– Мельников!!! Мельников, какого черта???
Визг Володина так явственно и так оглушительно зазвенел у него в ушах, что Валера, перевалившись со спины на бок, проснулся. Обвел ошалелыми глазами комнату, отчаянно заморгал, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.
Ну? Ну и чего? Вроде бы его комната. С зашторенным громадным окном и подоконником шириной почти в метр. Они на нем, как за столом, всегда располагаются. Его телик в полстены, его постеры, светильники, кресла с диваном, акустика. Все его. И никакого Володина тут нет. Чего он тогда орал ему на ухо?! Случилось, может, чего? Позвонить?
Валера свесил руку, пошарил по полу, нашел мобильник, тут же, не глядя, ткнул в кнопку последнего вызова. Последним был Володин, он знал точно, как и предпоследним, и еще третьим в списке. Больше ему никто пока не звонил.
Мельников скосил взгляд на комод, где все еще стояла ее фотография. Высокая стройная девушка в открытом купальнике, с короткой стрижкой и невероятно яркими синими глазами, счастливо смеялась прямо на камеру. Это был его любимый снимок. Они тогда вместе отдыхали в крохотном курортном поселке, насчитывающем чуть больше полусотни дворов. Море было теплым, чистым, народу было мало, времени свободного много. Они спали, ели, купались, занимались любовью. В тот вечер, когда было сделано фото, они вышли погулять по берегу. Дурачились, мечтали, строили какие-то невероятные планы, а после он начал ее снимать. Сначала как она снимает сарафан, потом как входит в воду, как плывет, после как выходит из воды с намокшими ресницами.
Эта фотография показалась ему самой лучшей. Он увеличил ее и вставил в рамку, там она теперь и стояла до сих пор.
Оля… Оленька… Олечка…
Господи, он потерял ее! Потерял насовсем! Вот только что понял, идиот, что Ольку ему не вернуть ни за что. Она… Она выходит замуж через пару недель за красивого, удачливого, предприимчивого, за такого, каким он не сумел для нее стать.
– Че, Володь? – прохрипел Мельников в трубку, стоило тому ответить.
На самом деле Володин был Александром, и почти все, кроме Мельникова, звали его именно так. Тому нравилось называть друга Володей, Вовой, Вованом. Володин терпел, не огрызался. Нравилось ему или нет, оставалось загадкой. Скорее всего, нет. Потому что никому, кроме Мельникова, он не позволял себя так называть.
– Че? – так же хрипло отозвался друг.
– Ты че орал-то? – вспомнил Валера свое пробуждение.
– Я?! Когда?!
– Я спал, а потом ты как заорешь, Мельников, какого черта?!
– А-аа, вон оно что! – Друг зло выругался. – Спишь, стало быть!
– Ну да, мне на дежурство с восьми вечера.
– А вчера? Вчера ты где был?!
– Вчера? – Валера наморщил лоб, вспоминая, и ему сделалось больно. – Вчера я пил, Вован.
– Пил?
– Пил. Много пил! Очень много пил, потому что…
Валера вдохнул, выдохнул, прислушался к организму, как тот прореагирует на движение диафрагмы, заныло сердце. Мельников наконец вспомнил причину своего запойного вечера.
Оля! Из-за нее он надрался, как извозчик!
– Потому что, что? – отчетливо и с выражением спросил Володин.
– Потому что Олька через две недели выходит замуж, – выдохнул Мельников, тут же поймал задрожавшую нижнюю губу и придавил ее зубами.
– Замуж? Олька?
Его бывшую девушку Володин знал отлично. Они поладили с первого знакомства, что еще больше наполняло Мельникова счастьем. Он часто наведывался к ним в гости, ходил с ними в кино и, как ни странно, не мешал им совершенно. Мельников даже где-то в глубине души немного ревновал свою девушку к другу. Это когда сам забывал купить ей цветы, а Володин являлся с букетом. Или когда его подарок к ее дню рождения оказывался более удачным. Или…
А, да и что теперь об этом?! Олька выходит замуж! И все!
