужном слове, в своевременном совете. Отец давал мне такие советы, которые всегда помогали, многие я не сразу понимал, а много позже, вот как сейчас – только после его смерти и то не сразу. Я очень хорошо помню, как мой отец брал моих детей, своих внуков, возил их в лес, там они отдыхали, ловили сусликов. Дети до сих пор это помнят и с благодарностью вспоминают о дедушке.
Вот такими были мои мать и отец, но мой рассказ не был бы полным без воспоминаний моей сестры и я приведу их ниже. Её текст изложен без редактуры и дополнений, для того чтобы картина была полной.
Итак, жили-были мама, папа и двое детей – мой брат и я, маленькая девочка, младше брата на три с половиной года. Сколько себя помню, я всегда была «живчиком», любила играть с мальчишками в подвижные игры, строить запруды весной, зимой прыгать с заборов в сугробы, ну а лазать по деревьям – так это вообще ежедневное занятие, из-за которого мамы все время говорила: «Это не Лена, а сто рублей убытка». Мои одежда и обувь на мне просто «горели». Стригли меня «под мальчика», и потому незнакомые мальчишки иногда звали меня «эй, пацан!». Но я не обижалась, не придавала этому значения – я просто жила.
Понимаю сейчас, что была неудобным ребёнком, – чересчур озорной, неуёмной, причиняющей много хлопот, короче – слишком живой. Меня наказывали ремнём, и, поверьте, это было больно, а если незаслуженно, то ещё больнее. Помню, как пошла в первый класс и училась писать цифры и буквы: они никак не выходили, как нужно, и меня били снова и снова. Родители!!! Ребёнок иногда совершенно не понимает, за что его наказывают, он видит ситуацию совершенно по-другому. Огромная благодарность от меня брату за то, что он вовремя сдерживал гнев и раздражение мамы и помогал мне с уроками. Я не осуждаю маму совсем категорично, наверное, ей было со мной непросто, да и жизнь её лёгкой не назовёшь. Естественно, я её очень люблю и благодарна за те уроки, которые она мне дала.
Мамы не стало, когда мне было двенадцать. Мы остались с папой, но, как бы ни было ему тяжело, он не сдал нас ни в интернат, ни в детдом. С папой я проводила много времени, очень любила помогать чинить наш мотоцикл, подавая разные ключи и отвёртки. Ещё мне нравилось зимой заряжать патроны для ружья (отец ходил на охоту и рыбалку), взвешивать дробь, отмерять порох – это было целое священнодействие… Папа и нас с братом часто брал с собой в лес. Он знал наизусть множество стихов, особенно Есенина, прекрасно пел, прививал нам любовь к классической музыке, в доме было много пластинок. Не поверите: мой папа работал токарем, но каким токарем! Он единственный на заводе имел личное клеймо, его даже ОТК не проверяло!!!
Папа нас с братом не ударил ни разу в жизни и даже не повысил голоса – у него были свои методы воспитания. Он просто спокойно и доходчиво объяснял, почему нужно сделать именно так, а не иначе, и именно сейчас, а не потом. Однажды я должна была выполнить работу по дому, но не сделала. Когда папа пришёл домой, он, конечно, увидел все это, но не сказал ничего, я легла спать. А ночью он разбудил меня и сказал (спокойно!), что нужно все-таки все выполнить. И знаете ли, ребята, я на всю жизнь научилась выполнять все вовремя. Когда я уже была взрослой, папа часто вспоминал: «А помнишь, как ты прибегала ко мне в гараж и просила: "Папа, давай обнимемся!"?» И я неизменно отвечала: «Конечно, помню!»
Родителей уже давно нет на свете, но они всегда в моем сердце, я их очень люблю, каждого по-своему, каждый дал мне для моего опыта то, что мог дать. Результат – с моими детьми у меня очень доверительные отношения. Старшему тридцать лет, младшему двадцать один, но мы свободно говорим с ними на разные темы (ну самые разные!). Иногда мои дети меня воспитывают, за что я им очень благодарна: мы пришли в этот мир учиться друг у друга, и никто из нас не выше и не ниже – мы учителя и ученики в зависимости от ситуации.
Будьте счастливы и внимательны друг к другу!
