Завершив свою часть расследования по «воронежскому делу», Александр Борисович Турецкий охотно распил с коллегами бутылочку «стремянной» и отправился в аэропорт, чтобы больше уже никогда не возвращаться к изрядно надоевшей ему истории.
Убийство иностранного дипломата, по непонятным поначалу причинам ставшего жертвой воронежских скинхедов в ночном городском парке, никакой серьезной политической подоплеки под собой не имело, как бы ни изощрялись на эту, «волнующую демократическую общественность», тему досужие «желтые» журналюги с заранее проплаченными своими выводами. Мерзость – она везде мерзость, и в Воронеже тоже. И при чем тут «высокая политика»?..
А попутно Александр Борисович решил и еще один вопрос частного уже сыска. Двоих бывших партнеров-бизнесменов, один из которых отсидел длительный срок и, по признанию второго, вполне мог иметь на него серьезный «зуб», ловко «развели» двое, как теперь принято говорить, «оборотней» в погонах. Один – из бывших работников уголовного розыска, уже вышедший на пенсию, и второй – вполне еще действующий, сотрудник Федеральной службы исполнения наказаний. Родственники. А «развели» так ловко, что оба бизнесмена просто вынуждены были, спасая собственные шкуры, «заказать» друг друга. И, если бы Турецкий вовремя не задумался о некоторых странных совпадениях, обоих клиентов лихие мужички запросто «нагрели» бы на довольно крупные суммы.
Итак, два дела завершены, авиабилет на Москву заказан и прощальная бутылочка опустела. В городе еще оставались двое коллег Александра Борисовича, чтобы помочь местному следствию окончательно «подбить бабки» по двум делам и тоже вылететь либо спокойно выехать поездом в Москву.
Турецкий оставил друзей в покое, в смысле в гостиничном номере, запретив себя провожать – этого еще не хватало! – и взял такси. Аэропорт близко, времени до вылета вполне достаточно. Решительно никаких попутных или посторонних дел у него не было, и оставалось только не до конца удовлетворенное чувство завершенной работы. Обычно в лучшие, надо понимать, времена Александр Борисович успокаивался окончательно лишь после того, как уголовное дело, которое он вел – других он просто не расследовал, что называется, по определению, – передавалось в суд, и судья не имел к следователю претензий. Но это – когда «служил-с»! А в частном сыске, коим и занималось частное же охранное агентство «Глория», все, касавшееся уголовщины, по закону передавалось после завершения расследования уже в официальные следственные органы. Как говорится, дело сделано, преступники найдены, а теперь уж и вы, господа, извольте воздать им по заслугам. Это удобно. Частный сыщик «пашет», клиент доволен, он уверен, что частный сыск – это действительно серьезно. Он потому и хороших денег стоит – гонорары-то не копеечные, как зарплата сотрудников бесчисленных прокуратур и следственных отделов. И, самое главное, все вроде бы довольны. Все – при деле.
Да и то сказать: еще, казалось бы, недавно, на памяти пожилого поколения убийство в той же Москве, не говоря уже о каком-то периферийном городе, считалось явлением чрезвычайным! Все на ноги поднималось, все службы! И каждая собственными головами отвечала. А теперь как? Да очередная разборка – так и говорят. И отчитываются и перед вышестоящим начальством, и перед возмущенной общественностью, что, мол, раз уж по «горячим следам» преступника не вычислили, значит, можно сказать, дело «повисло». И повисает.
А в частном сыске не может быть – ни по закону, ни по понятиям – нераскрытых или незавершенных дел. Иначе сыщик с голоду сдохнет, никто не станет нанимать такого.
Александр Борисович это знал как никто другой, он и на официальной своей службе в Генеральной прокуратуре не оставил ни одного незавершенного дела. Бывало, правда, что «верхнее» начальство отдавало личное распоряжение: дело закрыть, прекратить производством, – но вот там уж точно вмешивалась «высокая политика», категорически предлагая Закону закрыть рот и не тявкать. Считали, что времена такие, в смысле бандитские, беспредельные, во всем виноваты и, что характерно, на всех уровнях, – это ж надо такое придумать?! Ну, а люди подстраивались. «Времена, – как писал один хороший поэт, – не выбирают, в них живут и умирают…» Все понимали конъюнктуру, и себя – в ней.