– Замуж, Олька, – покорно повторил Мельников и зажмурился, чтобы не видеть ее пронзительно счастливого взгляда с фотографии.
– За кого?
– За какого-то упыря с машинами, квартирами, деньгами, положением не только тута, но и тама! – Мельников, будто друг его мог теперь видеть, помахал рукой в сторону окна, подразумевая заграницу. – Короче, мне хана, Вова! Мне кранты!!! Мне никто, кроме нее, не нужен! Я ее люблю! Только ее!!! Люблю ее смех, походку, даже как она похрапывает во сне, обожаю!
– Олька храпит?! – не поверил Володин.
– А то!
– Брешешь, скот! – отрезал тот и вдруг после паузы с печалью проговорил: – Брат, а ты ведь в жопе полной!
– Понимаю… – Мельников смиренно пристроил свободную от телефона руку на сердце, которое вытворяло черт-те что.
– Нет, брат, ты не понимаешь! Я ведь не Олино замужество имею в виду.
– А что?
– А то, что ты, скот, вчера обожрался в слюни и позвонил ей. Так?
– Будто бы…
Мельников снова запустил по лбу морщины, которые сквозь лобную кость терзали его мозг болью.
Он звонил Оле? Быстро глянул на экран мобильника, полистал вызовы. Ну да, вот звонок ей, в половине девятого вечера. Господи, не помнит! Ничего не помнит! Что он говорил ей?! Что?! Только бы не оскорбил, только бы не обидел! Она же не виновата в том, что он скот!
– Что ты сказал ей, сволочь?! – поинтересовался Володин, и в голосе ясно послышался скрежет его вставных шестерок, одна сверху, другая снизу.
– Что сказал, что сказал… Не помню я, – признался Мельников. – Но плохо мне было. Очень плохо, брат. Мог и наговорить чего-нибудь.
– Ага! А после того как наговорил, явился к ней. Это помнишь?!
– Я??? К ней??? – Валера резко сел на диване и съежился, как от удара. Внутри все пошло волнами. – Когда???
– Очевидцы утверждают, что в десять вечера. И утверждают, что дебоширил и угрожал!
– Я??? – просипел Мельников и схватился за горло, оно начало саднить. – Володя… Я… Я не мог! Не мог угрожать!!!
– Мог, не мог, разберется следствие, – казенно ответил друг. – Давай, умывай рожу и сюда. Пулей!
– А… А зачем?
Мельников поймал свое отражение в огромном экране телевизора. Показалось, что она – рожа – раздулась в полэкрана. Пил он вчера безобразно. Пил все подряд. Старался залить горе, а вышло, что натворил новое.
– Затем, что поедем с тобой на место преступления. – проговорил Володин со вздохом.
– К Ольке?! Не поеду!!!
– Хм-мм… Ольку еще найти надо, скотина! Ты ведь… Ты ведь… – Володин снова скрипнул шестерками, выматерился с азартом. – Ты ведь после того, как угрожал ей, смылся куда-то.
– Домой, – перебил его Валера.
– Пусть так, а Олька расплакалась на груди у соседки. Позвонила своему жениху. Все ему рассказала. И… пропала!
– Куда пропала?! Как пропала?!
– А вот это, скотина, ты и должен будешь выяснить, – заорал Володин не своим голосом. – Потому что я все утро за тебя тут общаюсь с ее нареченным. Он все утро пытается мне сунуть заявление о пропаже человека. Я ему, твою мать, про трое суток, которые еще не прошли! А он мне бумагу в рожу тычет! Говорю, заявление принимается через трое суток, а он мне… Короче, отфутболить-то я его отфутболил, но эта падла ясно дала понять, если что с Оленькой, то виноват в этом будешь только ты! Десять человек видели и слышали твои вчерашние художества. Вот так, Валера… Ты все понял?