У меня было две бабушки, два дедушки и ещё много-много родственников. Как в любой большой семье родни много, но общался я не со всеми, кого-то вообще пару раз в жизни только встречал. Но, как бы то ни было, каждый из этих людей создавал или вернее дополнял историю моей семьи.
В этой главе я расскажу о родителях моего отца – бабе Тане и деде Васе. Как я уже говорил, первые годы детства моя семья жила в подвальных помещениях. Сначала в одном, потом в другом. Второй подвал находился в доме, где на первом этаже жила баба Таня, мать моего отца. Она жила в комнате разделённой деревянной перегородкой. Вместе с ней жили двое или трое братьев моего отца, которые в то время были ещё подростками. Они по очереди водились со мной. Один из них, дядя Альберт, стал моим наставником на всю жизнь. Сколько себя помню, он всегда помогал мне советом или участием – был одним из тех, кто сформировал меня, как личность.
Я запомнил бабушку, как эмоциональную, задумчивую и чувствительную женщину, а ещё я помню, что, не смотря на возраст, её лицо хранило следы былой красоты. Она скучала по тому времени, когда была моложе и привлекательней. Иногда она подходила к зеркалу, брала себя за щёки и натягивала кожу так, чтобы разглаживались морщины, приговаривая при этом: «Пристегнуть бы булавочкой. Как бы было хорошо!». Мечта была хорошей, но, к сожалению, для неё не доступной, ни по возможностям отечественных клиник, ни по деньгам.
Бабушка любила ходить в кино, если быть более точным, то она ходила в кИна, при произношении она делала ударение на первом слоге. В своём загадочном кИна она проживала фильм за фильмом, как жизнь за жизнью, влюбляясь в актёров и оставаясь под впечатлением от увиденного ещё долго. Не менее сильно на бабушку действовали театральные постановки, которые передавали по радио пару раз в неделю. По-моему, она не пропустила ни одной и обожала их не меньше, чем просмотр фильмов.
Каждый раз, когда была постановка, она выходила во двор и звала меня. Потом мы поднимались к ней и усаживались за небольшим деревянным столом, покрытым скатертью с кистями. У бабушки была вязаная шапочка, и она одевала её потому, что постоянно мёрзла, даже летом. У шапочки были привязаны уши, и когда она садилась слушать, то поднимала одно ухо, чтобы ничего не пропустить.
Слушая радио-спектакли, она всегда очень эмоционально сопереживала героям. Она всплёскивала руками от избытка эмоции, менялась в лице при повороте сюжета, проживала, то, что слушала, как будто это происходило на самом деле, и неважно слушали мы спектакль в первый раз или во второй. Я переживал вместе с бабушкой, а точнее за бабушку. Мне было её жалко, и я успокаивал её, говорил, что это только спектакль и там играют актёры.
Когда бабушка ходила в кино, то шла всегда по солнечной стороне улицы. Одевалась она для этого похода празднично: юбка в пол, жакетка и пуховая шаль с длинными кистями. Переходя улицу, она никогда не смотрела по сторонам, объясняя это тем, что хороший шофёр всегда затормозит, а если я спрашивал о том, что делать, если попадётся плохой шофёр, то она молчала, как будто уже не слышала моего вопроса. Думаю, ей повезло, что в то время движение машин не было таким интенсивным, как сейчас. По нашей улице в основном ходили полуторки с деревянными кабинами, да редко попадались легковушки, собственная машина в то время была недоступной большинству роскошью.
У нас с бабушкой было ещё одно занятие – мы писали письма её сёстрам. Всего их в семье было четыре, она была старшей. Кроме возраста и внешности, она выделялась статью и каким-то внутренним аристократизмом, видимо сказывались дворянские корни.
Грамоту бабушка знала и писала хорошо, но обычно письма за неё писал я. Мне она это преподносила, как заботу о повышении моей грамотности и улучшения почерка. И я писал. Писал старательно, чтобы бабушка меня похвалила. Потом, чтобы скрыть свой корявый почерк, я брал цветные карандаши и обводил все буквы снизу и сверху. Бабушке это нравилось.
