Принцесса Дюны - читать онлайн

Предложение Уэнсиции стать лучшей партией для капитана Зенхи, чтобы слепить из него важную фигуру и возвысить, нравилось ей все больше. В отличие от Челис Уэнсиция умна и даже коварна, что не может не вызывать тревогу. Что это – себялюбие или неприкрытая жажда власти?

Ирулан имела много общего со средней сестрой и хотела убедиться, что они союзницы – в противном случае Уэнсиция может стать опасным врагом. Ее обезоруживающе-милая внешность и вызывающая симпатию готовность к сотрудничеству – лишь фасад. И хотя Уэнсиция никак не могла повлиять на Ирулан, она прекрасно умела манипулировать другими – особенно Челис.

Ирулан же хотела жить своим умом и намеревалась всегда сохранять личное достоинство и гордость – во всех важных решениях, которые ей предстоит принимать.

Выполняя особую заявку Императорского флота, галактический лайнер вышел на орбиту над Отаком. Когда огромный корабль завис над мятежной планетой, из его трюма выгрузилась оперативная группа капитана Зенхи: фрегаты, дредноуты, эсминцы и три больших десантных транспортника. Это выглядело так, будто лайнер Гильдии разрешился от бремени.

Военные корабли спускались в боевом порядке, держа бортовое оружие наготове. Зенха изучил сводки о новохристианских фанатиках, поэтому знал общую ситуацию: расположение населенных пунктов, основные очаги волнений, бессилие ничем не примечательной правящей семьи. Однако все это было лишь сухими данными из вторых рук. Уединившись во время перелета в личной каюте, капитан разработал план действий, но хотел лучше ознакомиться с обстановкой на местности, прежде чем отдавать какие-либо приказы.

Лайнер остался висеть на орбите, никак не вмешиваясь и не выгружая никаких челноков или торговых сухогрузов, которые как правило прибывали на Отак по расписанию. Гильдия очень принципиально, порой до нелепого, соблюдала нейтралитет во всех внутриимперских конфликтах.

Во время управляемого спуска на флагманском дредноуте Зенха сопоставлял то, что видит под собой на поверхности планеты, с материалами, изложенными в кратком досье. Столица – город под названием Лиджо – располагалась в стратегически важном месте на западном побережье, а к востоку и юго-востоку простиралась сельскохозяйственная равнина, усыпанная невероятным количеством мелких городков. Расширение в сторону севера ограничивал горный хребет, изрытый сотами многочисленных шахт, где добывали кристаллы. Далеко на востоке раскинулись густые леса – из листьев и коры местных деревьев производили редкие фармацевтические препараты. Поскольку Отак обладал значительными природными ресурсами, Император Шаддам не мог закрыть глаза на здешние беспорядки.

Малый Дом, правивший Отаком более века, недавно был свергнут фанатиками. В сводке указывалось, что эти дворяне покинули Лиджо и удалились в добровольное изгнание, укрывшись в семейном противоатомном убежище.

Несомненно, фанатики понимали, что Империя ответит суровым возмездием. Новохристиане запретили все межзвездные коммерческие операции, но нормальная торговля возобновится, как только Зенха выкорчует бунтовщиков с корнем. Когда его штурмовые отряды захватят мятежные города, он отправит специальное подразделение, чтобы отыскать и по возможности спасти правящую семью.

Оперативная группа продолжала спускаться, сохраняя радиомолчание – впрочем, когда они займут позиции, капитан Зенха собирался выступить с публичным заявлением. Согласно разработанному плану, он приказал десантным транспортникам приземлиться в трех ключевых точках вокруг Лиджо – у космопорта, в промышленно-складской зоне и в районе парков, разбитых правящей семьей.

Заместитель Зенхи, лейтенант Плиний, сидел рядом с командиром и просматривал результаты видеоконтроля по мере поступления.

– Пока что космопорт – единственный район, где выявлено что-то похожее на ПВО. – Высокий голос лейтенанта звучал почти по-женски – этаким грудным контральто.

Зенха и Плиний служили вместе почти два года, и капитан чувствовал тесную связь с этим стройным молодым человеком. Плиний вырос в бедной семье, но был весьма способным офицером и доказал, что достоин доверия командира, хотя зачастую не соблюдал требования к внешнему виду. Вот и сейчас его густые светлые волосы выбивались из-под офицерской фуражки.

– Сосредоточьте основную огневую мощь на этом районе, – велел Зенха. – Нейтрализуйте эти оборонительные батареи, прежде чем они станут проблемой.

– О, они не доставят нам неприятностей, сэр. – Плиний отдал приказ, и звено штурмовиков изменило курс, приближаясь к космопорту. Когда корабли открыли огонь на подавление по укреплениям повстанцев, оборонительные батареи Лиджо ответили лишь вялым фырканьем, практически не причинив ущерба.

Когда оборона космопорта была нейтрализована, корабль Зенхи приземлился неподалеку от столицы. Два десантных транспортника уже сели и разгружались. Пока флагман заходил на посадку, Зенха с удовольствием наблюдал, как его солдаты, бронетранспортеры и самоходные орудия устремляются наводить порядок в Лиджо. Это должно стать очень эффективной и жестокой операцией. Император Шаддам будет впечатлен.

Как командир, Зенха гордился своими бойцами, хотя не отказался бы и от одного-двух легионов сардаукаров – для внушения большего благоговения и страха. Тем не менее, он рассчитывал на легкую победу. Император не ставил перед ним особо сложных задач, и капитан надеялся, что быстрый успех здесь откроет ему путь к женитьбе на принцессе крови – это гораздо важнее для его карьеры и продвижения семьи, чем официальное повышение в звании.

В течение последних пяти лет Зенха в качестве офицера имперского флота участвовал исключительно в оборонительных мероприятиях, не позволяющих убийцам-одиночкам или террористическим ячейкам угрожать клану Коррино. А еще раньше он служил младшим офицером в штурмовых отрядах на неспокойных планетах, устраняя зачинщиков до того, как волнения становились слишком сильными. В каждом из этих превентивных ударов по крайней мере несколько сардаукаров выполняли главную роль, а отряды Зенхи после них приступали к зачистке. Капитан знал основной принцип Шаддама – нулевая терпимость по отношению к террористам, пленных не брать – и понимал, что это обеспечивает безопасность Империи. Однако этот штурм отличался от предыдущих – он был проверкой его способностей. Зенха руководил операцией без поддержки сардаукаров, но в разведывательных сводках говорилось, что количество фанатиков – всего несколько сотен. Ему не понадобятся элитные войска Императора.

Координируя оперативную группу по защищенной связи, дредноут Зенха опустился вблизи от города, в то время как остальные бойцы уже окружали Лиджо. Повстанцы захватили здание капитолия, свергли – а возможно, и убили – правящую семью, но капитан хотел получить более подробную информацию, прежде чем затягивать петлю.

Решив действовать осмотрительно, Зенха сперва отправил в город небольшие разведывательные группы в штатском, возглавляемые офицерами с опытом проникновения в тыл врага – для предварительной рекогносцировки. Судя по всему, новохристиане не собирались покидать Лиджо.

После посадки флагмана и развертывания командного пункта Зенха начал получать видеоотчеты от наземных оперативников. Неуправляемые религиозные фанатики захватили правительственные здания в центре города. Их охранники в наскоро пошитой униформе с ярко выраженной новохристианской символикой патрулировали входы в состоянии повышенной боевой готовности. Зенха не удивился, увидев, что имперские гербы сбиты с фасадов, а статуи Шаддама обезображены. Его куда больше встревожили сообщения разведгрупп, что обычные граждане тоже ведут себя дерзко и плюют на разбитые статуи, проходя мимо. Многие выкрикивают проклятия в адрес Империи.

Зенха понял, что подрывные настроения бродят не только среди экстремистов – они распространились и на толпу. Возможно, будет не так-то просто устранить кучку смутьянов и вернуть Отак под власть Империи.

– Бронетранспортеры выгружены, сэр – все бойцы готовы выдвинуться в центр города, – доложил Плиний. – Они ждут вашего сигнала.

Зенха беспокойно расхаживал по командному пункту:

– Оставьте половину наших сил в резерве и держите их по периметру Лиджо – на случай, если понадобится вторая волна. Скажите остальным, чтобы приготовились к молниеносной атаке. Я намерен сделать это быстро и жестко.

Плиний разослал приказы подразделениям, выводя войска и технику на позиции. Бойцы двинулись к центру города с разных направлений – часть пути используя наземную технику, а далее пешим порядком. Они не встречали особого сопротивления, пока прочесывали местность – не более чем символический огонь из ручного оружия, который вскоре сошел на нет. Мятежники и недовольные граждане растворились в закоулках, открыв прямой путь к капитолию. На многочисленных зданиях виднелись свеженарисованные новохристианские символы.

Наблюдая за легкостью и скоростью продвижения своих войск, Зенха ощущал возбуждение, смешанное с тревогой. Он отдал приказ бойцам, ожидающим по периметру, готовиться к второй волне – а первоначальная штурмовая группа из четырехсот солдат уже приближалась к капитолию. Они разбились на небольшие отряды и вошли в правительственные здания. Встретив там некоторое сопротивление, взяли пленных и вывели их на улицу.

Однако в большинстве правительственных зданий повстанцев вообще не оказалось – несмотря на то, что воздушная разведка явно показывала их присутствие.

– Где же они прячутся, сэр? – недоуменно спросил Плиний.

Зенха включил связь с полевым командиром передовой группы:

– Найдите лидера повстанцев и организуйте мне переговоры с ним. Как там его? Кварт. – Капитан помолчал, а затем добавил с улыбкой: – Да, нам нужно выяснить местонахождение свергнутой благородной семьи и спасти их из изгнания.

– Мы сможем найти их позже, сэр, после того, как разберемся с основной угрозой, – нахмурился лейтенант Плиний. – Если вы снизойдете до переговоров с главарем – разве это не придаст ему чрезмерной важности? Своими действиями он поставил себя вне закона, и должен быть казнен.

– Интуиция мне подсказывает, что он не упустит шанса выступить перед имперской аудиторией – и такое приглашение может выманить его из норы. А интуиция еще ни разу меня не подводила. Пусть наша передовая команда объявит это по громкой связи, чтобы все слышали. А затем идите туда сами, найдите ублюдка и назначьте встречу.

Плиний отбыл к центру города на мотоцикле, в сопровождении бронемашины. Полчаса спустя голос заместителя раздался в командном пункте:

– Мы определили местонахождение Кварта, сэр, хотя я не встречался с ним лично. Он забаррикадировался в бывшем здании парламента – без всякой надежды на спасение. Я потребовал, чтобы он в качестве жеста доброй воли отпустил всех заложников. – Плиний запнулся. – Он ответил, что мы можем получить пепел от сожженных тел предыдущих правителей, если пожелаем.

У капитана екнуло сердце:

– Правящей семьи? Но наша разведка сообщала, что они в безопасности в изгнании.

