В туманной Англии, в былые времена,
От наших дней далёкие весьма,
Блистала среди юных знатных леди
Джесс Паркер. Эта мисс в столичном свете
Красавицею первой не слыла,
Однако леди Джессика была
Предметом грез любого кавалера:
Спокойный нрав, изящные манеры,
И титул баронессы. Интерес
Всех неженатых лондонских повес
Меж тем был обусловлен, несомненно,
Приданным Джесс. Отец ее отменно
Умел сходиться с нужными людьми,
И управлять делами. Часто дни
Наш Джером Паркер проводил вне дома —
Весьма широкий круг его знакомых
Обязывал к общенью, но в делах
Не забывал о Джесс. Мисс на балах,
Устроенных отцом, внимала лести
Преследуемых завистью подруг,
Друзей, весь бал толпившихся вокруг,
Для коих танец с ней был делом чести,
Что часто было поводом для ссор.
Наш мистер Паркер, на сужденья скор,
К тому же сам давал для сплетен повод
В трудах – пчела, в размолвках – хваткий овод;
Угодник дам, игрок, скандальный мот —
Но… он деньгам умело вёл учёт:
Приданное невесты и число
В него влюбленных день за днем росло.
Он пропадал в столице то и дело,
В то время как домашние умело
Вели поместье: не было числа
Послушным слугам – легче ремесла,
Казалось, нет, чем отдавать приказы.
Для Джесс труднее выбирать алмазы,
Рубины и сапфиры под наряд!
А платьев в доме – целый маскарад,
И дни в сомненьях длятся перед балом!
Не жизнь, а сказка! Под её началом
Те, кто ведёт дела её отца,
А сэр Джерóм дотошен – без конца
Сам проверяет всех и вся в поместье.
Не дом – дворец, которому, без лести,
Завидовал тогда весь высший свет!
Конюшни, фермы, пастбища – расцвет
Во всём! Столица и богатство!
Мисс даже и не думала смущаться
Окраины, где, собственно, жила:
Рай на задворках? – улица цвела!
С недавних пор дома английской знати
Росли здесь, как грибы. Красив и статен,
Наш сэр Джерóм к тому же был умён
И предприимчив: дом был удалён,
Притом весьма, от бурной жизни света,
Вот почему он, не спросив совета
Ни у одной в том сведущей души,
Скупил в округе земли за гроши,
Нанял артель рабочих самых лучших
И принялся за дело… Вскоре тучи
Его знакомых съехались на бал,
Своих гостей, заполонивших зал,
Наш сэр Джерóм позвал к себе в соседи,
И предложил всем господам и леди
Назавтра посетить аукцион.
И завертелось! Так как наш барон
Был лучшим гостем знати всей столицы,
Нашлось немало тех, кто поселиться
Мечтал к нему поближе. Все дома
Он тут же продал, и к тому ж весьма
Немало денег выручил за это.
Нет недовольных, всё вниманье света
Обращено на Паркеров опять,
И, вроде, больше не о чем мечтать!
У Джесс есть всё! Ну, это ли не счастье?!
Всё, в общем, безупречно, но отчасти…
Ведь Джессика роднее существа
По крепким узам кровного родства,
Чем сэр Джером и не имела боле,
Лишь год как мать, у недуга в неволе,
Скончалась, угасая как свеча.
Барон недолго смог блюсти печаль —
Не дав семье оправиться от горя,
Удар другой, приведший к долгой ссоре,
Нанёс отец, совсем забыв о Джесс:
Дочь знала Кэрен, этот интерес
К её отцу, казалось, был игрою.
Она была чуть старше Джесс, порою
Мисс Паркер удивлялась, встретив их
В гостях за разговором. Их двоих,
Увидел вскоре вместе на приёме
У короля весь Лондон. Только в доме
Вдруг появилась Кэрен, как жена
Её отца, и дочь, поражена
Предательством его, её бесстыдством,
Совсем замкнулась. С алчным любопытством
Совала миссис Паркер всюду нос,
В присутствие отца любой вопрос
От падчерицы к мачехе участье
Снискал бы верно, только очень часто,
Лишь мистер Паркер покидал свой дом
Всё изменялось: лад в семье на том
Сходил на нет. Увы, ни та, ни эта
Мириться не желали; сплетни света
Трубили о разладе и вражде.
Джесс изменилась, в скорби и беде
Ожесточилось сердце от обиды —
Отец её не слушал. Он не видел,
Свою жену такой, как вторит дочь!
Раскрыть обман никто не мог помочь!
Назло отцу и мачехе она
Ничтожеством была увлечена:
Барт Локсли – граф, сомнительный делец,
Известный трус, мошенник и хитрец!
