Стиль есть сам человек.
В современной науке утверждается тенденция к целостному анализу психических явлений, предопределяемых совокупностью внешних и внутренних условий субъекта (Ананьев, 1968, 1977; Леонтьев, 1981; Ломов, 1984; Мерлин, Климов, 1967; Рубинштейн, 1999). Такой подход к пониманию психики – одна из объективных причин возрастающего внимания психологов к проблеме стиля как целостной психической реакции (совокупности реакций) человека.
В психологии складывается новое понимание личности как активной, довольно автономной, не всегда рассудительно-рациональной сущности (Петровский, 1996). Формируется тенденция рассматривать человека в совокупности всех особенностей его существования и взаимодействия со средой. Развивается методологический принцип активности психического, активности субъекта деятельности (Абульханова-Славская, 1980, 1989; Брушлинский, 1991, 2003; Голубева, 1993; Джидарьян, 1988; Знаков, 2005, 2007; Рубинштейн, 1999). Подчеркивается автономность психического, которое обнаруживает себя в процессах самодвижения, саморазвития (Абульханова-Славская, 1991; Волочков, 2007; Джидарьян, 1988; Знаков, 2005, 2007; Сергиенко, 2006, 2009). Показано, что «внутренние условия» не только отражают «внешнее» воздействие, но и сами могут выступать в качестве своеобразных программ поведения (Брушлинский, 2003; Конопкин, 1980, 1995; Коссов, 1982, 1983).
Последователи А. Н. Леонтьева развивают теорию деятельности, в ее расширении именуемую как деятельностный подход. Ее предмет и концептуальный аппарат расширяются благодаря включению понятий индивидуальности (Асмолов, 1984, 1996; Братусь, 1988; Василюк, 1984; Леонтьев, 1999; Петровский, 1981, 1984, 1996); переживания (Василюк, 1984, 1986, 2007) и др. Личность рассматривается в процессе ее становления из «элемента» общественной системы в субъекта деятельности, обретающего известную автономность, формирующего систему саморегуляции поведения и деятельности (Ананьев, 1968; Асмолов, 1996; Дорфман, 1993). Вопрос об инобытии личности в других людях и о его личностных вкладах ставится в концепции персонализации (Асмолов, 1984, 1996; Петровский, 1981, 1984, 1996). Новое понимание человека приводит к тому, что его индивидуальность обретает статус одного из центральных вопросов, имеющих общепсихологическое значение (Абульханова-Славская, 1980, 1989; Ананьев, 1968, 2002; Кон, 1987). В русле субъектно-деятельностного подхода понимание человека как субъекта еще более радикально (Абульханова-Славская, 1980, 1989; Брушлинский, 1991, 1992, 2003; Знаков, 2005; Сергиенко, 2006, 2009).
Дифференциальная психология – отрасль психологической науки, изучающая психологические основы индивидуальных различий. Дифференциальная психофизиология – отрасль психологической науки, изучающая биологические основы индивидуально-психологических различий. Дифференциальная психология, «отцом» которой считают В. Штерна (Stern, 1911), послужила прямым или косвенным основанием для становления ряда стилевых подходов. В отечественной науке прямым основанием становления проблематики индивидуальных стилей деятельности выступила дифференциальная психофизиология (Базылевич, 1998, 2004; Голубева, 1980; Небылицын, 1966, 1976; Русалов, 1979, 1986; Теплов, 1961).
Психологами давно отмечались индивидуальные особенности в способах осуществления познавательных процессов и поведенческих актов. Такие различия рассматриваются в качестве оснований для более или менее развернутых классификаций типов людей; прослеживается тенденция развития представлений о человеке от обобщающих схем к типологиям (хотя и по разным основаниям), от типологий – к стратегиям и стилям типичного поведения. Так, А. Басс и Р. Пломин, Х. Голдмит и Дж. Кемпсон, А. Томас и С. Чез (Bass, Plomin, 1975; Goldsmith, Campos, 1982; Thomas, Chess, 1977) темперамент рассматривают как поведенческий стиль, формирующийся с учетом влияния окружения, обусловливающий относительно стабильные стратегии поведения в определенных классах ситуаций. Индивидуальные же особенности поведения человека остаются наименее изученными (Eliasz, 1990). Отечественная психофизиологическая школа характеризуется устойчивой традицией понимания и объяснения индивидуальности человека и классификации людей. Развивая представления И. П. Павлова о типах нервной системы и типах людей, исследователи выделили типологические проявления индивидуальности в поведении, профессиональной, интеллектуальной деятельности (Базылевич, 1998, 2004; Голубева, 1980, 1993; Гуревич, 1966, 1970, 1991; Кабардов, 2004; Малых, 2004; Русалов, 1979, 1986, 1991; Теплов, 1961; и др.). В. М. Русалов в индивидуально-биологических свойствах человека различает структурный (формально-динамический) и функциональный (формально-программный) аспекты (планы). Биологически обусловленные свойства человека становятся основанием некоторых врожденных поведенческих программ, иначе – поведенческих стилей (Русалов, 1979, 1986, 1991).
