Илья проснулся задолго до звонка будильника. Стараясь не разбудить Варю, выбрался из постели, заварил чай, радуясь тишине и возможности побыть одному, уселся с чашкой на кухне. Только собрался взять для полного счастья какую-нибудь книжку, как из комнаты донесся шорох и легкие шаги.
– Привет, – жена появилась на пороге и недовольно на него посмотрела.
– Я тебя разбудил?
– Конечно, разбудил, – поморщилась она. – Что ты поднялся в такую рань?
Он молча пожал плечами. Казалось бы, давно должен был привыкнуть к ее недовольному тону, к непонятной обиде на весь белый свет, но не получалось. Одно время казалось, что привык, а последний год все чаще хотелось побыть одному.
– Мне тоже чай сделай, – Варя села за стол. Закусив нижнюю губу, рассеянно уставилась в окно.
Илья поднялся, включил газ под чайником.
– Пойду побегаю в парке. – Он наклонился, поцеловал жену в макушку, стараясь не замечать, как она мгновенно наполняется недовольством.
Утренние пробежки – единственное, что Илья твердо для себя отвоевал, во всем остальном ему было проще с женой не связываться. Конечно, он отлично понимал, что его отлучкам по причине бега жена не обрадуется и под разными предлогами станет им препятствовать. Варя очень не любила, когда он находился вне поля ее зрения. Давай бегать вместе, предложил он, сообщив, что отныне нашел для себя невинное развлечение. Он не сомневался, что жена откажется, и она отказалась, естественно. По ее понятиям для занятий спортом существуют фитнес и инструктор, а все другое позволяют себе люди, у которых на фитнес просто нет денег.
Несколько месяцев назад Илья приобрел тренировочный костюм и кроссовки, которых не носил со студенческих лет. Причем и то и другое выбрал в пику жене очень дорогое, хотя к стремлению одеваться дорого и модно, особенно если речь шла о мужчинах, относился с усмешкой. Еще родители приучили его оценивать людей исключительно по душевным и интеллектуальным качествам.
Сегодня по случаю стоящей в последние дни жаркой погоды вместо костюма он натянул шорты и футболку, а вместо кроссовок – купленные в прошлом году в Израиле сандалии и, крикнув жене, что ушел, спустился во двор.
Варя наверняка смотрела на него из окна, но он так от нее устал, что поднимать голову и махать ей снизу не было никаких сил, и он этого делать не стал. Варя обидится, конечно, но она и без этого найдет на что обидеться.
Их отношения сильно изменились за последний год. Илья даже точно знал когда – после смерти матери. Мама умерла неожиданно. И Илье, и сестре Кате горе казалось немыслимым, оглушающим. Илья впервые тогда почувствовал себя потерянным и беспомощным и старался хоть как-то поддержать Катю. На похоронах сестра плакала не переставая, и он не сразу заметил, как от Катиных слез бесится Варя. Он знал, конечно, что жена не терпит внимания к кому-то, кроме себя, но момент для ее негодования был настолько неуместен, что вместо привычных вины и жалости к жене он впервые почувствовал нечто, похожее на ненависть. Потом, конечно, жалость к ней вернулась, и светлых моментов в их жизни было еще много, но некое темное пятнышко уже не давало ему считать их совместное существование безоблачным.
Пятнышко увеличилось после истории с собакой.
Бежать не хотелось. Илья пошел по дорожке мимо пустых по случаю раннего времени лавочек, не встретив никого, даже собачников. Собак в парке выгуливать не разрешалось, но все выгуливали.
Щенка на автобусной остановке Илья заметил в марте, когда днем ненадолго теплело, а по ночам было по-зимнему холодно. Он возвращался с работы, остановился перед светофором и грязный комочек разглядел совершенно случайно. Что-то его заставило вылезти из машины. Щенок был крошечный и тихо заскулил, когда Илья погладил его по спутанной шерстке.
Пачкая куртку, Илья одной рукой подхватил щенка, а другой достал телефон.
– Варь, давай возьмем собачонка, – попросил жену. – Щенок потерялся. Пропадет.
– Какой щенок? – не поняла Варя. – Ты вообще где?
– Здесь, рядом. На автобусной остановке у магазина. Я сейчас приду. Тут щенок брошенный, маленький совсем. Что-то типа болонки. Давай возьмем, Варь. Я сам буду с ним гулять.
