Меня не отчислили. Ректор даже не стал настаивать на моих честных ответах. Я понимала, что обреченный на постоянные муки человек не станет выгонять из университета того, кто может унять хотя бы один вид его боли. И Фарлаг понимал, что я это понимаю, а потому ему нечем мне угрожать. Однако его взгляд при нашем прощании ясно давал понять, что он найдет способ выяснить правду. Это позволяло мне надеяться, что он найдет и способ оставить меня в Лексе, несмотря на то, что практически все потенциальные наставники мне отказали. Некоторые пока просто не ответили. Возможно, и не собирались отвечать.
А пока я ждала крайнего срока по назначению наставника, все остальные студенты Лекса уже предвкушали бал в честь годовщины его основания. В четверг Алек предпринял еще одну попытку «социализировать» меня и взял с собой на вечерние посиделки в кафе с парой приятелей. Всего за столом оказалось шесть человек, в том числе Реджина и та самая девушка, с которой она обсуждала мою скромную персону во время вечеринки. Мне показалось, что все присутствующие, кроме меня, конечно, относятся к той самой «старой аристократии».
Девушки вовсю обсуждали платья из какого-то каталога и с энтузиазмом интересовались мнением парней. Парни отвечали им с куда меньшим энтузиазмом, но вежливый взгляд на картинки все же бросали. На меня они тоже иногда бросали взгляды, но скорее недовольные, нежели вежливые. Девушки предпочитали меня игнорировать. Со мной разговаривал только Алек, а я хоть и отвечала ему, но все равно не понимала, зачем я здесь. Готовиться к лекции по снадобьям и то было бы интереснее. Впрочем, поддержать разговор о платьях я бы все равно не смогла: мельком разглядев несколько ценников, сразу поняла, что не могу позволить себе такое.
Подруга Реджины – Лиза, как я выяснила в тот день, – в какой-то момент, кажется, поняла это, потому что внезапно дружелюбно улыбнулась мне и протянула каталог:
– Тара, может быть, ты тоже хочешь что-то выбрать? Лучше заказывать платье заранее, чтобы его успели сшить по твоим меркам и доставить.
– Спасибо, я воздержусь, – как можно спокойнее ответила я, старательно изображая такую же вежливую улыбку.
– О, прости, я не подумала, – все с тем же наигранным добродушием «огорчилась» Лиза. – Наверное, это слишком дорого для тебя?
Сначала я испытала неловкость. Как это ни парадоксально, но вдруг стало стыдно за то, что не могу купить себе такое платье. А потом я разозлилась: почему я должна стыдиться того, что у меня нет большого количества дурных денег? Моя семья никогда не считалась бедной, просто мы не были богачами. Как и подавляющее большинство жителей Республики.
– Не для меня, – возразила я. – Это просто – слишком дорого. Честно говоря, не совсем понимаю, почему эти платья столько стоят. Если они сотканы из золота, то едва ли их удобно носить. А если они из обычной ткани, то такая цена – надувательство.
– Едва ли такие вещи стоит объяснять, – хмыкнула Реджина, на мгновение забывая, что при Алеке она изображает мою подругу. – С этим пониманием нужно родиться.
– Мне вот не удалось с ним родиться. – Алек, как всегда, оказался готов тут же встать на мою сторону. – Мне кажется, они столько стоят лишь потому, что мы готовы за них столько заплатить. Своего рода перераспределение богатства между людьми. Хочешь, я подарю тебе любое платье из этого каталога? – внезапно предложил он, поворачиваясь ко мне. – Просто так, потому что мне несложно.
Пожалуй, из всего, что я когда-либо слышала от него, это было самое неприятное. Слишком похоже на благотворительность, о которой я не просила.
– Спасибо, но у меня есть платье для бала, – соврала я, чтобы раз и навсегда закрыть вопрос.
Не знаю, понял ли Алек, как меня задело его предложение. Наверное, оно было продиктовано лучшими побуждениями, но выдало то, что в глубине души он относится ко мне не лучше остальных: как к какой-то нищенке, прибившейся к богачам, дабы урвать с их стола пару лакомых кусочков. Только остальные меня за это честно презирали, а Алек по доброте душевной готов был подкормить.
Лиза и Реджина обменялись выразительными взглядами, явно не поверив мне. Теперь я и сама малодушно захотела, чтобы никто из преподавателей не согласился стать моим наставником. И пусть меня отчислят. Зато не придется проходить через еще один вечер, полный унижений.
Однако в пятницу учебная часть уведомила меня, что моим наставником согласился стать профессор Блэк. Он был одним из тех, кто никак не ответил на мое прошение. Сотрудница учебной части выглядела удивленной.