И тем не менее сегодня дела уже фактически завершены, значит, сотрудники «Глории» обеспечены хорошей зарплатой, и можно подумать, за что следующее браться, а от чего следует категорически отказаться. Право выбора – это большое подспорье в работе толкового сыщика. На «государевой службе» о подобном только мечтать.
Вот и пребывая в таких, отчасти даже и возвышенных мыслях, Александр Борисович расплатился с таксистом и, кинув ремень сумочки на плечо, отправился в здание аэровокзала, чтобы посмотреть, «что там чего». Он любил вообще-то эти нечастые моменты полнейшей личной свободы и независимости. Чужие города, какие-то киоски, в них – забавные местные сувениры, при взгляде на которые впоследствии мгновенно возникают странные цепочки ассоциаций. Ресторанные блюда с несколько экзотическими – в местном исполнении – названиями, типа «Беф-Строганофф из мяса». Да на такое блюдо и смотреть-то опасно, не то что есть. А впрочем, если еще и под рюмку? Все равно: двум смертям не бывать, одной не миновать… И в этом – тоже право выбора каждого.
Ну а если подвести черту под темой выбора вообще, то возможен и такой вот вариант, но это уже из доброго, старого, хулиганского анекдота… Аттракцион. Две клетки, накрытые черным бархатом. Участнику – приз, миллион рублей. Негритянка, сидящая в клетке, исполнит ему акт настоящей французской любви. Но цимес, или, говоря языком современной молодежи, фишка, заключается в том, что желающий испытать это вот уж воистину экзотическое наслаждение, входя в клетку, не знает, в какой из них негритянка, а в какой – черная пантера Багира…
Турецкий расхохотался, почему-то очень зримо представив себе финал этих, вполне возможных, особенно в наше время, соревнований. Но, обернувшись, увидел, что трудовая масса не разделяет его веселья. Больше того, и прилетевшие, и улетающие пассажиры смотрят на него одинаково – с подозрением. А действительно, если вдуматься, что это человек – взрослый и с виду серьезный – вдруг засмеялся каким-то прямо-таки идиотским смехом? Он вообще нормальный? А может, он – террорист, прикидывающий свои будущие жертвы?.. Да, не надо бы тебе, Александр Борисович, так-то вот свободно «распоясываться»… Даже грустно стало. Хотя все равно смешно!
Он взглянул мельком в привлекшее его внимание женское лицо – типичная такая прибалтийская блондинка, – у них же по-своему очень милое выражение специфически полноватых, ангельских лиц, – и ахнул! Вот уж не ведал, не гадал! С ума сойти! Эва?!
И она тоже смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно девчонка на любимую куклу, до которой никак не могла дотянуться. И радость обладания, и столько мучений оттого, что ручки не достают, что росточком не вышла, бедная!
Да как раз наоборот, именно за эту ее хрупкую, но взрослую, розово-фарфоровую чистоту и прозрачность такого уютного в его объятиях тела… Ну да, конечно, именно за это в первую очередь и уважал Александр Борисович Турецкий, можно сказать, даже глубоко уважал, несравненную во всех аспектах латышскую девушку. Женщину, естественно, просто воспоминания давние. Из тех лет, когда Эва в самом деле еще была девушкой. Давно это было, как говорят мудрецы на Востоке.