– Кварт утверждает, что все благородное семейство убито, и даже маленькие дети. Возможно, и лжет, но похоже, он говорит об этом с гордостью.

Зенха глубоко вздохнул:

– Это существенный пробел в сведениях, которые нам предоставили. – Капитан помрачнел. – И это также многое говорит о личности Кварта. Я не вижу смысла иметь дело с таким человеком.

– Этот человек все равно отказывается с вами разговаривать, – заметил Плиний. – Он заявил, что вы слишком нечисты для него, и что все имперцы его недостойны.

Зенха вновь вздохнул:

– Возвращайтесь в командный пункт, лейтенант. Вижу, переговоров не будет. Я отправлю вторую волну войск в центр города для полномасштабного штурма.

Ожидая возвращения своего адъютанта, капитан направил штурмовые группы в район капитолия для полной зачистки. Но когда бойцы атаковали правительственные здания, они не обнаружили там и следа повстанцев.

Прочесав пустые строения, разведчики нашли сеть подземных ходов.

– Как крысы в канализации, – с досадой пробормотал Зенха. – Потребуется более тщательный штурм, чем я ожидал.

Когда Плиний вернулся, капитан провел с ним краткое совещание. А затем, взглянув на экран, встревоженно вздрогнул, увидев показания датчиков, которые у разведчиков были с собой.

– В здании капитолия повышен радиоактивный фон? Эта благородная семья хранила свои ядерные арсеналы прямо там? В центре города?

Внезапно на открытом канале связи послышался новый голос:

– Я, Кварт, предпочту сгореть в лучах славы, чем прозябать в тени имперской коррупции! – Главарь бунтовщиков сделал паузу – будто для того, чтобы до всех дошел смысл его слов. – На этом все.

– Проклятье! – Кровь Зенхи заледенела в жилах. – Он захватил контроль над атомным оружием! И заманил нас в центр города. – Капитан нажал на кнопку связи, переключаясь на общевойсковую частоту. – Приказ к отступлению! Это ловушка. Всему личному составу немедленно вернуться на корабли!

Оглядев окрестности командного пункта, Плиний выкрикнул приказы их собственной небольшой группе:

– Всем вернуться на дредноут! Бойцам подняться на борт флагмана! – Он впился взглядом в Зенху: – Капитан, мы обязаны обеспечить вашу безопасность.

Зенха сопротивлялся, пока младший офицер тащил его за руку в корабль. Солдаты с криками грузились на флагман. Вторая волна с периметра отступала в идеальном порядке.

– Поднимайтесь на борт транспортников! Взлетайте, как только весь личный состав будет на месте!

Основная штурмовая группа спешила из центра города, но сильно отставала от других бойцов. Зенха приказал одному из транспортников дожидаться их на земле. Несмотря на толкотню, командующий флотом был поднят на борт флагмана его командой. Прежде, чем он добрался до мостика, дредноут оторвался от земли.

Лидер новохристиан не произнес больше ни слова, но его угрозу слышал весь город.

– Он действительно готов применить ядерное оружие, сэр? – спросил раскрасневшийся Плиний, когда офицеры наконец добрались до мостика. – Это не имеет никакого стратегического смысла.

– Лидеры фанатиков не обременяют себя дружбой с логикой – вот поэтому их и называют фанатиками. – Зенха чувствовал, как в воздухе нарастает напряжение, глядя на жуткую пустоту в центре города. Он продолжал выкрикивать вынужденные приказы: – Всем десантным кораблям! Стартуйте как можно скорее!

Три больших транспортника были заполнены лишь наполовину, ожидая отступающую штурмовую группу. Флагман набрал высоту, бросив развернутый наземный командный пункт неподалеку от космопорта. Все больше кораблей взмывало в воздух, но основная часть продолжала принимать на борт бойцов по периметру.

Внезапно небо над Лиджо озарилось ослепительно-белым светом. Через несколько секунд, хотя флагман находился уже в нескольких километрах и быстро поднимался, взрывная волна ударила в борт – Зенху отбросило, он покатился по палубе. Капитан инстинктивно прикрыл глаза рукой, защищаясь от атомной вспышки. Он взвыл от горя и растерянности, глядя, как все присутствующие на мостике разлетаются, словно листья на ветру. Он вывихнул голеностоп, зацепившись ногой за прикрученный к палубе стул, но от потрясения и ужаса не чувствовал боли. Другой офицер помог ему подняться, и все они уставились на экран – теперь уже затемненный фильтром.

Голос Плиния звучал еще тоньше, чем обычно:

– Капитан, несмотря на ваш приказ оставить на земле только один десантный корабль, остальные не успели взлететь вовремя. Весь личный состав основной оперативной группы, предположительно, погиб.

Волны яростного пламени прокатились через Лиджо – из центра города в небо поднимался огромный столб дыма и пепла. Когда фильтры справились с изображением и заблокировали слепящий свет, Зенха увидел весь масштаб катастрофы.

– Они стерли с лица планеты собственную столицу, вместо того чтобы сдаться! Со всеми жителями!

Левая щиколотка пульсировала болью. Доковыляв до командирского кресла, Зенха рухнул в него. Голова кружилась. В разведывательной сводке, полученной от Императора, не содержалось никакой информации о захваченном атомном оружии и степени фанатизма этой кучки раскольников.

– Доложить по форме! – рявкнул капитан. – Мне нужны доклады с оценкой понесенных потерь.

Цифры поступали мучительно медленно. Большинство кораблей штурмового отряда попало под ударную волну. Из четырех тысяч бойцов, которые высадились с капитаном, на Кайтэйн смогут вернуться лишь двести сорок восемь – почти все находились на борту флагмана. Ни одному другому крупному кораблю не удалось спастись.

После мученической смерти Кварта и уничтожения Лиджо гневные искры восстания – как спланировано заранее? – вспыхнут в других городах по всему Отаку, но в данный момент капитан ничего не мог сделать, чтобы их подавить. У него нет ни достаточного количества бойцов, ни технических средств. Его оперативная группа разгромлена.

Он не мог представить себе худшего исхода. Его карьера была разрушена, как и город внизу, репутация пошла прахом, а тысячи жизней потеряны. Его солдаты, бойцы, которых он так любил!

Как же вышло, что его отправили сюда таким ужасно неподготовленным? Он изучил каждую мелочь в досье, но оно оказалось неполным – более того, преступно неполным! – и ему не предоставили достаточной поддержки в этой миссии. Если бы ему дали хотя бы одно подразделение сардаукаров или более четкие сведения об этом повстанческом движении…

Зенха понимал, что все это звучит как попытка оправдаться. Он командир. Он капитан флота. Вся вина ляжет на его плечи, и это сокрушительный удар.

Когда Чани после нападения на комбайн Харконненов вернулась в родную пещерную общину, ее тут же встретили знакомые домашние запахи: густой мускусный дух человеческих тел, резкая с горчинкой нота корицы, устоявшиеся ароматы химических производных от меланжа, перерабатываемого в пластик, ткань и даже взрывчатку. Конструкция ситча обеспечивала приток свежего воздуха, но влагонепроницаемые двери удерживали его внутри. Атмосфера сильно отличалась от той, что царила в продуваемой всеми ветрами пустыне, однако внутренняя среда жилищ по-своему успокаивала, даже когда становилась совсем затхлой.

В данный момент, после известий о состоянии матери, Чани не помешало бы успокоиться. Но у нее не было на это времени.

Она слышала вокруг гул голосов: Джемис и Хоуро хвастались своими подвигами; женщины-ткачихи пели традиционные песни дзенсунни; старик перебирал струны инструмента, купленного на арракинском базаре, хотя ему и в голову не пришло бы потратить деньги на уроки игры.

Не тратя времени на разговоры с другими жителями общины, Чани направилась прямиком в жилые помещения своих родителей. Грубые каменные стены были украшены ткаными драпировками. На низком столике стоял дорогой вычурный кофейный сервиз, который Лайет-Кайнс получил в дар от торговца антиквариатом.

Старая преподобная мать ситча дежурила внутри грота возле кровати. Когда Чани вошла, Рамалло выпрямилась, сидя на подушке на полу. На ее лице застыло озабоченное выражение. Мать Чани спала глубоким сном на низкой кровати. Очевидно, движение Рамалло ее потревожило – она вздрогнула от боли во всем теле. В ярко-голубых глазах старой преподобной матери мелькнула печаль, когда она взглянула на больную, а затем вновь на Чани.

– Мы сделали все, что в наших силах, чтобы устроить ее поудобнее. Сейчас она спит.

– Но разве она отдыхает? – Чани чувствовала сильный аромат трав и благовоний, из чайной чашки с настойкой, стоящей рядом с кроватью, доносился острый химический запах.

– Скоро отдохнет, – сказала Рамалло, и Чани кивнула.

Фарула была на несколько десятков лет моложе преподобной матери ситча, но выглядела такой измученной, что казалась гораздо старше. Ее щеки ввалились, а челюсть отвисла – будто из женщины выкачали всю жизненную энергию и молодость.

В возрасте Чани мать слыла сногсшибательной красавицей. Ее голографический снимок до сих пор украшал помещение, поскольку отец с благоговением хранил его. Будучи молодой женщиной, Фарула привлекала множество мужчин, флиртуя и соблазняя их дерзким поведением, но никогда не теряла голову и принимала мудрые решения. Лайет был одним из этих поклонников, как и настоящий отец Хоуро, Уоррик – и оба они каждый в свое время взяли ее в жены.

Теперь у Фарулы оставалось совсем мало времени.

Чани в смятении смотрела на мать, думая о болезни, которая распространялась внутри нее подобно вторгшейся армии, несмотря на все целебные травы и сильнодействующий меланж в рационе. Специя не могла помочь от всех напастей. Фарула была еще молода, но изнуряющая болезнь не спрашивает возраста.

Старая Рамалло пробормотала благословение и вышла из грота, задернув за собой тканую занавеску в дверном проеме, чтобы обеспечить им уединение. Чани ничего не говорила, а просто смотрела, как спит Фарула, не желая беспокоить мать – чтобы не вернулась пронизывающая ее до костей боль. Но девушке хотелось провести каждое возможное мгновение рядом с этой женщиной, которая родила ее, воспитала и научила быть свободной – пока другие учили ее быть бойцом.

Опустившись коленями на подушку рядом с матерью, Чани нежно погладила ее лоб, откинув ломкую прядь. Когда-то Фарула обладала густыми волосами цвета воронова крыла, но теперь они заметно поредели. Глядя на запавшие щеки, высохшие губы и тени вокруг страдальчески закрытых глаз, Чани все равно представляла мать красивой. Она могла понять, почему отец и его лучший друг вызвались участвовать в той гонке на песчаном черве через пустыню – лишь для того, чтобы завоевать ее руку…

Словно почуяв присутствие дочери, Фарула пошевелилась – ее веки дрогнули и глаза распахнулись. Несколько долгих секунд она смотрела в пустоту, прежде чем сфокусировать взгляд на Чани. Сухие губы тронула улыбка, и выражение лица стало не таким болезненным.