Во второй половине ХХ в. возрастал интерес и к собственно стилевым проявлениям индивидуальности. Наряду с традиционными, устоявшимися понятиями (когнитивный стиль, индивидуальный стиль) появлялись новые термины: когнитивно-аффективные, аффективные, рациональные, эмпирические, метафорические стили (Wardell, Royce, 1978), стили общения (Вяткин, 2005; Мерлин, 1986), эмоциональные стили (Додонов, 1978, 1981; Дорфман, 1989, 1992, 1993), стили активности (Волочков, 2007; Вяткин, 1992, 2005; Рослякова, 2009), стили деятельности (Толочек, 1991, 1992).
Исторической миссией дифференциальной психологии стало обсуждение и изучение феномена индивидуальных особенностей людей, подготовка предпосылок для валидного и надежного измерения этих особенностей, разработка методологии измерения психических функций. Изучение биологических основ индивидуальных особенностей людей способствовало расширению предмета других дисциплинарных областей современной психологии, актуализации и укрепления в дисциплине статуса индивидуальности человека. Исторической миссией дифференциальной психофизиологии также можно считать разработку ряда фундаментальных вопросов – о сущности психического, о взаимоотношениях биологического и психического («психофизиологической проблемы»), об отношениях биологических основ и высших проявлений психического; разработку методологии изучения психических функций, также способствовавшую расширению предмета и углублению его понимания учеными в других дисциплинарных областях современной психологии. Исследования особенностей высшей нервной деятельности, темперамента, сенсорных систем также приводили к актуализации проблемы стиля, роли стиля в становлении, функционировании и развитии индивидуальности человека.
В истории становления отечественной дифференциальной психофизиологии В. М. Русалов выделяет три основных этапа: павловский (до 1956 г.), тепловско-небылицынский (до 1972 г.) и современный. Основными результатами первого этапа можно считать постановку вопроса о биологических предпосылках психического, разработку концепции основных свойств нервной системы, методических подходов к изучению ее проявлений. Главными результатами второго этапа признают дальнейшее развитие представлений об основных свойствах и проявлениях нервной системы у человека, разработка методологии изучения и измерения проявлений этих свойств, понимаемых диалектически (Русалов, 2002). На данном историческом этапе ученые встретили ряд «непреодолимых противоречий» (там же): феномен парциальности (существенные различия проявления свойств в разных анализаторах), трудности в измерении свойства торможения. Были выявлены серьезные ограничения ранее разработанного методического инструментария и др. (Базылевич, 2004; Русалов, 2002). Вариантами разрешения некоторых возникших противоречий на современном этапе развития дисциплины В. М. Русалову представляются выделение трех уровней мозгового обеспечения функциональной системы поведения: а) мозг как целое; б) «фиксированные структуры» – блоки мозга, анализаторы, полушария; в) отдельные нейроны. При таком понимании парциальность, существующая на уровне отдельных элементов и структур, исчезает на уровне системы. Преимущественное внимание к изучению общих свойств нервной системы позволяет разрабатывать проблему формально-динамических свойств, свойств темперамента, представляющего целостные детерминанты индивидуального поведения. Обращение к теории функциональных систем П. К. Анохина позволяет преодолеть противоречия парциальности и решать вопросы корректного измерения свойств нервной системы. Так, каждое из ранее выделенных основных свойств может иметь формально-динамические «эквиваленты». Силе нервной системы соответствует психическая эргичность (выносливость); подвижности – пластичность (переключаемость с одних форм поведения на другие); лабильности – скорость (индивидуальный темп) поведения; порогу чувствительности – эмоциональность. Названные формально-динамические свойства могут пониматься как темперамент в узком смысле (Русалов, 1991, 1992). (Здесь сразу же отметим, что обращение к теории функциональных систем П. К. Анохина многими учеными рассматривается как наиболее сильный методологический подход (Агаян, 1989; Александров, 1995, 1998, 2009; Базылевич, 1990; Барабанщиков, 2007; Леонова, 1984; Функциональные…, 1987; Шадриков, 1982; Швырков, 1988; и др.).)
Фазы развития отечественной дифференциальной психофизиологии Т. Ф. Базылевич выделяет несколько иначе, согласно им присущим задачам, методам и методологии: имплицитная (1956–1968 гг.), эксплицитная (1969–1998 гг.), рефлексивная (1998–2004 гг.) и институциональная (с 2005 г.) (Базылевич, 1998, 2004). Эволюционируя в логике научной дисциплины с середины 1950-х годов, решая свои генеральные задачи (изучение свойств человека, определяющих его уникальность и социальную успешность, биологических основ индивидуально-психологических различий, «жестких звеньев», функционально объединяющих свойства индивида и личности, целостной интегральной индивидуальности и др.), дифференциальная психофизиология постоянно находила, создавала, прогнозировала и предвосхищала естественно-научные основания для постановки новых и переосмысления «вечных» проблем в смежных дисциплинарных областях – обучения и развития человека, способностей, таланта и одаренности, успешности профессиональной деятельности, успешности социализации и др.