– Вообще-то, он давно не занимается наставничеством. Но имеет право, а больше никто желания все равно не высказал. – Она пожала плечами. – Вам надо будет встречаться с ним раз в неделю, во вторник, в семь вечера. По согласованию с профессором Блэком можете изменить день и время.
Поскольку до вторника профессор Блэк никак не уведомил меня об изменении, я явилась в его кабинет в назначенный день и час, однако тот оказался пуст. Я предположила, что занятие с наставником может проходить и в апартаментах преподавателя, поэтому направилась туда.
Профессор Блэк открыл дверь в домашних брюках и халате и удивленно уставился на меня подслеповатыми глазами.
– Чем могу быть полезен, девушка?
– У нас с вами сейчас встреча, – немного растерянно напомнила я.
– Неужели? – Он нахмурился. – Да вы проходите, не стойте на пороге. А почему у нас с вами встреча?
– Потому что вы согласились быть моим личным наставником, – сообщила я, проходя за ним в гостиную.
И тут же замерла на пороге, потому что за небольшим чайным столиком в мягком кресле сидел ректор Фарлаг. Теперь кое-что начало проясняться.
– Найт, простите меня. – Профессор Блэк виновато развел руками. – Кажется, у меня сегодня занятие со студенткой. Я совершенно забыл об этом… Хотя мне кажется, я об этом даже не знал… Вы развлеките мою гостью пару минут, пока я переоденусь.
И что-то бормоча себе под нос, он скрылся за дверью, оставив меня наедине с Фарлагом. Тот молча взирал на меня со странным выражением на лице: не будь он моим ректором, я бы назвала это выражение плутоватым.
– Полагаю, я должна поблагодарить вас за содействие, – осторожно сказала я, переминаясь с ноги на ногу, поскольку не знала, куда мне стоит сесть. И стоит ли.
Фарлаг только пожал плечами.
– Я сделал это не ради вас, поэтому можете оставить свои благодарности при себе. Вы пригодитесь мне здесь в следующий мой приступ. Да и профессору Блэку будет приятна ваша компания. Он довольно одинок, и, кроме меня, его никто не развлекает. Наставничество пойдет ему на пользу. Поскольку он слегка не в себе, обычные студенты Лекса к нему не идут, а вам выбирать не приходится.
– Справедливо, – кивнула я. – И очень рада, что я вам ничем не обязана.
– Вам так невыносима мысль быть чем-то мне обязанной? – удивился он. – Вы поэтому не обращаетесь ко мне за помощью?
Я не нашлась, что ответить. Он сверлил меня взглядом, под которым было ужасно неуютно, и, как всегда, немного щурился. В каком-то смысле он был прав, но мне совершенно не хотелось признавать это вслух.
– Я ведь мог бы помочь вам, – добавил он серьезно. – Если бы вы просто задали мне интересующие вас вопросы. Что вам нужно в Лексе?
Заманчивое предложение, но что-то во мне вовсю противилось такому варианту. Наверное, дело было в снисходительных нотках тона ректора, которые явно давали понять: он, конечно, готов снизойти до моих проблем, но мне такая милость дорого будет стоить. Поскольку мне уже помогал Алек, и у нас была надежда на воспоминания его отца, я не хотела идти на такую сделку.
– Мне ничего не нужно, сэр, – я очень старалась, чтобы это прозвучало убедительно, но тон получился скорее холодно-отстраненным.
Он несколько секунд молчал, подпирая подбородок рукой и выжидающе разглядывая меня, словно предполагал, что за этими словами последует что-то еще, а потом криво усмехнулся.
– Зря. Когда вам предлагает дружбу самый влиятельный человек в конкретной части Республики, разумно принять ее.
Слова вырвались из меня быстрее, чем я успела подумать, стоит ли их говорить:
– Кажется, именно вы, сэр, сказали, что я не смогу подружиться здесь с кем-либо. Полагаю, особенно глупо с моей стороны было бы пытаться подружиться с ректором. Я не считаю возможной дружбу там, где нет равенства.
Выражение его лица моментально ужесточилось, он стремительно поднялся и шагнул ко мне, привычным жестом засовывая руки в карманы брюк. Потребовалось все мое самообладание, чтобы не отступить, когда он оказался на расстоянии вытянутой руки. Чтобы смотреть ему в лицо, снова пришлось чуть запрокинуть голову назад.
– Такая гордая, да? – насмешливо поинтересовался Фарлаг. Губы его заметно кривились, но это трудно было назвать даже ухмылкой.