– Ах, доченька, ты не сон. Ты действительно здесь.

Чани сжала руку матери, однако ответное пожатие было слабым.

– Я не сон, мама. Я здесь, с тобой.

– Ты всегда со мной, детка… как и я всегда буду с тобой. Помни об этом, когда меня не станет. – Хрупкая рука матери сильнее сдавила ее ладонь.

– Давай думать о сегодняшнем дне, – сказала Чани, не желая обсуждать неминуемую смерть Фарулы. Мать приподнялась на кровати, и девушка помогла ей сесть. Высохшее тело казалось пустым мешком с гремящими костями и почти ничего не весило. Чани подложила подушки матери под спину.

– Подай мне чай. – Фарула ткнула пальцем в сторону чашки с лекарством возле кровати. – От него я чувствую себя лучше. Мой собственный рецепт из трав…

Чани поднесла чашку к ее губам, и мать смогла сделать лишь маленький глоток – все, на что у нее хватило сил. Но Фарула с облегчением вздохнула:

– Я была лучшей травницей в ситче Табр долгие годы. Я записывала все свои открытия, все свои смеси. – Ее голос стал более напористым: – Они не помогли справиться с этой проклятой болезнью, но я хочу передать свои знания другим.

– Мы позаботимся о том, чтобы у каждого был доступ к твоим записям, – прошептала Чани. – Твои знания станут общим достоянием.

Ее отец придерживался научного подхода, документируя фармацевтические свойства различных трав, кореньев и цветов, которые Фарула использовала для лечения болезней, а Чани и другие молодые фрименские женщины распространяли полученные знания.

Чани услышала шорох дверных занавесок и обернулась – к ним приближался Лайет-Кайнс. Лежащая на смертном одре Фарула тоже заметила его, и ее лицо просветлело.

– Ах, это ты, любовь моя! – выдохнула она тихим хриплым голосом. – Если вы с Чани оба возле моей постели – вероятно, моя смерть близка.

Лайет помрачнел:

– Гони от себя эти мысли! Фримены знают, что самое главное – никогда не терять надежды!

Фарула тихо усмехнулась:

– А еще фримены знают, когда стоит быть реалистами.

Лайет подтянул к себе подушку и сел рядом с Чани. С любовью и заботой взглянув на жену, он прошептал:

– Как она?

– Отдыхает. Надеюсь, чай придал ей сил.

Лайет взял Фарулу за другую руку, поскольку Чани не желала разжимать свою.

– Ты всегда была красавицей, дорогая, – такой и осталась.

– Если все, что ты собираешься сказать, это комплименты, то с таким же успехом можешь петь мантры дзенсунни, – улыбнулась Фарула.

Несмотря на свою очевидную боль и горе, Лайет-Кайнс ответил ей улыбкой:

– Спою, если ты захочешь.

– Не надо, дорогой. Я знаю, какой из тебя певец.

Посерьезнев, Лайет произнес:

– Послушай, мы должны использовать любую возможность, чтобы поставить тебя на ноги. У меня есть кое-какие накопления в имперских соляриях, я мог бы найти доктора школы Сукк в Арракине. Вдруг он сможет подобрать какое-нибудь чудодейственное лечение.

Лицо Фарулы стало более напряженным:

– Инопланетная медицина не для меня. Не надо испытывать на мне чудеса науки, любимый. Лечиться в гнезде Харконненов для меня подобно яду.

Чани знала, что за последний год, пока здоровье Фарулы ухудшалось, они многократно это обсуждали. Теперь Лайет сказал:

– Наука – это то, что может изменить лицо Арракиса. С помощью науки мы строим ветроуловители и храним воду в наших огромных резервуарах, ухаживаем за плантациями, терраформируем пустыню. Ты ведь тоже веришь в нашу мечту, любовь моя! – Он крепче сжал ее руку. – Почему же ты не доверяешь науке сейчас, когда это может спасти твою жизнь?

Фарула устало закрыла глаза:

– Потому что я понимаю то, чего не хочешь понять ты, дорогой муж. Я знаю, что у меня внутри. Я умираю и приняла это. И ты тоже должен принять. – Она вновь открыла глаза и повернулась к Чани. – А ты, дочь, должна помочь ему с этим справиться.

– Она не хочет ехать в Арракин, – донесся твердый голос от двери. – Если ее спасут наши враги – можно ли считать это спасением? – Хоуро шагнул в комнату. – Я поддержу тебя, мама, что бы ты ни решила.

– А, Лайет-Чи! – улыбнулась Фарула. – Теперь мы все вместе.

Чани заметила, что брат вздрогнул, когда мать назвала его этим именем, но затем раздраженное выражение его лица сменилось отчаянием и любовью.

– Я хочу убедиться, что мы испробовали все, – сказал Лайет-Кайнс.

– Она не желает пользоваться имперской медициной, – настойчиво повторил Хоуро.

– Вы все здесь… – слабо произнесла Фарула. – Не ссорьтесь. Дайте мне запомнить вас дружными.

Чани коснулась рукояти своего крисножа, взглянула на сводного брата, на отца, затем выпустила ладонь матери.

Хоуро устроился на подушке по другую сторону от Чани, и все трое замерли у постели Фарулы в предсмертном дозоре.

Похороны представляли собой мрачную процессию в сумерках, когда небо стало пурпурным, а в узком скалистом ущелье залегли густые тени.

Тело Фарулы уже отправили в погребальный перегонный куб, а ее драгоценную воду выпарили для племени.

Чани и ее брат шагали рядом впереди группы, а отец сразу за ними. Все трое несли на спинах тяжелые канистры, направляясь к наглухо закрытой пещере в глубине каньона.

Эхо жутких песнопений на языке чакобса металось среди высоких стен. Все племя оплакивало потерю своей уважаемой подруги и травницы. И мужчины, и женщины сопровождали тех, кто нес воду, из которой состояла мать Чани, хотя она так долго чахла, что под конец от нее почти ничего не осталось.

Хоуро держался сурово и отстраненно, но Чани знала, что молодой человек скорбит по-своему, как и ее отец. Она боролась с собственными эмоциями. Фарула хотела, чтобы Чани стала хорошей женой для какого-нибудь фримена и верной его помощницей, продолжила изучать травы, понимала песни женщин, история и культура в которых передавалась из поколения в поколение. Чани и впрямь умела все это, но она также распробовала накал давней борьбы фрименов за выживание и процветание, и поклялась продолжать эту борьбу. Чани хотелось стать чем-то большим, нежели просто одной из многих – и мать понимала ее и любила за это.

Процессия достигла тупика в ущелье, и Стилгар открыл замаскированную дверь со спокойным уважением – не только к Фаруле, но и к содержимому грота. Неся канистры с водой Фарулы, Чани, Хоуро и Лайет вошли первыми. Стилгар активировал светошары, и стало видно большую цистерну, облицованную полимером.

Священная и бережно хранимая, вода в резервуаре была невообразимым сокровищем, один вид которого наполнял каждого фримена благоговением. Ее количество представлялось неисчислимым – жидкое богатство, недоступное воображению. Тем не менее, каждую каплю тщательно взвешивали и учитывали.

Стилгар повысил голос, когда люди собрались вокруг:

– Фарула была женщиной нашего племени, искусной травницей, и обладала массой других достоинств. От любимых мужчин она родила двоих детей. Она усердно трудилась на благо ситча, и все мы уважали ее за добрый нрав, мягкость, мудрость и готовность помогать другим. Пусть же ее вода останется с нами и продолжит течь. – Он кивнул Чани. Та сняла с плеч канистру и шагнула к заборной трубе цистерны.

– Я очень любила свою мать, – сказала Чани, и у нее перехватило горло, когда она вспомнила разные истории, которые можно рассказать: например, как Фарула учила ее ткать узоры на меланжевом полотне или играть древнюю мелодию на латунно-костяной флейте. Она вспомнила, как Фарула учила ее женским хитростям, когда у нее впервые начались месячные, а затем спокойно объясняла про удовольствие, которое мужчины и женщины получают, когда их тела сливаются в единое целое во время занятий любовью. Чани уже слышала подобные объяснения от других юных фрименов и старалась изо всех сил не показать смущения, позволив матери довести эту наставительную родительскую лекцию до конца.

Но ни одна из этих историй не вырвалась из уст девушки сейчас, пока остальное племя ждало и наблюдало. Наконец, после долгой паузы, Чани продолжила:

– Она просто была моей матерью – и это понятие включает в себя множество историй.

Чани открыла канистру и вылила содержимое во впускную трубу, ведущую в цистерну.

Теперь вперед выступил Хоуро:

– Фарула была моей матерью, и она умела мечтать. Однажды она выхаживала меня после того, как я наелся ядовитых ягод, которые нарвал в кустах. Они вызвали у меня нарыв во рту и ужасные судороги, но она знала нужные травы, чтобы облегчить мои страдания. Самым страшным в моем отравлении было то, что я потратил впустую очень много воды своего тела.

Кто-то из фрименов усмехнулся. Но брат стал еще серьезнее:

– Она поведала мне замечательные истории о моем настоящем отце, Уоррике. – Услышав это, Лайет-Кайнс прикрыл глаза и смущенно потупился. – Она говорила, как мой отец завоевал ее руку, победив Лайета в состязании. И рассказывала, как сильно любила моего отца – даже после того, как он вернулся в ситч покалеченным, оставив половину тела в песчаной буре. И как он умер… следуя собственным понятиям и выпив Воду Жизни.

Фримены зашептались, и Чани разозлилась на брата – к чему все эти болезненные воспоминания? Да, это правдивые истории об их матери, но выплескивая все эти истины сейчас, Хоуро превозносит своего настоящего отца и делает больно ее отцу.

Под конец своей речи Хоуро повторил:

– Она была моей матерью.

И вылил воду во впускную трубу.

Теперь все взоры обратились к Лайет-Кайнсу. Хотя этому человеку доводилось выступать на имперских советах и стоять перед троном Императора, а также вести дела с бароном Харконненом и графом Фенрингом, теперь он выглядел раздавленным и, казалось, уменьшился в росте.

Он вышел вперед, держа в руках последнюю канистру с водой из тела Фарулы.

– Фарула была моей женой, – сказал Лайет-Кайнс. – Единственной желанной для меня женщиной и единственной желанной женщиной для Уоррика. – Он взглянул на пасынка – с любовью и терпением, а не с обидой. – Мы были готовы ради нее на что угодно, и она устроила нам соревнование. Мы с Уорриком помчались верхом на песчаных червях через пустыню – туда, где она ждала нас в дальней пещере. Тот, кто добрался бы первым – завоевал бы ее руку.

Слова застревали у него в горле, и он несколько раз глубоко вздохнул.