При методологической рефлексии роли дифференциальной психологии и дифференциальной психофизиологии в становлении стилевой проблематики мы выделяем несколько важных аспектов. Как и присуще науке, ее «эмпирические факты», как правило, уже изначально являются «научными фактами», т. е. предвосхищаемыми, получаемыми и объясняемыми не иначе как в рамках определенной методологии и парадигмы (Степин, 2002; Юревич, 2005; и др.). Еще более этот «парадокс» присущ процессам ассимиляции научных фактов в других областях знания. Одни и те же явления могут не только интерпретироваться как факты, но и выступать основаниями для объяснения разных подходов, выводов, других фактов, могут ориентировать на решение разных социальных задач.
Выделим две мощные «боковые ветви» дифференциальной психофизиологии, которые формировались не только при разной интерпретации научных фактов, но были даже мировоззренчески противоположны в ключевых моментах. Первая из них – проблема психологического профессионального отбора, вторая – индивидуального стиля деятельности. Обращение к «первоосновам», к самому глубинному уровню организации психического, отражалось в мировоззренческих позициях (частью декларированных, объясняемых, постулируемых) и преломлялось в разных профессиональных картинах мира ученых.
Среди наиболее ярких и последовательных подходов к проблеме профессиональной успешности человека выделим два, условно прочертив линии имен их авторов: это «Б. М. Теплое – В. Д. Небылицын – Г. М. Гуревич» и «Б. М. Теплое – В. Д. Небылицын – В. С. Мерлин – Е. А. Климов».
В логике первой линии постулировались непременные ограничения в адаптации человека к среде, определяемые его психофизиологией. Последняя выступала основанием для отбора в профессии первого рода, предъявляющие высокие требования к скоростным качествам, к эмоциональной устойчивости и др., – летчиков, операторов энергосистем и т. п. Допускался компромисс – возможность успешной адаптации лиц с разными природными задатками в массовых профессиях, профессиях второго рода (рабочие-станочники, водители и т. д), не требующих высокого мастерства, не сопряженных с жесткими условиями, не имеющих выраженной профессиональной иерархии и т. п.
Обратим внимание: основанием для «окончательного приговора» Г. М. Гуревичу служили единичные случаи («…Он спустился по железной лестнице, чтобы никогда больше не подняться.») (Гуревич, 1970). В анализе ученым данного случая нет ни слова об уровне профессиональной подготовленности, компетентности человека, о его опыте работы в новых для него условиях. Достаточно единственного и исчерпывающего объяснения профессиональной непригодности – «слабая по возбуждению нервная система». Согласно научным критериям, подобную статистику и ее объяснение, абстрагирование от многих важных обстоятельств едва ли можно считать достаточными и необходимыми надежными основаниями для жесткости и категоричности заключения. Добавим, что и понимание проблем биологической организации человека в дифференциальной психологии за минувшие полстолетия радикально изменилось (см.: Базылевич, 1998, 2004; Голубева, 1980, 1992; Каббарадов, 2004; Малых, 2004; Русалов, 1977, 2002).
В логике второй линии «Б. М. Теплое – В. Д. Небылицын – В. С. Мерлин – Е. А. Климов», напротив, развивались представления о колоссальных возможностях, предоставляемых человеку его биологической организацией. Утверждалось, что ключом к использованию ресурсов психофизиологии является индивидуальный стиль деятельности – «индивидуально-своеобразная система психологических средств, к которым сознательно или стихийно прибегает человек в целях наилучшего уравновешивания своей (типологически обусловленной) индивидуальности с предметными, внешними условиями деятельности» (Климов, 1969, с. 49). Сам феномен этот понимался как путь решения «проблемы мастерства и его формирования, проблемы наивысших достижений в деятельности каждого» (там же).
В логике первой линии гуманистические идеи Теплова и Небылицына о потенциале биологически обусловленных предпосылок, их биполярности в процессах адаптации к требованиям среды, к возможности актуализации присущего человеку потенциала, трактовались лишь как «позитивное объяснение» успешности человека в масштабе популяции в целом. В логике же второй линии рассматривались психофизиологические ресурсы адаптации конкретного человека, изучались его рост и развитие, условия его восхождения к «интегральной индивидуальности», к состоянию активного субъекта своей профессиональной деятельности и своей жизнедеятельности, к самоэффективности и самоактуализации. Последние понятия как таковые не использовались, но мировоззренческие позиции В. С. Мерлина и Е. А. Климова близки концепциям А. Маслоу, К. Роджерса и др. представителей гуманистической психологии.
В логике первой линии признавались лишь способности, потенции человека как ординарного исполнителя ординарных трудовых функций. В логике же второй линии вопрос ставился радикально – как диапазон возможностей человека, интегрирующего свои природные, психические, духовные ресурсы, позволяющие ему восходить на вершины профессионализма (другими словами, к предельно возможным для людей достижениям).
Более поздние разработки и первой, и второй «линий» обнаруживали неоднозначности в объяснении обсуждаемых фактов, множество прямых и косвенных условий, влияющих на успешность, множество разных составляющих успешности. Ученые по-разному поднимали и освещали проблему интеграции человеком различных ресурсов.
