Первое марта – первый день нового учебного года – выпал на пятницу. И два выходных дня, которые должны были за ним последовать, оказались единственным приятным обстоятельством.
День начался с заселения в общежитие, которое произвело на меня неизгладимое впечатление. Нет, мне нравилось в Орте, я считала, что там очень удобно. И хотя у меня за три года так и не возникло теплых доверительных отношений с соседкой, необходимость делить комнату на двоих меня не напрягала. В Лексе мне тоже предстояло жить с соседкой, но при этом делить с ней не комнату, а целые апартаменты: у каждой из нас была своя спальня, и моя оказалась больше той комнаты, в которой в Орте мы жили вдвоем. В ней же стоял и письменный стол. Делить нам предстояло просторную светлую гостиную, с камином, диваном, уютными креслами и небольшим обеденным столом в углу, и туалетную комнату, в которой одновременно умещались и душевая, и довольно большая ванна.
Апартаменты привели меня в восторг, но он длился недолго. Ровно до тех пор, пока я не познакомилась со своей соседкой. И если с прежней у нас был вежливый нейтралитет, то с первых секунд общения с новой я поняла, что большую часть времени буду проводить в собственной спальне, а не в общей гостиной.
– Вот ты, значит, какая, – неестественно растягивая слова, проговорила невысокая блондинка с такими идеальными пропорциями тела и лица, что без магии и иллюзий тут, наверное, не обошлось.
Сложив руки на груди, она окинула меня презрительным взглядом, под которым я, очевидно, должна была почувствовать себя клопом.
– Да, за что ж мне такое наказание? Почему именно мне подсунули какую-то оборванку?
Я только удивленно приподняла брови. Конечно, одета я была не по последней моде, как эта белобрысая кукла, но и на оборванку едва ли походила. Обычная одежда среднего класса.
– Значит так, милочка, давай сразу договоримся: я сюда въехала первая и три года прожила одна. Поэтому в ванной здесь все мое, в гостиной тоже ничего не трогай. Очень надеюсь не встречаться с тобой за завтраком, обедом и ужином. – Она кивнула на обеденный стол в углу, и я догадалась, что в Лексе еда подавалась в комнаты. – И вообще, чем меньше будешь отсвечивать, тем легче тебе будет жить. Усвоила?
В этот момент я очень хорошо поняла, что болезненным высокомерием страдал не только ректор Лекса, но и студенты. Впрочем, я не солгала Фарлагу: дружить ни с кем из них я не собиралась, их мнение обо мне меня тоже не интересовало, и с боем отстаивать свое право на то, чтобы свободно пользоваться гостиной, я не собиралась. Поэтому только пожала плечами, спокойно улыбнулась, игнорируя легкое печение в груди, и согласно кивнула:
– Это довольно простые правила, их легко усвоить.
Кажется, кукла немного растерялась. Может быть, ожидала, что я начну спорить или подлизываться? Или думала, я сильно огорчусь? В любом случае моя реакция несколько сбила ее с толку, потому что она только повторила:
– Да, и не отсвечивай!
– Я поняла это слово с первого раза, – снова кивнула я и показала на дверь своей комнаты. – Пойду, чтобы сильно не отсвечивать.
– Вот и правильно, – кивнула соседка, тоже направляясь в свою спальню.
Когда она уже толкнула дверь, я все-таки спросила как можно более миролюбивым тоном:
– Как тебя зовут-то хоть?
– Реджина, – гордо вскинув подбородок, ответила она. – Реджина Морт.
– Очень приятно, – хмыкнула я, оценив, как иронично в данном контексте звучит стандартная вежливая фраза. – А меня Тара Роук.
– Мне все равно.
И она захлопнула за собой дверь, а я подавила тяжелый вздох. Это будут очень долгие три месяца.