Обычно я писал под диктовку и однажды произошёл забавный случай. Бабушка диктует мне: «Были мы в лесу. А там ягод и грибов было ой-ёй-ёй-ёй-ёй-ёй сколько…». Говорит это и никак не может остановиться, при этом очень эмоционально жестикулирует. Я решил подшутить над бабушкой и сделал вид, что пишу всё, как она диктует. Моя бабуля закончила причитать, посмотрела на меня, а я что-то выцарапываю на листочке, да усердно так, только что язык не высунул. Тут она испугалась и вскрикнула, что не надо это писать. Я ответил, что раз она диктует, то я пишу. Вот она расстроилась! Думала, что придётся всё письмо переписывать. Тогда это была проблема – переписать документ, если что-то не так, нужно было делать всё сначала. Теперь, когда текст набирается на компьютере, всё намного проще: без труда можно переставить местами абзацы, поменять слово в тексте или название главы.
И ещё один штрих к портрету бабушки – она пекла очень вкусные пирожки и торты. Пирожки она обычно пекла трёх видов: с картошкой, капустой и свёклой. После того, как всё было готово, она звала меня, ставила на стол три тарелки и спрашивала, какие пирожки я буду. Я всегда выбирал с картошкой, уж очень они мне нравились. Что касается тортов – то её фирменным был торт со сгущёнкой. В детстве мне казалось, что ничего вкуснее я никогда не ел и уже не попробую. Этот чудо-торт пёкся на каждое знаковое мероприятие – день рождение, новый год или другой большой праздник. Последний торт, который она испекла, был на её день рождения, и на нём была надпись «60 лет».
Во времена моего детства холодильников не было – удивительный факт для современного человека. Так вот вместо холодильника бабушка использовала сундук. Это был большой деревянный сундук с тяжёлой крышкой, в нём она и хранила продукты, в том числе и буженину, которая лежала в самом дальнем углу. Бабушка частенько заводила меня к себе, доставала буженину, отрезала кусочек и с хлебом давала мне. А ещё я в этом сундуке любил прятаться, когда мы играли в прятки с моими дядьками. Спрячусь и сижу тихо-тихо. А вокруг запахи всякие вкусные. Меня ищут по всему дому: заглядывают за дверь, смотрят за шторкой, под кровать, а потом открывают сундук, смотрят мне в глаза и отворачиваются со словами, что меня здесь нет. Я сначала радуюсь, что меня всё-таки не заметили, а потом страх – вдруг я тут до конца жизни сидеть буду? Потом, когда выбирался из сундука, мне говорили, что не смогли меня найти – так я хорошо спрятался.
Бабушка жила, как и мы трудно, что сильно отразилось на её характере. С возрастом желание экономить переросло в скупость, но винить её за это я не могу. Семеро детей, две пережитых войны, раскулачивание и развод с мужем, не сломали её. Для своих детей и внуков она сделала всё что могла, жаль только, что возможностей в то время было не много. Помню, она всё время экономила электроэнергию. Бабушка покупала лампочки на 15 ватт (где только она их брала) и приделывала к ним в качестве люстры отражатель от автомобильных фар: так тусклый свет становился чуть ярче. Такая лампочка висела только на кухне, в комнате не было даже этого. Когда я спросил ее, почему в комнате нет света, она ответила, что всё что можно сделать в комнате, надо делать днём. В связи с этим её очень расстраивало, что студентки, которых она пускала на квартиру, чтобы подзаработать, учили по вечерам и жгли драгоценное электричество.
Как бы баба Таня не экономила, у неё всегда находились для меня конфеты или сухофрукты. Однажды она даже выкроила денег, чтобы сшить мне пальто – это было очень дорого для неё, но она это сделала. Как сейчас помню: драп был коричневого цвета, очень толстый, почти не гнущийся и пальто получилось очень тяжёлым. Мы его еле свернули, когда забирали от швеи. Я не помню, носил ли я его, но сохранилось несколько фотографий, на которых я позирую именно в нём. Так она обо мне заботилась, а я в свою очередь ходил для неё за продуктами или помогал в огороде. Пальто шилось из старого дедова пальто. Просто уменьшили размер.