Первая линия «Б. М. Теплов – В. Д. Небылицын – Г. М. Гуревич» впоследствии имела дальнейшее развитие как выделение метасистемы «человек – профессия», включающей «посредничество» множества условий внешней среды в оптимизации деятельности человека и в определении его успешности. Согласно метасистеме «человек – профессия», человек как отдельный и одиночный субъект уже не просто противостоит профессии, но является одним из двух «начал» взаимного согласования индивидуальности человека и условий профессиональной деятельности (Бодров, 2001). В работах В. А. Бодрова, В. А. Пономаренко и других ученых показано, что точность и надежность профессионального отбора, например, летчиков ВВС, никогда не превышала 70–75 %; далеко не все «пригодные» в последующем становились профессионально успешными, тогда как профессионально растущих оказывалось много и среди «условно пригодных», иначе – не вполне соответствующих психологическим моделям. Ученые пришли к выводу, что наличие требуемых психофизиологических критериев – лишь одно из условий становления профессионала даже в видах экстремальной деятельности, наряду духовностью, с внепрофессиональными потенциалами (Бодров, 2001; Пономаренко, 2004).
Примечательно, что именно вторая линия «Б. М. Теплов – В. Д. Небылицын – В. С. Мерлин – Е.А. Климов» также получила свое развитие в предметно разных направлениях. Так, в исследованиях под руководством Б.А. Вяткина и М. Р. Щукина (Вяткин, 2005; Интегральная…, 1999; Щукин, 1994; и др.) описано множество условий, влияющих на формирование ИСД и, следовательно, косвенно определяющих успешность субъекта; выявлено множество функций стиля в становлении интегральной индивидуальности, прямо и косвенно повышающих «надежность» функционирования и развития человека в социальной среде. Е. П. Ильин обозначил ряд детерминант, определяющих профессиональную успешность субъекта наряду с ИСД: мотивацию, способности, различие ситуаций деятельности и др. Согласно Е. П. Ильину, ИСД опосредует, но не компенсирует способности. ИСД имеет мощные, но все же ограниченные ресурсы адаптации к условиям и требованиям среды (Ильин, 1980, 2009). В наших исследованиях выделены такие факторы успешности спортсмена, как адекватность вариативных реорганизаций его стиля изменениям условий деятельности, адекватность ИСД субъекта стилям его партнеров, образно названным «психологическая ниша» (согласованность особенностей деятельности субъекта со стилем деятельности целого профессионального сообщества, т. е. согласованность стилей всех взаимодействующих субъектов); психофизиологическое соответствие наставника и ученика, соответствие их стилей (Толочек, 1987а, 1992а, 2000).
Обобщая обширный эмпирический материал, должно признать, что едва ли полученные в психологии факты можно считать «необходимыми и достаточными» для окончательного решения вопроса о роли психофизиологии человека в успешности его адаптации к социальной среде. Нет фактов, однозначных для принятия тех или иных социальных решений.
Разработка проблемы биологических основ психики и индивидуальности, психофизиологических ресурсов человека в школе Б. М. Теплова-В. Д. Небылицына позволила далеко продвинуться в понимании сущности психофизиологической организации человека, породила много эвристичных идей. Но по-прежнему остаются открытыми вопросы: Психофизиологическая организация человека – это его ресурс или же ограничение? Психофизиологическая организация человека и межиндивидуальная вариативность обеспечивают адаптацию только лишь в масштабе популяции в целом, или же это ресурсы адаптации отдельного человека? Это «негатив» и основание профессионального отбора, или же «позитив», определяющий поиск уникальных способов индивидуальной адаптации и индивидуальных путей восхождения к вершинам профессионального мастерства? Она есть весомое или же нейтральное условие успешности его профессиональных взаимодействий с партнерами? Мощный ли она фактор продуктивной интеграции индивидуальности людей в их функциональных группах (профессиональных, семейных, творческих), или его можно игнорировать?
Понятно, что понимание психофизиологической организации человека как его ограничений или как его ресурсов имеет не только естественно-научные, но и важные мировоззренческие предпосылки и следствия. Если не окончательные ответы, то новые факты, важные для нашего продвижения в понимании природных оснований психического (как детерминант профессиональной успешности человека), могут быть получены в дальнейшем изучении феномена «стиль». Как отмечалось выше, обращение к теории функциональных систем П. К. Анохина как базовой объяснительной концепции характерно для многих отечественных ученых. Мы полагаем, однако, что его теория лишь отчасти раскрывает сущностные свойства стиля.
В 1950-е годы в психологии начались глубинные перемены. Зарождаются новые направления, изменяется понимание сущности человека, ценности и уникальности его личности, его неповторимости как индивидуальности. Все большее признание получают право и способность человека быть активным субъектом своей жизнедеятельности – по-своему воспринимать мир, самостоятельно выбирать ценности и ориентироваться на них, своеобразно выстраивать пространство своей профессиональной деятельности и даже жизни в целом.
