После разговора с Джулией я тотчас отправился к Джину на факультет психологии, но не застал его. К счастью, не было и его личной ассистентки, Елены Прекрасной, которая больше смахивала на Елену Ужасную, – и ничто не мешало мне заглянуть в ежедневник Джина. Я обнаружил, что сейчас он читает лекцию, которая должна закончиться в семнадцать ноль-ноль, и до следующей встречи в семнадцать тридцать у него есть перерыв. Отлично; надо только чуть сократить мою тренировку в спортзале. Я забронировал для себя получасовое «окно» в расписании Джина.
Пришлось отказаться от душа и скорректировать нагрузки, так что после спортзала я поспешил к преподавательскому входу в учебный корпус. Я вспотел от жары и физических нагрузок, но чувствовал небывалый прилив сил – как физических, так и душевных. Ровно в семнадцать ноль-ноль по моим часам я зашел внутрь. Джин стоял за кафедрой в полутемном зале и отвечал на чей-то вопрос о финансировании, явно позабыв о времени. Я шагнул в аудиторию, впустив вместе с собой луч света. Слушатели, как по команде, повернули головы в мою сторону, словно в ожидании того, что я скажу.
– Время, – сказал я. – У меня встреча с Джином.
Все тут же вскочили со своих мест. Я заметил в первом ряду декана, а рядом с ней – троицу официальных лиц в строгих костюмах. Я догадался, что они присутствовали на лекции как потенциальные спонсоры, а вовсе не потому, что интересовались вопросами сексуального влечения у приматов. Джин всегда пытается привлечь средства для своих исследований, а декан постоянно грозится сократить кафедры генетики и психологии из-за недостаточного финансирования. Лично я предпочитаю не впутываться в эти игры.
Джин произнес, стараясь перекричать гул в зале:
– Думаю, мой коллега профессор Тиллман намекнул нам на то, что инвестиции – столь необходимое условие для продолжения нашей работы – стоит обсудить подробнее и в другое время. – Он выразительно посмотрел на декана и ее сопровождающих. – Позвольте еще раз поблагодарить вас за интерес к моей работе – и, разумеется, к работе моих коллег с кафедры психологии.
Раздались аплодисменты. Похоже, мое вторжение оказалось как нельзя более кстати.
Декан и ее строгие друзья прошествовали мимо меня.
– Прошу прощения, что мы задержали вашу встречу, профессор Тиллман, – сказала она мне. – Я уверена, мы сможем найти деньги в другом месте.
Приятно было слышать. Но тут я заметил, к своей досаде, что вокруг Джина образовалась толпа. Какая-то рыжеволосая дама с набором металлических предметов в ушах что-то втолковывала ему – и достаточно громко:
– Не могу поверить, что вы использовали публичную лекцию в своих меркантильных интересах.
– Значит, вы не зря пришли. Одно из своих убеждений вы уже изменили. Будем считать, что оно было первым.
Враждебность со стороны женщины была очевидна, хотя Джин и улыбался.
– Даже если вы правы, что на самом деле не так, – как же быть с социальным воздействием?
Меня поразил ответ Джина – и не своим скрытым смыслом, что для меня уже не было новостью, но легким смещением акцентов. Джин обладает навыками общения, чего мне никогда не добиться.
– Это уже чем-то напоминает разговор за чашечкой кофе, – сказал Джин. – Почему бы нам не продолжить его в кафе?
– Извините, – сказала она. – Мне надо заняться исследованиями. Собирать доказательную базу, как вы понимаете.
Я хотел было вмешаться, но меня опередила высокая блондинка. Во избежание физического контакта с ней я отступил в сторону. Она заговорила с норвежским акцентом.
– Профессор Барроу? – обратилась она к Джину. – При всем уважении к вам я думаю, что вы чересчур упрощаете феминистскую позицию.
– Для философских бесед лучше переместиться в кафе, – ответил Джин. – Давайте через пять минут в «Баристе».
Женщина кивнула и направилась к двери.
