Глава 2. Миг-25
Армейский «уазик» цвета хаки еще полностью не затормозил, въехав на аэродром, а командир эскадрильи сверхзвуковых истребителей-перехватчиков МИГ-25 Василий Тимофеев уже лихо выпрыгнул из машины. По ступенькам командного пункта застучали каблуки форменных ботинок.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – едва успев вскочить, приветствовал командира дежурный офицер старший лейтенант Епифанов.
– Привет, Слава, – коротко ответил Тимофеев, сдерживая радостную улыбку.
По бодрому тону полковника Епифанов понял, что неожиданный приезд не связан с непредвиденными осложнениями или внеплановой проверкой. Азартные искорки в глазах командира выдавали всплеск кипучей энергии, требующей немедленных активных действий. Епифанов догадывался с чем это связано, и что за этим последует.
– Вас можно поздравить, товарищ полковник? – лукаво поинтересовался он о том, что и так уже знала вся эскадрилья.
– Не меня, а мою дочь! Она, шалопутная, преподнесла нам внука. Сегодня из роддома забрали. А я что? Дедом стал. Тридцать шесть лет, а уже дедушка! Ну и дела…
Василий еще раз искренне удивился новому качеству. Подумать только – дедушка! Хотя, с другой стороны, у него с будущей женой Любой восемнадцать лет назад тоже все быстро получилось. По-армейски – с наскока, без разведки и осады.
Он тогда весной шестидесятого учился на первом курсе Саратовского высшего военно-авиационного училища, а Люба только школу заканчивала. Майское буйство природы, дурманящие запахи цветущей сирени, ситцевое платье на тонкой талии, измазанные мороженым пухлые губы, озорное любопытство в девичьих глазах, и в результате – вспышка оглушающей любви, как первый взрыв гранаты на ночных учениях. А дальше юношеский пыл и безрассудство сделали свое дело.
Оба были глупыми и неопытными. Пьянели без вина, только прикоснувшись друг к другу. Кончики пальцев по ложбинке позвоночника – дрожь, изгиб тела, сладкие губы и дыхание перехватывает теплый восторг. И у него, и у Любы все в первый раз было. В результате закономерный итог – рождение дочери.
Василий тогда и оценить и осмыслить ничего толком не мог. Все казалось несерьезным, будто не с ним происходит, а так, словно кино смотришь. Окунулся полностью, переживаешь, но сейчас экран погаснет, включат свет, можно будет встать и выйти, обо всем забыв.
Но нет, жизнь – не кино. На этом, как он позже понял, детство его закончилось и началась по настоящему взрослая жизнь. Ведь детство связано не с возрастом. Оно кончается, когда сам начинаешь решать собственные проблемы, а взрослым ты становишься лишь тогда, когда берешь на себя заботы и о других людях. У Василия эти два события случились одновременно.
Свадьбу играли, когда у жены пузо как надутое было – того гляди лопнет. Василий и вправду этого опасался. Уж так кожица растянулась на некогда стройной девушке, что казалось, пупок, который раньше представлял мягкую ямку, а сейчас топорщился пуговкой, вот-вот развяжется. Просто жуть было смотреть на растущий глобус в животе. И так все странно! Сзади посмотришь – даже талия видна. Спереди, особенно если издалека – лишь видно, что тяжело идти девчонке: лицо осунулось, ключицы торчат, и одежда на ней не в обтяжечку, а слишком свободная, внизу балахоном висит. А сбоку взглянуть! Ну это кошмар! И как женщины носят такое?
– Свяжись с механиками, пусть подготовят моего ястребка, – приказал Тимофеев, забрасывая фуражку на шкаф. – Я пока переоденусь.
– Так точно, товарищ полковник, – отрапортовал улыбающийся Епифанов.
Напряжение, вызванное внезапным приездом командира, окончательно отпустило. Он был доволен, что угадал настроение начальства, сразу предположив, что полковник горит желанием вспороть тихое засыпающее небо мощной боевой машиной.
– А что в журнале записать? – осторожно поинтересовался старший лейтенант.
– Ну, как обычно. Тренировочный полет, проверка двигателей на разных режимах и высотах. И все прочее… Мне ли тебя учить?