Это новое движение выразилось в открытой манифестации
A. Маслоу и К. Рождерса и в постулировании ими позиций новой, гуманистической психологии; в обретении и усилении голоса экзистенциальной психологии (Л. Бинсвангер, Дж. Бьюденталь, Р. Мэй,
B. Франкл, И. Ялом); в расширении «пространства личности», подлежащего научному изучению; в активной разработке проблемы человека как активного субъекта С. Л. Рубинштейном; в переосмыслении сущности биологических предпосылок психики Б. М. Тепловым и признании их «двойственности» – наличия как «позитивных», благоприятных для успешной деятельности, так одновременно и «негативных», нежелательных их проявлений; в требовании признания социальной равноценности людей с разными биологически обусловленными типами темперамента В. С. Мерлиным; в возрастании внимания к эволюции человека в зрелости (Ш. Бюлер, Д. Сьюпер, Э. Эриксон и др.). Во второй половине 1950-х годов Б. Г. Ананьев начинает разрабатывать программу лонгитюдных исследований и комплексного изучения эволюции человека в зрелости. Эта программа будет реализована лишь в середине 1960-х годов. Важными позитивными результатами данных исследований стали представления о гетерохронности развития психических функций, их взаимной компенсации, их целостной организации в процессах обеспечения деятельности и поведения, а также признание социальной активности человека как ключевого условия их развития и сохранности.
Если вышеназванные тенденции радикальных изменений в представлениях о человеке, о сущности психического, следует считать открытыми, внешними проявлениями становления новой психологии, то латентными течениями нового движения дисциплины можно признать возрастание внимания к индивидуальности человека и признание ее статуса в психологии де-юре в разных ее ветвях – в когнитивной, дифференциальной, социальной, психологии развития. Если в начале ХХ в. важной вехой в развитии психологии было признание различий между большими группами людей, манифестированное В. Штерном в 1911 г. (Stern, 1911) как дифференциальная психология, то в 1950-х такой целью дисциплины становится индивидуальность человека.
Одним из воплощений нового понимания человека, точнее – отношений человека и социальной среды, стала проблематика стилей. Почти одновременно в разных направлениях психологии и в разных точках планеты начинается последовательное и расширяющееся изучение феномена «стиль». В когнитивной психологии и в русле движения New Look в гештальт-психологии феномен эксплицировали как когнитивные стили и когнитивные контроли (Broverman, 1960; Kagan, Moss, Sigel, 1963; Kagan, 1966; Witkin 1954; Witkin, Dyk, 1974; Witkin, Godenough, 1977), в социальной психологии и психологии управления – как стили лидерства (руководства) (Fiedler, 1965, 1967; Levin, Lippett, White, 1939; Likert, 1961, 1967; Tannenbaum Schmidt, 1958, 1973; и др.), в социальной – как стили жизни и стили поведения (Левин, 2000; Barker, 1968; Buhler, 1965), в психологии труда – как индивидуальные стили деятельности (Климов, 1959, 1969; Мерлин, Климов, 1967).
Принципиальной особенностью этих разных течений является признание потенциальной равноценности разных стилей, понимание стилей как инструментального оформления индивидуальности человека, как признание за человеком «права на свой стиль». В последующие годы будет показано, что разные стили далеко не равнозначны во многих отношениях, во всяком случае, в границах определенных условий, типов решаемых задач, режимов деятельности (Ильин, 1979а, 1979б, 1980, 1983; Толочек, 1986, 1991; Холодная, 1990, 2004). Но колоссальным достижением психологии середины ХХ столетия, ее важным позитивным потенциалом можно считать открытие и признание феномена стиля как воплощения индивидуальности человека, как его психологического средства деятельности и поведения, как условия его высоких и высших профессиональных достижений, как условия достижения психологического комфорта и удовлетворенности работой и жизнью – следовательно, самого права человека на подобную самоорганизацию, на ее возможность как пути и условия достижения социального равенства людей.
И хотя конечная цель – «исчерпывающее объяснение» оснований индивидуальности человека – не была достигнута ни в одном из сложившихся подходов, в процессе этого движения обозначились новые ориентиры и новые приоритеты психологии. И даже если на тот исторический период не были получены исчерпывающие и убедительные аргументы в пользу «безграничных ресурсов» стилей, то, как минимум, были подвергнуты сомнению узко прагматические представления о ресурсах психики человека, о границах его адаптации, о возможностях компенсации одних свойств другими, о широте репертуара психологических средств решения задач. Многие социальные задачи, довлеющие над психологией с конца XIX в. – профессиональная пригодность и психологический отбор, обучаемость и развитие, одаренность и способности и др., – получили новое видение: были раздвинуты границы и расширены горизонты понимания сущности человека. И если в аспекте достоверного знания многое осталось дискуссионным, то в плане становления новых идеалов науки и ее методологических принципов, критериев, приоритетов и ценностей произошли радикальные измерения. Время становления стилевой проблематики в психологии нужно признать чрезвычайно важным этапом в развитии научной дисциплины. И хотя «овладение» классической психологии действительной индивидуальностью человека в XX в. не состоялось, а ее приближение ограничилось лишь выделением типов, психологических черт, диспозиций, аттитюдов, и т. п. абстракций, или концептов, иначе – идеальных теоретических объектов (по В. С. Степину), индивидуальность и индивидуальные особенности человека были признаны как цель и как ценность дисциплины.