Наконец-то мы могли поговорить.
– Что у нее за акцент? – спросил Джин. – Шведский?
– Норвежский, – ответил я. – И, кажется, норвежка у тебя уже была.
Я напомнил ему, что у нас назначена беседа, но Джин мысленно уже засел с блондинкой в кафе. У большинства самцов на первом месте всегда секс, так что к проблемам другого рода они, как правило, глухи. К тому же у Джина присутствовала дополнительная мотивация, ведь секс был частью его исследовательского проекта. Взывать к его разуму, похоже, бесполезно.
– Найди другое окно в моем расписании, – бросил он мне.
Елена Прекрасная, похоже, уже закончила свой рабочий день, так что у меня снова был доступ к расписанию Джина. Чтобы втиснуться в рамки его свободного времени, я слегка перекроил собственный график. Отныне проект «Жена» был моим основным делом.
Я дождался следующего утра и в семь тридцать уже стучался в дверь дома Джина и Клодии. Мне пришлось сдвинуть свою пробежку к рынку на пять сорок пять, что в свою очередь обусловило ранний отход ко сну накануне вечером – и, соответственно, внесло некоторые изменения в распорядок дня.
Я расслышал удивленные возгласы за дверью, прежде чем мне открыла Юджиния, дочь Джина и Клодии. Она, как всегда, обрадовалась моему визиту и потребовала, чтобы я усадил ее к себе на плечи и проскакал вместе с ней на кухню. Очень забавно. Я вдруг поймал себя на мысли, что можно было бы добавить Юджинию и ее сводного брата Карла в список моих друзей. Тогда их стало бы четверо.
Джин и Клодия завтракали. Судя по их реакции, меня тут не ждали. Я посоветовал Джину вести ежедневник в Сети: это позволило бы ему быть в курсе грядущих событий, а меня избавило бы от неприятных встреч с Еленой Прекрасной. Джин отнесся к моей идее без энтузиазма.
Я еще не завтракал, поэтому взял из холодильника стаканчик йогурта. Конечно же сладкий! Немудрено, что у Джина лишний вес. Клодия пока не страдает ожирением, но я уже заметил некоторую склонность к лишним килограммам. Я обнародовал свои наблюдения и назвал йогурт потенциально опасным продуктом.
Клодия спросила, понравилась ли мне лекция по Аспергеру. Она полагала, что лекцию читал Джин, а я был лишь слушателем. Я не преминул исправить ошибку и сообщил ей, что воодушевлен данной темой.
– Тебе эти симптомы никого не напоминают? – спросила она.
Еще как. Один в один – Ласло Гевеши, преподаватель физического факультета. Я уже собирался рассказать известную историю о Ласло и его пижаме, когда на кухню зашел сын Джина, шестнадцатилетний Карл, в школьной форме. Он направился к холодильнику, словно намереваясь открыть дверцу, но вдруг резко развернулся и сделал эффектный выпад в мою сторону, целясь в голову. Я перехватил удар и мягко, но уверенно пригвоздил Карла к полу. Так он мог убедиться в том, что я достиг результата не столько силой, сколько ловкостью. Мы постоянно играем в эту игру, но в этот раз он не заметил стаканчика с йогуртом в моей руке, и теперь мы оба перемазались.
– Стойте, где стоите, – сказала Клодия. – Я за тряпкой.
Тряпка не помогла избавить мою рубашку от пятен. Для стирки рубашки требуется стиральная машина, порошок, кондиционер для белья и уйма времени.
– Возьму что-нибудь у Джина, – сказал я и направился в их спальню.
Вернувшись в неудобной большой белой рубахе с рюшами, я попытался представить своим друзьям проект «Жена», но Клодия суетилась вокруг Карла. Меня все это начало раздражать. Я договорился с супругами о встрече в субботу вечером и попросил их не занимать это время другими разговорами.