– Уоррик победил меня, и они поженились. У них родился сын – Лайет-Чи. – Он намеренно не назвал юношу по фрименскому имени. – Но мы с Уорриком остались лучшими друзьями. Мы вместе доставляли плату Гильдии. Однажды мы отправились в полярные регионы, чтобы передать меланж через тамошних контрабандистов, но в пути нас застигла песчаная буря – мы были беззащитны и обречены на гибель. Но мы нашли крошечное укрытие. – Лайет закрыл глаза, погрузившись в воспоминания. – Оно могло вместить лишь одного из нас. И мы с Уорриком бросили жребий. В тот раз победил я…

В гроте повисла полная тишина, если не считать капанья воды. Фримены застыли на месте.

– И после его смерти Фарула приняла меня как своего нового мужа, своего второго избранника. Но для меня она была первой любовью, и я души в ней не чаял, и то же чувствую к нашей дочери. – Он поднял канистру и раскупорил ее герметичный носик. – Фарула была моей женой, – повторил он, пристально глядя на емкость с водой, будто та прилипла к его руке и он не мог ее выпустить.

Чани видела, как он дрожит. Отец прошептал так, чтобы слышала только она:

– Это выше моих сил. Это слишком бесповоротно.

Она шагнула ближе, чтобы взять емкость из его рук.

– В тебе говорит твоя имперская сторона, отец. Это земля фрименов, и так нужно для фрименов. Последним желанием матери было, чтобы ее вода принесла пользу племени. Ты это знаешь.

Пальцы Лайета еще крепче вцепились в канистру, но затем он все же передал ее Чани.

Она вылила воду в цистерну, и остальные участники похоронной процессии вздохнули с облегчением.

Стилгар объявил:

– Из тела Фарулы получено двадцать восемь литров и девять драхм воды для племени!

Вперед вышел хранитель воды и предложил Лайету горсть металлических колец в качестве компенсации за драгоценную влагу, но тот лишь покачал головой:

– Положите это в сокровищницу ситча. У меня остались дорогие воспоминания о Фаруле – это богатство, достаточное для любого мужчины.

Удрученный, он повернулся и пошел прочь сквозь толпу других фрименов – так, словно они были неодушевленными предметами.

Ей это казалось несправедливым.

Уэнсиция знала, что куда лучше подходит на роль наследной принцессы, ах если бы ей посчастливилось родиться первой! Однако злая судьба распорядилась иначе: она лишь третья из пяти дочерей Шаддама, незаметная по большому счету фигура, и ее ожидает ничем не примечательное будущее, независимо от амбиций и способностей. По значимости она уступала даже глупой Челис, которая через несколько минут должна прибыть с «веселым визитом» в личную смотровую ложу Уэнсиции на открытом воздухе.

Впрочем, Уэнсиция имела некоторое влияние на свою слабохарактерную сестру, которая была на два года старше, но сильно уступала по интеллекту, зрелости и мотивации. Челис отличалась упрямством и зачастую без нужды отстаивала собственную независимость – Уэнсиции приходилось обращаться с ней бережно и терпеливо.

Ожидая прихода сестры, Уэнсиция сидела за столиком с легкими закусками – перед ней открывался вид на покрытое травой поле для игры в глоубол, где вот-вот должен был начаться матч. Зрительские трибуны уже заполнились, и толпа нарядных болельщиков надрывала глотки. Челис любила такие дурацкие развлечения.

Игроки сидели верхом на грузных, но проворных животных – нарах, нетерпеливо топтавшихся на месте. Каждый из благородных участников был одет в цвета своего Дома с соответствующей символикой. В руках игроки держали длинные клюшки – для ударов по маленькому яркому светошару. Сейчас этот красный мяч парил перед арбитром в форме, который готовился выбросить его на поле. Животные хрюкали и фыркали, сверкая смертоносными бивнями.

Уэнсиция переоделась в малиновую блузку – разогревшись после интенсивной тренировки и все еще чувствуя ломоту в мышцах. Она поддерживала себя в хорошей форме и была более спортивной, чем любая из ее сестер. Ирулан тоже выглядела подтянутой, но свое крепкое здоровье заполучила от природы, без каких-либо усилий. Уэнсиция покачала головой, укоряя себя за недовольство по этому поводу – сестра ведь не виновата, что ей так повезло. Она действительно любила Ирулан и остальных сестер, независимо от того, как сильно они ее раздражали – каждая на свой манер.

Снаружи личной зрительской ложи слуги поприветствовали Челис и сопроводили к столу. Уэнсиция улыбнулась и жестом пригласила сестру занять место по другую сторону – так, чтобы они обе могли смотреть матч.

Как всегда, Челис нарядилась вычурно – в длинное черное платье с кружевным воротником. Шею ее украшало дорогое рубиновое ожерелье, руки – подобранные к нему в тон браслеты и кольца. Каштановые волосы были уложены в сложный пучок, на котором сверкал драгоценный камень.

Уэнсиция похвалила ее внешний вид, но затем добавила как бы невзначай:

– Это просто спортивное мероприятие. А ты выглядишь так, словно ожидаешь чего-то большего.

– А ты так одета, потому что ожидаешь чего-то меньшего? – усмехнулась Челис, довольная своим остроумным ответом. Уэнсиция спустила ей это с рук, дабы не портить сестре настроение. – Никогда не знаешь, в какой момент очаровательный поклонник может увидеть тебя на людях, – пояснила Челис. Затем с шелестом подобрала подол и уселась за маленький столик.

Уэнсиция сохраняла любезное выражение лица, хотя ее одолевали мрачные мысли. Лучшую партию для сестры будут выбирать Шаддам и его ключевые советники; это не станет результатом случайной встречи на светском рауте.

– Ты довольно давно присматриваешь себе мужа, дорогая сестрица. Уже нашла своего прекрасного принца?

Челис ответила лукавой улыбкой:

– Возможно!

Уэнсиция понимала, что все это самообман.

– Не хочешь сказать мне, кто он такой?

– Ну, есть один богатый торговец драгоценностями, который мне нравится. – Челис приподняла руку, демонстрируя кольца и браслеты. – Он восхитился ими, когда увидел их на мне. Он так хорошо разбирается в камнях, что мог бы назвать планету, на которой добыт каждый из них. Он гладил мою руку, когда попросил рассмотреть их поближе, а затем даже опознал мастера-ювелира, который их сделал! Кто знает, вдруг он говорил правду? – Челис хихикнула, затем понизила голос: – Но мне кажется, что он в основном смотрел на меня!

На поле ввели в игру светящийся мяч – он парил в метре над травой, разбрызгивая блики во все стороны. Верховые игроки выстроились в линию, разворачивая тяжело топочущих животных. Теперь мяч засветился зеленым, и всадники пришпорили своих скакунов. Первый игрок, наклонившись в седле, дотянулся до мяча и ударил по нему клюшкой, пытаясь направить к одним из четырех ворот вокруг поля.

Челис взвизгнула от восторга, когда в первого игрока врезался игрок-соперник на своем наре, а изогнутый клык животного рассек его седельные ремни. Толпа недовольно взревела, когда игрок рухнул на землю, едва успев активировать персональный щит, и откатился в сторону от копыт.

Уэнсиция спокойно вернулась к разговору:

– Я видела, как ты строишь глазки президенту Картеля Франкосу Ару, хотя он вдвое старше тебя. Всякий раз, когда он появляется, ты стараешься держаться поближе к нему и болтаешь глупости.

– Вовсе нет! – Челис вновь хихикнула. – Ну, я имею в виду, что это не глупости, а увлекательные беседы! И он очень красив.

Уэнсиция указала на трибуны справа:

– По-моему, он сегодня присутствует. Вон там!

– Да? Я не заметила. – Разумеется, это была ложь, и Челис поспешила сменить тему. – Тот флотский капитан Зенха тоже красив. Как ты думаешь, Ирулан полюбит его?

– Отец никогда не позволит ему взять в жены Ирулан! – ответила Уэнсиция слишком резко. В глубине души она считала, что Император чересчур долго мурыжит старшую принцессу, преследуя свои собственные цели. – Возможно, в итоге Зенха будет доступен для тебя.

На лице Челис появилось недовольное выражение:

– Военный? Для меня? Ты думаешь, я мечтаю о гарнизонной жизни?

– Скорее всего, отец подберет тебе важного государственного чиновника или богатого торговца. Не волнуйся, у тебя будет вполне достойная партия.

– Надеюсь, ты права. – Сестра озабоченно нахмурилась и наклонилась вперед, чтобы лучше видеть – не игру, а трибуны; вероятно, высматривая щеголеватого президента КАНИКТ.

Уэнсиция держала свои мысли при себе, но капитан Зенха казался ей достаточно привлекательным – или, по крайней мере, интересным. Она уже представляла способы его продвижения по карьерной лестнице – и свою собственную от этого выгоду в роли его жены. Первым делом нужно добиться для него более высокой должности – с гораздо большим влиянием. Его Дом не имеет большого авторитета в Империи, но в капитане хотя бы течет благородная кровь.

– Мне просто хотелось бы знать свое будущее! – сказала Челис с плаксивыми нотками в голосе. – Мне двадцать четыре. Я должна уже быть хозяйкой в собственном доме и начать новую королевскую династию…

– Позволь мне позаботиться о тебе, Челис. Я посмотрю, что можно для тебя сделать. Даже поговорю об этом с отцом при первой возможности. – Увидев, как загорелись глаза сестры, Уэнсиция ободряюще улыбнулась ей: – Я всегда думаю о твоих интересах – как будет лучше для тебя.

Когда толпа взревела от очередной острой игровой ситуации, слуги подали белый чай в отдельных чайничках и маленькие сладкие пирожные. На поле выбежали медики – помогать упавшему игроку, получившему травму, несмотря на нательный щит. Уэнсиция сменила тему:

– Я слышала, что Ирулан рассердилась на тебя из-за твоей ловушки для бабочек. – Она нахмурилась: – Некрасиво получилось. А знаешь почему?

Вспыхнув от смущения, Челис уставилась в свою чашку и покачала головой.

– Потому что ты не спрашивала у меня совета. Тебе это показалось прекрасной идеей, но на самом деле она была непрактичной и плохо исполнимой.

Сестра выглядела как ребенок, которого отчитывают:

– Я обещаю, что спрошу тебя в следующий раз.

Но Уэнсиция безжалостно договорила:

– И если бы ты спросила меня, я сказала бы то же самое, что и Ирулан: бабочки умрут, если ты попытаешься держать их в своих комнатах.

– И тогда у меня повсюду валялись бы мертвые бабочки – на мебели, на полу! – вздрогнула сестра. – Поверь, я вовсе не хотела причинить им вреда!

Челис сделала глоток чаю, но не притронулась к пирожным, так как всегда тщательно следила за своим весом. Уэнсиция не стала дальше развивать тему – текущая ситуация требовала доверительности, а не критики.

– Бабочки снова на воле в садах. Ты можешь любоваться ими, когда захочешь. – Уэнсиция вновь перевела разговор на другое: – Но несмотря на то, что в этот раз Ирулан права, на самом деле ей нравится чувствовать над нами свое превосходство, потому что она самая старшая. И нам с тобой нужно держаться вместе, чтобы ей противостоять.

Челис прикусила нижнюю губу:

– Она и вправду сильно отругала меня.