Если все летчики эскадрильи летали строго по графику, то командир иногда себе позволял взлететь по велению сердца, для души. Такое настроение у него бывало довольно редко, и гонял он тогда послушную серебристую пташку на запредельных режимах и высотах. Спецы, знающие толк в авиации, могли по достоинству оценить выверенное лихачество опытного асса.
– Самолет готов, товарищ полковник! – доложил Епифанов, когда командир минут через десять появился в высотно-компенсирующем костюме.
Рука полковника обнимала знаменитый гермошлем с изображением ястреба. Птица в ярком оперении, несмотря на хищно загнутый клюв, имела спокойный расчетливый взгляд. Этот рисунок на строгой форме тоже был маленькой вольностью, которую мог позволить только всеми уважаемый командир.
– Предупреди диспетчера, – крикнул Тимофеев и не спеша вышел к поджидавшей машине. Слегка оттопыренные руки старались не задеть пневмотрубки на комбинезоне.
Через пару минут он был у самолета. Дежурная смена механиков поджидала рядом.
– Все готово, товарищ полковник, – многозначительно улыбаясь, доложил старший смены.
– Спасибо, Егорыч, – по-свойски кивнул Василий Тимофеев старому сослуживцу, аккуратно одел гермошлем и ловко забрался по лесенке в знакомую кабину, нагретую безжалостным казахстанским солнцем.
Последний день августа 1978 года клонился к закату и солнечные лучи успели облизать жгучим теплом все закоулки тесной кабины.
Несколько секунд полковник с закрытыми глазами блаженно вдыхал знакомые запахи грозной машины, мысленно прося ее «не подведи, родная», и вспоминал давние юношеские поцелуи с Любой под майским дождем в Саратовском парке. Спиной он чувствовал уверенные объятия катапультирующего кресла, а ртом, словно наяву, ощущал влажные податливые губы девушки. Это был его своеобразный ритуал прощания с землей, молитва, которую он неизменно повторял с 1970 года, со времен отчаянных боев в небе Египта.
Потом он закрыл кабину, закрепился в кресле. Пальцы привычными движениями пристегнули кислородную маску. Полковник попробовал как подается дыхательная смесь и связался с диспетчером. Ларингофон работал нормально, связь была устойчивой.
Василий проверил показания приборов и запустил двигатели. Противошумные наушники исправно глушили громовой рев реактивных двигателей, но возрастающая мощь и без того ощущалась всем телом: от кончиков пальцев на штурвале до ягодиц в кресле. «Вперед», дал в нужный момент сам себе команду Василий Тимофеев.
Самолет сделал стремительный разгон и легко оторвался от земли.
Василий быстро набирал высоту, тело вжималось в кресло, перегрузка нарастала. Эти ощущения полковнику были приятны. Он испытывал единение тренированного тела с послушной боевой машиной, и перегрузка осязаемо подтверждала их общую мощь. Василий сделал разворот и пролетел между знаменитой «гагаринской» стартовой площадкой космодрома и городом Ленинск. На окраине города он разглядел здание института, в котором училась дочь Люба.
Когда она родилась, в их только начавшейся семейной жизни был такой хлопотный и неустроенный период, что долго думать об имени новорожденной просто не хватало времени. Они решили назвать дочь также как и жену – Любой.
В прошлом году дочь поступила в местный филиал авиационного института. Во время приемных экзаменов несколько девушек были таинственно задушены, и Василий, много раз рисковавший собственной жизнью, тогда впервые со щемящим чувством тревоги осознал, что в самый обычный мирный день можно потерять единственного ребенка.
Эта тревога острой занозой крепко засела в нем. Поэтому, когда дочь через полгода стыдливо сообщила, что беременна, Василий даже обрадовался – теперь их маленькая семья увеличится. Да и как любимую дочь можно было укорять, если она почти полностью повторяла судьбу своей мамы?
К счастью безотцовщина будущему ребенку не грозила. Счастливая Люба познакомила родителей с Анатолием Колесниковым. Парень учился на курс старше в том же институте. К предстоящей женитьбе Анатолий отнесся хоть и вяло, без энтузиазма, но с мужской хладнокровностью: «раз надо, значит надо».