Как-то вечером я гостил у бабушки, и она рассказала мне о своей маме, моей прабабушке. Прабабушка служила у князя Козицина гувернанткой. Она была молода и красива, и князь сделал её своей любовницей. Тогда я был мал и естественно не мог спросить бабушку о многом, да и не додумался бы, так что мой рассказ будет состоять только из известных мне фактов, а факты таковы: 1) князь дал ребёнку свою фамилию, а это значило очень много в те времена. Кто не верит, откройте учебник истории или возьмите книгу «Каменный пояс»; 2) он назначил ей содержание, чтобы она могла достойно воспитать их общего ребёнка; 3) выдал замуж, чтобы в прабабушку не тыкали пальцем. По меркам своего времени князь поступил с прабабушкой благородно, а что не женился, так не мог, потому, что уже был женат.
Я никогда не видел князя, а вот плотника Степана, мужчину за которого выдали мою прабабку я лицезрел. Мне было лет пять, когда отец решил свозить меня на свою родину в Кемеровскую область, село Красное. В памяти от этой поездки остались речушки, грязные от угля, да парк города Прокопьевска. В парке была установлена многоуровневая вышка для ныряния. Можно было прыгнуть в воду с высоты первого, второго и третьего этажа. Отец прыгнул с каждого уровня. Помню, как он стоял на самом высоком мостике и долго прицеливался, чтобы нырнуть. Во время прыжков его фотографировал дядя Алик. В воду отец входил ровно, как настоящий спортсмен, да и вообще он очень хорошо нырял. Его любовь к экстремальным видам спорта передалась и мне – в сорок лет я первый раз прыгнул с парашютом!
Что касается прадеда, то когда мы у него гостили, ему было сто лет и он был женат в шестой раз на женщине, по возрасту годившейся ему во внучки. Сами понимаете – это был формальный брак. Он выглядел здоровым, только молчал и никого не узнавал, был совсем глухим. Женщина, с которой он жил, ухаживала за ним, и у неё был свой угол, а после смерти, видимо, все перешло ей. Через два года после нашей поездки мне сказали, что он умер.
В семье говорили, что прадед не принял социализма. У него всю жизнь была своя столярка, и даже при советской власти он умудрился работать только на себя, ни дня на государство.
Рассказала мне бабушка эту историю, а потом спохватилась и велела не болтать. После революции любая связь с дворянским сословием осуждалась и преследовалась, можно было и в тюрьму угодить.
Сейчас, уже, будучи старше, я поймал себя на мысли, что хорошо знать, кем были твои предки и чем они занимались. Например, у меня в семье много алкоголиков и я не избежал этой пагубной привычки, но победил её. А моё предпринимательство? Может это наследственное, то, что досталось мне от князя? Как бы то ни было, но я полностью согласен с тем, что гены решают много, но зная историю своей семьи можно бороться с плохим и воспитывать в себе хорошее. Я уверен.
Баба Таня умерла в возрасте шестидесяти лет. К тому времени она выглядела, как древняя старуха и всегда куталась в свою пуховую шаль, потому, что мёрзла. Сказалась её тяжёлая жизнь и то, что она похоронила свою единственную дочь – Нину, которая умерла в три года. Девочка погибла, когда гостила у родителей бабы Тани и бабушка не поверила в её смерть. Мне страшно представить, что творилась в её душе, когда она заставила раскопать могилу и открыть гроб, чтобы убедится, что похоронили именно её ребёнка. Я не знаю, как она потом с этим жила… Она никому не рассказывала, всё держала в себе.
С сыновьями у бабушки отношения почему-то не сложились. Из шестерых нормальными были только двое, остальные гуляли и пили, как не в себя. Знаю, что бабушка просила у детей денег на еду, когда совсем ослабла и не могла больше работать, а пенсии совсем ни на что не хватало. Когда не дождалась- подала на детей на алименты…
Страшно, но факт – баба Таня родила семерых детей и заботилась обо всех, а когда пришло время, дети не смогли полноценно позаботиться о ней. Так и умерла бабушка без помощи и поддержки, скончалась от гриппа, потому, что за ней никто не ухаживал.
Я учился в школе, когда узнал о её смерти. К нам прибежал младший сын бабы Тани и сообщил обо всём. Он хоть и жил вместе с бабушкой, но внимания ей не уделял, потому, что пил сильно. Он работал на пивзаводе, и каждый день приходил домой пьяным.