Это еще как в древнем анекдоте о сотворении женщины. Взглянул Господь на произведение заботливых рук своих и произнес с восторгом и обожанием: «Эва, какая!» Говорят, что после этого дремавший Адам по какому-то наитию и назвал свою жену Евой. Или Эвой, как будет угодно. В Прибалтике чаще всего именно так произносят это древнейшее имя, например: Эва Киви – very good…
И вот Эва – то есть совершенно живая, натуральная и почти не изменившая своей восхитительной внешности, изумленно трогательным взглядом сверлила онемевшего Турецкого. И где? В воронежском аэропорту, посреди зала, забитого разностильным народом – лежачим, сидячим, стоячим и прочим. Как крохотный райский цветок посреди заросшей бурьяном глухой лесной поляны. «Кажется, слишком изысканно», – мелькнуло в голове, но образ явно соответствовал моменту.
И следом – целый водопад огорчений! «Ну почему? Почему именно здесь и сейчас?! А где мы были раньше?»
Ну где были и чем занимались, известно. На то и жизнь. У каждого – давно своя…
Но, странное дело, облегчение, которое он уже испытал в душе, мысленно простившись с надоевшим Воронежем, куда-то быстро улетучилось, исчезло, растворилось в душноватом «аромате» плохо проветриваемого помещения. Сказать, что появилась озабоченность, – это значит ничего не сказать. Но что-то же говорить было надо! И Александр Борисович, тараном ринувшись к Эве, легко подхватил ее под руку, неожиданно ловко выхватил из ее руки громоздкий, но совсем не тяжелый кофр на колесиках – цивилизация там, у них, все-таки! – и быстро поволок и то и другое прямиком к выходу из здания. На площадь, где нет толпы. Эва не шла, а летела следом за ним, почти не касаясь миниатюрными туфельками каменных плит пола.
– Что произошло? – спросил он, останавливаясь и переводя дух, не понимая, впрочем, потаенного смысла собственного вопроса. О чем хотел спросить конкретно, не смог бы сформулировать. Это примерно то же самое, что и вопрос: «Ну как?» Ответ бывает аналогичным по глубине подтекста: «Восемь». И далее следует развитие темы: «А что восемь?» – «А что как?»…
Эва смотрела на него и смеялась. Она всегда так смеялась – молча и открыто, и при этом лицо ее удивительно хорошело, становясь почти детски восторженным. Ох уж эти ладные, ласковые латышечки! Пышечки-латышечки… ляжечки-пампушечки, белые булочки… Эти ножки, эти ручки! Эти щечки, эти… – ой, нет, одно сплошное гастрономическое расстройство!..
Самым, конечно, пикантным в давней истории, начавшейся на балтийском пляже, было то, что Ирина Генриховна, проще говоря, единственная по сей день супруга Александра Борисовича, прекрасно знала Эву Теодоровну Ладзиню, даже одно время они были очень дружны.
Саня и Ирка познакомились с Эвой примерно в одно время, но порознь, каждый сам по себе, независимо друг от друга. Случилось это в Риге, точнее, в Юрмале, куда в очередной раз убежала супруга, разгневанная по какой-то, вероятно очень существенной, причине на своего мужа. В Дубултах жила Иркина тетка. Сперва Ирка убегала одна, мстя мужу за его несомненные грехи перед ней. Позже, когда стала подрастать дочка, удирала с Нинкой. И всякий раз Турецкий терпеливо возвращал беглянок на круги своя.
Но вообще-то теткина квартира в Дубултах, в двух шагах от моря, считалась вне подозрений. Ирина выросла в коммунальной арбатской квартире, окруженная тремя своими тетками, от них же и ушла замуж. Фактически в соседнюю комнату, в которой проживал Турецкий. Так какие вопросы? Ах, девочка нервничает? А кто сегодня не нервничает? Еще вчера люди жили как люди, а сегодня девочка едет к единственной оставшейся в живых родной тетке, как за границу! И почему – «как»?!