Я быстро разобрала сумку, благо местный платяной шкаф, комод и книжные полки могли вместить втрое больше вещей, чем у меня было. В шкафу обнаружилось строгое черное платье с прямоугольным вырезом, рукавами «три четверти» и расклешенной юбкой. Я задумчиво покрутила его, прикинула к себе. Оно выглядело так, будто было мне по размеру. Учитывая то, что моя соседка три года жила в этих апартаментах одна, едва ли платье могла забыть другая студентка. Оно выглядело свежевыстиранным и отглаженным. Может быть, в Лексе предполагалась форма для студентов?
Я не знала, как лучше поступить. Надеть платье? Пойти в своей обычной одежде? Спросить у Реджины? Последний вариант я отмела сразу и все-таки решила надеть платье. Не зря же его сюда повесили?
Фасон оказался для меня не слишком удачным: юбка опускалась чуть ниже колен, и выглядело это не очень красиво. Было бы лучше, окажись она чуть короче или, наоборот, длиннее. Но я напомнила себе, что я здесь не для того, чтобы соблазнять кого-то своим видом. У меня сегодня в расписании стояла только теория снадобий, но я все равно собрала волосы в аккуратный пучок на затылке, поскольку привыкла, чтобы они не мешали.
В честь первого дня лекции сдвинули на два часа, чтобы с утра все успели заехать в комнаты, разобраться с учебной частью по всем вопросам и получить свои расписания. Я облегченно выдохнула, когда обнаружила, что остальные девушки ходят по коридорам Лекса в таких же черных платьях, как и я. Зато в ношении аксессуаров, украшений и амулетов никто себя не ограничивал. Парни носили темные костюмы одного фасона, под которыми различались только рубашки. А вот то, что среди встретившихся мне преподавателей многие тоже носили темные костюмы, смутило. К тому же поверх костюмов они надевали еще и черные мантии, что окончательно сбило меня с толку.
Ориентироваться в Лексе я еще не научилась, а карты с подсказками, как в Орте, тут не выдавали. Поэтому я долго блуждала по коридорам в поисках нужной аудитории, думая о том, что привыкнуть к мрачности этого места будет непросто. Орту всегда наполняли свет и яркие краски из-за белого камня стен и цветных стекол витражей, закрывавших большинство окон. В Лексе окна были узкими, стены – темными, коридоры – очень холодными и плохо освещенными. Все вкупе создавало весьма тягостную атмосферу. Я не понимала, почему этот вроде как элитный университет так печально выглядит, но спросить было некого, и я приняла это как данность.
Аудиторию я нашла буквально за минуту до начала лекции и ворвалась в нее несколько запыхавшейся. И сразу почувствовала на себе недоброжелательные взгляды тех, кто уже сидел на своих местах, даже разговоры притихли. Правда, ненадолго, потому что собравшиеся тут же принялись вполголоса обсуждать меня.
Делая вид, что ничего не замечаю, я подошла к первому ряду, собираясь сесть на свободное место с краю, но меня тут же окликнула девушка – смуглая шатенка с очень красивыми, большими карими глазами, сидевшая на том же ряду:
– Эй, фермерша, тут занято.
Подружки, сидевшие рядом с ней, довольно хихикнули, а я не стала спорить и поднялась на ряд выше. Там были свободные места в середине, но парень, сидевший с краю, тут же подвинулся так, что я не смогла бы пройти мимо него. Я почувствовала, как задрожали руки, и сжала их в кулаки, чтобы это не бросалось в глаза.
– Здесь есть свободное место, – внезапно раздался мужской голос у меня за спиной.
За столом с другой стороны от прохода сидел довольно симпатичный блондин, рядом с которым я обнаружила мою единственную знакомую в Лексе – Реджину. Та выглядела заметно удивленной этим приглашением, а блондин выразительно кивнул на соседнее с ним место, предлагая мне занять его. Для этого нужно было пройти мимо Реджины, но та не стала выдвигать свой стул, поэтому я наконец села.