Мы говорили с ней об Иисусе. Не помню, как зашёл разговор. Может мы услышали, что-то по радио, может я задал ей вопрос. Она мне сказала, что как в Бога она не верит, просто был такой умный человек. Вот всё, что я помню из этого разговора. Больше мы этой темы не касались. В то время не принято было заводить такие разговоры. У нас, на соседней улице, бабушка окрестила внука, а его мама работала в горкоме Комсомола. Помню была разносная статья в газете. Мама чуть не потеряла работу. Говорил отец Пимен: – «Не ходите в церковь, там будет антихрист». Попы были работниками КГБ, и всё действия сообщали по инстанциям. Нарушалась даже тайна исповеди.
Деда я не помню, да и знаю о нём мало. Хотя можно сказать, что «мы были знакомы» – есть фотография, где я сижу у него на руках и ещё фотография, где мама стоит у его гроба вместе со мной.
Отец говорил, что дедушка по профессии был землемером и дело своё знал хорошо, так и проработал до самой войны, а потом ушёл на фронт.
В сорок третьем году на него пришла похоронка. На тот момент бабушка воспитывала одна четверых детей. В наше время товарного изобилия, очень трудно представить, как можно из картофельной кожуры делать начинку для пирожков или, как из капустных очистков готовить суп. Сейчас это мусор, а в то время была полноценная еда, которую было не достать. Не удивительно, что в то тяжёлое время бабушка узнав, что муж погиб, приняла решение сойтись с другим мужчиной. В первую очередь это было продиктовано насущными потребностями. Так в сорок четвёртом году появился на свет мой пятый дядька, а в сорок пятом с войны вернулся мой «погибший в боях за Родину» дед.
Дед вернулся домой, а семьи нет, и никто его не ждёт, так они и развелись с бабушкой, он её не простил. Бог им судья. Не смотря на то, что один мой дядя был рожден не от деда, это не мешало моему отцу считать его братом, а мне его дядькой. Потом родился ещё один брат от деды Васи, но это не сохранило семью.
Деда Вася завёл новую семью, но видимо сильно переживал из-за развода с бабушкой, может и любил её до последнего, и как итог – начал пить. Пил часто, приходил домой «на бровях», и, в конце концов, его парализовало.
Дед умер рано, на фотографиях ему едва было пятьдесят лет, а он уже выглядел, как старик. Глядя сейчас на себя, а мне за шестьдесят, понимаю, что я так не выгляжу.
Совсем недавно я узнал некоторые подробности из биографии бабушки Тани и дедушки Василия.
Мне в Одноклассниках написала женщина по имени Татьяна Бусова (Медведева). Она сообщила, что приходится мне сродной сестра, дочь дяди Роберта, брата отца. Мы связались с ней по видео. Я ни как не ожидал увидеть точную копию моей бабушки Татьяны. Я был поражен сходством! Конечно, манера разговора была другая! Но выяснилось, что она тоже мерзлячка, как бабушка и любит сентиментальные фильмы. По рассказам сестры я понял, что бабушка приезжала к ним и рассказывала о себе некоторые шокирующие подробности. До этого мы не знали их. Выше я писал, что она была незаконно рожденная дочь князя Козицына, который её признал, дал ей титул и содержание. Бабушка 1909 года рождения. Мой папа родился в 1929 году, а до него была девочка Нина, которая умерла от болезни. Так вот когда пришли красные, всех Козицыных расстреляли, то есть князя и его семью. Потом вспомнили, что у князя есть ещё незаконно рожденная дочь и стали её искать. Её спрятала односельчанка у себя в подполье, дома прятать было опасно. Красноармейцы получили задание разыскать девушку, во что бы то ни стало. Пошли по дворам. Заходят в дом этой женщины, и одного красноармейца посылают проверить подполье. Он поднимается из подполья и говорит: «Там никого нет», а этой женщине на ухо говорит: «Вечером я приду». Приходит вечером, предлагает подняться красавице из подпола. Бабушка в молодости, да и всю жизнь была очень хороша собой. И предлагает или расстрел, или замуж за него. Этот красноармеец был мой дедушка Вася!