– Я твоя единственная настоящая подруга во дворце. И ты это знаешь.

– Я знаю. И обещаю впредь думать лучше.

Уэнсиция некоторое время смотрела на зеленое поле, почти не обращая внимания на игру и шум толпы. Затем, наклонившись к сестре через стол, сказала:

– И никогда не позволяй никому говорить тебе, что ты бестолковая. Я не раз слышала, как Ирулан говорила это. Она не имеет никакого права делать такие ужасные замечания – мы с тобой не говорим о ней ничего плохого.

Челис озадаченно вскинула брови:

– Разве мы не делаем этого сейчас?

Уэнсиция рассмеялась:

– Вот видишь, я же говорю тебе, что ты все схватываешь на лету! – Она придвинула ближе к сестре блюдо со сладостями. – Съешь хоть кусочек пирожного. Я знаю, что это твои любимые.

Челис начала было отнекиваться, но затем с удовольствием взяла одно. Уэнсиция продолжала сидеть с добрым и понимающим лицом, но втайне злилась на Челис за то, что сестра ближе к императорскому трону – по праву рождения, а не в силу личных качеств. Что ж, по крайней мере, на Челис легко повлиять. Уэнсиция воспринимала это почти как игру – смотреть, сколь многое из сказанного пустоголовая сестра проглотит… а затем поступит в ее интересах.

– Ты обратила внимание на новую фрейлину, герцогиню Фесту? – Уэнсиция видела, как сестра оживилась в ожидании интересной сплетни. – Она из северных земель, но какой скандал! Ей приходится работать, потому что ее отец спустил все семейное состояние в азартных играх. И я слышала, что там вообще не все гладко с вопросом отцовства…

Глаза Челис загорелись:

– Правда?

Уэнсиция мысленно улыбнулась. Очень немногое в этой истории о Фесте и ее отце было правдой, но каждой рассказанной сплетней, каждым разговором, который вела с Челис, она готовила сестру к роли своей важной союзницы.

Когда Шаддам собрался вершить суд над капитаном Зенхой, Ирулан не захотела садиться рядом с Троном Золотого Льва. Императора удивило ее поведение – он ожидал, что дочь вместе с ним будет свысока взирать на виновника, но позволил ей сесть на одной из двух смотровых галерей, при условии, что она будет видна многочисленной публике, а также опозоренному офицеру.

Облаченная в скромное белое платье с золотым гербом на груди, Ирулан сидела прямо и настороженно. Она не проявляла никаких эмоций, анализируя каждую деталь происходящего, как учили ее в Бинэ Гессерит. Падишах-Император в пышной мантии под звуки фанфар появился из боковой двери, и в зале воцарилась благоговейная тишина. Шаддам направился к своему трону из хагальского хрусталя и уселся перед большой беспокойной аудиторией. Ирулан отметила, что Вещающая Истину отсутствует в зале; не было там и Челис – очевидно, та еще не проснулась, – но Уэнсиция расположилась на противоположной смотровой галерее, явно заинтересованная судьбой офицера. Ирулан также обратила внимание на спокойную миловидную леди Марго Фенринг, жену графа Фенринга, имперского комиссара по контролю за специей на Арракисе. Леди Фенринг вот уже месяц с небольшим жила при дворе, вдали от мужа, и ее можно было встретить на многих важных мероприятиях – она ни за что не пропустила бы такое зрелище.

Учитывая катастрофический публичный провал капитана, его ждало неизбежное наказание. Но когда офицера вызвали, он держался не как опозоренный командир, боевая группа которого практически уничтожена. Шагнув вперед, он остановился перед возвышением – в парадном мундире, с ярко начищенными медалями; и выглядел довольно дерзко. Он слегка прихрамывал – как говорили, из-за травмы, полученной на Отаке; одна его нога была перевязана и обута в ортопедический ботинок.

Зрители молчали. Зенха тяжелым взглядом окинул зал, затем снял фуражку и сосредоточил внимание на Императоре. Со своего наблюдательного пункта Ирулан внимательно изучала капитана. Он приковал все ее внимание.

В то время как офицер сохранял каменное выражение лица, Император позволил проявиться своему гневу – будто неудача этого человека стала для него личным оскорблением. С огромного трона Шаддам сухо произнес:

– Я полностью проинформирован об инциденте на Отаке. Мне известно о ваших многочисленных и непростительных ошибках, которые стоили жизни почти четырем тысячам бойцов. Из-за вашей самоуверенности и просчетов разрушена столица одного из моих миров. Фанатики не понесли заслуженной кары, и восстание продолжается по всей планете. – Ноздри Императора раздулись. – Хорошо еще, что вы не пытаетесь скрыться от правосудия и не наложили на себя руки в трусливой попытке уйти от ответственности.

– Я не оправдываюсь, сир. И готов принять любое наказание, которое вы назначите. – Капитан вытянулся еще сильнее. – Но катастрофа на Отаке не должна была произойти. Отсутствие точных сведений военной разведки помешало мне принять верное решение и отреагировать вовремя. Меня не проинформировали ни о количестве повстанцев, ни о захвате ими атомного оружия. Нам дали ложную информацию, что правящая семья находится в изгнании и ей ничто не угрожает. Мои сводки не отражали ни уровень фанатизма, ни то, что новохристиане готовы использовать это запрещенное оружие.

Шаддам холодно взглянул на него:

– То есть вы говорите, что примете любое наказание без оправданий, и в то же время отстаиваете свою правоту? Вы вините в своей некомпетентности неточную информацию? Хороший командир должен быть готов к любому развитию событий, но вы не приняли во внимание элемент неопределенности.

Но Зенха оставался непоколебим:

– Я имею в виду лишь то, сир, что после вынесения мне приговора вам стоит также провести расследование в отношении сотрудников разведки. Мне были представлены крайне неполные данные и не оказана адекватная поддержка. – Он глубоко вздохнул и ясным голосом продолжил: – Полагаю, я был обречен на неудачу, сир.

Эти слова разнеслись по всему роскошному тронному залу. Ирулан выпрямилась в кресле с еще большим вниманием. Он что, обвиняет Императора? Принцесса знала, что отец хочет отклонить дерзкое предложение Зенхи. Неужели он и впрямь пожертвовал таким количеством верных бойцов только для того, чтобы унизить и растоптать этого перспективного офицера? Чтобы запугать всех других неприемлемых женихов, которые могут заявиться?

Капитан вскинул подбородок:

– Сир, если бы я мог пожертвовать собственной жизнью на Отаке, я бы так и поступил. Как только стало известно о наличии атомного оружия и о том, что лидер фанатиков готов его применить, я отдал приказ о немедленном отступлении и эвакуации. Я спас столько кораблей и экипажей, сколько смог.

– Как бы вы ни пытались преуменьшить свою вину, капитан, Отак стал камнем преткновения в вашей карьере. Поскольку восстание на планете продолжается, я вынужден теперь отправить туда сардаукаров, чтобы они разобрались с этим сбродом и выполнили миссию, которую вы оставили незавершенной.

– При всем уважении, сир, осмелюсь заметить, что я сразу запрашивал войска сардаукаров для подкрепления – но мой запрос отклонили.

Шаддам вскинул ладонь, призывая зал к тишине:

– Ваше поражение придало повстанцам уверенности и укрепило их позиции в отдаленных городах. Из-за вашего провала потребовались сардаукары – для операции, которую можно было провести малыми силами!

Император вызвал командира сардаукаров, и офицер в серой униформе вышел из-за кулис, где ожидал. Безукоризненно одетый, без единой морщинки на мундире, он снял офицерскую фуражку и замер на шаг впереди Зенхи:

– Майор-баши Колона по вашему приказанию явился, сир!

Шаддам поднялся с трона:

– Собирайте войска для срочной карательной акции на Отаке – уничтожьте всех бунтовщиков и подготовьте планету к заселению более достойными гражданами! Без предупреждения. Без предложения капитуляции. Просто используйте превосходящие силы, чтобы уничтожить сопротивление – и мы сможем преобразить Отак. Приказ ясен?

– Я приступлю немедленно, сир.

Император отпустил Колону взмахом руки, и сардаукар зашагал прочь, оставив Зенху стоять под взглядами огромной бормочущей аудитории. Набравшись смелости прервать паузу, Зенха заговорил:

– Могу ли я вернуться на Отак вместе с их отрядом, сир? В любой должности, в любом звании – как прикажете.

– Вы там и так наворотили дел! – отрезал Шаддам, возвышаясь над офицером, стоящим у подножия помоста. – Я должен свершить над вами наказание здесь, перед людьми.

Капитан взирал на Императора со спокойным достоинством, ожидая. Но по едва уловимым признакам Ирулан видела, что он изрядно пал духом. Очевидно, он надеялся, что его снова отправят сражаться, рассчитывая не искупить вину или спасти свою репутацию, но хотя бы умереть с честью – участь лучшая, чем публичный позор.

Голос Шаддама сочился сарказмом:

– И что теперь с вами делать? О намерении жениться на моей дочери можете забыть, учитывая, что вы опозорили мундир и погубили свое доброе имя.

Зенха вздрогнул, но продолжал стоять по стойке смирно. Ирулан заметила, что леди Фенринг внимательно наблюдает за ним своими голубыми глазами.

Шаддам спустился по ступеням, раздвинув полы своего одеяния и демонстрируя церемониальный кинжал на боку. Остановившись напротив неподвижного офицера, он вытащил кинжал из ножен.

– Вы оскорбили меня, осмелившись просить руки наследной принцессы! Несмотря на то, что вы явно недостойны моей дочери, я дал вам шанс проявить себя – шанс, который вы с треском провалили.

Ирулан не могла поверить своим ушам – столько яда и личной неприязни слышалось в голосе отца.

Шаддам приставил острый как бритва кинжал к горлу Зенхи. Тревожный шепот и аханье пронеслись по залу, но офицер не дрогнул и не стал умолять сохранить ему жизнь. Он просто спокойно продолжал смотреть в глаза Императору – и Шаддама, похоже, смутило хладнокровие этого человека. Он надавил на клинок слишком сильно, и острие неглубоко вошло в кожу Зенхи – а затем дернулось назад, оставив на шее капельку крови.

– Самая глубокая рана – это полное бесчестье!

Император использовал клинок, чтобы срезать с Зенхи знаки отличия и эполеты, которые с отвращением швырнул на пол тронного зала. Затем тем же образом он поступил с медалями и даже с фамильной символикой капитана – а после пинками разбросал все это по сверкающим плиткам из ракушек кабузу, словно мусор.

Завершив эту унизительную процедуру, Император подобрел:

– Но я не растрачиваю кадры впустую, Моко Зенха, и в вашем прошлом послужном списке есть положительные моменты. Вы останетесь на службе в Имперских вооруженных силах, но в качестве младшего офицера четвертого ранга, приписанного к боевой флотилии на Чадо – под командованием герцога-баши Горамби. Свободны!