– Гуля-ать? – протянула жена, Илья сразу понял, что дело безнадежное. – Я знаю, как ты будешь с ним гулять, на меня свалишь и успокоишься. Хочешь за чужой счет добреньким быть? А все остальное? В отпуск как нам ездить? И вообще…
Она еще какое-то время говорила, а Илья понимал, что не сможет пойти домой, бросив жалкое существо, пытающееся лизнуть его в нос. Он решил, что эту ночь проведет в машине, а там видно будет.
Народу на улице почти не было, только какая-то девушка проходила мимо, когда он шагнул к машине. Девушка посмотрела на грязного щенка и улыбнулась. Она тут же отвернулась, и Илья сказал ей вслед:
– Возьмите собаку.
До той минуты он никогда не заговаривал с незнакомыми на улице и никогда ни о чем прохожих не просил, ему было ужасно стыдно.
Она повернулась, сделала несколько шагов назад, сняла перчатку, погладила найденыша по голове и в раздумье сказала:
– Не знаю… У меня сменная работа, мне сложно с ним гулять.
Говорить больше было не о чем, Илья молчал.
Она постояла с минуту, продолжая гладить щенка, вздохнула, бережно взяла собачку из его рук, поправила на плече сумку и ушла, не оглядываясь.
Потом Илья иногда девушку встречал, оказалось, что живет она в соседнем доме. Иногда он встречал ее одну, иногда с собакой. Они кивали друг другу и расходились, Илья ничего в отношении ее не планировал, только зачем-то выбил себе право бегать в парке, где она гуляла с их общим найденышем.
Сегодня в парке ее не оказалось.
Молодой парнишка-азиат обогнал Илью, собирая мусор в пластиковый мешок. Илья повернул назад, нужно было подготовить доклад к селекторному совещанию, и стоило поторопиться.
– Отстань! – прошипела Саша, отпихивая Тошку. – Отстань сейчас же!
Проклятый пес отставать не хотел, лез мордой к ней на подушку, пытался лизнуть и сиротливо поскуливал.
– Зачем ты меня разбудил? – упрекнула его Саша, понимая, что больше не заснет. – Ну зачем, а?
Довольный Тошка подпрыгнул, схватил зубами ее тапки и уморительно затряс головой.
Саша отняла тапочку, поплелась на кухню, вспомнила, что кончился кофе, и, немного расстроившись, заварила чай.
Зазвонил городской телефон. Тошка с лаем заметался от Саши к аппарату, давая понять, что она должна немедленно снять трубку. Первое время Тошка был ей в тягость, но сейчас она не представляла, как можно без него жить.
Звонил Гоша. Друг, как представляла его знакомым Саша.
– Ты сегодня в ночь работаешь? – спросил он.
– Угу, – подтвердила Саша.
– Приезжай.
– Давай в другой раз, – отказалась она. – Дел много.
Дела были. В прачечную сходить, в магазин. Вымыть и уложить волосы.
Пару лет назад она бы помчалась к нему, забыв про все дела.
– Саш, ты меня избегаешь? – грустно спросил он.
– Нет, – удивилась она. – Что за ерунда!
– Ты меня не избегай, – попросил он. – Ты меня люби.
– Я тебя люблю, – привычно заверила Саша.
Такие заверения Гоше необходимы. Обычно ей очень нравилось, что ему не надоедает слушать, как она его любит, а сейчас почему-то стало неприятно.
Роман с Георгием тянулся с незапамятных пор. Сначала Саша ждала и надеялась, что он вот-вот сделает ей предложение, потом поняла, что инициатива должна исходить от нее самой, но инициативы она не проявила. В последнее время Саша стала бояться, что предложение он все-таки сделает. Сейчас ей так же не хотелось за него замуж, как еще не так давно хотелось. С Гошей было хорошо, но вдвоем с Тошкой лучше.
– Гулять. – Выпив чай, Саша взяла поводок и с трудом смогла надеть его на прыгающую от счастья собаку.
Пройдясь вдоль ограды парка, Саша заметила одинокую лавочку, села, спустив Тошку с поводка. День обещал быть жарким. В такую погоду хорошо податься куда-нибудь на водоем, но Гоша купаться ее не звал, а ехать одной было скучно. Гоша не любил жару, не любил холода, не любил дождей, ветра, яркого солнца и пасмурной погоды. Правда, на все это он обычно жаловался с некоторой долей иронии, поэтому занудой никогда не выглядел. Он вообще стал бы для Саши чудесным спутником жизни, хотя бы потому, что она знала его вдоль и поперек.