Во мне вспыхнул приступ ненависти к дедушке и огромная жалость к бабушке. Я долго не мог успокоиться и плакал! Потом стал размышлять. А ведь это был выход, остаться ей жить. Со временем ее происхождение все равно бы стало известно. А так дедушка увёз её в Кемеровскую область, сделал ей документы, пристроил в семью и они стали жить в браке. Она родила ему пятерых детей, до того как его призвали на войну. Вы уже знаете, что пришла похоронка, что бабушка сошлась с другим мужчиной, родился ещё один папин брат Владилен. После возвращения с фронта дедушки семья воссоединилась, родился мой младший дядя Леонид, он старше меня всего на десять лет. Про таких говорят, «послевоенный массовый тираж». Это про рожденных в 1946 году.
Но не было у княгини счастливой жизни, лишения всегда сказывались. Бабушка работала продавцом, ходила в другую деревню на работу. Однажды соседи заказали ей купить колбасу. Вышло три каральки, это такая своеобразная форма колбасы, типа Краковской или Польской. Идя домой с работы, она, проголодавшись, решила отломить половину каральки и съела. Хлеба не было, насыщение пришло не сразу. Она через некоторое время съела вторую половинку. Так незаметно колбаса таяла. Когда осталось половина каральки, бабушка съела и остальное. Наесться то она наелась, но желудок не сработал на такое большое количество мяса, вернее сработал отрицательно. Больше бабушка колбасу не ела никогда. Она также не ела и яйца. Однажды на спор, она выпила двадцать сырых яиц, решив насытиться без оплаты, а с ней просто сыграли злую шутку. Ей часто заказывали товар с доставкой домой. Получив заказ на шоколадные конфеты, она принесла их домой, и наказала детям не трогать! «Все конфеты посчитаны». Благополучно отдав их заказчику, видимо, предварительно посчитав. Заказ ей вернули обратно. Мой любимый дядя Алик, мой ментор по жизни, сделал просто, развернул все конфеты и откусил от каждой понемногу. Так могли поступать только очень голодные люди. Мы говорим, что живём плохо, вот они жили удручающе плохо. Да простят мне предки за такие подробности.
Мы часто просились к бабушке в гости – бабушке по матери. Сейчас сам став дедом, я понимаю, как же сильно я её любил. Мы с сестрой считали её самой лучшей бабушкой, потому, что она всё нам разрешала. Когда внуки, увидев меня на улице, летят ко мне со всех ног, я понимаю, что тоже очень дорог им. Эти маленькие хитрецы, говорят, что надо купить маме мороженное, надеясь, что и им перепадёт. Они шалят и балуются, а моё сердце замирает от счастья, когда я смотрю в их озорные глаза. Мы видимо были такие же. Бабушка нас тоже так баловала. Пенсия у неё была не большая, но она всегда находила резервы для наших покупок.
Мы гуляли, где хотели и сколько хотели, бабушка никогда нас не ограничивала. Зимой мы натягивали штаны на валенки и шли прыгать в заснеженные карьеры – это было безумно увлекательно и чуть-чуть страшно. Ощущение секундного парения при прыжке и вот ты уже погружаешься в колючий снег, чтобы обжечься его ледяным холодом и с радостными криками выбраться, и повторить свой прыжок. Снова и снова, пока заиндевелый, как снеговик, не ввалишься к бабушке в маленький натопленный домик, где можно отогреться и попить чая с вареньем.
Летом мы бегали на озеро и купались до посинения. Бывало, выйдешь из воды, побегаешь чуть-чуть по берегу, пока трусы не обсохнут и опять в воду. Так и купались, пока не наступал вечер. Домой мы шли не потому, что нас позвали или ограничили время наших забав, мы шли потому, что были голодные и потом, сидя у бабушки за столом и швыркая молоко из большой кружки, искали глазами чего бы ещё съесть.
От бабушки я взял очень много. Это и житейская мудрость, сосредоточенная в её присказках и поговорках, и забота, с которой она нас воспитывала и любовь, которую она нам дарила, не требуя ничего взамен. Поэтому и я сейчас, по примеру бабушки и отца, встречаюсь со своими внуками не только ради встреч. Мы активно общаемся, я делюсь с ними своим мировоззрением.
Общеизвестно мнение, что внуков любят больше, чем детей, и я это подтверждаю. Хотя, когда родилась первая внучка, я растерялся – уже дед! И только со временем пришло осознание, что я – дедушка. Это дар Божий, это ответственность. Мы должны привнести в жизнь своих любимых внуков что-то особенное, то, что родители – я повторюсь – дать не могут.
