К тому моменту, как Руднев закончил разговор с Марией Александровной, ситуация в доме Михайловских поменялась в более деловую сторону. Гости все разъехались. Лебедев тоже уехал, оставив, правда, Терентьева в состоянии холодного бешенства.
– Вот, Дмитрий Николаевич, – процедил сыскной надзиратель сквозь зубы, от сдерживаемого гнева у него ходили желваки. – Я теперь и не понимаю, какая у меня задача: убийцу найти или сказки карамельные для высокого начальства сочинять?
– Сказки?
– Ну, да! К утру от меня требуется доклад для самого обер-полицмейстера, да чтобы в нём изложено было, как мои следственные действия в полной мере картину трагического происшествия проясняют и дают абсолютную уверенность, что не позже, как в трёхдневный срок душегуб будет пойман и отдан в руки правосудия… Чёрт возьми! Вот оно мне сейчас в самый раз отчёты фантазийные писать! Начальству-то завсегда виднее! Когда седалище в кресле высоком, мысли-то яснее, и точно известно, как следствие вести нужно! – Анатолий Витальевич с трудом перевёл дыхание. – Простите, Дмитрий Николаевич, Лебедев мне всю душу вымотал!.. Что вам эта юная фурия, дочь Михайловского, рассказала?
Руднев вкратце пересказал свой разговор с Марией Александровной. Терентьев присвистнул.
– Ничего себе! Думаете, её словам можно доверять?
– Она, несомненно, была крайне взволнована, но излагала всё четко и внятно. Я склонен ей поверить. В любом случае, нужно выяснить, что это за четыре адреса, которые она назвала. И хорошо бы подноготную вдовы узнать.
– Ох, Дмитрий Николаевич! Хуже нет, чем в грязном белье сановничьих жён рыться! Тем более что тут, я думаю, всё просто: любимая дочь и мачеха, годящаяся ей в старшие сёстры. Обычная ревность!
– Может быть и так, – согласился Руднев. – Кстати, у нас теперь есть список гостей. Мария Александровна передала. Велите для меня переписать.
Терентьев подал знак стоящему в дверях полицейскому подойти, но тут в кабинет, где шёл весь этот разговор, вбежал младший надзиратель, которому нынче было на роду написано приносить дурные вести.
– Анатолий Витальевич!.. – от волнения он обратился к начальству не по чину. – Там!.. – молодой человек запнулся.
– Говорите же! – гаркнул на него Терентьев. – Язык что ли проглотили?! Что ещё?
– Ваше высокоблагородие, там… там ещё один труп нашли, – упавшим голосом доложил молодой человек. – Тоже вампиром загрызенный…
Анатолий Витальевич шумно втянул воздух через стиснутые зубы.
– Где?
– В доходном доме в Сумниковом переулке.
– Это недалеко от места убийства коллежского регистратора, – вставил Руднев.
– Убит некий заезжий по коммерческой части, – закончил доклад младший надзиратель. – Его гулящая обнаружила. Оно вроде как за ней домовладелец посылал.
– Чёрт знает что! – мрачно проговорил сыщик. – Дмитрий Николаевич, едемте!
Было около девяти вечера, когда Терентьев с Рудневым выходили из казенной кареты у мрачного и грязного подъезда доходного дома в Сумниковом переулке. Зевак, благодаря позднему времени да холодной погоде, вокруг не было. На месте преступления находились лишь напуганный домовладелец, хмурной дворник, околоточный с двумя городовыми, один из младших агентов, фотограф да Филипп Иванович Дягилев, доктор-патологоанатом из следственного морга, обычно выезжающий на убийства вместе с Терентьевым.
Кроме того, в дворницкой сидела размалёванная девица, одетая так, что сомнений в её ремесле не возникало. Она шумно всхлипывала и размазывала по лицу слезы вместе с сурьмой и румянами, от чего внешность её, и без того малопривлекательная, сделалась совсем уж жалкой.