Зенха пошатнулся, когда до него дошло сказанное, но смирился со своей печальной участью и даже смог поклониться. В изрезанном мундире, он повернулся и вышел, уже не такой гордый, как при входе, и хромая еще сильнее прежнего.

Ирулан оценила то, чему стала свидетельницей. Герцог-баши Горамби был одним из самых богатых и знатных военачальников – идеальный пример щеголя-позера, не соответствующего занимаемой должности. Этот человек каким-то образом получил звание, по традиции присваиваемое лишь сардаукарам, но для него это был лишь пустой титул. Горамби представлял собой одного из тех никчемных паркетных офицеров, на которых Ирулан жаловалась отцу. Она позволила себе слегка улыбнуться, размышляя о новом назначении наказанного капитана. Хотя это понижение в должности было унизительным для Зенхи, она считала, что его способности могут оказаться полезными при Горамби. Он будет самым младшим командиром, но его таланты хотя бы не пропадут впустую.

Если бы Зенха хотел жениться на какой-нибудь другой девушке, он не вызвал бы такого гнева Шаддама. Впрочем, в глубине души Ирулан испытывала облегчение оттого, что дело не дошло до помолвки.

Шарнирные крылья трепетали, корпус вибрировал. Ощущая биение сердца машины, Чани уверенно сжимала ручку управления. Сосредоточенно удерживая курс, она поглядывала на приборы, следя за оборотами двигателя, уровнем топлива, зарядом солнечных батарей и состоянием вооружения. Резкий порыв ветра накренил топтер, но Чани выровняла аппарат и продолжала полет.

– Держись пониже, – посоветовал Стилгар. Он сидел в кресле второго пилота, готовый в случае чего перехватить управление. – Мы далеко от территории Харконненов, но не помешает попрактиковаться в уклонении от радаров.

Красуясь своим мастерством, девушка резко сбросила высоту и пронеслась всего в нескольких метрах над волнистыми дюнами. Она прижалась почти к самой поверхности, а затем резко взмыла вверх, когда впереди показался бархан повыше. Стилгар напрягся, но промолчал. Он мог бы вмешаться, но положился на навыки девушки.

– Ты хороший пилот, Чани. Не стоит пытаться произвести на меня впечатление.

– Я не пытаюсь. Мне нужно потренироваться выполнять внезапные маневры, если я собираюсь сражаться с харконненскими топтерами.

– Тренировка – это одно дело, – проворчал Стилгар. – Дерзость – совсем другое.

– Мне больше нравится слово «уверенность», – возразила Чани, но повела машину ровнее, поднявшись еще на несколько метров над пустыней.

Бесконечные просторы вокруг успокаивали, песок простирался до горизонта – золотистыми волнами, как в океанах на других планетах, которые описывал ей отец.

– Кроме того, это такой же топтер Харконненов, – добавила она, не желая уходить от темы. – Мы будем равны по вооружению – а значит, мне поможет лишь то, что я лучший пилот, чем они.

– Ты еще только учишься быть им, – хмыкнул Стилгар, а затем пробормотал себе под нос: – Дерзкая девчонка!

Чани усмехнулась. Этот топтер с некоторыми повреждениями фримены захватили во время партизанского рейда. Вражеские солдаты были убиты, а вода из их тел послужила небольшой компенсацией – платой по давним кровавым счетам.

Харконнены охотились на «пустынных бродяг» всякий раз, когда это представлялось возможным, но недооценивали своего врага. Лайет-Кайнс помогал племенам с подготовкой к окончательному освобождению планеты Дюна. Каждый фримен должен быть обучен и готов к бою. Чани по собственной инициативе начала брать уроки пилотирования всего в одиннадцать лет и относилась к ним с большим рвением.

Порывистый термальный ветер раскачивал топтер, но она летела сквозь него – спокойная, несмотря на толчки. Когда она садилась в пилотскую кабину, орнитоптер словно становился ее телом, а рефлексы перетекали в шарнирные крылья. Лазерные пушки и пусковые ракетные установки были продолжением ее самой – ее когтями хищника.

Чани улыбнулась, заложив крутой вираж вокруг пустынного смерча. Этот злобный бурый столб пыли был слишком мал, чтобы называться «хоуро», но она все равно вспомнила о брате.

Стилгар улыбнулся:

– Ладно, я признаю, что ты больше не нуждаешься в моих уроках. Ты показала, на что способна, девочка.

– Тогда не называй меня «девочкой»! – потребовала она. – И расскажи моему отцу о моем мастерстве, чтобы он больше не считал меня малым ребенком!

Наиб серьезно кивнул:

– Лайету нужно иметь точное представление об имеющихся у него ресурсах.

Чани предпочитала, чтобы о ней думали как о ресурсе племени, а не как о ребенке.

– Настоящая тренировка будет, когда мы нападем на Харконненов. Не могу дождаться.

Они давно определили все радиочастоты Харконненов, в том числе особые диапазоны, зарезервированные для боевых действий, хотя фримены не знали вражеского кодового языка. Опознавательные знаки на фюзеляже топтера можно закрасить, даже если маскировка обманет врага ненадолго. Чани надеялась, что будет участвовать в бою, когда фримены соберутся использовать топтер.

Когда дело доходило до драки, она была больше, чем пилотом. Она тренировалась сражаться на крисножах, провела бесчисленное множество схваток с Джемисом на песчаной тренировочной площадке в пещерах. Чани выиграла половину поединков, но соперник по-прежнему относился к ней недостаточно серьезно. Он превосходил ее в росте и силе, и чтобы компенсировать это, девушка перенимала его боевые приемы, изучала его привычки и использовала против него.

Чани также владела пистолетом Маула – пружинным метательным оружием. Это простое механическое устройство обычно использовалось бандитами, хотя и не слишком эффективно работало против солдат Харконненов, которые, как правило, носили нательные энергетические щиты. Кроме того, покойная мать показала ей множество ядов, которые можно применить против врага, если потребуется более изощренный способ убийства.

Чани, дочь Лайета, была готова сражаться за свой народ. Готова убивать Харконненов.

Теперь Стилгар выглядел мрачным и обеспокоенным, и она в скором времени ожидала продолжения разговора. Им предстоял долгий перелет, и в конце концов наиб подберет нужные слова. Она не торопила его.

Наконец Стилгар произнес:

– Ты знаешь обычаи пустыни, но Лайет считает, что тебе следует больше узнать об обычаях Империи.

Чани усмехнулась:

– Зачем мне это? Я – фримен.

– Я тоже, – кивнул Стилгар, – но Лайет это Лайет, а ты его дочь. А значит, вы нечто большее, чем простые фримены.

Ей не нравился этот разговор.

– Что плохого в том, чтобы быть просто фрименом? Не хочу погружаться в этот имперский смрад.

– Тебе могут пригодиться имперские знания, потому что знания – это сила, а сила нужна фрименам, чтобы завоевать свободу.

Дальше Чани вела машину в угрюмом молчании. Отец уже предлагал ей продолжить образование за пределами пустыни, которую она так хорошо знала.

– Отец хочет, чтобы я поступила в имперскую школу на другой планете, – пробормотала она, зная, что Стилгар слышит ее даже сквозь хлопанье крыльев топтера. – Я сказала ему, что хочу еще многое узнать о Дюне. Да человеку жизни не хватит, чтобы изучить всю нашу планету! Зачем мне изучать другие миры, которые для меня ничего не значат?

– Лайет – свой человек для обеих сторон, – сказал Стилгар, – и он использует это, чтобы усилить свое влияние здесь. Как имперский планетолог, он способен помочь делу больше, чем любой из нас.

Недоверие Чани смешивалось с раздражением:

– Он ошибается, если считает, что я стану следующим местным планетологом!

– Лайет продолжил дело своего отца после его смерти. В этом нет ничего постыдного для тебя.

– Разве имперцы примут женщину на такую должность, даже если у меня будет образование и опыт практической работы?

Стилгар пожал плечами:

– Обычаи и традиции Империи отличаются от наших. Я не претендую на то, чтобы разбираться в них. – Он повернулся к Чани. – Но ты стала бы хорошей преемницей Лайета.

Она пресекла дальнейшие рассуждения на эту тему:

– Мой отец еще достаточно молод. Нет нужды задумываться о его преемнике.

Помолчав минуту, Стилгар указал на юг – в том направлении, куда они летели:

– Большой пылевой смерч. Держись от него подальше.

Столб песка был выше, чем тот, от которого она увернулась ранее. На таком расстоянии он не представлял угрозы, и Чани могла легко уклониться. Но пока она всматривалась в смерч, то заметила в небе три темные точки – летательные аппараты. Они двигались строем, на большом расстоянии друг от друга. Чани всецело сосредоточилась на них, забыв про неприятный разговор:

– Это чьи?

Стилгар тут же отменил свои прежние указания:

– Быстро ныряй ниже! Как можно ближе к дюнам! Если это Харконнены, то лучше бы они нас не заметили.

– Я могла бы открыть по ним огонь. – Чани активировала прицельную систему и увеличивала изображение до тех пор, пока таинственные аппараты не стали более отчетливо видны на пыльных экранах. Девушка задумалась: могут ли эти машины иметь отношение к кораблю-мародеру без опознавательных знаков, который похитил тело Навигатора.

– Ты не сможешь сбить все три! – предупредил Стилгар. – Независимо от своих умений. – Он наклонился ближе к обзорному экрану.

Чани поняла, что это не корабли Харконненов. Чужие аппараты были быстрыми и округлых очертаний, с выпуклостями по бокам, в которых размещались гравидвигатели.

– Обрати внимание на схему их передвижений, – заметил Стилгар. – Они методично прочесывают пустыню в поисках чего-то. Разведывают месторождения специи? Но если это не Харконнены, то…

– Космическая Гильдия, – произнесла Чани. – Похожи на тот корабль, что мы видели над бродящей массой. Если подлетим поближе, то сможем разглядеть их маркировку.

Стилгар помрачнел:

– Мы платим Гильдии хороший куш, чтобы держать любопытствующих подальше от нашей пустыни!

– Возможно, они считают, что наше соглашение их самих не касается.

– Мы платим за то, чтобы за нами не следил никто! – возмутился Стилгар. – Зачем они сканируют пустыню, составляют карту наших секретных мест?

– Более важно, что именно они ищут.

Стилгар фыркнул:

– Ну а что все ищут на Дюне? Специю, несомненно. Это единственная ценность на нашей планете. Но Гильдия не должна нарушать наше соглашение! Я поговорю об этом со старейшинами, – проворчал он себе под нос.

Чани изменила курс, уходя подальше от кораблей Гильдии. Она использовала пылевой смерч как прикрытие, чтобы остаться незамеченной. Бурая пыль широко распространилась по небу, пока вихрь носился над дюнами.

Но кораблям Гильдии явно не было дела до одинокого топтера. Чани летела до тех пор, пока не оказалась за пределами досягаемости, в то время как чужаки позади продолжали свой планомерный поиск. Она так и не поняла, что же они ищут.

Преподобная мать Мохайем со всей строгостью и серьезностью подходила к своим обязанностям, в том числе и к обязанностям Вещающей Истину при Императоре, но этим утром чувствовала себя особенно подавленной, ожидая в классной комнате на территории дворца.