Мельников отключил телефон, кое-как добрел до ванной и сунул голову под ледяную струю воды. Ощущение было таким, что череп изнутри разрывает. Но он простоял так минут пять. Потом так же долго стоял под ледяным душем. Покрылся гусиной кожей, дрожал так, что нижняя челюсть подпрыгивала, но выстоял. Долго растирался полотенцем, брился, в три приема чистил зубы, полоскал специальным эликсиром. Потом варил кофе, пил и все время пытался вспомнить, как он вчера в десять часов вечера хулиганил под окнами у Ольги. Как звонил ей, еще удалось вспомнить. Какие-то слова он ей хорошие говорил, это сто процентов. Что любит, говорил, что жить не может, что смысла нет и все такое, но чтобы дебоширил у нее под окнами, потом в подъезде…
Нет, хоть убей, не помнит!
Надо потрясти этих соседей. Сколько там Олькин хлюст насчитал? Десять человек? Ничего, ему доводилось за час и больше народу опрашивать. К тому же поедут они вместе с Володиным, так что…
Но оказалось, что Володин и не собирается ехать по Олиному адресу, и место преступления им подразумевалось совершенно другое, и поймал его Мельников уже на выходе.
– Нет, брат, туда ты сам поедешь, – утешил его друг, поймав за карман легкой летней рубашки. – Я там светиться за тебя не намерен. Сам выясняй, что такого ты наговорил своей бывшей возлюбленной и что такого сделал, почему она вдруг исчезла в никуда, не взяв с собой ничего из вещей. Ничего! Даже зубной щетки!
– А паспорт? – зачем-то спросил Мельников, прекрасно понимая, что хватается за воздух.
– Не знаю я ничего про паспорт. – Володин недовольно сморщился. – Зато я знаю, что у нас еще один труп девушки в парковой зоне.
– Что??? Ты хочешь сказать???
Он засипел так, что снова засаднило горло, к тому же его принялось так колотить, что Володину пришлось ему помогать садиться в машину.
– Нет, это не Оля, – вздохнул друг, протягивая ему бутылку минералки. – Слава богу, это не она… Найденная девушка длинноволосая, маленького роста.
– Снова он?
Володин молча кивнул. Мельников припал к горлышку бутылки, громко булькая, потом отдышался, вытер капли пролитой воды с шеи, покачал головой.
– Знаешь, Саш, – вдруг назвал он друга по имени, и тот тут же удивленно выгнул брови. – Если с ней что-нибудь… Я ведь жить не смогу.
– Знаю, – кивнул друг, дотянулся с переднего сиденья к нему на заднее протянутой рукой. – Я верю, Валер, что ты не сделал ей ничего дурного, и жених мне ее очень не понравился, но…
– Но через три дня, если она не появится, ты примешь его заявление и начнешь работать на полную катушку, – закончил за него Валера и кивнул, пожимая протянутую другом руку. – Я тоже.
– Что тоже?
– Тоже начну ее искать, если она не появится.
– Это я и без тебя знаю. Искать тебе ее придется не через три дня, а уже сейчас. Потому что…
– Потому что ее жених назвал меня единственным подозреваемым в ее исчезновении, – снова закончил за друга Валера. – Но не из-за этого ее стану искать, Саня. А потому что… Я не могу без нее!
Какое-то время они молчали, бездумно наблюдая за городским пейзажем, проскакивающим мимо автомобильного окна.
Начало лета выдалось жарким, сухим, пожароопасным. Город без конца заволакивало дымом, и многие не выходили из дома без марлевых повязок. Различить под кепкой с длинным козырьком и такой вот повязкой, кто именно идет, было невозможно. Прибавить сюда джинсы, бесформенную футболку, и вообще не понять: парень это или девушка.
Как искать Олю? Где искать? Почему она после вчерашней его дикой выходки вдруг пропала? Он точно не мог сотворить с ней ничего. Он и с собой-то сотворить ничего был не в состоянии. Только что дотащить свое хилое тело до дома, и то не факт, что это сделал он.