Тошка бегал кругами вокруг лавочки, Саша терпеливо ждала, пока он устанет и сядет рядом, высунув розовый язычок.
Позвонила Гуля, пожаловалась:
– Хотела к папе съездить, но, оказывается, Ксюша прилетает. Придется вечером в Домодедово ехать встречать.
– Она одна прилетает?
– Одна. Руслан не может.
– Гуля, – заинтересовалась Саша, – а почему Руслану можно на русской жениться, а тебе замуж за русского выходить нельзя? Ведь Ксюшу семья сразу приняла.
– Руслан – мужчина, это совсем другое. Женщина должна целиком зависеть от мужчины и ценится по мужу. Глупость, конечно.
– Не скажи… На самом деле так и должно быть. Я тоже хочу от мужа целиком зависеть, – призналась Саша, подумав, что зависеть от Гоши будет довольно проблематично. Гоша ответственности не любил. – Ксюша приезжает, потому что твой отец болеет?
– Наверное. Не знаю. Если Русланчик не приехал, это ведь хороший признак? Как ты думаешь?
– Гуля, перестань! – разозлилась Саша. – Надо надеяться на лучшее. Ты хотя бы, когда с отцом будешь разговаривать, не хорони его раньше времени.
– Да понимаю я все… Ты сегодня в ночную смену?
– В ночную. С Борей Романенко буду дежурить, – вспомнила Саша. – Валерий Петрович в отпуск ушел. Старшим смены я буду.
– Ой, совсем забыла. У нас студентка работает, Юля Ивлева, с косой ходит, ты ее, наверное, видела.
– Видела.
– У нее с вашим Борей роман. Я думаю, у них ребенок будет.
– Откуда ты знаешь?
– Вчера на пожарной лестнице курила, а они на пол-этажа ниже стояли, разговаривали, мне было слышно. Юля плакала, говорила, что надо родителям рассказать.
– Подожди, – опешила Саша. – Ты слышала про ребенка?
– Нет. Но из-за чего же еще она плакала?..
– Господи, Гуля! Юле же не пятнадцать лет. Что ей плакать, узнав про ребенка? Девке за двадцать. Конечно, можно было бы и подождать с ребеночком, но не плакать же от этого. Боря – парень порядочный, поженятся, и все дела.
– Так чего тогда она рыдала?
– Ну откуда же я знаю? Ты не боишься на работе курить? Запрещено ведь.
– Боюсь. Очень за папу волновалась, вот и не выдержала. Ты была на смене, а больше поговорить не с кем.
– Гуля, на пожарной лестнице камеры установлены.
– Знаю. Я на самый верх поднялась, под крышу. Там камер нет.
Попрощавшись с подругой, Саша пристегнула поводок к Тошкиному ошейнику и направилась к дому.
Что на свете нет человека несчастнее ее, Варя знала точно. И точно знала, что нужно сделать, чтобы стать счастливой сразу и навсегда, – надо поверить, что Илья ее любит и никогда не бросит. Варя очень хотела в это верить, но не могла. Не получалось.
Если бы Илья каждое утро шептал ей, что любит, если бы звонил каждые два часа и говорил, как скучает, если бы, возвращаясь по вечерам домой, с порога начинал ее целовать и долго не отпускал, она бы в его любовь поверила, но он этого не делал. По утрам он молча пил чай или кофе, съедал наспех пару бутербродов и, чмокнув ее в висок, убегал.
Раньше было не так, раньше он прислушивался к ее словам и помнил, что по утрам нужно непременно есть кашу, чтобы через несколько лет не заболел желудок. Илья варил кашу на двоих и будил Варю, когда еда была готова. Раньше они всегда завтракали вместе.
Конечно, и тогда не все было гладко, Илья запросто мог вскочить из-за стола, когда Варя еще не доела, мог вымыть свою тарелку и забыть про Варину, за что она, конечно, ему выговаривала. Но все-таки это были совместные завтраки.
Теперь каждый завтракал сам по себе, даже если они одновременно сидели за столом, и это было ужасно. А самое ужасное, что Варя не помнила, как и когда это началось.