Большинство дочерей Шаддама опаздывали.

Старое учебное здание представляло собой перестроенный гостевой дом на берегу пруда, покрытого цветущими лилиями. Потолок в главном классе был высоким, как в спортивном зале. Высоко над головой висели гимнастические брусья из четырех перекладин, под ними мерцало страховочное поле Хольцмана.

Там, наверху, самая младшая из принцесс Коррино – тринадцатилетняя Руги – в облегающем спортивном костюме перелетала от перекладины к перекладине, раскачавшись взад-вперед. Такие физические тренировки укрепляли мышцы, оттачивая чувство равновесия и рефлексы, но стройная девочка получала от процесса столько удовольствия, словно это было игрой. Руги находилась в отличной форме и участвовала в различных состязаниях по легкой атлетике.

Мохайем просила всех пятерых принцесс прийти вовремя, но пока здесь появилась только Руги. Девочка продолжала раскачиваться под потолком, все сильнее и быстрее.

– Спускайся сейчас же! – резким голосом окликнула ее Мохайем, но затем напомнила себе, что не стоит вымещать раздражение на единственной ученице, которая пришла, когда велено.

– Как только увижу своих сестер. – Девочка демонстративно приступила к новому упражнению.

Все это раздражало Мохайем, которая ценила собственное время. Конечно, Ирулан, Челис, Уэнсиция и Джосифа занимают высокое положение, но им также необходимо помнить и о своих обязанностях перед Бинэ Гессерит. Особенно Ирулан.

Мохайем ощущала мрачное раздражение с самого утра, когда встала с постели в свое обычное время. С помощью глубинного самоанализа она попыталась определить причины своего настроения, неочевидные даже для нее. Она вспомнила обрывки дурного сна, в котором к ней взывали ее предки-женщины, но подробности ускользали из памяти. Иногда у нее получалось лучше разбираться в других людях, чем в себе самой.

Заставив себя успокоиться, Мохайем продолжала ждать. Остальные опаздывали уже на десять минут.

Наконец она услышала снаружи голоса, и вскоре Челис, Уэнсиция и Джосифа, возглавляемые Ирулан, вошли в классную комнату. Старшая принцесса пояснила:

– Нас то и дело отвлекали во дворе, преподобная мать. Это я во всем виновата. – Девушка проявила положенное раскаяние, чтобы уладить вопрос, и Мохайем не стала заострять на этом внимание.

Руги спрыгнула в гравитационное поле, затем соскользнула по канату на пол и накинула синий халат поверх облегающего костюма.

Преподобная мать кивнула на полдюжины стульев, расставленных по кругу, и все заняли свои места. Поджав губы, Мохайем обратилась к двум младшим девушкам, Джосифе и Руги:

– Мне нужно сообщить вам кое-что важное. Настало время перемен. Ваши старшие сестры понимают, что я имею в виду.

Джосифа, четвертая по старшинству, родилась на шесть лет раньше Руги: прелестная девушка с темными волосами и мягкими чертами лица. Самая спокойная и терпеливая из дочерей Коррино, она до сих пор не проявляла особого интереса к молодым людям при дворе, хотя ей уже исполнилось девятнадцать. Ей тоже предстояло выгодно выйти замуж за человека, рекомендованного отцом и Сестринством, но традиции позволяли четвертой дочери больше выбора в этом вопросе.

Глядя на двух младших принцесс, Мохайем официальным тоном произнесла:

– Джосифа и Руги! Ваш отец отправляет вас обеих в Школу Матерей Бинэ Гессерит на Уаллахе IX. В течение следующего года вы пройдете базовое обучение по программе Сестринства – по примеру Ирулан.

Ирулан удивилась:

– Обе сразу? Но у них большая разница в возрасте, преподобная мать.

– Им необходимо сформировать правильное мышление и обучиться дисциплине. Уаллах IX подходит для этого как нельзя лучше.

Уэнсиция не смогла скрыть зависти. Они с Челис получали советы от наставников Бинэ Гессерит при дворце – это могло принести им пользу во многих аспектах личной и политической жизни. Ирулан же прошла углубленное обучение непосредственно в Школе Матерей. Несколько лет она занималась по очень строгой программе.

Для третьей дочери Шаддам не счел необходимым дополнительное обучение, как и Сестринство. Но амбициозная Уэнсиция продолжала интенсивно заниматься самостоятельно, используя возможности дворца.

Руги выглядела недовольной, а Джосифа, похоже, еще сама не поняла, что чувствует по этому поводу. В любом случае, это не имело значения; они улетят. Объявление вряд ли стало для них неожиданностью.

– Почему отец сам с нами это не обсудил? – требовательно вопросила Руги. – Это он так приказал?

– Разумеется, все происходит с его одобрения, – заметила Джосифа.

Криво улыбнувшись, Мохайем ответила:

– Я всего лишь объявляю его волю. С Падишах-Императором такие вопросы не обсуждают. Нужно слушаться его распоряжений. И он хочет, чтобы вы немедленно приготовились к перелету. Ваш галактический лайнер прибывает через два дня.

Челис, похоже, радовалась за сестер, в то время как Уэнсиция сидела с недовольным видом.

Ирулан спокойно улыбнулась младшим девушкам:

– Это к лучшему, вы сами увидите. В Школе Матерей вам откроются новые горизонты мышления. А тебе, Руги, особенно понравятся физические тренировки прана-бинду.

– Что входит в этот курс? – спросила Джосифа, все еще пребывая в задумчивости. – Разве мы не можем пройти такое же обучение при дворце, у наших наставников? Как Уэнсиция? Здесь тоже могут преподавать прана-бинду.

Уэнсиция ощетинилась:

– Я сама выбираю себе преподавателей! Как и предметы, которые изучаю.

Мохайем кивнула старшей принцессе, передавая ей слово.

– Вы обе будете обучаться по методикам Сестринства. Если выяснится, что вы соответствуете строгим стандартам, вам предложат остаться на Уаллахе IX для углубленного обучения, подобного тому, которое прошла Ирулан. Возможно, когда-нибудь вы даже сможете пройти самое сложное испытание и стать преподобной матерью, как я. – Это прозвучало одновременно и как соблазн, и как предостережение.

Затем заговорила Ирулан, затрагивая темы, которые, как она знала, будут интересны ее сестрам:

– В Школе Матерей вас научат боевым искусствам, а также в совершенстве владеть своим телом, каждой отдельной мышцей. Вам покажут простейшие дыхательные упражнения и успокаивающие приемы, необходимые для ясности мышления.

Удивительно, но Челис попыталась пошутить:

– Это будет полезно во время долгих собраний или церемоний!

Руги раздраженно закатила глаза. Мохайем обратила свое внимание на Джосифу:

– Ты уже почти вышла из возраста, в котором обучение наиболее эффективно. Возможно, отец мог бы отправить тебя туда раньше, но у него есть свои веские причины сделать это сейчас, и мать-настоятельница Харишка дала особое разрешение.

– У тебя все получится, – ободрила сестру Ирулан. – У тебя ясный ум.

Джосифа взглянула на младшую сестру, которая все еще выглядела недовольной:

– Это хорошая возможность для нас, Руги. Просто хотелось бы, чтобы нас предупредили заранее, с учетом наших обязанностей при дворе. – Она обняла младшую сестру, но та отстранилась.

– И с учетом того, сколько у нас здесь подруг! – добавила Руги. – А можно мне отказаться?

– Нет, – покачала головой Мохайем, стараясь, чтобы это прозвучало без возмущения. – Но ты можешь задавать вопросы, если хочешь, или приберечь их для Ирулан. Это большая честь и привилегия – получить приглашение в Школу Матерей.

– Что-то я не чувствую особой гордости, – пробормотала Руги. Затем ее глаза сверкнули: – Но мне хотелось бы научиться драться, как Бинэ Гессерит!

Мохайем поднялась со стула, чувствуя возрастную ломоту в суставах:

– Пока это все, что я хотела сказать. – Шурша мантией, она подошла к двери и распахнула ее. – Джосифа, Руги, вы можете начать собираться прямо сейчас. А мне нужно еще кое-что обсудить с вашими старшими сестрами.

Озадаченные и растерянные, обе девушки вышли из класса. Когда дверь за ними закрылась, Ирулан сказала:

– Все это довольно неожиданно, не так ли? Бинэ Гессерит обычно все планируют заранее.

Мохайем нахмурилась:

– Принято решение, что девочки отправятся на Уаллах IX ради их безопасности – некая мера предосторожности. Назревают политические и, возможно, военные проблемы, и ваш отец не хочет, чтобы девочек использовали как разменные фигуры.

– Ради их безопасности? – воскликнула Челис. – А как насчет нашей? Мы что, в опасности здесь?

Серьезным тоном Мохайем произнесла:

– Как дочери Императора, вы всегда в опасности.

Уэнсиция проницательно взглянула на нее:

– Вы нам что-то недоговариваете? Может, хотите сообщить что-то еще?

– Только то, что вы все должны проявлять бдительность – вероятно, даже больше, чем обычно.

Уэнсиция заерзала на стуле:

– Вы сыплете соль на свежие раны! Как принцессы Коррино, мы должны быть готовы встретить любую угрозу и справиться с любой проблемой! – Она фыркнула. – По-хорошему, мне следовало бы пройти полную подготовку Бинэ Гессерит на Уаллахе IX, чтобы уметь то же самое, что Ирулан. А вместо этого мне приходится организовывать здесь для себя частные курсы!

Мохайем сердито посмотрела на нее:

– Для тебя это не сочли обязательным, Уэнсиция!

На Челис никто и не взглянул.

Ирулан заговорила с Уэнсицией успокаивающим тоном:

– Есть такое понятие, как государственная необходимость. Некоторые обстоятельства мы должны просто принять, как того требует наше благородное происхождение. Возможно, мы никогда не узнаем причин.

– И это говоришь мне ты! – вскинулась Уэнсиция. – Та, которая постоянно присаживается отцу на уши и дает ему советы по политическим вопросам! Моего мнения он никогда не спрашивает!

Мохайем подобрала свою мантию и направилась к выходу, успев услышать, как Ирулан тихо сказала сестре:

– Возможно, и зря.

Два дня спустя, холодным ранним утром, Джосифа и Руги на дворцовой посадочной площадке готовились взойти на борт императорского челнока. Когда багаж девочек уже погрузили – всего лишь небольшие рюкзаки, несмотря на предстоящий год обучения, поскольку в Школе Матерей им предоставят все необходимое, – Ирулан, Уэнсиция и Челис пришли попрощаться с сестрами.

Джосифа выглядела спокойной, смирившись с внезапными переменами в жизни, и теперь предвкушала начало учебы на Уаллахе IX.

Тринадцатилетняя Руги плакала:

– А я обязательно должна лететь?

– Все уже согласовано, – твердым голосом сказала Уэнсиция. – Цени выпавшую возможность!

