Смена выдалась спокойная. По случаю прекрасной погоды, а может быть, по божьей милости аварий в энергосетях не произошло ни одной, что бывает редко. Как правило, хоть одна высоковольтная линия да отключится либо из-за грозы, либо по чьему-то недосмотру, либо все по той же божьей воле.
Рабочий день кончился. Начальство покинуло свои кабинеты, пожелало диспетчерам доброго окончания смены и разъехалось по домам.
– Чайку не хочешь, Сашенька? – крикнул из комнаты отдыха старший диспетчер Валерий Петрович. – Чайник вскипел.
– Нет, спасибо! – крикнула в ответ Саша. – Попозже попью.
Это время, когда до конца смены оставалось всего ничего, Саша любила особенно. Начальства нет, все документы оформлены, если – тьфу-тьфу-тьфу – ничего внезапного и непредвиденного не случится, можно спокойно посидеть, без суеты наблюдая за горящими на экране плазменного диспетчерского щита световыми индикаторами.
Саша полезла в сумку, достала флешку, вставила в компьютер и принялась потихоньку разбирать маджонг, изредка поглядывая на щит. Игр в служебном компьютере не было и быть не могло, все носили с собой.
Появился Валерий Петрович, достал из портфеля газету, зашуршал ею. Валерий Петрович был единственным Сашиным знакомым, который читал бумажные издания. Если бы не он, она совсем не понимала бы, для кого работают газетные киоски.
– Опять против нашей бедной России санкции вводят, – покачал головой Валерий Петрович.
– Наплевать, – улыбнулась Саша. – У меня нет счетов за границей, не пустят в Европу, поеду в Крым.
– Патриотично, – заметил старший диспетчер. – Молодец. Но вообще-то санкции – это довольно плохо.
– Наверное, – согласилась Саша.
Сквозь опущенные жалюзи скупо пробивалось яркое летнее солнце. Саша подошла к окну, слегка раздвинув полоски, посмотрела вниз. Основная масса коллег здание уже покинула, служебная стоянка почти опустела. Наискосок от входа одиноко стояла темная машина.
Больше всего Саша любила июль. Этот месяц всегда бывал теплым даже в самое холодное лето, и она не понимала, почему большинство горожан предпочитают уезжать, когда в Москве так хорошо, так мало машин, поезда метро ходят полупустыми, и будильник звонит, когда за окном уже совершенно светло.
Заиграл сотовый, она вернулась к столу, ответила.
– Саш, позвони, когда освободишься, – попросила подруга Гуля. – Я тебя жду.
– Зачем? – удивилась Саша. – Мне еще два часа работать.
– Подожду. Вместе домой пойдем. Миша вчера в командировку уехал, что мне дома одной делать?
– Ладно, – согласилась Саша. – Только лучше шла бы ты домой. А вечером можем с Тошкой погулять.
– Подожду, – решила Гуля. – Только ты про меня не забудь.
Гулю Саша знала давно, еще с института. История подруги была такая, какой, казалось бы, не могло быть в двадцать первом веке. Гулия Ильдаровна Камаева, коренная москвичка, не знающая никаких языков кроме родного русского и неродного, но всеобщего английского, поступившая в хороший, с давними традициями вуз, к его окончанию собралась замуж за однокурсника Мишу Самохина, парня абсолютно положительного и давно в нее влюбленного. Вот тут и произошло удивительное и ненормальное: Гулина семья против брака с русским категорически возражала, и девчонку поставили перед выбором – либо он, либо мать с отцом, братом и прочими родственниками. Саша тогда Гулю знала плохо, учились они в параллельных группах и подругами не были. Это уже потом, когда обе оказались в одной энергетической компании, Саша узнала, что Гуля вышла замуж против воли родных и они ее с тех пор знать не хотят.
Самым же поразительным было, что семья никакой религиозностью не отличалась, отец, будучи крупным бизнесменом, имел ученую степень, а мать преподавала иностранным студентам русский язык.
На самом деле кое-какие связи у Гули с родней сохранились. С матерью она, втайне от отца, перезванивалась и даже иногда встречалась. С братом Русланом тоже. А с женой брата Ксюшей, хотя на их свадьбе Гуля не присутствовала, она почти сдружилась.
Сдав смену, Саша про Гулю не забыла, встретилась с ней у выхода из здания, и к метро они пошли вместе. Одинокая машина, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении серой «Вольво», так и стояла у ворот компании неизвестно за какой надобностью. Жилых домов поблизости не было, сотрудники заезжали на служебную стоянку. Саша скользнула по машине равнодушным взглядом и сразу о ней забыла.
– Я вчера у папы в больнице была, – грустно сказала Гуля. – Он в больнице сейчас.
– Он сам тебя позвал? – ахнула Саша.
– Сам. Я бы не посмела. По-моему, он меня простил.
– Слава богу!
– Я тоже виновата. Он меня выгнал, и я ему даже ни разу не позвонила. Я очень перед ним виновата.
– Ну что теперь об этом говорить. Что случилось, то случилось.
– У него рак, Саш. Похудел очень. И постарел. Я боюсь…
– Перестань! Сейчас медицина чудеса делает. – Услышав шаги за спиной, Саша подвинулась, пропустила обгонявшего их высокого мужчину. Дорога, по которой они шли к метро, примыкала к огороженной промзоне, и ходили по ней нечасто. Обычно пешеходы предпочитали идти по тротуару, отделенному от их привычной дорожки зелеными кустами.
– Маму очень жалко…
– Перестань, Гуля! – одернула ее Саша. – Надо надеяться на лучшее. Он еще твоих детей будет нянчить, вот увидишь. Миша куда уехал?
– В Германию. На «Сименс». Очень одной дома тоскливо.
– Поживи у меня.
– Да нет, спасибо, – улыбнулась Гуля. – Я уж сама как-нибудь. Ты отдохнешь сначала или сразу с Тошкой пойдем?
У метро мужик, который их обогнал, что-то увлеченно разглядывал у неработающего газетного киоска. Наверное, кого-то ждал.
– Сразу пойдем, – сказала Саша. – Он и так, бедный, с раннего утра один.
Подруги погуляли с собакой, потом Саша проводила Гулю до дома, жили они почти рядом. Вернувшись домой, накормила Тошку, поняла, что на собственный ужин сил уже не осталось, съела бутерброд с колбасой и мгновенно заснула, не догадываясь, что удивительное и страшное в ее жизни уже началось.