Как только Джесси в Дублин прибыла,
Тотчас с визитом к Бакстонам пошла —
Друзьям отца, в беде небезучастным,
Что в их особняке гостили часто
В былые дни; узнать от них о том,
Не навещал ли он их милый дом.
Люк Бакстон, с нескрываемым волненьем,
Поведал ей о странном поведении
Её отца, который навестил
Их год назад и с месяц погостил,
Но каждый день с утра и до заката
Без объяснений пропадал куда-то,
Являясь в дом лишь переночевать;
И, перед тем, как лечь в свою кровать,
Чтоб не прослыть бессовестным невежей,
Вселял в хозяев слабую надежду,
Что изменений ум не претерпел:
Вводил их в курс своих семейных дел,
Шутил, болтал о разных пустяках,
Но иногда, на паузе в словах,
Мелькал в очах его безумный пламень,
Но тут же гас, вновь превращая в камень,
Холодный взгляд родных когда-то глаз.
И вот однажды утром, пару фраз
Сказав им на прощание с порога,
Исчез в пыли просёлочной дороги…
Мисс поблагодарила баронета,
Пообещав ему, что этим летом
С отцом ещё раз навестят их дом,
И вышла вон, ловя себя на том,
Что, с каждым словом этого признанья,
Была готова потерять сознанье…
Воспользовавшись Бакстонов советом,
Лишь новый день забрезжил алым светом,
Пополнив нужды в пище и питье,
В поросшей разнотравьем колее
Продолжили друзья нелёгкий путь.
Устраиваясь на ночь отдохнуть,
Для дам шатёр просторный разбивали,
Мужчины же в карете почивали,
А слуги охраняли у костра
Всех спящих вплоть до раннего утра.
Так в пятидневный срок без злоключений
Вдоль мутных вод стремительных течений
Реки ирландской под названьем Бойн,
Свидетельницы праздников и войн,
Они добрались до земли желанной:
Неведомой, зелёной и туманной…
Под бледною завесой облаков
Вода мерцала в локонах кустов,
А меж холмов бесчисленных лежало
Белёсое, сырое одеяло.
Над ним, глядя бойницами вокруг,
Стеной зубчатой заключённый в круг,
Не потеряв величия былого,
Вздымая башни дьявольского крова,
Алел в закате дня очаг проклятья.
Холодным ветром путников в объятья,
Спускаясь с неба, заключила ночь,
И все, озябнув, поспешили прочь.
Пока не воцарилась темнота,
Не мешкая, решили господа
До Максвеллхолла спешно добираться,
Чтоб дамам лишний раз не оставаться
Под чёрным, хмурым небом ночевать,
А лечь в сухую, тёплую кровать,
Где дождь всевластен только за окном,
И до утра забыться крепким сном.
Вот сумерки туманные сгустились,
У вывески друзья остановились,
Столь лестной для убогого двора:
«Сдаются для проезжих номера».
Измученные дальнею дорогой,
Они посовещались у порога;
И больше не желая в тьме ночи
Свою судьбу испытывать, ключи
От самых «лучших» комнат попросили;
Поужинали, свечи погасили,
И крепкий сон окутал старый дом…
Но вот уже сквозь завесь новым днём
Пробился внутрь света блик упрямый,
И, тем лучом разбуженные, дамы,
Пустились до окна вперегонки.
Под звонкий смех две юные руки
Освободили комнату из плена
Увядшей тьмы; тотчас же, ей на смену,
Ворвались внутрь слепящие лучи.
Совсем иной, чем в близости ночи
Им вид открылся сказочно-красивый:
Над строгой башней солнце в полной силе
Позолотило стен гигантский рост,
И, поражая мощью, старый мост
Над рвом глубоким каменной волною
Застыл в веках. Под замковой стеною
Зеркальный омут спрятался в траву,
Там лилий белоснежных на плаву
Меж гладких листьев и́скрилась армада.