Бабушка одарила меня множеством пословиц и поговорок. Привила трудолюбие и работоспособность, воспитала доброту, умение прощать и смиряться, дала мудрость. Помогла мне осмыслить вопросы веры, она для меня – пример во многом. Мы часто проводили время у неё. На свою маленькую зарплату бабушка умудрялась нас кормить, покупать нам красивые костюмы, ботинки – всего и не перечислишь… Как сейчас помню: когда я вырос, она, провожая меня, «на дорожку» наливала мне бражки, я выпивал стаканчик и шёл домой. Знаю, это совсем неполезно, но было так приятно…
Бабушкина семья жила в селе и они считались зажиточными. Проблем у неё не было, но с приходом советской власти всех раскулачили и поровняли. Её родители имели свой верёвочный завод, бабушка говорила: «Мы работали весь световой день». То есть, конечно, зимой работали меньше, а летом больше. Ни одного наёмного работника у них не было, но они всё равно попали под раскулачивание.
Её дедушка, мой прапрадед, был священником. Несмотря на ответственную работу, чувства юмора не терял. Бывало, выйдет на Рождество прогуляться по селу да посмотреть, чем заняты прихожане в светлый праздник, так и не упустит возможности подшутить над молодыми девушками, гадающими на суженного. Был такой способ гадания, когда за ворота кидали валенок, а потом смотрели, в какую сторону указывает носок, оттуда и надо было ждать жениха. Так вот прадед, видя такую забаву, не упускал возможности в ней поучаствовать – собирал валенки, да прятал их.
Он же говорил своей семье, что будет время, когда брат на брата пойдёт, отец на сына, церкви закроют, потом откроют, но ходить туда не надо будет, там антихрист будет и добавлял, что вся земля будет окутана паутиной. Бабушке эти слова врезались в память, и она рассказала об этом мне, когда я ещё был ребёнком. И действительно, во время Гражданской войны брат шёл на брата, отец – на сына, церкви закрывали, потом открыли, но сами знаете, что с ними стало. Она до конца жизни, задавалась вопросом: про какую паутину, которая охватит всю землю, говорил дед? Позже, когда начали проводить электрические провода, она решила, что пророчество сбылось. Но бабушка умерла, не застав интернета, а я догадался, что дедушка её не про электричество говорил, а именно про Интернет. Вот только как он это узнал?
Бабушкина жизнь была наполнена тяготами и лишениями и её вера покачнулась. Был момент, когда она перестала верить в Бога. Она стала атеисткой и чтобы доказать нам, а может и себе самой, что её выбор правильный, могла плюнуть в потолок и сказать: «Ну, где же ваш Бог, почему он меня не наказывает?» Да, так было.
Что я могу сказать? Все мы ошибаемся и у каждого свой путь исправления своих ошибок. Кто-то идёт по нему, а кто-то отступает. Со временем бабушка снова поверила. Я не могу сказать, что точно стало причиной: может её выздоровление, после операции на желудке (у неё был обнаружен рак), может ещё какие-то события, о которых я не знаю. Только с определённого момента она вновь начала молится. Молилась по памяти и записывала молитвы в тетрадочку. Тогда церкви были закрыты и молитвословов не было, вот и приходилось вспоминать, а что не помнишь – додумывать самому. Я читал эти молитвы вместе с ней, верующим я тогда не был, но точно помню, что глубоко проникся этими молитвами, их правдивостью и правильностью.
Когда я уже взрослым был в монастыре и рассказал эту историю монахиням, они сказали, что видимо её дедушка уже ушедший за грань, молился за нас грешных. Думаю и за меня он молился. Сейчас-то я уверен, что Бог любит каждого из нас и прощает. Пример тому есть в Библии: первым в рай попал разбойник, распятый на кресте так же, как и Иисус и попросивший вспомнить о нём в Царствии Небесном. Именно бабушка посадила зерно веры в мою душу.