– А ну, Жулька, кончай слякоть разводить! – цыкнул на неё околоточный. – Не вишь, начальство приехало!
Начальство и впрямь к сантиментам было не расположено.
– Кто такая? – резко спросил Терентьев.
– Жюли-и…
– Какая, мать твою, Жюли?! – рявкнул околоточный. – Простите, ваше высокоблагородие!.. Это Хавронья Ильинична Морозова, желтобилетница. Она убиенного нашла. Верещать, ясное дело, начала, ну, дворник городового и вызвал… Да не реви ты, Жулька! На вопросы господина сыскного надзирателя отвечай!
– Как вы оказались в квартире убитого? – спросил Анатолий Витальевич.
– Ясное дело как, – шмыгая носом и заикаясь, ответила мадмуазель Хавронья-Жюли. – Вон ентот меня к нему вызвал, – она кивнула на домовладельца. – Пятьдесят копеек посулил… А оно вон как! Никакого гонорару, да ещё и страху натерпелась!
Гулящая снова разревелась.
– В отделение её, – приказал Анатолий Витальевич. – Завтра с ней разбираться будем.
– Это за что же?! – взвилась желтобилетница.
– Для вашего же блага, мадмуазель, – хмуро ответил Терентьев. – Вы свидетель. Вдруг злодей решит вас убить?
Хавронья Морозова взвизгнула и послушно пошла с городовым, причитая и сквернословя.
– Так, – Анатолий Витальевич повернулся к домовладельцу. – Теперь вы. Рассказывайте, как дело было.
– Что же тут рассказывать? – зачастил напуганный домовладелец. – Это наш жилец. Они раз в месяц из Нижнего приезжают-с по каким-то там торговым делам. За квартиру платят-с исправно…
– Ближе к делу!
– Так я же и говорю-с… Они въехали-с сегодня и, как водится, послали меня, так сказать, обеспечить программу-с культурную. Ну-с, то есть барышню и выпить там, закусить. Я им водки принёс и шоколаду для мамзели… Они так-с всегда заказывали-с… Жульку пригласил на вечер, она из местных самая горячая… Вот, собственно, и всё-с! Жулька к нему поднялася и давай голосить. Я туда… А там!.. Кошмар-с!
Терентьев махнул младшему агенту.
– Зафиксируйте показания этого устроителя культурных развлечений, – хмуро и устало приказал он.
Тут по лестнице, ведущей от квартиры убитого, спустился доктор Дягилев.
– Анатолий Витальевич! – раздраженно позвал он. – Мне сколько вас ещё ждать прикажете?.. А, господин Руднев, добрый вечер! Вам я рекомендую пока остаться здесь.
– Здравствуйте, Филипп Иванович! – откликнулся Руднев. – Я отправлял к вам Белецкого. Он застал вас?
– Да, к сожалению, – проворчал доктор. – Своими навязчивыми вопросами ваш помощник мешал мне работать. В следующий раз я выставлю его за дверь, а вы, милостивый государь, изволите дожидаться официального отчёта.
– Так Белецкий здесь? С вами приехал?
– Нет, Дмитрий Николаевич. Я отправил его к своему учителю, профессору Касьянову. Он специалист по экзотическим убийствам… Анатолий Витальевич, идёте вы наконец или нет?!
Терентьев поспешил за доктором.
Филипп Иванович Дягилев был человеком уникальным. Несмотря на свой скверный ворчливый характер в сыскном отделении он пользовался всеобщим уважением и даже что обожанием за глубокую порядочность и высочайший профессионализм. В судебную медицину Дягилев пришёл из полевых хирургов, имея за спиной огромный успешный опыт и достойнейшую репутацию. Столь кардинальная смена профессиональных интересов для многих его коллег казалась странной, однако сколько ни поступало к нему предложений от хирургических отделений, выбору своему он не изменил.
Однажды в приватном разговоре Руднев спросил Дягилева о причинах, побудивших его связать свою судьбу с криминалистикой.