Не избежав злословий и насмешек,
Ушли друзья, но цел ещё орешек:
Не по зубам был Джесс такой пустяк —
Расстроить без того непрочный брак!
Барон лишь позже осознал потерю,
Ведь он любил мать Джесси, и, не веря
В то, что он стал безумно одинок,
Поддался чарам Кэрен. Но урок
Был извлечён, жена свой нрав раскрыла,
Она ведь только роскошь и любила,
И вмешивалась всюду и всегда.
И Джером Паркер чаще пропадать
Стал где угодно, только бы не дома:
Играл на деньги, ездил по знакомым,
Увлёкся чтеньем, дабы не скучать
В своих разъездах. Только замечать
Вдруг стали за бароном все и всюду,
Что стал он странным: вроде бы откуда
Влеченье к книгам? – он их не терпел!
Теперь же он не мог и не хотел
В беседе поддержать иную тему…
А Джесс не разглядела в том проблемы;
Из мести ли, иль вправду, наконец,
Она не замечала, что отец,
Не пропускавший ни одной пирушки,
Предпочитавший общество подружки
Супруги новой болтовне пустой,
Стал одержимым призрачной мечтой.
Она не знала как, в какой момент,
И где был взят тот странный документ.
Семье тот факт был очень любопытен,
Но Джером Паркер был несносно скрытен —
Отец нигде не оставлял тетрадь:
Вносил в покои, собираясь спать,
Носил в камзоле, в личный саквояж
С вещами брал в очередной вояж.
Барон с тех самых пор прослыл невежей:
Забыл подруг и модные одежды,
Приятелей за карточным столом;
Балы, увы, оставили их дом,
И Джесс, с немой досадой и терпеньем,
Ждала в своих покоях приглашенья
От тех, кто раньше рад был, коль попал
К ней, Джессике, на лучший в свете бал!
А мистер Паркер часто и надолго,
Без кучера, один, в простой двуколке
Куда-то уезжал с пустой сумой,
А, возвращаясь, привозил домой
Десятки книг, замотанных в тряпьё, —
Истлевшее от времени старьё.
Спешил в читальне собственной закрыться,
И, бережно, страницу за страницей,
Днем или ночью в свете ночников,
Исследовал при помощи очков.
И вот однажды ночью он возник
В дверях читальни с новой связкой книг,
Снял мокрый дождевик с продрогших плеч,
Позвав слугу, велел камин разжечь,
Присев за стол, и, развязав тесьму,
Взял книжицу невзрачную одну.
Он их ни в коей мере не читал,
А только лишь, не торопясь, листал.
Вот, просмотрев изданья половину,
Направился подбросить дров к камину,
А, поднимаясь, зацепил рукой…
Паденья стук, нарушивший покой,
Не разбудил домашних никого!
Что же смогло так напугать его?
Барон был бледен, руки взялись дрожью,
Боясь самообмана, осторожно,
Не чуя под собой разбитых ног,
Он наклонился вниз, поднял листок,
Поднёс к огню и, пробежав глазами,
Прижал к груди, сполз по стене и замер…
Что пчёлы в улье в трепетной листве,
Роились мысли в бедной голове:
«Письмо нашлось! Возможно ль? Быть не может?!
Оно иль нет? … Оно! Конец итожит
Дианы подпись! … Сердце так стучит!
О чём письмо? … О роковой ночи!…
Диана признаёт вину в проклятье!
Раскаянье горючею печатью
Размыло строки, но напрасен плач:
Десятки лет, любви своей палач,
В монастыре покоится Диана,
А граф, образчик чести без изъяна,
Томится в шкуре дьявола во тьме!
Его уж нет, а значит только мне
Дано судьбой пролить на тайну свет!
…И ниже, наконец, раскрыт секрет:
«…Ключ замурован в замковой стене —
Над самым полом, в правой стороне
За шатким камнем дальнего угла,
В последней спальне левого крыла…»
Выходит, что не зря в безумье дней
Я не смыкал без устали очей,
Искал всех тех, кто был в родстве с «проклятым»,
Где даром, где оплачивая златом
В немалых суммах, слепо веря в то,
Что до меня не пробовал никто
Найти несчастный, выцветший листок!
И вот свершилось!!! … Путь ещё далёк,
И не теряя больше ни мгновенья,
Я отправляюсь в порт без промедленья,
Навстречу тайне, не боясь преград,
Туда, где слава и бесценный клад!».
И, взяв с собой заветный документ
И кошелёк увесистый монет,
Барон покинул старую читальню,
На цыпочках прокрался возле спальни,
Лишь мимоходом поглядев на дочь,
И вышел вон в рыдающую ночь…