Супруга покойного главы Управления казенных железных дорог, Елизавета Федоровна Михайловская, изволила принять Дмитрия Николаевича в своем будуаре. Она полулежала, откинувшись на подушки, на белой бархатной козетке с золочеными замысловатыми ножками. Подле неё сидел доктор и держал пальцы на тонком точёном запястье вдовы.
Елизавета Федоровна была женщиной невероятной, редкостной красоты. Даже теперь, мертвенно бледная и обессиленная, она выглядела исключительно прекрасной.
– Примите мои соболезнования, сударыня, – произнес Руднев, склонившись перед вдовой в почтительном поклоне. – В состоянии ли вы ответить на несколько моих вопросов?
Потерянный взгляд вдовы Михайловской с трудом сфокусировался на Рудневе.
– Мы представлены? – спросила она, голос её оказался неожиданно сильным и глубоким.
– Я польщён, что вы это помните. Да, сударыня, в прошлом сезоне я имел честь быть вам представленным на балу у генерал-губернатора. Моё имя Дмитрий Николаевич Руднев.
– Руднев… Художник?
– Да, сударыня. А также частный консультант московского сыскного криминального управления.
В глазах Елизаветы Федоровны на мгновенье мелькнуло что-то, похожее на заинтересованность, но искра эта тут же угасла.
– Я могу говорить с вами, Дмитрий Николаевич, – произнесла вдова и добавила, обращаясь к доктору, – оставьте нас с господином Рудневым.
– Я буду за дверью, Елизавета Федоровна… Не утомляйте её, сударь.
Руднев дождался, пока дверь за доктором закрылась, пододвинул себе стул и сел напротив Михайловской.
– Елизавета Фёдоровна, вы сообщили, что перед трагическими событиями ваш супруг удалился к себе, желая написать ответ на телеграмму. Это так?
– Да.
– Откуда вы об этом узнали?
– Александр Петрович сам мне сказал. Извинился и попросил развлечь гостей без него, пока он будет занят.
– Он не сказал, что это была за телеграмма?
– Мы никогда не осуждали с Александром Петровичем вопросы его службы.
– Разумеется, и все же? Может, он обмолвился хоть о чем-то? Телеграмма была из Петербурга? Из министерства?
– Нет, он ничего такого не говорил.
– Вы видели саму телеграмму? Она была у него в руках?
– Нет. Я её не видела. Почему вы меня об этом спрашиваете, Дмитрий Николаевич? Это имеет отношение к его смерти?
– Мы пока ничего не знаем, madame. Ведется расследование. Вы в состояние ещё отвечать?
– Да, спрашивайте…
– Почему вы сами пошли за Александром Петровичем? Почему не послали кого-нибудь из слуг?
Взволновал ли Елизавету Фёдоровну вопрос, или же она просто утратила последние силы, но самообладание её вдруг покинуло.
– Что за странный вопрос?.. Я хотела видеть своего мужа! Почему вы спрашиваете?! – голос Михайловской истерически задрожал, она резко поднялась на подушках. – К чему все эти вопросы?! Это непереносимо!
– Успокойтесь, сударыня! – Руднев кинулся к заламывающей руки вдове и удержал её за плечи. – Доктор!
Дверь в будуар распахнулась, но на пороге оказался не врач, а молодая женщина, на вид ровесница Дмитрия Николаевича. Незнакомка тоже отличалась красотой, но совсем не той, мягкой и трепетной, что Елизавета Михайловна, а какой-то хищной и дикой. Она стремительно подошла к козетке и резко крикнула на вдову:
– Lizzy! Престаньте! Прекратите истерику! – незнакомка схватила со стола стакан с водой и выплеснула его содержимое в лицо Михайловской, – Да возьмите же себя в руки!
Вдова на мгновенье задохнулась, а после, упав в подушки, разразилась рыданиями. Руднев оторопел от неожиданной сцены, а незнакомка уже кинулась на него:
– Что вам здесь нужно?! Подите прочь!
Тут в будуар наконец вбежал доктор.
– Вам действительно лучше уйти, сударь! – сказал он Дмитрию Николаевичу, и без того поспешившему ретироваться.
– Нужно выяснить всё про телеграмму, – велел Руднев, возвращаясь к Терентьеву и Белецкому. – Кто-то должен был знать, что её принесли. Кто-то должен был видеть, как её передавали Михайловскому. Пусть опросят прислугу, на телеграфной станции уточнят. И мне нужны списки гостей.
Терентьев дал распоряжения.
– Со списками будет сложно, но сделаю, что смогу… А что вам сказала вдова? – спросил он.
– Говорит, что про телеграмму узнала со слов супруга.