– Видите ли, молодой человек, – ответил Филипп Иванович. – У живого человека всегда есть шанс с божьей помощью самому без врачей выздороветь. А убиенные, они беспомощны не то что жизнь и здоровье себе вернуть, но даже и на справедливое наказание своего убийцы не всегда рассчитывать могут. В иной ситуации моё ремесло – их последний шанс на возмездие. Я даю им возможность свидетельствовать в деле по их убийству, пусть даже и с того света. Оно, может, и слабое утешение для живых, но, если так рассудить, это то немногое, что для убитого человека остается.
Дягилев и впрямь относился к телам жертв с восхитительным уважением, независимо от того, был ли это труп аристократа или нищего. Он никогда не позволял себе в отношении погибших небрежности или цинизма, хотя к живым такой деликатности не проявлял. Кроме того, Филипп Иванович был пытлив до новых прогрессивных методов, собирал их и изучал. Он смело применял в своих исследованиях такие передовые теории, как дактилоскопию, определение группы крови, химический анализ тканей. И пусть результаты этой его работы не имели веса в судебных разбирательствах, сыскные, и в первую очередь Терентьев, охотно использовали их на этапе дознания.
Для Анатолия Витальевича Дягилев и вовсе был едва ли не талисманом. Пользуясь своей репутацией лучшего московского сыщика, он не желал работать ни с кем, кроме как с Филиппом Ивановичем. Впрочем, это его особое отношение к ворчливому доктору и взаимное уважение Дягилева к сыщику ни в коей мере не мешало им время от времени жарко спорить, а то и вовсе не на шутку ссориться.
Дмитрий Николаевич, вынужденный дожидаться, когда увезут тело, вышел в переулок. Толкаться подле коморки дворника и слушать причитания домовладельца удовольствия ему не доставляло, хотя и Сумников переулок приятным местом для прогулок тоже назвать было сложно.
Вокруг было темно и тихо, кое-где в окнах пробивался слабый свет. Ни экипажей, ни прохожих в это время здесь не бывало.
Дойдя до угла дома, Руднев вдруг уловил краем глаза какое-то движение. Ему показалось, что в проулке между домами мелькнула какая-то фигура. Руднев отступил в глухую тень и замер, напряженно всматриваясь в темноту. Движение повторилось. Теперь Дмитрий Николаевич был абсолютно уверен, что в проулке кто-то был.
Беззвучно скользнув вдоль стены, Руднев зашёл за угол.
Некто, одетый в несуразный широкий балахон, крался по проулку. Внезапно в руке неизвестного зажегся фонарь. Руднев вжался в стену, надеясь, что луч не метнется в его сторону. Однако опасения его были напрасны, незнакомец освещал дорогу перед собой и, казалось, что-то высматривал в талом снегу под ногами.
Тут в вечерней тишине раздался громкий звук, то ли хлопнула дверь, то ли окно. Незнакомец вздрогнул и выпрямился, свет фонаря выхватил из темноты мордатое лицо с тонким длинным носом и маленькими близко посаженными глазами.
Дмитрий Николаевич раздумывать не стал. Он молниеносно пересек разделяющее их с незнакомцем расстояние и сильным коротким ударом сбил его с ног.
Руднев, хотя и был субтилен да невысок ростом, отличался немалой силой и ловкостью. Способствовала тому привычка ежедневных тренировок с Белецким, коей он придерживался всю свою сознательную жизнь.
Падение должно было оглушить неизвестного, но он его, против ожидания, кажется, и вовсе не почувствовал. Ловко извернувшись, незнакомец вскочил на ноги. Уклонившись от встречного удара, Руднев перехватил руку, державшую фонарь, резким движением вырвал его из руки неизвестного и с силой ударил фонарем противника в голову. Удар получился скользящим из-за невероятной быстроты движений незнакомца. Казалось, он перемещался в пространстве незаметно взгляду, точно фантом. Дмитрий Николаевич снова метнулся на противника, ещё раз замахнулся, но ударить не успел. Резкая острая боль обожгла ему бок, заставив отшатнуться и на мгновенье утратить координацию. Этой секунды хватило неизвестному, чтобы кинуться в тень и раствориться в темноте проулка. Руднев понял, что в узком лабиринте домов, с учетом фантастической скорости движений незнакомца, преследование бессмысленно, да и не безопасно.