Бабушка была обыкновенной рабочей – техничкой, хотя семья её была зажиточной. По-видимому, она просто не доучилась. Бабушка всегда была настолько работоспособной, что я диву давался. Она вязала рыболовные сети, это очень серьёзное и сложное занятие (для тех, кто не знает). Здесь нужна очень высокая скорость работы. Так вот бабушка Наташа вязала по двадцать метров сетей в день – двадцать метров! Я просто не мог уследить за её руками, как ловко и быстро мелькал туда-сюда челнок с нитью. Если она где-то работала, что-то мыла, чистила, ткала, то делала свою работу на совесть. В годы войны она ткала скатерти, шила наперники [1], а вырученные деньги шли на еду. Когда мой отец ловил зайцев, она их разделывала, потом пряла на нитку заячий пух, из него вязала шапки с ушами и продавала. Я уже говорил, что родился в срок, но весил всего 1600 грамм, а почему? Да просто кушать в то время было нечего. Мама ходила к бабушке за углём, тащила его на санках в оцинкованной ванне несколько километров домой, а когда уголь кончался, шла снова. Представьте себе: беременная женщина тащит такую тяжесть с одного конца города на другой. Бабушка жила на самой окраине города. Дальше их дома уже ничего не было.
Бабушка держала коз, кур, в огороде росли овощи – этим мы и питались. Бывало так, что родители ссорились, тогда дедушка на запряжённых лошадью санях приезжал за нами, мы грузили на них вещи и уезжали жить к бабушке. Потом, месяца через три, отец приезжал за нами на своём мотоцикле, и на какое-то время у нас начиналась хорошая жизнь – с конфетами, подарками. Мама прощала папу, мы сгружали вещи на мотоцикл и ехали домой – круговорот семьи Медведевых повторялся с завидной цикличностью, раз в шесть-восемь месяцев…
Когда мама отравилась, бабушка сильно страдала. Даже не плач – это был крик, вопль. Я тогда ещё не понимал всего: ну да, умерла мать, мне было больно, обидно, потому, что после аварии она долго лежала в больнице, но выжила. И только впоследствии я осознал, что это значит – потерять своего ребёнка. Бабушке было очень тяжело, не дай Бог хоронить своё дитя.
Бабушка, подрабатывая уборщицей в детском садике напротив нашего дома, брала оставшийся на кухне хлеб и приносила нам. Отчётливо помню, как стыдно мне было, я ощущал себя бедняком, не имеющим возможности самому купить булку, и я его не ел. То же самое было, когда мне давали одежду с чужого плеча, её я тоже не носил. Может это гордыня, не знаю, но бабуля делала это для нас из добрых побуждений.
Все лето мы жили у бабушки. Когда должен был приехать сродный брат, я забирался на чердак и ждал его: махал каждому проходящему мимо пассажирскому поезду, думал: вдруг он увидит. Ночью я, конечно, не махал, спал, но днём не пропускал ни одного состава. Сломав ногу, я сидел без дела, и тогда бабушка научила меня вязать шарфы, я так настропалился [2] в этом деле, что под конец вязал уже даже с закрытыми глазами. Также бабушка всегда приговаривала: «Тише едешь – дальше будешь», но неизменно добавляла: «От того места, куда едешь». И ещё наставляла: «Если будешь, что-то решать и не будешь знать, как это сделать, – спроси совета у всех, но прими решение сам». Я долго ещё буду вспоминать все то, что говорила бабушка. Она никогда не ошибалась: что бы ни говорила – это никогда мне не вредило.
Сколько же было терпения у бабушки, жившей с мужем, далеко не подарком, как она терпела его пьянство. Говорят, святые не моются, так вот он не мылся никогда, но от него не пахло грязью – настолько он был проспиртован. Но бывало, что бабушка все-таки кипятила воду, наливала её в таз и мыла деда прямо на кухне. Ну, вот как-то так… не ходил он в баню. Однажды мы работали вместе на огороде, я помогал ей носить доски: возьму доску за торец и брошу. Бросал я, бросал доски и не заметил стоявшую рядом бабушку. Доска попала ей прямо в голову, бабушка потеряла сознание и упала. Я очень испугался – чуть бабулю не прибил! Хорошо, что на ней было два платка, и их толщина хоть немного, но смягчила удар. Шишка на её голове была просто огромной. Бедняжка не ругалась, лишь приговаривала: «Ой-йо-йой…» Она меня не наказала, но я сильно переживал.