Как подумал, так и оказалось. Одна из соседок, из десяти любопытных, заявила, что после дикой сцены и ее плача на груди соседки он удалился со двора под руку с Оленькой.
– Как такое могло быть?! – вытаращил на пожилую женщину мутные с похмелья глаза Мельников.
– А как же еще?! Вы же буквально не стояли на ногах! – брезгливо поморщилась дама. – Она вас почти несла до остановки.
– До остановки? До какой остановки?! Во сколько это было?!
– Вы что же, молодой человек, совершенно ничего не помните?! – ахнула Олина соседка с первого этажа.
– Смутно, – вяло отреагировал Мельников.
– Разве можно так пить?!
– Нельзя, – кивнул он согласно и тут же попросил воды.
Соседка вошла в квартиру, он остался на лестнице, огляделся, напряг память. Ничего! Полный провал! Видимо, после телефонного звонка Ольге, обрывки которого еще как-то сохранились в голове, он принял еще.
Дверь распахнулась, женщина протянула ему высокий отпотевший стакан с ледяной водой. Мельников, дважды поблагодарив, жадно выпил, а потом извинился:
– Я, наверное, скот в ваших глазах? Простите.
Она, поджав губы, какое-то время его внимательно рассматривала. Видимо, пыталась понять, искренни ли его раскаяния. Потом кивнула, принимая все за правду, и проговорила:
– Мне, конечно, вас искренне жаль, молодой человек.
– Меня? Жаль? Почему?
– Вы вчера так убивались, так просили Олю отменить свадьбу.
– Правда?!
– Да… Я как раз на скамеечке сидела у подъезда, когда она вас на улицу выволакивала в буквальном смысле слова. А вы… Вы плакали…
– Я???
Мельников смутился и покраснел. На его памяти, последний раз он плакал в классе третьем от содранных в кровь коленок. Потом все! Ни единой слезы! Даже когда ногу вывихнул и правили ее потом без уколов минут пять. Да что там, когда мать хоронил, не плакал. Хотя душу выворачивало от боли и тоски. А вчера он плакал?!
– Не может быть, – покачал он головой. – Не может быть!!!
– Как вы можете утверждать, если ничего не помните! – возмутилась дама и отобрала у него пустой стакан. – Не может быть! Она вас тащит, а вы ревете, как дитя. И умоляете ее отменить свадьбу. Оленьке было жутко неудобно передо мной. Она поздоровалась, извинилась, вас все уговаривала успокоиться.
– А как? Как она это делала?! – спросил Мельников севшим голосом. – Как называла меня?
Господи, он бы сейчас все отдал, лишь бы снова услышать ее голос. Он так соскучился. Надо же было так нализаться, что не помнить ничего?! Хотя…
Если бы он не напился, он бы ей не позвонил, потом не притащился бы сюда скандалить. Не стал бы просить ее ни о чем, гордый потому что. А вчера вот под воздействием алкоголя его самолюбие атрофировалось, получается.
– Она? Она называла вас то Мельниковым, то Валерочкой, – вспоминала женщина, наморщив лоб. – Все говорила, Валерочка, я прошу тебя, не надо! Пожалуйста, не надо! А когда уж вы начали заваливаться на колени, прощения там просить или просто сил у вас стоять не было, тогда уж она на вас прикрикнула и назвала по фамилии. Так-то, господин Мельников.
– И она повела меня к остановке?
– Повела! – фыркнула женщина. – Это вы неверно выразились. Она вас потащила почти на себе! Подошел автобус, я из-за угла наблюдала, думала, если уж нужно, я ей помогать стану. Но Оленька справилась, она вас в автобус втащила.
– А сама?
– И сама следом. Она поехала с вами, – кивнула женщина и шагнула к своей двери. – Вот, собственно, и все. Потом ближе к полуночи объявился ее нареченный, начал носиться по этажам, звонить во все двери, спрашивать про Олю. И вид у него был весьма… я бы сказала, потрепанный, огорошенный. И под левым глазом у него я заметила свежую царапину. Вы с ним нигде, случайно, не пересекались?