В параллельных потоках психологии, в гуманитарной парадигме, в сфере «психологической практики» (Ф. Е. Василюк) в 1950-1960-е годы закладывается методология и разрабатываются технологии разных видов психотерапии – гештальт-психологии, клиентоцентрированной терапии, транзактного анализа, NLP и др., ориентированные на массовую практику, на сравнительно быстрые, позитивные и долгосрочные эффекты оказания помощи в решении личных проблем человека «среднего класса», на конструктивную работу с его индивидуальностью, на поддержку его роста и развития как уникальной личности и как индивидуальности. Другими словами, в практической психологии находило воплощение то, что еще предстояло осмыслить концептуально в психологии академической.
Изучение проблемы стиля сопряжено с широким спектром исследований индивидуальности, личности и ее жизненного пути (Абульханова-Славская, 1991; Анциферова, 1981, 2000, 2006; Дружинин, 2007; Климов, 2004; Кон, 1987; Мерлин, 1986; и др.), с разработкой понятия субъекта деятельности (Абульханова-Славская, 1973, 1991; Брушлинский, 1991, 2003; Знаков, 2005, 2007; Сергиенко, 2006, 2009; и др.). В последние годы появляются работы по систематизации накопленного эмпирического материала и по самой проблематике стиля (Вяткин, 2005, 2009; Егорова, 1983; Интегральная…, 1999; Толочек, 1991, 1992, 2000; Холодная, 2004; Шкуратова, 1994; Royce, Powell, 1983; Wardell, Royce,1978; и др.).
Обратимся к истории понятия «стиль». Оно было введено в научную лексику в 1927 г. А. Адлером (Adler, 1927), который обозначил им совокупность индивидуальных черт, особенностей поведения, динамики жизненных целей человека, способствующую маскировке и компенсации его индивидуальных дефектов (физических, психических, социальных) и преодолению комплекса неполноценности. Такой стиль складывается стихийно как следствие взаимодействия индивидуальных особенностей человека и условий его жизни.
Позднее понятие «стиль» стали использовать и другие психологи для объяснения единства разнообразных психологических проявлений. В 1937 гг. Олпорт (Allport, 1937) стилем назвал индивидуальные различия в экспрессии, в выразительной манере поведения, отражающие отношения личности к объектам и субъектам жизни. К стилю он относил «инструментальные», операциональные по своей природе черты личности (способы и средства поведения), с помощью которых человек реализует свои мотивы и цели. Но при этом он еще не разграничивал чисто экспрессивные, формально-динамические акты поведения и собственно операциональные особенности реализации мотивов. В 1962 г. понятие стиля как двуединства форм реагирования и личностно обусловленных обобщенных схем соотнесения образов раскрывает Р. Стагнер (Stagner, 1962). Он различает перцептивные стили (схемы перцептивных актов) и реактивные стили (обобщенные типы соматического выражения эмоциональных переживаний). В 1950-е годы Г. Уиткин, Дж. Клейн, Р. Гарднер и др. под когнитивными стилями (контролями) понимали устойчивые симптомокомплексы, личностно обусловленные индивидуальные и возрастные различия в познавательной деятельности (Gardner, Loherenz, Shoen, 1968; Gardner et al., 1959; Klein, Gardner, Schlesinger, 1962; Klein, 1970; Witkin, 1954; Witkin, Dyk et al., 1974; Witkin, Godenough, 1977). В 1970-1980-е годы в работах Дж. Ройса с коллегами выделяются аффективные и когнитивно-аффективные стили, наряду с более широко изученными когнитивными стилями. Аффективные стили описываются двумя парами конструктов: а) толерантностью к нереальному опыту и ригидностью; в) импульсивностью – рефлексивностью и физиогномическим буквенным стилем. Первая пара позиционирует мотивационные аффективные стили, выполняющие функции ограничителей целей (goal terminators); вторая пара представляет эмоциональные аффективные стили, обеспечивающие функции «целепрерывания» (goal interruptors). Выделенные аффективные стили функционируют в связи с когнитивными стилями и аффективными чертами личности (Royce, Powell, 1983; Wardell, Royce, 1978).
Отечественные психологи первым исследованием, в котором было сформулировано понятие «стиль», считают работу Ю. А. Самарина (Самарин, 1948). В ней показана технически опосредствующая роль стиля в развитии способностей человека и подчеркивается индивидуальное своеобразие его стилей. Стиль учебной деятельности школьников понимается исследователем как производное трех компонентов: 1) направленности личности; 2) степени сознательного владения ею своими психическими процессами; 3) техническими приемами деятельности. Стиль рассматривается как проблема двух полюсов: есть «рациональные стили», «дающие умственным возможностям правильное направление», и «нерациональные стили». Аналогично понятие стиль в 1957 г. использовал Д. А. Ошанин для объяснения своеобразия трудовой деятельности токарей (Ошанин, 1957). Однако наиболее последовательно и систематично эта проблема в отечественной психологии разрабатывалась в 1950-1960-е Е. А. Климовым и в 1960-1970-е В. С. Мерлиным с сотрудниками как концепция ИСД.