– Спасибо, – тихо пробормотала я, торопливо выкладывая на стол тетрадь и ручку и продолжая делать вид, что ситуация меня ничуть не взволновала. К счастью, я редко краснею, как бы ни билось в груди сердце.
– Всегда пожалуйста, – с улыбкой отозвался он и повернулся к Реджине, которая тут же начала ему что-то рассказывать о своих каникулах.
А я перевела дыхание: часа на полтора можно расслабиться, едва ли кто-то будет доставать меня во время лекции.
Однако через секунду разговоры смолкли, и я поняла, что расслабиться не получится. Дверь открылась, и в аудиторию вошел ректор Фарлаг собственной персоной. Сегодня его внешний вид был почти столь же небрежен, как и во время моего собеседования, только поверх костюма еще была накинута мантия, как у других преподавателей.
Стоило ему войти, в аудитории воцарилась мертвая тишина, такая плотная, что хоть ножом режь. Мне показалось, что некоторые даже дыхание затаили. Я-то уж точно затаила.
В этой давящей тишине ректор медленно подошел к преподавательскому столу, держа руки в карманах брюк, а потом повернулся к нам. Его взгляд в первую очередь метнулся ко мне и только потом прошелся по другим студентам.
– В этом году мы начинаем изучение влияния материалов посуды и приборов на снадобья, – без приветствий, предисловий и прочей лирики начал он, и аудитория торопливо зашуршала страницами тетрадей. – Тема сегодняшней лекции – влияние металлов ножей для нарезки ингредиентов на снадобья пятого уровня сложности.
И после этого он принялся монотонно рассказывать, а мы – спешно записывать. Меня радовало только одно: судя по напряженным спинам других студентов, наконец-то страшно было не только мне.
Найт Фарлаг оказался довольно своеобразным преподавателем. Он определенно хорошо знал тему, которую рассказывал: не сбивался, не запинался, не отвлекался на посторонние рассуждения. Четко структурированная лекция постепенно вырисовывала для нас всю картину по теме от общего к частному. При этом ему как будто было ужасно скучно нам все это рассказывать. Он говорил ровно, без эмоций, не делая акцентов, с одинаковой скоростью, так что мы едва успевали записывать. Ему явно не нравилось читать лекцию, но зачем тогда он это делал? В Орте ректор не вел никаких предметов и прекрасно себя чувствовал.
За всю лекцию никто ни разу не осмелился прервать Фарлага вопросом. Несколько раз он сам говорил что-то вроде:
– Здесь есть некоторые нюансы, но это вы посмотрите в книгах.
Я такие места помечала подчеркиваниями и восклицательными знаками, чтобы потом не потерять, а в процессе не отстать от рассказа. Через полтора часа руку сводило, я подозревала, что пальцы, сжимавшие перьевую ручку, никогда не разогнутся. Спина взмокла, и я искусала себе губы.
Завершив свой рассказ ровно за пять минут до конца занятия, Фарлаг продиктовал довольно объемное домашнее задание, а потом, не прощаясь, вышел из аудитории. Все студенты одновременно выдохнули с облегчением, начали переговариваться и собираться.
Облегченно выдохнула и я, а светловолосый парень, пригласивший меня сесть рядом, с улыбкой заметил:
– Нелегко пришлось, да? Но ты не переживай, он у нас один такой. Остальные преподаватели вполне адекватны. Кстати, меня зовут Алек.
И он протянул мне руку. На несколько секунд я замерла, пытаясь понять, в чем подвох. После разговора с ректором, знакомства с соседкой и поведения сокурсников перед лекцией мне казались странными его милая улыбка и доброжелательный тон.
– Тара Роук, – все же представилась я, осторожно пожимая его ладонь.