После свадьбы парень переселился из общежития к ним. Вместе с чемоданчиком одежды он перевез кучу дефицитных книг, которые очень трудно было купить в магазине. Среди груды томов было много абсолютно новых одинаковых книг. Анатолий увлеченно объяснял, что некоторые он купил на талоны за сданную макулатуру, а часть по знакомству. Книги он постоянно обменивал, продавал, покупал новые.
Василий поражался, сколько времени и энергии уходит у зятя на никчемные занятия. Что это: безобидная увлеченность коллекционера или этот процесс называется страшным буржуазным словом «фарцовка»?
Тимофеев старался думать о зяте хорошо. Он видел, что парень не просто расставлял книги по полкам, но и постоянно читал их. Этого факта полковнику было достаточно для душевного спокойствия. Хотя, надо признать, и деньги у зятя водились, Явно не от стипендии. Но разве деньги помешают молодой семье?
Летом Анатолий уехал на два месяца к своим родителям. Люба осталась дома. Все согласились, что нечего ей на сносях таскаться по поездам. Неделю назад зять вернулся, привезя с собой два объемных тюка с американскими джинсами.
Это полковнику авиации мягко говоря не понравилось. Джинсы – такая вещь, которая продается только в валютных магазинах «Березка». После службы за границей Василий Тимофеев получил специальные чеки, на которые смог отовариться в Москве в закрытом для простых людей магазине. Откуда мог взять джинсы студент да еще в таком количестве? Но зять объяснил, что джинсы он получил на реализацию от хороших знакомых, которые работают за границей. В институте среди студентов он их быстро распродаст, вернет деньги, а на прибыль, которая должна быть большой, купит все необходимое для будущего малыша.
Подобная меркантильность полковнику была не по душе. Для внука или внучки он и сам все купит, а студенты должны не шмотками торговать, а грызть гранит науки, чтобы стать классными специалистами. Но жена с дочкой неожиданно встали на сторону Анатолия. Дочка бесконечно перебирала импортные штаны, с тоской глядя на растущий живот. Ей так хотелось их померить. В итоге она отложила две пары и попросила Толика ни в коем случае не продавать их, а дождаться родов.
Но все это сущая ерунда, думал Василий Тимофеев, закладывая очередной вираж над пустынной степью. Главное, что дочь родила здорового пацана и искренне любит мужа.
Люба так сильно ждала Толика во время разлуки и с таким пылом бросилась ему на шею, что Тимофеев испытал отцовское чувство ревности. Что поделаешь, дочь выросла и любовь к родителям уступила место в ее сердце любви к чужому мужчине.
Это естественно, в очередной раз успокаивал себя новоиспеченный дедушка. Да и Толик к ней явно неравнодушен. Хотя в его взгляде временами и мелькает что-то кобелиное, но парня понять можно – Любка долго вне игры была.
Полковник развернул самолет прямо на заходящее солнце, опустил на лицо полусферу светофильтра и с мальчишеским задором понесся вдогонку за уходящим светилом. Он целил в багряный шарик как в круг мишени.
Когда пять дней назад Люба благополучно родила внука, Василий отметил, как положено, это событие с женой и зятем, но эйфории, душевного подъема не испытывал. Дочь вместе с внуком была еще в родильном отделении, а они сидели втроем на кухне, пили вино и коньяк, как в обычный рядовой праздник, только темой для разговора было обсуждение имени внука.
А вот сегодня, когда привезли наконец маленького человечка домой и полковник осторожно подержал хрупкое тельце в негнущихся руках, да посмотрел на курносый носик и пухлые щечки, да заглянул во влажные круглые глазки маленького чуда, да вдохнул особенный давно позабытый запах младенца, что-то дрогнуло в нем. Неожиданные внутренние колебания сломали закостенелый панцирь души, освободив кипучее, ненасытное чувство. Будто тектоническая плита сместилась под вулканом и дала возможность вырваться зажатой энергии на простор. Василию было приятно душевное извержение, и он не сдерживал его.
Где-то в кино полковник видел, как герой в порыве восторга гнал что есть мочи спортивный автомобиль по пустой дороге, разбрызгивая мелкие лужи и клубя опавшие листья. Но что такое автомобиль, пусть даже и спортивный, по сравнению с самым скоростным в мире истребителем! Василий ощущал себя наконечником стрелы, которая стремглав рассекает пространство и подвластна его малейшей воле.