Сердце билось так, словно я только что пробежала через весь лесопарк, окружавший Лекс. Приходилось контролировать дыхание, чтобы казаться спокойнее. Реакция тела злила: чего я так боюсь? Не съест же он меня. И не отчислит, это уже понятно. А что еще он может сделать? Давить своим ростом и сверлить взглядом? Сказать что-то неприятное? Едва ли я не смогу все это пережить.
– Гордость тут ни при чем, сэр, – голос все-таки немного дрожал, когда я заговорила. – Простая осторожность.
– А с Праймом дружишь.
Он умудрился произнести это так, что я все-таки покраснела и отвела взгляд. Моментально вспомнились слова Дорна: «Что значит «Д», я так и не понимаю, но, кажется, стало ясно, кто такой «А»». А заодно и нечаянно подслушанный разговор Реджины с Лизой на вечеринке Алека. И все эти намеки были во взгляде ректора, а я понимала, что оправдываться – глупо.
– Что ж, это ваш выбор, Роук.
И он просто ушел, не дожидаясь профессора Блэка и не прощаясь.
Только когда за ним захлопнулась дверь апартаментов, я почувствовала, как дрожат руки и ноги. Подошла к креслу, в котором ректор только что сидел, и опустилась в него, стараясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение. Почему-то было ужасно неприятно, хотя умом я понимала, что Фарлаг никогда не был обо мне высокого мнения и мне не стоит обращать на это внимания. В конце концов, он с самого начала решил, что я мечу в содержанки, хотя я совсем не давала для этого поводов. Сейчас же он просто подгонял факты под свое первое впечатление. Такое ни на чем не основанное мнение больше говорило о нем, нежели обо мне, но… Все равно было неприятно, что он так думает.
– Девочка, с тобой все в порядке? – услышала я над собой взволнованный голос профессора Блэка.
– Да, все прекрасно. – Я заставила себя посмотреть на него и улыбнуться.
– Найт ушел?
– Ректор Фарлаг просил с вами попрощаться за него. Он, видимо, спешил.
– Молодежь… – рассмеялся Блэк. – Вы всегда куда-то спешите. Хотите чаю? Кстати, как вас зовут?
– Тара Роук. – На этот раз улыбка получилась вполне естественной. Пожилой профессор вызывал у меня очень даже положительные эмоции, невзирая на то, что был немного не в себе. – И да, чай – это прекрасная идея.
Не знаю, какими предполагались встречи студентов с личными наставниками, но мои посиделки с профессором Блэком в тот вечер больше походили на дружеское чаепитие. Он расспрашивал меня о моей жизни до Лекса, об учебе в Орте. Иногда одни и те же вопросы задавал по два-три раза, видимо, забывая, что я на них уже отвечала. Но это не раздражало. Было приятно с ним болтать, потому что в отличие от Алека профессор Блэк не снисходил до меня. Мы находились на одном уровне, как и со многими преподавателями в Лексе, которые не относились ни к аристократии, ни к элите, а просто работали тут. Только одни, как профессор Арт, заразились высокомерием от местных снобов, а другие, как профессор Блэк, помнили, кто они сами и откуда.
Поскольку беседа складывалась очень позитивно, я решилась спросить:
– А вы давно тут преподаете?
– Кажется, что всю жизнь. – Он хрипло рассмеялся. – Лет тридцать, наверное. Я уже и забыл то время, когда не жил тут. Наверное, если однажды придется покинуть Лекс, то в тот день я и умру.
– Зачем вы так говорите? – попеняла я.
– Все, что я любил, осталось здесь. – Блэк грустно вздохнул. – Моя жена и дочь здесь погибли. Здесь и похоронены. Куда же мне теперь отсюда?
– О, простите, я не знала… – Мне сразу стало неловко, и я поняла, что расспрашивать дальше про события двадцатилетней давности не получится: взгляд Блэка затуманился, как во время практического занятия, и он впал в прострацию.
– Да… Пожар… До сих пор иногда кажется, что все это приснилось… В один день… Обе…
Он еще что-то бормотал, но я уже не могла разобрать его слова. Я не знала, стоит ли мне уйти или дождаться просветления, поэтому так и замерла в нерешительности с почти пустой чашкой в руках, чувствуя, как в груди появляется знакомое жжение. Мне было ужасно жаль Блэка, и причины его странного поведения стали гораздо понятнее. Такую потерю нелегко пережить.
– Хотите, покажу их вам? Они обе были красавицы!