Переводя дыхание, Дмитрий Николаевич осмотрел себя. Одежда с левого боку на нём была порвана. Засунув руку под сюртук, он почувствовал, что жилет пропитывается кровью.
– Терентьев меня убьёт, – пробормотал он и, зажав рану, вернулся в прихожую доходного дома, где всё ещё плаксиво сетовал на судьбу услужливый домовладелец.
– Господи! Дмитрий Николаевич! – ахнул младший агент при появлении Руднева и метнулся вверх по лестнице. – Филипп Иванович! Анатолий Витальевич!
– Не вопите вы! – шикнул на него Дмитрий Николаевич, но было уже поздно, доктор и сыщик выскочили на лестницу.
– Что ещё случилось? – резко спросил Анатолий Витальевич, Дягилев же, поняв ситуацию быстрее, оттолкнул Терентьева и сбежал вниз с несвойственной ему прытью.
– Руднев, что с вами произошло?
– Я встретил вампира, – ответил Дмитрий Николаевич, и доктор заглянул ему в лицо с откровенной озабоченностью.
Терентьев и Дягилев завели Руднева в дворницкую, усадили на видавший виды стул и принялись снимать с него пальто и сюртук. Доктор послал младшего агента наверх за своим саквояжем.
– Что случилось? Кто вас ранил? Какого вампира вы встретили? – зачастил вопросами не на шутку встревоженный Анатолий Витальевич.
Руднев рассказал о своем приключении.
Тем временем Филипп Иванович разрезал на Дмитрии Николаевиче жилет и рубашку. На левом боку у Руднева была рваная рана.
– Вы совсем с ума сошли! – в сердцах кинулся на Дмитрия Николаевича сыскной надзиратель. – Какого чёрта вы на рожон сунулись?! А если бы он вас убил?
– Ну, не убил же…
– Почему вы ходите без оружия?!
– Анатолий Витальевич, я гражданское лицо и на службе не состою. Мне по закону не положено оружие при себе иметь.
– Вам и пытаться преступников задерживать не положено!
– Анатолий Витальевич, помилосердствуйте! Я же не из бравады! – оправдывался Руднев. – Ну, чтобы вы на моем месте сделали? Чем ругать меня, пошлите кого-нибудь в проулок, пусть посмотрят там внимательно. Он ведь там что-то искал, это точно!
– Вы меня ещё поучите!.. Я к вам буду охрану приставлять, если у вас, Руднев, своей головы на плечах нет!
– Так! Хватит! – вмешался в препирательства доктор. – Анатолий Витальевич, вы мне мешаете! Идите, своим делом займитесь! Потом будете господину Рудневу выговаривать!.. А вы, Дмитрий Николаевич, вообще помолчите! Я не привык к болтливым пациентам!
Спорщики подчинились.
Клокоча от праведного возмущения, Терентьев отправил в проулок околоточного с полицейским, а сам, прихватив с собой младшего агента, вернулся на место преступления.
Доктор протёр руки спиртом и принялся промывать рану, игнорируя оханье и шипенье своего пациента.
– Вы, Дмитрий Николаевич, – брюзгливо проговорил он, – пословицу мне напоминаете. Знаете какую?
– Amicus certus in re incerta cernitur (лат. Настоящий друг познается в настоящих делах), – высказал предположение Руднев, силясь улыбнуться.
– Нет, Дмитрий Николаевич, другую: «Дуракам везёт», – отозвался ворчливый доктор. – Вам очень повезло, должен я вам сказать. Рана поверхностная. Задень он вас сильнее, вы вполне бы могли стать моим пациентом в полной мере!
