Я не понимаю, зачем вообще все это делаю. Вернее… Понимаю. Наверно.
Тупая ситуация, в которой я оказалась из-за своего неумения отстаивать себя и подростковых всплесков, настолько частых и глупых, что на них уже никто не обращает внимания, все больше превращается из ситуации в воронку.
И засасывает меня с дикой скоростью.
Вот я и цепляюсь за то, что считаю незыблемым. За того.
За того, кто может защитить.
Не хочет, но может.
Это очень странное ощущение. Всегда считала, что моя защита и опора – папа. Он любой ситуации мог вытащить меня из проблем, из беды.
В любой.
Кроме той, в которую сам меня толкнул.
А в руки Расщепаева именно он меня отправил. Еще и ленточкой перевязал, праздничной.
А я сразу и не поняла, что характерно! Настолько не ожидала от него подобного, настолько не была готова в такому поведению, что вначале лишь недоумевала и смеялась.
Потом, после того, как придурок Вовка в приватной беседе ляпнул, что папаша его уже все решил, и скоро будет свадьба, так что ты готовься, коза, я офигела.
Ляпнула придурка по роже и пошла к отцу за разъяснениями.
Ну и как вы думаете, получила я их?
А вот нифига! Вообще не получила!
Отец, с непроницаемым лицом, сухо подтвердил исходные данные про свадьбу и жениха, дату оставил на усмотрение Расщепаевых.
И ни мои крики, ни мои слезы, ни угрозы всякие и многое другое – не помогли.
Генерал Савин, когда ему было надо, мог в легкую превратиться в совершенно деревянное существо, которое ничего не трогает. И никто.
Это случилось уже после моей феерической прогулки по родной стране в компании странного и интересного чувака с няшной рожицей и опасным взглядом.
Вот честно, знала бы, что так будет, не возвращалась бы! Не возвращалась! Спряталась бы где-нибудь… Да, хотя бы, напросилась бы к Лехе! Просто смирила бы гордость и напросилась!
Но тогда, раздосадованная его холодностью, тем, что он так легко со мной попрощался, а еще немного напуганная замкадовскими реалиями, я покорно вернулась к отцу.
И он, кстати, был мне ужасно рад.
И даже несколько месяцев не приставал со своими приказами и прочим. Я, признаться, удивилась, ожидая после своевольства не меньше, чем домашнего ареста. Но ничего не случилось, все было нормально.
Правда, отец ходил более напряженный, чем обычно, со мной говорил мало, работал много, пропадал ночами, но, в принципе, зная его работу, это обычное дело.
Я успокоилась, опять начала учиться, ходить в институт, общаться с подружками… Вести свою обычную жизнь. Только иногда по ночам снились мне острые опасные глаза, хриплый горячий шепот и руки, умело делающие со мной всякие развратные вещи…
Я списывала это все на легкую форму птср и прятала глубоко внутри обиду, такую глупую и детскую.
Но весной случилось то, что случилось.
Сначала придурок Вовка с его слюнями и претензиями на жениховство. Этот идиот подарил мне кольцо и розы.
Естественно, я все это швырнула ему в рожу практически сразу. Он, правда, успел чего-то нафоткать, он же без телефона, как дурак без фантиков.
Потом холодный приказной тон отца.
Я ошалела от неожиданности, испугалась и… И наделала глупостей.
Напилась в каком-то баре и написала единственному человеку, который меня защищал. И знал меня такую, какая я есть.
Написала, даже не надеясь на ответ, просто хватаясь за соломинку, как утопающий, либо срывающийся с обрыва человек хватается за то, что кажется ему наиболее надежным. Хоть за что-то.
Я не ждала… Хотя, нет. Ждала.
И Лешка не обманул моих ожиданий, приехал.
Тот момент, когда я увидела его в дверях бара… Боже, я его, наверное, буду всю жизнь помнить. Всю мою гребанную жизнь.
Потому что ничего подобного тому ощущению облегчения, перемешанному с эйфорией и возбуждением, никогда больше не испытывала. И вряд ли испытаю.
Он шел ко мне через толпу, светловолосый, высокий, плечистый… И смотрел так, что я… Я онемела. Рядом со мной кто-то что-то говорил, по-моему, куда-то звал… Но Лешка махнул рукой, и помеха растворилась…
А я даже не заметила, потому что лишь на него смотрела.
И разревелась, едва он успел поздороваться…
Все, что происходило потом, было чистой воды безумием.
Я до такой степени не хотела от него отлипать, что просто не могла остановиться, хотела его, всего и полностью, и навсегда. Только для меня. Моего личного ангела-хранителя, моего личного защитника, того, кто всегда поможет, из любой передряги вытащит… Всегда-всегда!
Я его хотела.
До боли внизу живота. Вкус его хотела, его губы, его член, бляха муха, в себя! Как можно быстрее, как можно полнее!
Это я его увлекла, я его соблазнила, выбора ему не оставила!
И то, что потом происходило в вип-комнате дурацкого бара… Это было одно из лучших моих переживаний. Марево, огонь в чистом виде, из тех, что горят и намертво, дотла сжигают. А ты умираешь от удовольствия.