Он пришел в чувство так же внезапно, как провалился в забытье. И, не дожидаясь моего ответа, вскочил с кресла с неожиданной проворностью, прошел к каминной полке и вернулся оттуда с небольшим портретом, на котором были изображены ослепительно красивая женщина и вполне обычная девочка лет десяти. Женщина отчего-то показалась мне смутно знакомой, словно я видела ее в давнем полузабытом сне. Или она напомнила мне кого-то, но я не смогла вспомнить кого. Или это просто была особенность ее лица, что оно казалось знакомым даже тем, кто видел его впервые.
– Действительно, очень красивые. – Я улыбнулась профессору Блэку.
– Да, мы готовились к балу. Я был в Аларии: забирал платье для дочки и заодно решал кое-какие дела. Я отсутствовал всего одну ночь… Дочка так и не увидела платье, которое я купил… Хотите, я вам его покажу?
Я не хотела, но не осмелилась это сказать, когда Блэк поманил меня за собой в ту дверь, за которой исчезал раньше, чтобы переодеться.
Платье висело в его шкафу, в чехле. Удивительно красивое и по размеру совсем не на десятилетнюю девочку, скорее на взрослую девушку. Оно казалось сотканным из тончайших серебряных нитей и в нескольких местах переливалось блеском страз, подозрительно похожих на настоящие мелкие бриллианты.
– Я хотел, чтобы на балу моя дочь выглядела не хуже местных студентов, раз уж ей разрешили присутствовать, – гордо пояснил Блэк, заметив удивление и восхищение на моем лице. – И потом рука не поднялась ни сдать платье обратно, ни выбросить его. Все ждал, что она… – Он осекся и горестно вздохнул.
Но я поняла, что он хотел сказать. Когда я вернулась на неделю домой, узнав о смерти мамы, я каждую минуту ждала, что она вдруг войдет в комнату или окажется в той, куда я шла. Умом я понимала, что это невозможно, но сердце не желало признавать.
– Примерьте его, – вдруг предложил Блэк, когда я сама, подобно ему, впала в прострацию, погрузившись в воспоминания.
– Что? Нет… Это как-то… Я не могу…
– Пожалуйста. – Он посмотрел на меня с улыбкой, которой я не могла отказать. – Мне кажется, у вас с моей дочерью похожие фигуры.
И он вручил мне платье, а сам вышел.
Несколько секунд я стояла посреди его спальни в полной растерянности. Конечно, меня тянуло примерить платье. Что бы я ни говорила Реджине и Лизе, я любила красивую одежду. Обновки появлялись у меня нечасто, а в магазин, в котором могло бы продаваться такое платье, я никогда не рискнула бы даже войти, но это не значит, что я не замирала у блестящих витрин, когда мы с мамой оказывались в столице.
Но примерять платье погибшей девушки? Это было странно, если не сказать жутко. И тот факт, что она его даже увидеть не успела, мало что менял.
И все же я решилась, убедив себя, что просто хочу сделать приятное одинокому старику.
Платье подошло. Не скажу, что легло, словно на меня шилось, но крой у него был такой, что небольшое несовпадение размеров едва ли можно было заметить со стороны. Длинный рукав, расклешенный книзу, и должен был частично закрывать ладонь. На плечах платье держалось уверенно, скромный вырез спереди и глубокий сзади легли на свои места. Платье оказалось немного свободным мне в талии и бедрах, но это выглядело вполне приемлемо. От колен подол расширялся и опускался на пол небольшим шлейфом. Потребовались бы туфли на достаточно высоком каблуке, чтобы не наступать на него.
– Вы просто красавица, – заявил Блэк, появляясь на пороге комнаты.
То ли я потеряла счет времени, разглядывая себя в большое зеркало, то ли профессор так удачно подгадал, когда следует вернуться. Он подошел ко мне сзади и сжал руками мои плечи. В отражении я видела, что его глаза полны слез.
– Я знал, что в этом платье ты будешь прекраснее всех, девочка моя… – пробормотал он, уже видя во мне свою погибшую дочь. И мне снова стало не по себе.
– Да, очень красивое платье, профессор Блэк, – сказала я, надеясь своими словами вернуть его в реальность. – Ваша дочь блистала бы на том балу. Уверена, она действительно была бы прекраснее всех.
Его взгляд прояснился, и у меня отлегло от сердца. Блэк украдкой вытер уголки глаз, а потом снова посмотрел на меня через отражение в зеркале, мягко улыбаясь.
– Возьмите это платье, Тара, – попросил он. – Скоро бал. Не знаю, есть ли у вас уже, в чем идти, но такое платье все равно пригодится. Не на этот вечер, так на другой.