– Я знаю. – Алек улыбнулся, кажется, во все тридцать два белоснежных зуба. – Твой перевод к нам стал темой дня с самого утра. Причем вчерашнего. Так что я много о тебе знаю, но все равно буду рад, если ты расскажешь больше. Пойдем выпьем по чашке чая? У нас сейчас продленный перерыв перед следующим занятием.
К этому моменту мы уже оба встали и вышли из-за стола, а однокурсники удивленно посматривали на нас. Реджина так вообще застыла на месте, провожая немигающим взглядом.
– С удовольствием. – Я постаралась изобразить улыбку, хотя меня не отпускало ощущение, что с минуты на минуту произойдет какая-то гадость. – Если, конечно, это не противозаконно здесь.
Я бросила косой взгляд в сторону группки девушек во главе с той кареглазой шатенкой, что не дала мне сесть в первом ряду. Выходя из аудитории, они о чем-то шептались, оборачиваясь на нас. Алек только снова улыбнулся.
– Мне это легко сойдет с рук. – Он обернулся к Реджине и невинным тоном поинтересовался: – Джина, ты идешь? Или ты здесь останешься стоять?
На тот момент в аудитории остались только мы трое, остальные успели уйти. Реджина тут же заулыбалась, подхватила сумку и поторопилась к нам.
– Да, я бы тоже с удовольствием выпила чашку чая. Кстати, Тара теперь моя соседка.
И она неожиданно взяла меня под локоть, словно мы были подружками. Мне отчаянно захотелось выдернуть руку. За три года в Орте у меня ни с кем не сложилось настолько близких отношений, чтобы ходить под руку, но сейчас я отчаянно нуждалась хоть в какой-то компании, иначе местные снобы сожрут меня живьем и не подавятся, а я так ничего и не успею узнать. Поэтому я только выдала еще одну улыбку.
– О, здорово, – отозвался Алек, глядя больше на меня, чем на Реджину. – Надеюсь, она оказала тебе теплый прием?
– Еще какой! – бодро соврала я, заметив, что улыбка соседки успела на мгновение померкнуть. – Я даже не думала, что она будет так мила. Ты знаешь, другая могла бы огорчиться, что ей на четвертом году внезапно подсунули соседку из низов, скажем так. А Джина была сама любезность и радушие.
– Молодец!
Похвала Алека прозвучала очень искренне. То ли мне удалось очень правдоподобно соврать, то ли по части скрытого сарказма он был настоящий мастер.
– По первой лекции у тебя могло сложиться впечатление, что в Лексе учатся только высокомерные придурки, – хмыкнул Алек, пока мы все вместе шли, как я предполагала, в общую столовую. – Но на самом деле мы все разные.
Я только кивнула, продолжая старательно улыбаться. Мне казалось, что еще немного – и мышцы лица сведет в этой гримасе навсегда. К счастью, в этот момент мы наконец пришли. Больше всего столовая напоминала небольшое кафе, каких хватало в Аларии. Когда мы с мамой бывали в столице, всегда заходили в такое выпить чашку чая или какао с пирожными или легкой закуской.
От этих воспоминаний в одно мгновение стало так тоскливо, что я забыла о необходимости улыбаться. Поэтому, когда мы взяли за стойкой по чашке мятного чая и сели за столик, Алек спросил:
– Все в порядке?
– Да, я просто… – Я попыталась побыстрее придумать причину для помрачневшего вида. – Просто задумалась: а ректор Фарлаг всегда так читает лекции?
– Когда-то было лучше, – хмыкнула Реджина, как-то очень быстро вживаясь в образ моей подружки. – На первом курсе точно.
– Мой старший кузен учился у него до того, как он стал ректором. Говорит, мировой был мужик. Веселый, общительный. Объяснял все с энтузиазмом, дружил со студентами, студентки от него млели, даже когда он женился.
Мне оставалось только изобразить на лице крайнее удивление. Сложно было представить этого мужчину таким, как описал Алек.
– Это его новая должность так подкосила?
– А ты не знаешь? – удивился Алек.