– Почёл бы за честь! – отшутился Руднев.
– Смешного в этом мало, молодой человек!.. Рана рваная. Такие скверно заживают.
– Как думаете, чем он это сделал?
– Чем-то, имеющим остриё, но не имеющим лезвия. Заостренным штырём, например… Мне придется наложить вам швы.
Филипп Иванович стянул края раны. Руднев взвыл от боли.
– Доктор, полегче!.. Я начинаю понимать, почему вы только с мертвецами дело имеете!
Дягилев достал из своего саквояжа флягу и протянул Дмитрию Николаевичу.
– Глотните-ка, – приказал он. – Это коньяк. Приходится иметь для нервных свидетелей и не в меру чувствительных консультантов.
Руднев послушно отхлебнул.
– Готовы?
Дмитрий Николаевич вытерпел экзекуцию стоически.
– Красота! – похвалил свою работу Дягилев. – Швы у меня всегда хорошо получались, ещё в университете… Может, вам еще коньяку?
Руднев отказываться не стал.
Пока доктор его перевязывал, вернулись околоточный с полицейским. В проулке они нашли склянку с каким-то белым порошком.
– Как думаете, доктор, что это? – спросил спустившийся вниз и уже остывший Анатолий Витальевич.
– Я не цыганка, чтобы угадывать, – раздраженно ответил Дягилев. – Проведу анализ, отвечу.
В течение следующего часа из доходного дома увезли тело погибшего коммерсанта, младший агент и околоточный опросили всех жильцов, а Терентьев с Рудневым облазили всё место преступления в поисках хоть каких-нибудь улик. Усилия их были тщетны, ничего кроме подсохших и полузатоптанных влажных следов на полу они не нашли, да и те уже раскисли настолько, что ни размер обуви, ни её особенностей понять было невозможно.
– Опять мы с пустыми руками, – констатировал Анатолий Витальевич.
– Ну, не совсем, – возразил ему Руднев. – Мы нашли склянку с порошком, и мне удалось увидеть преступника. Кстати, Прасковья описала его довольно точно. Только это был грим.
– Грим?! – изумился сыщик. – С чего вы это взяли?
– Ну, Анатолий Витальевич, я лица вижу профессионально и точно различаю, когда лицо живое, а когда загримировано… Не знаю, как вам объяснить…
– Ладно, верю вам на слово. Значит получается, мы и лица его не знаем?
– Я попробую нарисовать, как бы он мог выглядеть без грима, но это будет гипотеза.
– Анатолий Витальевич! – окликнул сыскного надзирателя вошедший в квартиру убитого околоточный.
– Этот день когда-нибудь кончится? – тихо простонал Терентьев. – Что там ещё?
– К вам вестовой от обер-полицмейстера.
В тот же момент в дверь вошел бравый адъютант, гладкий да румяный, и одетый словно с картинки.
– Ваше высокоблагородие! – звонко отчеканил он. – Вам пакет от их превосходительства…
Терентьев выдернул из рук рафинированного адъютанта конверт, распечатал и прочёл.
– Мне предписано явиться через два часа на экстренное совещание к обер-полицмейстеру, – произнёс Анатолий Витальевич. – Вам, Дмитрий Николаевич, велено прийти вместе со мной… Передайте его превосходительству, что мы будем! – сыскной надзиратель так свирепо свернул глазами на адъютанта, что того как ветром сдуло.
– Мне нужно заехать домой и переодеться, – заметил Руднев с неожиданной сговорчивостью. – Я же не могу в таком виде к обер-полицмейстеру явиться.
Ему отчаянно никуда не хотелось ехать, но, чтобы хоть как-то поддержать Терентьева, подавать виду он не смел.
Они заехали на Пречистенку. Белецкий, к счастью, ещё не возвращался, так что необходимости в лишних объяснениях у Дмитрия Николаевич не возникло.