Она заметила изменения, когда Илья перешел в головную отраслевую компанию. Собственно, на этом настояла Варя. До этого Илья работал на кафедре, где учился и защитил кандидатскую диссертацию, и всем был вполне доволен. Зарплата доцента, конечно, смешная, но он выполнял еще научные работы, которые оплачивались вполне прилично. Илья всем был доволен, а Варя нет. А как ей могла нравиться работа мужа, если его ежедневно окружали молодые девчонки? Конечно, не нравилась. С каждым годом разница между Варей и студентками мужа увеличивалась, а Илья как был молодым перспективным ученым, так им и оставался. Кому же это понравится?
Варя долго и исподволь объясняла ему, что преподавательская работа малопрестижна. Ну чем он отличается от школьного учителя? Да почти ничем. Настоящий ученый должен тратить свое время на научную работу, а не на недоумков-студентов, и все в таком роде. Пожалуй, сейчас этот номер с Ильей не прошел бы, он очень изменился с тех пор, но тогда муж службу все-таки поменял. Вообще-то Варя догадывалась, что для Ильи все ее доводы шиты белыми нитками и он отлично понимает, почему ей хочется, чтобы он ушел с кафедры. Ну и ладно, главное, что цели она достигла.
Правда, лучше ей от этого не стало. Стало даже хуже. Если никаких романов со студентками Илья заводить точно не стал бы, молоденькие дурочки его мало интересовали, и это не соответствовало его нормам морали, то на новом месте все было иначе. Там женщин оказалось хоть и меньше, чем мужчин, но тоже вполне достаточно. И они совсем не походили на старых дев, занятых исключительно собственной карьерой. Побывав впервые на мужнином корпоративе, Варя не нашла ни одной, которая показалась бы ей неопасной, за исключением уж совсем старух. Варя чуть не плакала, когда Илья знакомил ее с коллегами.
После того корпоратива она стала потихоньку выспрашивать у Ильи про молодых сотрудниц, но тот только бурчал, что общих работ с ними не ведет, ничего про них не знает и знать не хочет. «Отстала бы ты от меня, Варь, – сказал он как-то вечером. – Устаю как собака, а тут ты со своей дурью. Какого черта ты ко мне пристаешь? Что ты хочешь услышать?»
С того вечера Варя заметила, что что-то в доме пошло не так. Раньше муж сказал бы по-другому. «Дурочка моя, – сказал бы он, – я так тебя люблю, а ты мучаешь и меня и себя. Нет для меня других женщин. Нет и никогда не будет».
Потом умерла свекровь, Илья замкнулся, и какое-то время Варе было по-настоящему страшно. Казалось бы, после смерти матери он должен крепче привязаться к жене, а он говорил только о сестре Кате, как будто та была трехлетним ребенком, а не взрослой замужней теткой. Но тот период Варя мужу простила, все-таки человек мать потерял, большой адекватности от него требовать трудно.
Окончательно Илья изменился после истории с собакой. Собственно, никакой истории не было, он спросил, хочет ли Варя взять щенка, она ответила, что не хочет. И любая на ее месте ответила бы так же. Неужели в дом собаку с помойки тащить?
Варя подумала, не сварить ли себе кашу, поленилась, съела кусочек сыра, обещая, что больше никогда не будет сидеть на сухомятке.
Включила компьютер, посмотрела служебную почту – ничего срочного. Она давно уже работала на полставки, трудиться полный день утомительно и ни к чему, а быть домохозяйкой глупо и опасно. Во-первых, от Ильи она тогда будет зависеть целиком и полностью, во‑вторых, не сможет требовать к себе полноценного уважения, все-таки само слово «домохозяйка» предполагает невысокий интеллектуальный уровень. А своим уровнем Варя гордилась.
Работа на полставки имела еще одно преимущество. Если Варины коллеги должны были просиживать в офисе полный рабочий день, то она могла не появляться там вовсе. Когда работы было много, она вкалывала даже в выходные, и все знали, что на Варвару Томилину всегда можно положиться. И никому не приходило в голову высчитывать, сколько времени она провела в офисе. Аврал заканчивался, и Варя появлялась на работе раз в неделю, иногда даже реже. Когда хотела, тогда и появлялась.
Сегодня идти в офис настроения не было. Варя нашла в Интернете лекции по истории религии и заставила себя сосредоточиться. Нельзя опускаться. Нельзя не иметь никаких интересов. Даже если не веришь собственному мужу.