– Его прокляли, – шепотом сообщила Реджина. – Об этом все знают.
– Серьезно?
Теперь я была по-настоящему шокирована. Проклятый ректор – это странно. Еще более странно, что такой ректор именно у самого привилегированного университета нашего мира. Обычно проклятые все свое время и силы посвящают поискам возможности снять проклятие или хотя бы противостоять ему. И уж тем более они редко занимают такие… публичные должности. Но теперь хотя бы понятно напряжение группы во время лекции: считается, что близкое общение с проклятыми опасно, ибо некоторые проклятия могут переползать на других людей, как вирусы. По крайней мере, так говорят.
– А кто его проклял? И как именно?
– Вот этого никто толком не знает, хотя версий много, – грустно усмехнулся Алек, а потом посмотрел на часы. – Только расскажем мы их тебе в следующий раз. Сейчас надо поскорее допивать чай, а то опоздаем на следующее занятие. А я все-таки хотел бы кое-что узнать о тебе. Ты правда выросла на ферме?
До того, как мы допили чай и добрались до следующей аудитории, я успела немного рассказать им о нашей ферме. Алек выглядел очень вдохновленным и заявил, что я обязана пригласить его в гости. Я уклончиво пообещала однажды это сделать.
У аудитории Алек неожиданно попрощался с нами: оказалось, что сопроводительные заклятия он не изучает, поскольку собирается специализироваться в сфере торговли, в том числе с миром людей. Он отправился на свою лекцию, а мы вошли в аудиторию, где я увидела уже много знакомых лиц. По крайней мере, в этот раз у меня не возникло проблем с тем, где сесть.
Наверное, этот перерыв с чаем и вполне обычным общением в духе Орты меня слишком расслабил. Преподаватель сопроводительных заклятий – Родерик Арт – выглядел вполне нормальным: чуть моложе сорока, немного полноватый, с мясистыми губами. Он не производил такого угнетающего впечатления, как Найт Фарлаг, поэтому на его лекции мне не было страшно.
И я совершила ошибку. Слушая про заклятие стазиса, которое позволяло остановить приготовление снадобья без потери качества результата, я подняла руку и, когда преподаватель удивленно посмотрел на меня, задала вопрос, как это было принято в Орте:
– Существует ли какое-то временное ограничение для этого заклятия, после которого результат приготовления снадобья все равно будет другим из-за побочного воздействия магического потока?
По шепоткам и смешкам, раздавшимся вокруг, я поняла, что что-то сделала не так. Это подтверждало и выражение лица профессора Арта, который сузил глаза и пригляделся ко мне.
– Тара Роук, если не ошибаюсь, – презрительно констатировал он. – Я понимаю, Роук, что вы выросли в хлеву и манерам вас никто не научил. Но постарайтесь уяснить: вопросы вы будете задавать после того, как я спрошу, есть ли у вас вопросы. Если они на тот момент еще останутся.
Мои сокурсники рассмеялись, даже Реджина, которой больше не нужно было поражать Алека своим дружелюбным отношением ко мне.
А я стиснула зубы, пытаясь унять бросившееся вскачь сердце и проглотить обиду, комом вставшую поперек горла. В кои-то веки я порадовалась, что не умею плакать, потому что разреветься сейчас было бы совсем стыдно. Это только усилило бы всеобщее веселье. А хорошо знакомое печение в груди никому не видно.
Как можно ровнее я ответила:
– Прошу прощения, профессор Арт, больше не повторится.
Он криво усмехнулся и продолжил лекцию, а я решила раз и навсегда запомнить: в Лексе я должна постоянно быть настороже. Один вменяемый парень – это еще не повод считать, что здесь учатся нормальные люди. Если даже в преподавателях и ректоре было столько высокомерия, то оно здесь явно старательно культивируется.
Один триместр. Мне нужно продержаться всего один триместр. А если выясню нужную информацию раньше, то и того меньше.