Примирения всякий раз достигались, но – разной ценой. Иногда приходилось ждать. И тогда происходили самые неожиданные встречи. Вот и с Эвой так получилось. Пятнадцать лет назад… Она работала в одном из санаториев Юрмалы, еще недавно знаменитого всесоюзного курорта, состоящего, как известно, из почти десятка маленьких и необычайно уютных городков, приткнувшихся друг к дружке, – Лиелупе, Булдури, Дзинтари, Майори, Дубулты и далее, вплоть до Яункемери. Санатории и дома отдыха теснились по всему Рижскому взморью, и в них съезжались отдыхающие со всей страны. Так было при советской власти. В начале 90-х, когда прибалтийские республики обрели самостоятельность, появились границы, таможни и прочие препятствия, роскошные пляжи обезлюдели, «дворцы отдыха» обветшали. Из России на Рижское взморье ехали еще по старой памяти те, кто давно полюбил эти места. Так вот и Ирина сбегала к тетке, а Саня ездил за ней…
Однажды, прогуливаясь по пляжу, Александр Борисович обнаружил идущую впереди симпатичную белокурую девушку. Он догнал, убедился, что оказался прав, и… познакомился. Пошли вместе. И долго потом ходили. На следующий день «неожиданная», ну совершенно случайная, встреча повторилась. Уже ходили меньше, больше посиживали на лавочках. А потом были разные кофейни, базарчики с золотистой свежекопченой салакой, пиво и всякие прочие разности. Но, самое главное, за что себя даже зауважал в конце концов Турецкий, вопреки немедленно вспыхнувшему желанию он категорически не позволил себе никаких поползновений. И когда однажды Ирина засекла-таки его с симпатичной латышкой, он с полным достоинством смог признаться ревнивой жене, что абсолютно чист в моральном отношении и ничего, кроме чрезвычайно интересных, с историческим, а иногда и политическим уклоном, разговоров между ним и девушкой не было. Да и не могло быть! Она слишком мила и непосредственна, чтобы вызывать в нем какие-то грубые эротические, то есть совершенно несвойственные ему мысли. Сказано было с таким горячим и искренним убеждением, что Ирина, кажется, поверила. Более того, она нашла возможность самой познакомиться с Эвой, и они сделались на какое-то время почти закадычными подругами.
Турецкий раскусил коварный план супруги: сделай потенциальную любовницу мужа своей близкой подругой, и у них ничего не получится. Так бы оно и было, если б…
Но однажды Турецкий оказался в Риге по служебной необходимости. Тяжелой, неприятной. Искали одного особо опасного преступника. Дело его было связано с нелегальным изготовлением и реализацией в России и в ближайшем зарубежье, в том числе и в Прибалтике, крупных партий фальшивой американской валюты высочайшего качества, между прочим. Взяли изготовителя в России, где и судили, а затем, по настоятельной просьбе правительства Латвии, экстрадировали преступника на родину, где он и сел окончательно.
Так вот, в тот свой приезд Александр Борисович выяснил для себя и Эвы, разумеется, такую простую истину, что даже самые доверительные отношения между лучшими подругами не могут устоять перед пароксизмом истинной страсти. А уж Эва, в чем он быстро убедился, знала в этом толк. И какой! Нет, он не жалел, что поддался чувству. Она, как выяснилось, тем более.
А дальше их отношения развивались странно и весело. Они могли не видеться неделями, месяцами, а потом кто-то из них звонил или посылал телеграмму, в которой назначал место и время встречи. И все! И он или она бросали любые дела, чтобы прилететь и встретиться. Ненадолго, всего на несколько часов, но зато – каких! Потом встречи происходили реже, совсем редко, раз в год, в два года. Остывали? И да и нет. Потому что эти почти случайные встречи превращали их в ненормальных, диких любовников. Это называлось у них – дорвались… И пресыщались? Возможно… И еще они не были решительно ничем обязаны друг другу, ничем, кроме страсти.
Но последнее свидание состоялось в Риге, в маленьком кафе на площади у Домского собора. Турецкий сознался, что всю жизнь мечтал послушать этот соборный орган, знаменитый если не на весь мир, то уж на всю Европу точно. И каждый раз у него почему-то не получалось. Да сама же Эва и отвлекала его мысли и желания совсем на другое. Она пообещала тогда, что запомнила это его пожелание и оно обязательно исполнится. Когда? Ах, это когда! Когда-нибудь, разумеется…
Так что же произошло? По глазам Эвы Александр Борисович видел, что она жаждала его встретить и добилась-таки своего. Это что же, значит, какое-то предопределение двигало им, руководило его действиями? Или что-то вроде того?