Перед самым концом рабочего дня жена позвонила Илье по городскому телефону. Илья догадывался, почему она это делает – проверяет, на месте ли он, ему было стыдно за Варю и неловко перед секретаршами. Вообще-то на секретарш ему наплевать, но выглядеть дураком он не хотел ни перед кем, даже перед ними. Скорее всего, секретаршам тоже не было до него никакого дела, до его жены тем более, но ему казалось, что почти ежедневные Варькины вечерние звонки все вокруг могут расценить как контроль ревнивой дуры.
Прямой городской телефон у Ильи, конечно, был, но у него хватило ума этот номер жене не давать. Он предназначался для экстренной связи, и занимать его пустыми Варькиными разговорами не следовало. Поэтому жена звонила ему, как все простые смертные, через секретариат. Варе это было даже удобнее, секретарши объясняли ей, почему не могут соединить: у него совещание, или он у руководства, или обедать пошел, или еще что-нибудь. Если, возвращаясь с обеда, Илья слышал, что ему звонила жена, он ждал очередного звонка через полчаса, и опять на городской – Варя удостоверялась, что он вернулся на место. Господи, ну за что ему такое наказание?
– Варя, зачем ты звонишь по городскому? – зло спросил он, понимая, что это ничего не изменит.
– У тебя не отвечал мобильный.
– Кончай! Мобильный у меня перед глазами, и он в порядке. Хватит из нас обоих дураков делать!
– Это чем же я делаю из тебя дурака? – тихо спросила Варя, и этот тихий голос не предвещал ничего хорошего. – Я не имею права позвонить собственному мужу?
– Имеешь, – устало подтвердил Илья. – Что ты хотела сказать?
– Хотела попросить тебя зайти за хлебом.
– Зайду. – Она целый день сидела дома и вполне могла принести хлеб сама, но напоминать об этом было равнозначно самоубийству. – Что-нибудь еще?
– Нет.
– Варя… – Он понимал, что едва ли из его бунта выйдет что-нибудь стоящее, скорее, вместо худого мира он получит добрую войну, но продолжаться дальше так просто не могло. – Я тебя очень прошу звонить мне по городскому только в случае крайней необходимости. Крайней необходимости, понимаешь? Насчет хлеба сбрасывай смс, если дозвониться не можешь.
– Почему? – Голос у нее задрожал. Плачет, понял Илья. – Почему я не могу тебе звонить?
– Потому что каждый идиот понимает, что ты меня контролируешь! – Он не сразу понял, что кричит, и заговорил тише. Не хватало еще, чтобы его вопли услышали за дверью кабинета. – Потому что ты превращаешь нашу жизнь в фарс, в посмешище. Я тебе поводов для ревности не давал, а если у тебя сдвиг, сходи к психиатру. Лечись, черт возьми!
Вместо ее голоса послышались короткие гудки. Илья положил трубку и с тоской понял, что не хочет идти домой.
В прошлом году у сестры тоже был кризис в отношениях с мужем. Катя несколько дней жила в квартире их матери, Илья тогда очень за нее переживал, не зная, чем и как ей помочь, он был не в курсе, почему Катя порвала с мужем, которого любила. И Глеб любил ее. Потом отношения в семье сестры восстановились, Илья успокоился, Варя постоянно напоминала, что мамину квартиру неплохо было бы сдавать, он слабо сопротивлялся. Представить, что в доме, где они с Катей выросли, станут жить чужие люди, было неприятно.
Хорошо, что жилье свободно. Будет куда уйти, если Варя не прекратит его доканывать.
Наверное, он действительно устал, если сорвался почти на пустом месте. Раньше Варя устраивала и не такое. Однажды она закатила истерику прямо на улице, увидев его разговаривающим с бывшей одноклассницей, Илье до сих пор было мерзко это вспоминать. Слава богу, что с тех пор ту одноклассницу он ни разу не встретил, иначе провалился бы сквозь землю. Но тогда он терпеливо уговаривал жену и ждал, когда с нее сойдет дурь и жизнь опять станет жизнью, а не сплошным кошмаром.
Зря он уговаривал, ждал и терпел, давно надо было все это пресечь.