Руднев хотел спросить Терентьева про темпераментную незнакомку и узнать, кто она, но тут к ним подбежал давешний младший надзиратель и доложил:
– Ваше высокоблагородие, Лебедев прибыл, – отрапортовал он.
Анатолий Витальевич совсем помрачнел и дёрнул воротник, будто тот стал ему вдруг тугим.
– Господа, – обратился он к Рудневу и Белецкому, голос его звучал натянуто, – я прошу меня простить! Я сам же вас позвал, но Василий Иванович не должен вас здесь увидеть. У него и без того найдется, что мне в заслуги поставить…
– Не извиняйтесь! Мы уходим, – перебил сыщика Дмитрий Николаевич. – Если сможете, приезжайте ко мне или шлите за нами в любое время. Прикажите проводить нас к выходу для прислуги.
Один из полицейских повёл их к чёрной лестнице, по ходу Руднев отдавал распоряжения.
– Белецкий, ты сейчас отправляйся в морг. Нужно сравнить расположение ран и расстояние между ними. Ждать фотографий и отчёта слишком долго. Выясни всё, что позволит связать имеющиеся у нас три трупа и всё, что отличает эти случаи. И спроси у доктора, что он думает про орудие убийства и способ обескровливания. Возможно, он…
– Руднев, постойте! – раздался за их спиной резкий женский голос.
Их торопливо догоняла молодая особа, устроившая сцену в будуаре Михайловской.
– Мне нужно с вами поговорить! – тоном, не терпящим возражений, заявила она.
– Поезжай, – кивнул Дмитрий Николаевич Белецкому. – Я к вашим услугам, сударыня!
– Не здесь! Пойдёмте со мной, – всё так же резко произнесла незнакомка и, не дожидаясь ответа, развернулась и направилась обратно в господскую часть дома.
Руднев поспешил за ней. На лестнице они столкнулись с Лебедевым и Терентьевым. Сыскной надзиратель с каменным лицом что-то докладывал своему начальнику, который и обычно-то выглядел желчно, а теперь и вовсе скривился от злого раздражения.
При виде Руднева Анатолий Витальевич сбился с доклада, а Василий Иванович остановился и гневно спросил:
– Руднев, что вы здесь делаете?
– Добрый вечер, Василий Иванович!
– Я спросил вас, что вы здесь делаете?.. Анатолий Витальевич, я бы хотел знать…
– Дмитрий Николаевич – мой гость! – сердито выпалила спутница Руднева. – Как вы смеете так разговаривать с моим гостем?! Кто вы вообще такой?
Лебедев опешил. У Терентьева губы дернулись в злорадной усмешке. Руднев счёл за лучшее эмоций не проявлять.
– Начальник московской сыскной полиции статский советник Василий Иванович Лебедев, – раздражённо представился Василий Иванович.
– Начальник сыскной полиции? – взвилась незнакомка. – Ну, так и занимайтесь своим делом! Полный дом полиции, а толку нет!
После этого заявления она дёрнула Руднева за рукав, увлекая за собой.
Не произнеся ни слова, они вошли в малую гостиную, в общем бедламе на удивление тихую.
Незнакомка указала Рудневу на кресло.
– Сядьте! – приказала она, но Дмитрий Николаевич остался стоять.
Тогда она села сама и нетерпеливо повторила:
– Да сядьте же, Руднев!
Дмитрий Николаевич опустился в кресло.
– Сударыня, я не имею чести знать вас, – проговорил он с легким поклоном. – Позвольте…
– Прекратите вы эти церемонии! – резко перебила его незнакомка. – В доме убийство, а вы здесь Версаль разводите!
В голосе её помимо раздражения проскакивали откровенно истерические нотки. Руднев понял, что продолжение беседы в светском тоне закончится неминуемым взрывом эмоций. Он поднялся, подошел к сервированному напитками столику, налил стакан воды и протянул его своей собеседнице.
– Выпейте, – резко велел он. – Выпейте, или я вам в лицо плесну, как вы давеча вдове.
Незнакомка сердито сверкнула глазами, но подчинилась.
– Кто вы такая? Откуда меня знаете?
– Я Мария Александровна Михайловская. Дочь… Дочь…
– Ясно. Дочь Александра Петровича.
– Да… Мне Lizzy сказала, что вы расследуете… расследуете смерть отца, и что вы не полицейский.
– Елизавета Федоровна ваша мачеха, я так понимаю?
– Да…
– И о чём же вам требовалось со мной поговорить? – Руднев вернулся в кресло. – Слушаю вас, Мария Александровна.
– Я знаю, кто отца убил! – выпалила младшая Михайловская.
Руднев даже бровью не повёл, ему нередко приходилось выслушивать от близких и родственников жертв подобные заявления, и чаще всего, не было за ними ничего, кроме отчаяния, старых обид да болезненных фантазий.