Он бы плюнул на все. Но самолет улетал по расписанию, и слишком много людей уже знало об этом. И ожидало в определенный час появления Турецкого с подробным отчетом о проделанной работе. Так что, наплевать?.. Или все-таки подумать?..
Эва всегда была умной девочкой. То есть женщиной. Ничего ломать не надо. Встреча в самом деле случайная. И она здесь по делу. У нее в Риге свой бизнес, это связано с модной одеждой, а здесь, в Воронеже, имеются хорошие оптовики, с которыми она поддерживает тесные контакты. «Россия по-прежнему помогает, – пошутила она. – Что бы я делала без вас?»
– Как долго ты будешь здесь? – спросил Турецкий, чувствуя, что ему надо срочно бежать, иначе он останется. Еще немного, и он предложил бы ей отобедать вместе с ним.
– Я намеревалась недолго остановиться в Москве, – ответила она с щемящим душу акцентом. – Я еще не уверена, где назначу встречу, но, определенно, такой приятной возможности потерять не хочу…
От ее лукавой и обещающей улыбки ему стало совсем скверно. Вот так бы схватил в охапку и… гори все синим пламенем! Хоть час, да мой! «А вдруг это все-таки предопределение?» – такая вот мысль зациклила. Сколько раз случалось, что собирался человек лететь, а тут вдруг какая-то непредвиденная случайность ломала планы, и оказывалось… Ну да, самолет улетел без тебя, упал, разбился, все погибли, а ты – цел и невредим и не знаешь, что по спискам улетевших пассажиров – давно покойник.
Но ее уверенность сняла, отринула его сомнения.
– Не опаздывай, уже объявили твою посадку, – улыбнулась Эва. – Я тебе плохого не пожелаю…
«Остается только надеяться», – мысленно сказал себе Турецкий и спросил-таки напоследок:
– Но ведь ты была уверена, что встретишь меня! Не так разве?
– Именно так, – улыбаясь, кивнула она.
– Но каким образом?
– Я звонила, – просто ответила она. – Ира рассказала мне о твоем несчастье. Потом как ты поправлялся. Чем занимался потом, я много знаю. И в Воронеже у меня дела оказались потому, что и ты был здесь. Но я не рассчитывала, что ты – такой классный следователь. Ты закончил скорее, чем я надеялась. Но напоминаю, следующая весть – твоя!..
«Следующая весть – моя», – повторял он, поднимаясь по трапу на борт самолета. Да, на ту, последнюю встречу с Эвой у Домского собора в Риге, незадолго до его ранения и контузии, что случились два года назад, телеграмму с лаконичным текстом: «Рига, Домский собор, суббота, семь вечера», прислала ему она. И теперь его очередь назначать свидание. Уж будьте спокойны, он назначит! Ну, Эва, ну, попадешься! Вот кого ему долгое время так не хватало…
«Одну минуту! – спохватился он. – А как же Москва? Она же сама сказала…»
– Пожалуйста, проходите и занимайте любое свободное место, – вежливо обратилась к нему красивая стюардесса в кокетливой пилотке на шикарных светлых кудрях.
– Благодарю, – излучая фимиам, кивнул ей Турецкий. – Я бы предпочел рядом с вами.
– Увы! – кокетливо улыбнулась стюардесса. – Хотя в иной ситуации я бы не возражала.
«Нет, это не дежурное радушие. Но неужели я действительно похож на счастливого, сияющего идиота?» Вопрос следовало обдумать.
– Вы – прелесть…
Можно сказать, обменялись…
«Ну, конечно, – сообразил наконец Александр Борисович, – Эва же полетит домой через Москву, значит, и позвонит сама. А вот уже следующая встреча – за мной! Девушка смотрит далеко вперед. Так далеко, что даже я не вижу…»
Ему и в голову не могло прийти, насколько он окажется неправ…