Он посмотрел на экран компьютера с очередным крупно напечатанным приказом, который необходимо подготовить к завтрашнему дню, понял, что работать не сможет, запер кабинет, попрощался с девушками в секретариате и поехал домой. Если, конечно, домом можно считать место, где тебя не уважают.
У супермаркета он притормозил, поплелся в холодное от работающих кондиционеров помещение, взял горячий кирпичик, обсыпанный какими-то хлопьями и стоивший, как обед в недорогом кафе. Варе должно понравиться.
Девушку с собакой он заметил, когда подъезжал к повороту в собственный двор.
Квартира у них с Варей была большая, окна выходили не только во двор, но и на ограду парка, вдоль которой шла девушка, но он рискнул. Бросил машину, наполовину заехав на тротуар, и догнал девушку.
– Я давно хотел вам сказать, – поравнявшись с ней, угрюмо произнес Илья. – Я сожалею, что тогда навязал вам собаку. Простите.
– Я поняла, – еле заметно улыбнувшись, кивнула она.
– Что вы поняли?
– Поняла, что вы об этом сожалеете. – Щенок недовольно на него покосился и тихо зарычал. – Перестань, Тоша! Не переживайте, мы прекрасно ладим. Мы большие друзья и очень вам благодарны.
Она не улыбалась, но Илье показалось, что она над ним смеется. Нет, не смеется, подшучивает.
Очень хотелось спросить, как она поняла, что ему неловко перед ней и неприятно вспоминать ту сцену на остановке, когда она взяла щенка из его рук и ушла, не оглядываясь. Она понимает, он это чувствовал.
Последняя дура поняла бы. Слишком виноватый был у него вид, когда он встречал ее с собакой. Без собаки тоже.
– До свидания, – кивнул Илья.
– До свидания.
Она свернула в парк, Илья пошел к подъезду.
– Вот, – войдя в квартиру, он протянул жене пакет с баснословно дорогим хлебом.
Варя не ответила, сделала вид, что вообще его не видит. Он молча пожал плечами, положил пакет на стол в кухне.
Хорошо, что свободна мамина квартира.
– Долго гулять не сможем, – объяснила Саша собаке. – И спускать тебя я не буду. Ты убегаешь, а мне тебя, дурачка, ловить некогда, я могу на работу опоздать.
От встречи с человеком, всучившим в конце зимы ей щенка, остался неприятный осадок. Ей давно казалось, что мужчина, которого она изредка встречала, хочет с ней заговорить, только почему-то она считала, что скажет он что-то совсем другое.
Саша потянула поводок и, когда подскочивший Тошка, встав на задние лапы, передние положил ей на бедро, погладила пса по голове.
Она никогда не мечтала иметь собаку, даже в детстве. И всегда считала, что к собакам равнодушна. Наверное, если бы не этот мужик, прошла бы мимо крошечного Тошки, не обратив на него никакого внимания.
Мужик тогда выглядел таким несчастным, и весь его вид так не соответствовал модной одежде и дорогой машине, что в первый момент ситуация показалась ей какой-то нереальной, надуманной, как будто перед ней разыгрывали комедию. Она до сих пор не понимала, почему сразу не послала его к черту, и ужасалась, что могла не взять Тошку. Слава богу, что взяла.
Потом она столкнулась с мужиком у метро. Тот кивнул ей, Саша кивнула в ответ, с трудом вспомнив, кто этот человек. Но тогда он уже не выглядел несчастным, он выглядел, как все. Наверное, поэтому она его не сразу вспомнила.
А однажды Саша увидела его вместе с женщиной, и по тому, как пара шла, поняла, что он женат. Его жену Саша с тех пор тоже изредка встречала и про себя так и называла ее – его жена.
Она была очень красивой, очень ухоженной и высокомерной. Идя по улице, никого вокруг не замечала, никому не уступала дорогу, как обычно машинально делают люди на узком тротуаре. И почему-то, что у других выглядело бы как хамство и невоспитанность, у его жены выглядело естественно и оправданно, как будто она богиня и простые смертные обязаны перед ней расступаться.
Потом Саша иногда по утрам встречала мужика в парке, тот бегал, как и положено заботящемуся о себе человеку. Если, конечно, у него других забот нет. Иногда он обгонял Сашу, иногда бежал ей навстречу, неизменно вежливо здороваясь. И каждый раз Саше казалось, что ему хочется задержаться, заговорить с ней, пойти рядом.