Я с ним умирала. И еще сто раз бы умерла.
А потом, когда Лешка, едва утолив обуревающую меня жажду, вышел за водой, я залезла в инсту…
И нашла миллион поздравлений с будущей свадьбой.
Урод Вовка, нисколько не сомневаясь, выставил фотки кольца и мою удивленную до безобразия физиономию на всеобщее обозрение с какой-то, невыносимо тупой надписью…
Я посмотрела на себя на снимке, потом на разорвавшийся, в херам, директ…
И торопливо начала собираться.
Конечно, я была уверена, что Лешка даже не в курсе, что у меня есть инста, но стыд и ужас были настолько всеобъемлющими, что я даже думать не могла.
Просто собралась и сбежала. Глупо, так глупо.
В себя я пришла уже дома, тихонько открывая дверь и напарываясь на жесткий взгляд отца.
Он молча, ни о чем не спрашивая, забрал у меня телефон и сумку, налил воды с шипучим аспирином и отправил в комнату для разговора.
Точно так же, молча, не глядя на меня, разблокировал мой телефон, не спрашивая, кстати, код доступа, что наводило на грустные мысли, быстро просмотрел геоданные и сообщения.
– Нахальный гад, значит, – коротко прокомментировал название контакта, который я установила на Лешку, – кто это?
– Тебе какая разница? – спросила я, с отвращением разглядывая пузырящийся в воде аспирин.
– Большая. Чтоб его больше не было, поняла меня?
– Вот это не тебе решать!
– Мне.
Голос отца был спокойным и усталым.
– Расщепаев не будет церемониться с парнем, который крутится возле его будущей невестки.
Меня одновременно охватили ужас и ярость.
– Слушай, пап… – я махом выпила весь стакан, закрыла глаза, пытаясь заставить желудок усвоить гадость, потом продолжила, – а тебе… Тебе меня не жаль?
У отца едва заметно дрогнул уголок строго сжатых губ. Или мне показалась эта тень эмоции?
В любом случае, даже если там что-то и было, то папа быстро сумел с собой справиться, и в следующее мгновение со мной опять разговаривал отстраненный генерал, а не родной человек:
– Не понимаю, о чем ты. У тебя будет муж, богатый, молодой и перспективный. Да тебе половина института завидовать будет. Вернее, – тут он усмехнулся все же, кивнув на открытую страницу в инсте с букетом и моими глупыми глазами, – уже завидуют.
– Папа… – я все еще не теряла надежды, все еще пыталась до него достучаться, – пап… Но ведь он дурак. Ты же знаешь. Он кислотой балуется и пьет… И дурак…
Я начала повторяться, но не замечала этого.
На мгновение мне показалось, что в глазах отца что-то мелькнуло… Темное и страшное.
Мелькнуло и пропало, словно в пузыри в болотной топи…
– Он – хорошая партия. А ты глупая и маленькая, не понимаешь своего счастья. Я думаю о твоем будущем.
– Нет! – сорвалась все же, никогда не умела терпеть его безжалостную холодность, – нет! Ты о себе думаешь! О себе! И меня просто подкладываешь под того, кто тебе нужен!
– Замолчи, – жесткий голос прервал мою истерику, – и не говори того, чего не понимаешь.
Он развернулся к двери, но затем, словно вспомнив о чем-то, вскинул на меня взгляд:
– И да, насчет «Нахального гада» я не шутил. Расщепаев его с дерьмом смешает. А, если он не сделает, то я добавлю.
– Да пошел ты! Я буду делать, что хочу, понял? Я вообще сейчас уйду и не вернусь!
– Да? – он с интересом посмотрел на меня, – ты уже уходила, не помнишь? Тебе, по-моему, не понравилось на воле. Конечно, ты можешь уйти, но только в том, в чем сейчас сидишь. Без средств, телефона, машины, денег на учебу и прочего. Поняла? Посмотрим, сколько ты протянешь на воле. И подумай, прежде чем звонить своему «Нахальному гаду», кем бы он ни был. Что-то я сильно сомневаюсь, что он будет тебе рад сейчас.
Наверно, у меня изменилось что-то в лице, потому что отец неожиданно смягчился.
Подошел, взял из рук стакан, поставил на стол, потом поднял меня из кресла и, преодолевая сопротивление, обнял.
– Я знаю, что мало времени уделял тебе, Алиша, – глухо проговорил он мне в макушку, – особенно после того, как мама… Но я много работал только для того, чтоб ты была счастлива, чтоб у тебя было все.
– Но я несчастлива, папа, – прошептала я, – несчастлива, понимаешь?
– Это временно. Просто ты еще маленькая и доверчивая. Не волнуйся, я все решу. Все будет хорошо. А парня этого заблокируй. И не встречайся с ним. Для его же безопасности.
После этого он отпустил меня и вышел из комнаты.
А я осталась сидеть, чувствуя даже не холод на сердце, нет… Ужас. Плотный и бесконечный.
Я словно оказалась одна во всем мире.
И даже Лешка мне не мог помочь.
Особенно, после того, как я отрезала последний свой шанс на спасение, заблокировав контакт.