Мельников вместо ответа лишь хмыкнул с печалью. Женщина все правильно поняла, кивнула.
– В какой автобус мы сели? Номер не помните? Да, и время желательно. – Мельников мысленно помолился на удачу.
– Времени было минут десять одиннадцатого, это точно, потому что двадцать минут одиннадцатого у меня начинается сериал, и я тогда еще подумала, что у меня есть десять минут… – чтобы понаблюдать, закончил за нее Мельников, не разжимая рта. – А автобус… Кажется, сто тридцатый, но мог быть и сто восемьдесят восьмой, и сто восьмидесятый, и сто девяностый. Я без очков в сумерках не очень хорошо вижу, да и стояла достаточно далеко. Однако узнать, думаю, вам не составит особого труда. Маршруты в автопарке расписаны…
Автобус оказался сто тридцатым. Его водитель и кондуктор сегодня отдыхали. Адресов их никто ему не захотел давать, а вот номерами телефонов снабдили. Первым он позвонил водителю. Тот отозвался заспанным злым голосом. Долго не мог понять, чего от него хотят. Когда понял, ответил нервно и отрицательно.
– Знаешь, командир, сколько упырей и алкашей в мой бас за смену садится?! Я должен всех запоминать?! Я за дорогой слежу…
Мельников позвонил кондуктору. Та не отвечала часа два. Он за это время успел трижды набрать Олин телефон, он был отключен, столько же раз созвонился с Володиным. Сначала изложил ему свои новости, потом выслушал неутешительные его.
– Короче, снова задушена. Снова пятки искромсаны так, что кости торчат. Жертву пока никто не хватился, и она не опознана. Документов и личных вещей при ней нет.
– Снова голая?
– Совершенно! Ни единой ниточки, ни клочка бумаги на теле, только трава, в которой ее обнаружили.
– Сколько она там пролежала? – спросил Мельников.
– Трудно сказать. Эксперты трудятся, но убивали ее постепенно.
– Как во всех остальных случаях… – кивнул Валера своему отражению в витрине кафе, он собирался зайти перекусить. – Гребаный урод! Головы начнут скручивать скоро.
– А толку?! – возмутился Володин и выругался. – Другие головы лучше, что ли? Мы с тобой этого упыря уже второй год пасем, а результат?!
Толку не было никакого, убийца не оставлял ни единого следа. Сколько они ни бились, сколько ни отслеживали маршруты жертв накануне исчезновения, ничего! Ни СМИ, ни обещанная награда за информацию, ничего не помогло. Полгода назад таскались за одним подозреваемым, на которого указали очевидцы. Будто бы видели, как одна из жертв садилась к нему в машину. Дяде попортили нервы основательно, оказалось, он ни при чем. Девушку тот дядя в самом деле подвозил, но высадил по пути к ее дому. Чему, оказалось, тоже очевидцы имелись. И все! С той поры ни единого следа, ни единой ниточки.
– Ладно, – вздохнул Володин протяжно. – Ты там давай через часок подъезжай в отдел, подумаем, посидим. Жениха этого пробить бы не мешало.
– Ну!
– И это, пожрать чего-нибудь захвати. Кишки сводит просто…
Мельников съел две порции огненной домашней лапши. Набрал с собой в пакет беляшей и пончиков с рисом и яйцом. И снова, как вышел из кафе, набрал кондукторшу.
– Да! – отозвалась та почти сразу.
– Добрый день. Из полиции вас беспокоят.
– На предмет?! – переполошилась сразу женщина. – Я ничего такого… За мной ничего…
– Я по поводу вашей вчерашней смены, а вернее, почти самого ее финала. – Валера быстро описал внешность Оли и свою, добавив, что парень был изрядно пьян, где и во сколько они сели в их автобус, и спросил: – Вы их не помните?