Вот сегодня заговорил, и теперь она точно знала, что она – дура и больше никто. Потому что слишком много думает о чужом, практически незнакомом женатом мужике. Лучше бы о Гоше думала.
– Пойдем домой, Тошенька, – слабо дернула поводок Саша. – Пойдем, маленький. А то я опоздаю на работу, меня уволят, и нам нечего будет кушать.
Нужно выходить за Гошу замуж, посоветовала себе Саша. Я превращаюсь в типичную старую деву, у которой нет никого дороже собаки.
Вернувшись домой, она посмотрела на термометр. После промозглого июня, когда казалось, что лето никогда не наступит, июль установился теплый, а со второй половины так просто жаркий. Вот и сейчас термометр за окном показал тридцать градусов.
Саша быстро залезла под душ, вытершись, внимательно вгляделась в собственное отражение. Брови совсем выгорели, волосы тоже. На носу веснушки. Более незапоминающейся внешности не найти. Прямая противоположность его жене.
Если бы не жарища, Саша накрасила бы сейчас глаза и губы и стала бы очень интересной шатенкой. Строго говоря, она была русой, как большинство населения России. Но однажды на корпоративе подвыпивший Валерий Петрович ей так и сказал:
– Вы очень интересная шатенка, Сашенька. Настоящая красавица.
Жаль, что Гоша никогда не говорит ей комплиментов.
Саша вздохнула и ограничилась тем, что слегка подкрасила ресницы.
– Сиди тихо, – погрозила она питомцу. – Сиди тихо, я приду утром.
Идти до офиса пешком было ровно сорок минут. Иногда Саша так и делала, но сейчас, ступив на разогретый за день асфальт, направилась к метро, проехала остановку. Потом проехала две остановки на трамвае и облегченно вздохнула, оказавшись под кондиционером диспетчерского пункта.
Зря она сказала мужику, что поняла, как ему перед ней неловко. Теперь он будет считать, что она о нем думает.
Она больше не станет о нем думать, у нее есть Гоша и собственная жизнь.
До начала смены оставалось пятнадцать минут. Появился Боря Романенко, по случаю ночного дежурства одетый не в костюм, как полагалось диспетчерам, а в джинсы. Парень Саше нравился – немногословный, выдержанный, болтунов она не любила. Девочке Юле – если Гуля не ошиблась – повезло, о таком муже можно только мечтать.
– Ты сегодня старшая, – прощаясь, напомнил Саше начальник диспетчерской службы.
– Я помню.
Быть старшей смены Саше уже случалось, и она этого не любила. Денег это не прибавляло, зато ответственности прибавляло с избытком.
Отработавшие диспетчеры пожелали вновь вступившим доброй смены, Саша и Боря остались одни.
– Саша, – подъехав к ней на компьютерном кресле, отчего-то шепотом позвал Боря, – у меня к тебе просьба.
– Давай, – кивнула она.
– Ты не возражаешь, если с нами Юля Ивлева из службы режима побудет?
– Как побудет? – не поняла Саша. – Зачем?
Посторонним находиться в помещении диспетчерского пункта категорически запрещалось. Конечно, кое-кто заглядывал, та же Гуля забегала к Саше в дневную смену. Но ночью?..
– Зачем? – недовольно повторила она.
– Саша, я тебя прошу. Она побудет в комнате отдыха.
Комната отдыха, где они могли ненадолго расслабиться, территорией диспетчерского пункта не считалась, но все-таки…
– Боря, а если случится авария? Тьфу-тьфу-тьфу, – Саша постучала по деревянному столу. – Если вдруг авария, будет работать комиссия и выяснится, что у нас были посторонние?.. Ты хочешь, чтобы меня уволили?
– В случае аварии Юля уйдет.
– Куда? – разозлилась Саша. – Куда она уйдет? В женском туалете будет прятаться?
– Ей придется прятаться в женском туалете, если ты не пустишь ее в комнату отдыха.
– Боря, в чем дело? Почему она не может поехать домой?
– Не может. Саша, пожалуйста.
Боря всегда казался ей совсем юным, хотя был моложе всего на несколько лет. Сейчас она в его юности засомневалась, слишком твердо он на нее смотрел.
– Черт с тобой, – буркнула Саша. – Но…
– Если что, она немедленно исчезнет, – сказал Боря.
Саша недовольно отвернулась, уставилась в экран.