Полковник взмыл вверх, завалился на крыло, перешел в штопор, потом вновь набрал высоту, играясь с послушной машиной.
В день рождения внука он шутил: «Теперь придется спать с бабушкой», а сейчас на очередном вираже молодцевато подумал: «Да какие мы к черту бабка с дедкой! Вот покажем дочке класс, сбацаем еще ребятенка. Ведь жена еще в самом соку, и почему мы раньше об этом не подумали?» Полковник радостно представил двух ползающих малышей в своей квартире. Будет с кем играть маленькому Ваньке! Так мысленно окрестил внука Тимофеев, и, вроде бы, вся семья соглашалась с его мнением.
Развернув самолет на восток, Василий Тимофеев гнал по-прямой и невольно задумался, успешно ли идет его жизнь? Он мог, как некоторые из коллег, попытаться стать покорителем космоса.
Много лет назад была реальная возможность подать заявление в отряд космонавтов. Тогда он долго думал, но воздержался. Сейчас он видел, из чего состоит служба кандидатов в космонавты. Многолетняя кропотливая подготовка под постоянным пристальным контролем. А потом, если сильно повезет, полет в космос, быстрая слава и официальные почести. Затем вновь многолетнее ожидание и подготовка.
А некоторые кандидаты не выдерживали постоянного стресса, срывались. Их отчисляли, и они уходили в никуда. Строгая медкомиссия могла найти микроскопические шероховатости в здоровье еще на стадии приема в отряд космонавтов, и тогда прости-прощай даже любимая авиация. Комиссовывали из армии сразу и подчистую.
Нет, это не для его непоседливой натуры, в тысячный раз сделал Василий все тот же вывод, что и много лет назад. Уж лучше каждодневная практика боевого летчика, чем бесконечные теоретические занятия в ожидании благосклонности фортуны.
Полковник не жалел ни о чем. К тридцати шести годам он через многое прошел и многого добился. Конечно, некоторые из летчиков становились испытателями и за постоянный риск получали звезды героев. Но таких людей единицы. Сейчас полным ходом идут испытания нового секретного истребителя МИГ-29. Говорят, что это легкая сверхманевренная машина с потрясающими возможностями. Ну что ж, рано или поздно она поступит в регулярные части, и полковник обязательно на ней полетает. А сейчас он сидит в кабине самого быстрого в мире самолета, который может подняться на такую высоту, с которой, как из космоса, видно, что Земля круглая.
Василий Тимофеев стал резко и мощно поднимать исрибитель. Линия горизонта исчезла, перед глазами сияла лишь глубина неба. Высотометр показал 15 000 метров, затем 20 000, затем 25 000, но полковник продолжал подъем. Он управлял самой скоростной модификацией «двадцатьпятки» и знал ее возможности.
Преодолев высоту 32 000 метров, полковник на пару секунд выровнял машину и посмотрел вниз. Вот она наша планета, прикрытая тонким голубым слоем атмосферы. Никакой хваленый американский «Фантом» и даже новейший МИГ-29 сюда не пробьется. А каких скоростей достигает его машина! Здесь на высоте скорость мало заметна, а вот если промчаться над самой землей!
Полковник перевел машину на резкое снижение под предельным углом атаки. Это был его излюбленный способ пикирования, где, несмотря на кажущуюся безрассудность, он уверенно контролировал боевую машину. Он шел как метеорит, рассекая уплотняющуюся атмосферу. Нет, метеорит атмосфера тормозит, а самолет, благодаря работе двух мощных двигателей, уверенно набирал скорость.
Тимофеев испытывал огромное ни с чем не сравнимое возбуждение, возрастающее вместе с увеличением показания скорости на приборах и приближением поверхности земли. Высотометр сбрасывал одну тысячу метров за другой, а скорость неуклонно росла.
Полковник не заметил, как вошел в зону облачности. Земля, еще недавно хорошо различимая, вдруг скрылась в белой хмари. Он рассчитывал быстро проскочить невесть откуда появившееся облачко, но секунды летели, а белая мгла не рассеивалась.
Полковник смотрел на приборы, мгновенья тянулись бесконечно долго, ему даже показалось, что таймер замер, но высотометр уверенно скидывал цифры. Земля приближалась. Пора было срочно выводить машину из пике, но полковник все ждал и ждал появления визуальной картинки за стеклами кабины.