– Помню, конечно! – успокоилась сразу женщина. – Парень хоть и пьяный был, но нормальный.
– В смысле? – У него потеплело на душе. Хоть один позитивный отзыв в его адрес.
– Ну… Не бычился, не хулиган. Просто все время норовил перед девушкой на колени встать.
– Зачем? Прощения просил?
– Нет, замуж он ее звал, ну и прощения просил тоже.
– А девушка что же?
Он снова обругал себя на все лады. Не помнить Олю после того, как полгода только и мечтал о ней, только о ней и думал, это преступление!
– Девушка? – кондукторша задумалась. – Мне показалось, что ей это…
– Не нравится?
– Я бы сказала, что это было ей в тягость. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, кажется, – пробормотал Мельников с упавшим сердцем.
– Она все время морщилась, как будто у нее голова болела или зуб. А потом они вышли и все. Я больше их не видела.
– А случайно не запомнили, где они выходили?
– Как же не запомнила! – фыркнула кондукторша. – После этого в салоне сразу тихо стало. На Заводской они и вышли. Знаете, где это?
– Да, спасибо. – Валера отключился.
Как ему было не знать, если это была его остановка?! Оля привезла его домой, проводила, возможно, до квартиры, а потом…
Что было потом, он тоже не знал, не помнил. И куда подевалась Ольга из его квартиры, если она его туда привела, было неизвестно. Следов борьбы или физического насилия он поутру у себя в доме не обнаружил, так что, предположительно, Оля проводила его до двери.
– До подъезда, Валерочка, тебя девушка довела. До подъезда, дорогой. – Соседка со второго этажа баба Валя осуждающе качнула головой. – Ты же хороший мальчик, зачем же так пить?!
– Баб Валь, это я… Извините меня, пожалуйста! Вы мне лучше скажите, как мы с ней расстались?
– С девушкой?! – Из глубоких складок морщин на Мельникова выкатались два глазных яблока. – Я разве знаю, как и почему ты с ней расстался?!
– Да нет же, господи. – Он принужденно рассмеялся. – Вчера… Она меня довела до подъезда, а потом?
– А что потом? Тебя посадила на лавку, ты сразу прилег. Мы потом с Михалычем… – Это был ее муж, старый, занудный, беззубый мужик. – Наверх и отвели, но ты уже немного оклемался. Дверь открывал сам, и в хату входил сам. И даже спасибо нам сказал. Неужели ничего не помнишь?! – Он со вздохом помотал головой. – Стыдно тебе должно быть, Валерочка.
– Не представляете, как! – хлопнул он себя кулаком по груди. – И Оля… Что она теперь обо мне подумает?!
– А чего ей думать-то о тебе, тю-юю! – Баба Валя присвистнула, сложив сморщенные губы трубочкой. – Она в машину села, да и тю-тю, укатила сразу.
– В машину?! – Валера насторожился. – В какую машину?!
– Это я не знаю, не разбираюсь я. Темная, длинная, вишневая, кажется. Но больше ничего не знаю, не спрашивай! Ты вон лучше у Пашки Домового спроси. Он как раз чуть в морду этой вишневой машинке не въехал. Орал еще, ну да он все время орет, ты же знаешь…
Пашку Домового за его склочный, неуживчивый характер и луженое горло знал весь микрорайон, кажется. Он и прозвище Домовой получил из-за того, что постоянно дома чем-то гремел, стучал, орал, соседи с ума сходили просто. А так-то фамилия его была милой и безобидной – Зайчиков.
Домового дома не было.
– А я знаю, где его черти носят??? – тоже очень громко спросила жена Пашки Таня. – Ты, Валера, как спросишь тоже!!! Этой падле никакого покоя нету, и от него никому покоя! А про тачку он мне вчера рассказывал, сказал, что чуть на бабки не попал из-за этого фраера.
– Что за тачка, не говорил?