Строений безупречная громада
Едва ль была ужасна и грустна,
Как та молва, что по свету слышна
О бедном графе, проклятом невестой.
И Максвеллхолл, и графское поместье
Лежали на вершинах двух холмов,
Над изумрудной зеленью лесов
Меж ними расстилался слой тумана —
Картина без единого изъяна
Притягивала взгляды всех гостей,
Предчувствие проклятий и страстей
Несовместимо было с этим раем!
И солнце, нежный глянец разливая,
Дарило сказку; красками полна,
Здесь билась жизнь, и тайны пелена
К себе манила путников всё пуще,
Очаровав видением цветущим…
По комнатам разлился запах чудный,
И сказку сновидений беспробудных
Все постояльцы спешно гнали прочь.
Не разглядевши дом в глухую ночь,
Мисс, ожидая завтрак, щебетали
В гостиной зале. Леди созерцали
Простую мебель: старый стол, скамьи;
Ступали на циновок полыньи,
Рассматривали старые гардины,
Неровный пол из свежей древесины;
Пытались за столом с недавних пор
Вступить с хозяйкой дома в разговор
И разузнать, кто сможет, не бесплатно,
Свести их к входу в замок и обратно.
При этой просьбе дрогнула рука,
Разбив кувшин парного молока,
Хозяйка, пятясь, бросилась из дома
И по тропе, ей хорошо знакомой,
Смутив господ, просивших лишь помочь,
Быстрее лани убежала прочь.
Друзья не понимали, что случилось:
Чем плох вопрос, и какова причина
Того, что здесь сейчас произошло?!
Открылся спор: что в ужас привело,
Ведь ясно, что в нужде живет семейство!
Но ход их мыслей оборвало действо,
Немало удивившее их всех:
В дом, под сомненье подводя успех
Спасения пропавшего барона,
Ворвались люди… Мысль об обороне
Весьма глупа! … В чём можно их винить???
И как тут не вменить испуг и прыть
Хозяйки тем событиям в заслуги?!
К тому же всё оружие и слуги
От их хозяев очень далеко!…
Меж тем угрозы полились рекой,
И леди испугались не на шутку.
Но господа следили очень чутко
За каждым новым возгласом толпы.
Поражены коварностью судьбы,
Они сжимали пальцами эфесы,
Встав на защиту юной баронессы
И робкой Мери, Росс нахмурил взгляд,
А что до Локсли, то бедняга Барт
Дрожал как лист, что треплет лёгкий ветер,
А руки, что беспомощные плети,
Повисли, зацепившись за клинок
В богатых ножнах. Только некий прок
Был в этом жалком противостоянье —
Оружие, привлёкшее вниманье,
Немного охладило пыл толпы.
Но одержимы гневом и грубы,
Крестьяне криком разжигали смуту.
Однако, подчинившись вдруг кому-то,
Сброд замолчал. Послышались шаги.
Все расступились с робостью слуги,
Явив гостям виновника затишья:
Хозяина двора. Слова излишни:
О превосходстве говорило всё —
Орлиный взгляд тревожно пересёк
Весь угол, облюбованный чужими;
Лет шестьдесят, но рост и стать поныне
В нём сохранились до преклонных лет,
И этих сил и мудрости дуэт
Немного успокоил Джесс и Мэри.
А, между тем, холодным взглядом смерив
Тех, кто не ведал, в чём же их вина,
Хозяин молвил: «Господа! Сполна
Мы просим нам воздать за кров и пищу!
Хоть мы бедны, приветим даже нищих!
Но тем, кто нам подчас желает зла,
Не будет ни ночлега, ни стола!»
Джесс попыталась было возразить,
Мол, как они могли вообразить!
Но вдруг замолкла: на друзей её
Нацелилось хозяйское ружьё.
Каким нежданным не был ход событий —
Никто не пожелал кровопролитий:
Чужие молча лошадей впрягли
И вскоре скрылись в поднятой пыли.