Отсрочка оказалась весьма кстати: я получил возможность поработать над вопросником, уточнить список предпочтений и составить развернутый план. Всю эту работу, разумеется, пришлось увязывать с лабораторной рутиной, чтением лекций и общением с деканом.
В пятницу утром у нас состоялся очередной неприятный разговор по поводу студента-дипломника, которого я обвинил в плагиате. Однажды я уже поймал Кевина Ю на обмане. И вот теперь, проверяя его последнюю работу, я снова наткнулся на знакомые фразы из реферата трехлетней давности совсем другого студента.
Проведя собственное расследование, я обнаружил, что бывший студент теперь был тайным наставником Кевина и написал за него по крайней мере часть дипломной работы. Все это произошло несколько недель назад. Я доложил декану и ожидал, что в отношении Кевина будут приняты некие меры дисциплинарного воздействия. Но дело приняло неожиданный оборот.
– Ситуация с Кевином несколько щекотливая, – сказала декан. Мы беседовали в ее кабинете, напоминающем офис руководителя корпорации. Она и одета была в строгий темно-синий костюм, юбку с жакетом, – добирая солидности, как утверждал Джин. Маленькая, худенькая, на вид около пятидесяти – вполне возможно, что костюм делает ее более внушительной. Но я не считаю, что физическое превосходство уместно в академической среде. – Это уже третий проступок Кевина, и устав университета требует его исключения, – сказала она.
Факты казались мне в высшей степени убедительными, и необходимые действия со стороны деканата не вызывали сомнений. Я попытался уточнить, что стоит за «щекотливостью»:
– Разве доказательств недостаточно? Он что, подает в суд?
– Нет, все предельно ясно. Но его первый проступок был очень наивным. Он скачал текст из Интернета, и компьютерная программа уличила его в плагиате. Тогда Кевин был первокурсником, и его английский оставлял желать лучшего. К тому же надо учитывать и культурные различия.
Я был не в курсе его первого проступка.
– Во второй раз вы уличили его в списывании, потому что он позаимствовал данные из какой-то работы, с которой вы оказались знакомы.
– Совершенно верно.
– Дон, наши преподаватели не так… бдительны, как вы. Ни один из них.
Непривычно было слышать из уст декана комплимент по поводу моей начитанности и преданности науке.
– Эти ребята платят огромные деньги за обучение в нашем университете. Мы слишком зависим от их взносов. Конечно, мы не хотим, чтобы они тупо списывали из Интернета. Вместе с тем надо признать, что им необходима помощь и… В общем, Кевину остался всего один семестр. Мы не можем отправить его домой без присвоения квалификации после трех с половиной лет здесь. Это будет странно, вы же понимаете.
– А если бы он был студентом-медиком? Что, если бы вы оказались в госпитале и попали в руки врача, который списывал на экзаменах?
– Но Кевин не медик. И он не списывал на экзаменах, он просто воспользовался некоторой помощью при написании работы.
Похоже, декан польстила мне только для того, чтобы склонить к неэтичному поведению. Но разрешить ее дилемму не составляло никакого труда. Не хотите нарушать правила – изменяйте эти самые правила. Так я ей и сказал.
Я не силен в умении читать по лицам, поэтому не смог расшифровать выражение, появившееся на лице декана.
– Нельзя, чтобы нас уличили в потворстве списыванию.
– Даже если так оно и есть?
Этот разговор порядком разозлил меня. На кону оказались очень важные вещи. А вдруг результаты университетских исследований будут отвергнуты из-за низкого уровня образовательного стандарта? При этом любая задержка в разработке методики лечения чревата гибелью людей. Что, если лаборатория по генетике наймет на работу специалиста, получившего свой диплом мошенническим путем, и он допустит ряд непоправимых ошибок? Декана, казалось, больше волновала форма, а не суть проблемы.
Я задумался о том, каково это – прожить жизнь с такой женщиной, как наш декан. От этой мысли мне стало не по себе. Чрезмерная озабоченность внешним видом… Я решил ужесточить свой вопросник, чтобы отсеять любительниц наряжаться.