– А мне оно надо!!! – выкатила глазищи Таня. – Мне своих проблем жопой не сожрать, а я еще буду заморачиваться за тачку какую-то!!! Ты чего, Валера???
– Ладно. – Он поморщился, голова еще побаливала, а тут такой ор. – Скажи, чтобы позвонил мне, как появится.
– Скажу, – буркнула она и саданула дверью так, что Мельникову в глаза полетела пыль с притолоки.
Она, конечно же, ничего мужу не сказала, забыла. И Пашкиного звонка он напрасно прождал до самого вечера. Ушел на дежурство, а когда утром вернулся домой, то, минуя свой подъезд, сразу пошел к тому, где проживал Домовой с горластой супругой.
– Он спит! – огромной глазастой змеищей зашипела на Мельникова Танька. – Только пришел и спит!
– Слушай, если ты мне его сейчас не разбудишь… – Валера скрипнул зубами и выразительно помотал головой. – Я ему… И тебе заодно…
– О, о, только и знаете, что угрожать, – вякнула она и пошла будить Домового.
Тот выполз из прихожей минут через пять в мятых шортах по колено, с голым дряблым пузом, заспанной похмельной рожей и сбитыми в комок на макушке волосищами.
– О, начальник, здорова, – невесело осклабился Домовой, и глазенки у него забегали, заметались. – Какими судьбами?
– Сигнал на тебя поступил, Паша, – соврал Мельников.
– Какой сигнал, начальник?! Какой на хрен сигнал?! Танька, что ли, жаловалась?! Я ей быстро жопу отшибу! Танька!!! Иди сюда, корова хренова!!! – Та, будто из его кармана, появилась мгновенно. – Ты, что ли, Валерке стучала на меня?! Удавлю!
– Ладно бакланить-то, придурок. – Она двинула его мощным плечом так, что Домовой отлетел к стене, ударившись лохматой головой. – Ему про тачку у тебя надо спросить. Второй раз, между прочим, приходит.
– Про какую тачку?! – Пашка потер ушибленное плечо, замахнулся для порядка на жену и задвинул ее тут же себе за спину. – Про какую тачку, начальник?!
– Позавчера вечером во дворе ты чуть не въехал в темно-вишневый седан, – начал осторожно Валера.
– Так ведь не въехал же, начальник!!! – тут же заорал, как ненормальный, Пашка. – Он что же, настучал на меня, падла! Сам по двору под восемьдесят шел, а на меня настучал!!! Нет, надо было мне подставить свой таз под его холеную вишневую ряху! Вот западло бы ему было мне платить, да?! Ведь я же, начальник, я был в преимуществе, понимаешь! Он гнал! И на встречку вышел!
– Разберемся, Паша, – серьезными глазами глянул на него Мельников. – Вот как найдем этого умника, так и разберемся. Поможешь?
– Чего? Разобраться? – Паша тут же сжал громадные ладони в кулаки и потряс ими. – Это я готов!
– Найти для начала, Паша. Найти помоги! Марка, точный цвет, номера, если запомнил. Ну?
Паша оторопело моргал минуты две, а потом вдруг задумался. Да серьезно так, да надолго. Потом тяжело вздохнул:
– Номеров не помню, Валер, хоть лопни! Помню, что транзитники, регион будто наш. Но точно… Нет, не скажу. А тачка «Ситроен», седан, темно-вишневый. Точно какой, не скажу, но представительского класса, дорогущий. И будто новый даже, сиял так… Разве на таких машинах так надо зажигать?! Их беречь надо! Хотя, может, перед девицей ломался.
– Он с девушкой был?
– Да, сидела на переднем сиденье. Кажется, плакала. Может, испугалась, когда мы чуть не столкнулись? Все, начальник, больше ничем.
– А за рулем, за рулем-то кто был?
– Мужик.
– Описать сможешь?