– Что вы молчите?! Вам это неинтересно?
– Интересно. А ещё интереснее, отчего же вы об этом сыскному надзирателю не рассказали?
– Оттого, что он меня слушать не станет! А выслушает, так всерьез не воспримет!
Рудневу подумалось, что за сегодняшний день у него это уже третья подобная беседа.
– Тогда расскажите мне, обещаю вас выслушать с полным вниманием.
Мария Александровна некоторое время молчала, нервно сплетая и расплетая пальцы.
– Отец был членом какого-то тайного общества, – наконец произнесла она как будто через силу. – Это они его убили.
– Что за тайное общество? – терпеливо спросил Руднев, убедившись, что продолжения не последует.
– Я не знаю!
– Но отчего вы тогда думаете, что это общество виновно в смерти вашего отца?
Михайловская не отвечала. Она нервно кусала губы и не решалась поднять глаза на своего собеседника.
– Мария Александровна, вы сами вызвали меня на разговор, – мягко проговорил Дмитрий Николаевич. – Но, как я вижу, вы не готовы говорить. Если прикажете, я немедленно удалюсь, и мы вернёмся к разговору, когда у вас будут для этого силы.
– Нет! Не уходите! – воскликнула Мария Александровна. – Пообещайте, что никому не расскажете того, что я вам скажу!
– Я не могу дать вам такого обещания. Расследуется убийство, и всё, что хоть в малой степени касается этого дела, я буду обязан раскрыть для следствия.
– Но вы же не полицейский!
– Не полицейский, но в полной мере сотрудничаю с дознанием.
На лице Михайловской отразилась внутренняя борьба.
– Хорошо, – сказала она наконец, – я расскажу, но я рассчитываю на вашу порядочность и деликатность… Я… Я шпионила за своим отцом… Да! И не смотрите на меня так!.. После его опрометчивей женитьбы на Lizzy год назад я стала бояться, что он совершит ещё какую-нибудь глупость. Например, оставит меня без наследства! – Мария Александровна вызывающе воззрилась на Руднева, но лицо его оставалось бесстрастным. – Вы считаете меня низкой и корыстной дрянью?
– Ни в коей мере! Кто я, чтобы судить вас? Однако вы отошли от темы. Вы начали рассказывать мне про некое тайное общество?
Ровный тон Дмитрия Николаевича подействовал на собеседницу успокаивающе.
– Да, – произнесла она уже менее звенящим голосом. – Я отклонилась, но это важно. Знаете ли вы, кто такая Lizzy? – Руднев отрицательно качнул головой. – Вот и никто не знает! Известно только, что она приехала из Вены, где была женой российского военного атташе, и где овдовела спустя пять лет после замужества. Отец потерял от неё голову! До этого он вдовствовал почти двадцать лет, храня верность моей матери! И тут появилась она! – Михайловская опять начала распаляться.
– Мария Александровна, ваш отец был свободным человеком, вольным связать себя новым браком. Я бы не хотел, чтобы вы обнажали передо мной свою ревность и детскую обиду, – резко одернул молодую женщину Руднев. – Расскажите лучше про ваши подозрения в отношении произошедшей трагедии.
Михайловская гневно посмотрела на собеседника, но тот выдержал её взгляд, не сморгнув.
– Как я уже вам сказала, – продолжила она, беря себя в руки, – я стала следить за отцом, так как влияние моей мачехи на отца казалось мне чрезмерным и противоречащим моим личным интересам. Спустя пару месяцев после женитьбы отец сильно отдалился от меня, стал холоден и скрытен. В доме нашем стали появляться какие-то странные личности, не то родственники, не то друзья Lizzy. Мне их никогда не представляли. Визиты их были непродолжительными. Происходило это всегда как-то до нелепости тайно. Они запирались с отцом и Lizzy, говорили о чём-то, а после таинственные визитёры уходили чуть ли не черным ходом. А потом отец начал уезжать куда-то по вечерам и возвращаться за полночь… Я знала, что он ездил не по службе, и не в клуб, поскольку одевался иначе.
– Он уезжал один или с Елизаветой Фёдоровной? – вставил вопрос Руднев.
– Один. Она никогда с ним не ездила… Эти его ночные отъезды происходили дважды в неделю в одни и те же дни и часы. Я пыталась выспросить отца, но он не отвечал мне, а однажды мы даже поссорились с ним из-за этого. И тогда я решила проследить за ним. Я переоделась мужчиной, наняла извозчика и поехала за ним… Чему вы улыбаетесь?
– Простите, Мария Александровна, я представил вас в мужском платье, – с обескураживающей откровенностью признался Руднев. – Так что вам удалось выяснить в результате вашего смелого предприятия?