Примечательно, что в русле разных научных подходов, в процессах решения учеными разных научных и практических задач, в их описаниях феномена много сходного. Да, имеют место довольно существенные различия между отечественным подходом к проблеме (прежде всего – ИСД, индивидуального стиля активности) и зарубежными (когнитивного стиля, стиля руководства и лидерства). В западной психологии изучение стилевых проявлений было связано с изучением личностных факторов в протекании психических процессов, что приводило к пониманию стиля как свойства личности. В отечественной психологии понятие стиля разрабатывалось в рамках деятельностного подхода, при котором стиль рассматривался как интегральный феномен взаимодействия требований деятельности и индивидуальности человека. Таким образом, складывались два взгляда, два подхода, два направления анализа оснований индивидуальных различий в поведении и деятельности – от личности и от деятельности.
Среди различных направлений в изучении стиля с устоявшейся традицией, терминологией и методологией, многочисленными исследованиями мы различаем четыре основных: когнитивные стили, индивидуальные стили деятельности, стили руководства (лидерства), стили жизни (поведения, общения, активности). По своему предметному содержанию четыре стилевых направления можно разделить на две группы: специфические стили конкретной профессиональной деятельности (стили руководства; индивидуальные стили деятельности) и неспецифические (стили когнитивные; стили жизни). Первые предполагают непосредственную включенность субъекта в определенные социальные системы и прямо связаны с успешностью его деятельности, вторые – нередко абстрагировались от специфики среды, а успешность рассматривалась как опосредствованная, косвенная функция. Первые предполагают систематического (профессионального или др.) обучения, вторые – нет. (Очевидно, что ни когнитивному стилю, ни стилю жизни не обучают. Их можно корректировать, но это другой вопрос.) По объему регулируемого отношения с действительностью одни стили рассматриваются как локальные проявления (когнитивные, эмоциональные, стили действия), другие – как глобальные (стили жизни, поведения), третьи занимают промежуточное положение. По полноте включенности психики в управление поведением и деятельностью локальные стили предполагают ведущую роль бессознательных механизмов, а другие – в большей мере значимость осознанного регулирования. Спонтанность становления локальных стилей указывает на их сильную генетическую детерминированность и сближает их понимание с современными концепциями темперамента (Русалов, 1986, 1991; Eliasz, 1990; Thomas, Chess, 1977; и др.). Глобальные – более определяются социальным окружением человека, культурно-историческими традициями общества (Adler, 1927; Barker, 1968; Buhler, 1965; и др.). Промежуточные стили рассматриваются как детерминированые всей совокупностью внешних и внутренних условий. Следовательно, их зависимость от среды может проявляться в большей или меньшей степени, соответственно акцентированию или доминированию части внешних условий и их собственной организации.
Таким образом, за различными стилевыми подходами стоит изучение различных реальностей, объединенных общим наименованием «стиль». Но возможно ли их содержательное обобщение? Имеет ли место единство «стилевого механизма» адаптации человека к среде, единство феномена «стиль»? Возможны ли пути методологически непротиворечивой интеграции различных направлений изучения проблемы стиля?
Рассмотрим поставленные вопросы более обстоятельно. Проблему стиля с полным правом можно рассматривать как закономерный момент в эволюции психологии как научной дисциплины. Начиная с общего, отделяясь от философии, вбирая достижения медицины и физиологии, психология не могла не обратиться, наконец, к человеку как к индивидуальности, выделяя феномен «стиль» в самых разных подходах, в разных научных школах. Пожалуй, самым примечательным является то, что становление проблематики стиля происходило почти одновременно в разных научных школах, в разных традициях, как следствие развития разных научных течений, в процессах решения разных задач.
За полувековую историю в проблематике стиля вызрело несколько ключевых идей.
Первая. Успешность человека (в широком смысле – социальная успешность, в узком – профессиональная, учебная) определяется не отдельными его качествами, а их организацией в своеобразную психологическую систему.
Вторая. Люди с разными индивидуальными особенностями (физическими, психическими) потенциально равны в отношении успешности адаптации к социальной среде.
Третья. Становление стиля может происходить как спонтанно, так и направленно, как вследствие действия бессознательных механизмов, так и осознанного регулирования.
Четвертая. Психологические механизмы стиля проявляются как интеграция некоторых индивидуальных особенностей, приводящая к актуализации, развитию и новой организации одних из них, тем самым замещая и смягчая ограничения других, «компенсируя» менее развитые качества.
Пятая. Сущность стиля состоит в такой организации человеком своей индивидуальности, своей активности, своей внутренней, психической, и внешней, моторной, «предметной» деятельности, которая позволяет успешно обходить препятствия (как внешние, так и внутренние), успешно решать социальные задачи при ограниченных ресурсах.
Шестая. Адекватный индивидуальности человека стиль дает ему возможность успешно решать социальные задачи, приносит удовлетворение, позволяет работать с меньшими психофизиологическими затратами, сохранять профессиональное здоровье и долголетие.
