Река кипит на перекате
И упирается в порог,
Что на пути ее поставил
Базальтовой скалы отрог.
Стремнина бесится, бушует,
И разрушает эту твердь.
Там, в белой пене, в черном камне
Хохочет, пляшет, манит смерть.
Меня несет потоком этим,
Но вот и пропасть, водопад,
Ревущий, будто это Цербер,
А впереди ворота в ад.
И вот – привет тебе, порог!
Лечу в потоке над тобою!
Полет над адом – это миг!
Но в нем я бог, готовый к бою!
= = = = = = = = = =
Воистину! (Это я всей душой и всем разумением соглашаюсь с мыслью, вынесенной в заголовок). Некогда случилось так, что одно из моих беллетристических упражнений оказалось опубликовано. И не просто так опубликовано, но аж в самом «Огоньке»! И не просто в так себе «Огоньке», а в «Огоньке» Виталия Коротича! О, этот «Огонек» Коротича! Сейчас, я полагаю, не звучит, и не понимающим не объяснить, что оно такое есть, но понимающие меня поймут!
Это же перестройка в самом ее угаре! Это ж «Долой шестую статью!», это ж «Гроб для номенклатуры!», это ж «Партия, дай порулить!» и все такое прочее… А что в «Огоньке» -то у Коротича! Господи! Тут тебе и Булгаков, и Замятин, и Платонов, и Зощенко, и Гумилев, и Эренбург и кого-кого там только не было! Весь прежде потаенный цвет русской словесности, и тут здрасьте-пожалуйста – я! И не просто так себе «я», а при вступительной врезке самого Юрия Нагибина! А еще там была фотография. Причем фотография-то хоть и моя, но лет этак на пятнадцать моложе меня, того, каким я был на момент этой публикации. Почему так вышло – не помню, но, ей-ей безо всякого умысла. В ту доцифровую эпоху фотоархивы были все же ограничены и никаких тебе селфи. Так что сдал я в редакцию первую же паспортную фотку, что попала мне под руку, и вовсе не из желания произвести впечатление на лучшую половину читательской аудитории (тогда, кстати, многомиллионной), а просто в спешке так вышло. Я столь пространно пишу об этом, казалось бы, несущественном обстоятельстве, потому что оно-то и оказалось причиной, или, лучше сказать, спусковым механизмом последующих событий. Итак, публикация состоялась и я, ошалевший от радости, пребывал в эйфории, а также в ожидании популярности, славы, редакционных предложений, приглашения в Союз писателей, потока гонораров и прочих приятностей и благ, с новым моим статусом «огоньковского» автора связанных. Теперь, при редких воспоминаниях о том эпизоде моей жизни, мне приходит на ум сравнение с одним героем из «Сказок» Салтыкова-Щедрина, который, герой, совершив нечто, сел с открытым ртом, ожидая, когда в него посыплются всяческие вкусняшки (в первоисточнике, правда, не «рот», а «хайло», но это все-таки не про меня). А в это же самое время в моей, так сказать, мирской жизни тоже происходили важные для меня события со знаком «плюс». А именно, мне удалось сменить место работы. То, с которого я уходил, тяготило меня по нескольким причинам. Но главная из них состояла в том, что я, имея рабочее место в Москве, формально числился в некоей бакинской организации. Которая состояла в неких, не совсем мне ясных, отношениях с московской конторой, где я занимал место в камеральный сезон. При этом трудовая книжка моя лежала в отделе кадров той самой бакинской организации. И меня, представьте себе, тогда, в 1986 году, да и раньше, всерьез беспокоила мысль, а что же будет, если Азербайджан возьмет, да отложится? Не знаю, предвидел ли кто тогда распад Союза – я точно нет. Просто вот такая житейская забота. И вот, в результате многих усилий, преодолений и даже приключений, которые сами по себе могли бы послужить темой для опуса, мне удалось перебраться на новое рабочее место, которое и прослужило мне надежным пристанищем в течении многих лет, пока само не пало жертвой прихватизации с последующей оптимизацией и переориентацией. Но это было потом. А пока я с огромным облегчением выдохнул и расслабился. И, как оказалось, зря. Не прошло, помнится и месяца, как я угнездился на своем новом рабочем месте и только ощутил все его выгоды и приятности, как меня вызвал начальник отдела. К слову, человек, который сделал мне много добра, и благодарную память о котором я храню и буду хранить, пока сам в памяти. Так вот, он вызвал меня и при закрытых дверях своего кабинета вручил мне повестку в прокуратуру, которая пришла почему-то не на дом, а по месту службы. Я обомлел и похолодел. Действительно, представьте ситуацию с точки зрения работодателя: только-только приняли сомнительного типа с мутноватым послужным списком (почему москвич, да вдруг из бакинской организации? Даже профбилет у него на азербайджанском языке), да еще при пятом пункте и вот, пожалуйста – на него телега из прокуратуры! Нужен нам такой? Но начальник отдела отнесся к этому проще, чем я себе вообразил. Мол, чего только в жизни не бывает! Это меня не то что успокоило, но как-то привело в чувство. И вот я в прокуратуре, какого района не помню, но где-то на Варшавке. Это было не первое мое попадание в прокуратуру. Но тогда, в первый раз, я был свидетелем, а в этом случае, похоже, подозреваемым. Надо сказать, что при моем появлении в прокурорском кабинете на лице его хозяина совершенно отчетливо проступило разочарование. Слово-за слово – дело стало проясняться. Некая заслуженная дама, ветеран войны, оказалась жертвой ограбления. К ней, якобы для взятия интервью, явился некий молодой человек, представился корреспондентом уж не помню какого СМИ (это я по теперешнему, тогда эта аббревиатура была еще не в ходу). Он действительно подробно беседовал с ней, она его поила чаем, для чего отлучалась на кухню, а после его ухода обнаружила пропажу всех своих боевых наград. А незадолго перед тем она, пострадавшая, читала тот самый номер «Огонька», в котором был напечатан мой опус и обратила внимание на мою фотографию. И на ней уверенно опознала своего злодея! И тут же написала заявление, приложив к нему этот самый журнал. Уж не знаю какими судьбами телега эта попала не в милицию, а в прокуратуру, но я оказался там вслед за ней. Стала ясна мне и мина разочарования на лице прокурора, или не знаю уж какого чина-звания был мой визави. Ведь он ожидал увидеть резвого юношу, а предстал перед ним мужичок вполне себе средних лет. И как же ему, в самом деле, вести себя в такой ситуации? Он, правда, еще спросил, а нет ли у меня кровных родственников подходящего возраста, но это уже было так, для проформы. Он подписал мне пропуск, и я помчался в свою новую контору, разъяснять недоразумение. Что и удалось. Но с этого момента прекратилось мое ожидание благих чудес, проистекающих из «Огонька». То есть как отрезало. А теперь, возвращаясь к заголовку. Ну, в самом деле, мог ли я предугадать, что моя, по-нынешнему говоря, топовая публикация приведет меня не к вершинам славы и успеха, а прямиком в прокуратуру? Ни боже мой! Но так случилось. Так что поистине – не дано, не дано и не дано нам предугадать, как слово наше отзовется…