– Отец приехал в некий старый особняк на Тверском бульваре. На следующий день я пришла туда, чтобы выяснить, что это за дом. Оказалось, что там давно никто не живёт. Я ещё несколько раз тайно следовала за отцом, и каждый раз он приезжал по новому адресу в такие же пустые дома. Но в те вечера, когда он там был, я видела в окнах свет. Приглушенный, словно пробивающийся из-за плотных портьер. Мне очень хотелось пробраться за отцом в эти дома, но я боялась! Трусиха!
– Напротив, вы очень смелая женщина! На вашем месте и мужчина бы поостерегся! Так что было дальше? Откуда вы узнали про тайное общество?
– Я подумала, что коль всякий раз отец едет по новому адресу, кто-то каким-то образом должен этот адрес ему сообщать. И тогда я решила… – Мария Александровна покраснела до корней волос. – Я начала просматривать корреспонденцию отца, – выпалила она с вызовом.
– И? – Руднев демонстративно не отреагировал на её экспрессию.
– Накануне очередной ночной отлучки отца мне удалось обнаружить странный голубой конверт без марок и каких-либо подписей с запиской, в которой был лишь адрес. Я отправилась по нему заранее и увидела, что к урочному часу туда приехало две дюжины человек. Все солидные мужчины, все в дорогих экипажах, все приезжали и проходили в дом украдкой с интервалами между прибытием в несколько минут. Через пару часов в том же порядке все разъехались.
Михайловская надолго замолчала. На лице её отражалось волнение, вызванное воскрешенными воспоминаниями.
– Что же было дальше? – осторожно спросил Дмитрий Николаевич.
– После того раза я очень испугалась и несколько недель за отцом не следовала. А потом он вдруг перестал выезжать, сделался мрачным и будто бы напуганным. Сказал, что мы переедем в Петербург, как только ему дадут дозволение в министерстве. После этого его заявления они с Lizzy стали часто ссориться. Кажется, она не хотела уезжать. Это было около месяца назад. А третьего дня я снова увидела у отца на столе голубой конверт как тот, с адресом. В него был вложен листок с надписью: «Alea iacta est» (лат. Жребий брошен).
Самообладание изменило Михайловской. Она закрыла лицо руками, содрогаясь от беззвучных рыданий.
Дмитрий Николаевич подошёл к молодой женщине и бережно обнял её за плечи. Она прильнула к нему, уже не скрывая слёз. Выждав несколько минут, Руднев дал Михайловской выплакаться, после снова подал ей воды.
– Вам есть что мне ещё рассказать, Мария Александровна? – мягко спросил он.
Она отрицательно мотнула головой.
– Нет, это всё…
– Тогда ответьте мне на несколько вопросов. Вы в состоянии?
– Да. Что вы хотите знать?
– Где те записки в голубых конвертах?
– Я их больше не видела. Думаю, отец сжигал их.
– Вы помните адреса, куда ездил ваш отец? Можете назвать?
Михайловская перечислила четыре адреса, и Дмитрий Николаевич записал.
– Ещё один вопрос, не относящийся к вашему рассказу. Александр Петрович перед своей гибелью получил телеграмму и отправился писать ответ, так он сказал Елизавете Федоровне. Вам что-нибудь об этом известно?
– Нет, – покачала головой Михайловская. – Я про телеграмму сама от Lizzy узнала, когда… когда всё это произошло, – на глаза её снова навернулись слёзы.
– Мария Александровна, – Руднев сжал ей руку, отвлекая от накатившей скорби. – Вы очень поможете, если предоставите мне список гостей, бывших у вас сегодня. Все, кто приехали, и кто был приглашён. Это возможно?
Михайловская кивнула и позвонила. Через пару минут в гостиную вошёл мажордом.
– Лука Лукич, – произнесла Александра Михайловна абсолютно твердо. – Принесите списки гостей с пометками о визите.
Лука Лукич чопорно поклонился, вышел и вскоре вернулся со списком, который с молчаливым поклоном вручил молодой госпоже. Когда он удалился, Михайловская отдала список Рудневу.
– Возьмите, надеюсь, это поможет найти убийцу отца… Могу я просить вас об одной лишь услуге, Дмитрий Николаевич?
– Если это в моих силах и не противоречит моему долгу, я сделаю всё, о чем вы попросите, Мария Александровна.
– Держите меня в курсе расследования. Я знаю, что существует тайна следствия, но я молю вас! Всё, что вам будет дозволительно мне сообщить! Отец был мне самым близким человеком! Мне должно знать!
– Обещаю вам, сударыня, держать вас по возможности в курсе, – ответил Дмитрий Николаевич и откланялся.