Седьмая. Различия в стилях людей не являются непреодолимым препятствием для их успешной совместной деятельности, для их успешных взаимодействий.
В изучении адаптации человека к физической (климатико-геофизической) среде ключевым моментом признается его конституция. Все разнообразие конституциональных типов строится из сочетания трех главных признаков (факторов): размеры тела (продольные, поперечные), доминирующий тип обмена веществ (массивность), реактивность (Казначеев, Казначеев, 1986; Малиновский, 1948; Слоним, 1964; и др.). Реактивность организма долгое время понималась как интегральное синхронное изменение всех его регуляторных, гомеостатических систем в ответ на любое внешнее воздействие. Замена в последней четверти ХХ в. «реактивности» на эффекты «вида реагирования» (Казначеев, Казначеев, 1986) привела к выявлению более сложной картины далеко не всегда «синхронного изменения всех регуляторных систем» организма в процессах адаптации на протяжении длительного времени.
На основании обширного материала лонгитюдного изучения состояния здоровья большой выборки строителей БАМ, оставшихся на постоянное жительство в Восточной Сибири, В. П. Казначеев и С. В. Казначеев выделяют разные «виды физиологического реагирования» – два полярных и один промежуточный. Первый вид реагирования характеризуется «способностью индивида хорошо выдерживать воздействия кратковременных и сильных нагрузок, но неспособностью противостоять длительно действующим слабым раздражителям. Второй – способностью сохранять высокий уровень устойчивости при длительном воздействии слабых по силе раздражителей и крайней неустойчивостью перед сильными кратковременно действующими раздражителями. Третий – способностью сочетать в своих реакциях на внешние раздражители не всегда дополняющие (чаще не дополняющие друг друга) черты реакций индивида, присущих первому и второму типу» (там же, с. 26). Биологические механизмы адаптации человека к физической (географической) среде ученые объясняют так: «.. в комфортных условиях связь организма с внешней средой осуществляется в рамках широты диапазона имеющегося набора норм-реакций, а при попадании в экстремальные условия – за счет описанных трех видов реагирования, а через них – в рамках стратегий адаптивного поведения» (там же; здесь и ниже курсив мой. – В. Т). Согласно данным лонгитиюдных исследований, представители разных видов физиологического реагирования различаются по антропометрическим, функциональным, биофизическим, гематологическим показателям.
Установленные факты существования разных биологических типов адаптации людей к условиям физической среды подтверждаются в независимых исследованиях, в частности, материалами более и менее масштабных и комплексных медицинских, физиологических, психологических обследований лиц, работающих вахтовым методом в полярных и приполярных областях. Объектами этих исследований являются состояние здоровья, механизмы адаптации, успешность деятельности, продолжительность проживания в новых регионах лиц, приехавших из другого географического региона и работающих здесь постоянно или вахтовым методом, а также местных жителей, проживающих в данном регионе «более одной жизни». Принципиальным моментом нашего обзора является выделение учеными разных типов людей, различающихся по биологическим и психологическим механизмам адаптации к социальной и физической среде.
В аспекте возможностей и ресурсов биологической адаптации людей к разным климатическим условиям, как правило, выделяют несколько разных типов, чаще генетически обусловленных. Так, согласно заключениям медиков и биологов, для 30 % людей возможно длительное (более 15–20 лет) пребывание в климатико-геофизических условиях Севера без выраженных нарушений здоровья; для 30 % – ограниченное (не более 15 лет); для 40 % – лишь краткосрочное, не более 3–7 лет (Агаджанян Георгиева, Гладилин, 1997; Казначеев, Казначеев, 1986; Симонова, 2012; Собакин, 2004; Хаснулин, 1998, 2009; и др.).
Вероятно, такая биологическая типология сочетается с психологической и поддерживается ею. Согласно результатам экспериментов А. Н. Силина, обследовавшего более 4500 человек, приехавших и работающих в приполярных и полярных регионах (тест 16 PF Р. Б. Кеттелла), статистически значимо по всем 16 факторам различаются две группы: а) адаптировавшиеся и проживающие на Севере не менее 5 лет; б) лица с северным стажем до 1 года, планирующие уехать (Силин, Смирнова, 2009). Такие выводы согласуются с данными других независимых исследований о различии двух личностных типов – успешно адаптировавшихся и уезжающих; о серьезных перестройках личности и психологических механизмов ее адаптации, об «отпечатке Севера на структуре личности», о росте доли акцентуированных личностей с увеличением стажа пребывания на Севере (Ананенков, Собакин, 2005; Симонова, 2012; Собакин и др., 2004, 2005). Разные физиологические механизмы и разная успешность адаптации наблюдается у лиц с доминированием левого или правого полушария (Евтух, Силина, 2010).
Целенаправленные психологические исследования показывают, что весомость влияния экстремальных условий Севера не позволяет выделять у успешно работающих те профессионально важные качества, которые типичны для представителей разных профессий, работающих в средних климатических зонах. Решающими выступают качества адаптивного плана, актуальные для вахтового метода труда, выполняющие системообразующую функцию, обеспечивающие социосредовую профессиональную адаптацию (Симонова, 2011, 2012).