– Описать? – Паша затосковал, оглянулся на дверной проем, где маячила Танька, но помощи от нее не дождался. – Описать не смогу. Да он даже из окна не выглянул, когда я на него орать начал. Просто съехал, уступил мне дорогу и укатил опять.
– Ну, хоть молодой, старый? Лысый, лохматый? В очках, в костюме или в рубашке? Хоть что-то ты рассмотрел?!
Валера чуть не плакал. Оля из-за него расстроилась настолько, что села в первую попавшуюся ей на пути машину с транзитными номерами и расплакалась сразу. И машина эта ее увезла в неизвестном направлении. И никто, никто не знает теперь, где она!!! Да что же это такое-то!!! Блин, блин, блин!!!
– Так это, Валер, в костюме он был, и в очочках таких тоненьких, не лысый, нет. Короткая стрижка… Все! Извини, начальник…
И Пашка, гад, удрал, напоследок громко хлопнув дверью. Таньке, правда, в этом искусстве он уступал, пыль в лицо Мельникову на сей раз не полетела.
Итак…
– Итак, у тебя есть алиби, скотина, – проворчал тем же вечером Володин, притащившись к нему в дом с пивом и килькой пряного посола. – Люди видели, как Оля оставила тебя на скамейке… Стыдобища-то какая, господи… Потом она поймала тачку и уехала. Хоть от этого легче, а то завтра прилетит это сокол и снова станет намекать на твою причастность к ее исчезновению. Теперь мне хоть есть чем его по мордасам отхлестать. Но вот Оля… Куда же она подевалась-то, Мельников?! Где ее искать-то?!
Валера не ответил, он грустил, страшно на себя злился и еще немного злился на Олю. Он ведь ей всегда запрещал ловить случайные тачки, а подавно ездить с незнакомцами. Могла бы, если что, и в квартиру к нему подняться, и остаться до утра, а потом устроила бы ему головомойку, обругала бы, а потом…
Потом простила бы все на свете его прегрешения и осталась с ним навсегда, не стала бы выходить замуж за удачливого дрыча.
– Слушай, Володь, а как он выглядит?
– Кто?
Володин старательно чистил кильку, отрывая ей головы и выпруживая кишки на плотный сверток из газет.
– Ну, этот Олькин будущий? Он как из себя?
– Да обычный бизнесмен, Валер. – Володин с пониманием хмыкнул. – Как они все выглядят? Накачанный торс, сильные руки, серые щеки, глубокие залысины, усталые блеклые глаза. Ничего особенного, поверь. Ты… Ты у нас кто?
– Кто?
– Ты у нас мачо! Настоящий мужик. А он всего лишь бизнесмен. С какими-то гребаными миллионами и протеиновыми мышцами. Не дрейфь, бродяга, мы ее найдем, и найдем раньше его.
Он не успел до конца еще выговорить, как им одновременно сделалось страшно. И понимали оба, что Володин имел в виду Олиного жениха, а не…
А не того извращенного урода, раньше которого они должны будут найти Олю, но прозвучало так двусмысленно, так жутко, что какое-то время Володин даже прекратил отрывать голову килькам. Просто завис с растопыренными грязными пальцами, пряно пахнущими рассолом, с остановившимся взглядом и открытым, как от немого крика, ртом.
А Валера и вовсе зажмурился, упершись лбом в оконное стекло. Он не мог видеть теперь никого и ничего вокруг, Володин вмиг куда-то исчез, весь мир за окном, залитый солнцем и теплом, померк мгновенно.
– Если с ней что-нибудь… – выдавил он через силу, спустя долгие минуты тишины. – Я не знаю, Володь, как с этим потом жить… Надо ее искать, Володь!
– Уже начали ведь, Валер, ну чего ты? – обиженно засопел Володин. – Давай селедочницу и лук, хватит сопли пузырем пускать. Завтра у нас с тобой будет информация по всем темно-вишневым «Ситроенам» с транзитными номерами. И будем рыть. Мы же умеем это делать, Мельников! Если не мы, то кто же!..