– Вам обеим там понравится! – заверила Ирулан. – И вы многому научитесь! Вернетесь домой гораздо более влиятельными принцессами.

Челис прощебетала:

– Какая жалость, что я не лечу с вами! Это звучит так захватывающе!

Руги вытерла глаза и посмотрела мимо Ирулан в сторону Императорского дворца:

– А где отец? Почему он не вышел с нами попрощаться?

И ее слезы хлынули вновь.

– Сегодня утром у Императора много важных дел! – сказала Мохайем, хотя знала, что Шаддам занят только рутинной бумажной работой в своем кабинете.

Теперь обе младшие девушки выглядели грустными, поднимаясь на борт, в то время как старшие сестры остались на посадочной площадке. Мохайем очень хотелось прямо сейчас тоже улететь на Уаллах IX, но здесь у нее было слишком много обязанностей, имеющих первостепенное значение.

Зал выглядел непритязательно: обычная столовая для нижних чинов, с простыми столами из пластика и разнокалиберными стульями – одни мягкие, другие нет. После того как Зенха впал в немилость, его доброжелатели вряд ли смогли бы найти лучшее место для проводов – лишь это тесное помещение, куда набилось как минимум человек сорок. На столах стояло лишь символическое количество блюд. Впрочем, все присутствующие были товарищами Зенхи. По такому поводу они куда больше налегали на выпивку, чем на еду, и его это вполне устраивало.

Ради этого мрачного события – проводы разжалованного капитана – люди переставили дешевую мебель так, как им удобно. Опальный офицер сидел во главе импровизированного длинного стола, по обе руки от Зенхи расположились его ближайшие друзья по службе: штабс-капитан Селлью, молодой офицер с ярко-голубыми глазами, и штабс-капитан Недлох – старый ветеран с боевым шрамом на щеке. Оба только что вернулись на Кайтэйн с заданий на других планетах.

Все присутствующие на этом угрюмом собрании знали, как манипулировать военно-бюрократической машиной, чтобы добиться желаемого, ибо официальную прощальную вечеринку никогда бы не санкционировали.

Эти добрые товарищи, исполненные сочувствия, были простыми офицерами в имперской униформе – никто не принадлежал ни к элитным войскам сардаукаров, ни к благородному высшему командованию. Вся компания продвигалась по служебной лестнице вместе с Зенхой благодаря упорному труду и компетентности, не имея преимуществ происхождения. Все служили адъютантами при напыщенных и неумелых номинальных командирах. И знали свое место.

Высокомерные командиры не желали видеться с опозоренным офицером, но друзья не оставили его. Большинство из этих воинов много раз путешествовали через всю Империю в составе флотских подразделений на борту лайнеров Гильдии, возглавляя императорские миротворческие силы. Когда стало известно о том, что произошло с Зенхой, они горячо поддержали его.

Бывший капитан принял судьбу с достоинством, не поникая головой от стыда. Он сидел в новенькой форме лейтенанта, без каких-либо шевронов и медалей, но поклялся себе, что заслужит их вновь – сколько бы времени ни потребовалось. Он сделает это ради памяти тысяч погибших под его руководством из-за преступно недостоверной информации, которую ему предоставили. Травмированная голень чувствовала себя намного лучше после медицинской помощи и специального башмака, и теперь он почти не прихрамывал при ходьбе.

Прислушиваясь к приглушенным разговорам, Зенха отпивал из бокала и делал вид, что ему весело. Он очень ценил присутствие этих людей. Большинство друзей находились в мрачном настроении – и оттого, как с ним обошлись, и поминая бойцов, павших на Отаке. Зенха никогда не смог бы забыть кровь этих потерь на своих руках. Миссия пошла бы совсем по-другому, если бы ему заранее дали точные сведения.

– Хуже всего то, что теперь тебе придется служить под началом герцога-баши Горамби, – вздохнул штабс-капитан Селлью. – Это же надо придумать такое нелепое звание! Хорошо хоть мой собственный командир весьма безразличен к службе – я могу устранять проблемы и поддерживать порядок в отряде без его вмешательства. А Горамби не просто дурак, но дурак с инициативой! Очень напористый тип.

Недлох ткнул Зенху локтем в бок:

– Ничего, наш Моко обведет его вокруг пальца!

– Экая несправедливость – приставить тебя к этому болвану! – проворчал другой офицер, крупный бородач. – Горамби втягивает свои войска в одну неудачу за другой, причем крайне глупым образом.

Зенха выдавил из себя улыбку и одарил ею всех присутствующих:

– Я сделаю все, что в моих силах. Как и всегда.

Разжалованный капитан старался не пить слишком много, чтобы сохранить ясную голову. Теперь он взглянул в дальний конец зала, где наособицу от всех сидел имперский наблюдатель – неприметный по задумке, но до боли очевидный. Этот темноволосый человек имел при себе записывающее устройство – несомненно, для отчета, который собирался подать; он почти ничего не ел и не пил. Заурядной внешности, в имперском деловом костюме – похоже, он наслаждался вечеринкой не больше, чем Зенха.

Шум в зале становился все громче – по мере того, как товарищи Зенхи надирались и постепенно повышали голоса, перебивая бормотание друг друга. Один из офицеров, сидящих поблизости, капитан Хорон, встал и поднял бокал:

– С тобой поступили ужасно, мой добрый друг. Тебя бросили в самое пекло, навешав лапши на уши. Как, по их мнению, ты должен был добиться успеха? Это все равно что высадить вас на Арракис в шубах и с полярным снаряжением! – Помолчав, Хорон угрюмо заключил: – И все потому, что ты осмелился просить руки принцессы!

– Да уж, Моко, высоковато ты нацелился! – фыркнул Недлох.

Все вокруг согласились и осуждающе загомонили. Крупный офицер пророкотал:

– Подумать только! Один из нас просит руки дочери Императора!

– Проклятый Шаддам мог просто сказать «нет»! – выпалил Селлью.

Смутившись, Зенха покосился на императорского соглядатая, не сомневаясь, что обо всем будет доложено во дворце. И удивился, увидев, что тот выключает записывающее устройство и вытаскивает катушку шигафибра, больше не интересуясь происходящим.

Обратил шпион внимание на неосторожные слова или нет, Зенхе было что сказать, и его не волновало, кто его услышит. Собрав все свое мужество, а возможно, и глупость, он обратился напрямую к наблюдателю:

– Может, вы снова включите свой диктофон? Чтобы Император мог услышать мои собственные слова!

Шпион лишь слегка улыбнулся уголками рта.

Явно раздраженный его присутствием, штабс-капитан Селлью прошагал к концу стола, схватил диктофон и шваркнул об пол, а затем растоптал устройство сапогом для пущей надежности. Неприметный соглядатай встал, сохраняя невозмутимый вид.

И тут Селлью неожиданно ухмыльнулся и хлопнул шпиона ладонью по спине:

– Моко, познакомься с моим адъютантом, лейтенантом Бошем!

Зенха разинул рот от удивления:

– Выходит, это не засланец Императора?

Волна облегчения прокатилась по залу. Те, кто знал об этом заранее, хохотали. Селлью гордо приосанился, довольный собой:

– Нет, но у этого парня есть связи, и ему удалось достать один из костюмов, в которых они обычно ходят! Бош может настроить или починить все, что угодно! С помощью других своих знакомых он обеспечил полную конфиденциальность этой нашей встречи. Здесь нет никаких записывающих устройств, скрытых микрофонов или глаз-шпионов. Мы можем говорить все, что захотим.

– Отрадно слышать, – кивнул Зенха, – но я в любом случае собирался сказать то, что хочу.

– А мы хотим послушать! – воскликнул Недлох, почесывая шрам на щеке.

Вся компания преданных, проверенных товарищей одобрительно забарабанила кулаками по столам.

Зенха ощущал вибрацию вокруг себя, как броню. Хотя общее настроение улучшилось, он все еще ужасно переживал утрату своих войск, вновь и вновь прокручивая в голове отданные им приказы, сомневаясь в себе. Потеряно три десантных корабля! Так много погибших!

Теперь, полностью завладев вниманием друзей, Зенха поднялся во весь рост, оставив бокал на столе.

– Я ожидал, что Император приговорит меня к смерти, однако он решил, что служба в опале – худшее наказание. Но я все же намерен это изменить! Я могу быть хорошим лидером, несмотря на людей, под чьим началом приходится служить!

– Верно, верно! – закивали вокруг и выпили еще по одной.

– Назначение тебя к Горамби мало чем отличается от смертного приговора! – фыркнул капитан Хорон.

Никто не засмеялся. В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь шорохом мундиров и позвякиванием бокалов.

Бородач продолжил, явно приободренный тем, что предполагаемый шпион оказался адъютантом Селлью:

– Герцог-баши Горамби, вероятно, самый большой дурак из всех этих благородных павлинов. Вы хоть раз слышали, чтобы он сказал что-нибудь умное, рассуждая о военных делах? Он как мальчишка, передвигающий игрушечных солдатиков по полу своей спальни.

Бош присоединился к другим офицерам за столом, хотя костюмом выделялся среди остальных.

В смятении покачав головой, Зенха произнес:

– Император нуждается в нас, потому что мы компетентны, и он это знает. Мы можем критиковать офицеров-«павлинов», поскольку их глупость наносит ущерб Империи, но самой Империи мы остаемся верны. Разве кто-нибудь из вас стал бы это отрицать?

По залу пронесся шепот согласия.

– Всем известно, что мы способные офицеры, что армия держится на нас. Учитывая это и данную нами присягу, я хочу сказать тост. – Теперь Зенха потянулся за своим бокалом. – Даже после того, что случилось со мной, я все равно поднимаю этот бокал за нашего Императора Шаддама Коррино! И за Империю, которой мы всегда будем служить честно и храбро!

После секундного неловкого колебания штабс-капитан Недлох чокнулся бокалом с Зенхой, также как Селлью и Хорон. Похлопав Зенху по плечу, Недлох сказал:

– Это самый храбрый парень из всех нас. Кто еще осмелился бы просить руки принцессы Ирулан?

Смех и аплодисменты заполнили помещение:

– За все хорошее, что это ему принесло!

– Нашего друга отправили на Отак совершенно неподготовленным, без данных разведки и сил поддержки, в которых он нуждался. Он принял это назначение из чувства долга, а затем вернулся, чтобы взять на себя ответственность за провал и понести наказание. Моко Зенха не из тех, кто от чего-либо бежит!

– Хорошо сказано! – крикнул кто-то из офицеров. – Пусть этого парня повысят – снова!

– Пускай повышают нас всех! – подхватил другой под еще более громкий смех. – Так потихоньку и обскачем «павлинов» по званию!

Зенха знал, что все они стремятся незаметно занять бесполезных старших офицеров торжественными балами и показательными парадами, чтобы тем не хватало времени принимать никаких решений в сферах, где на кону стоят реальные человеческие жизни. Дерзкая мысль превзойти их по званию вызвала новый взрыв аплодисментов, а также топот и крики с требованием подать еще выпивки, причем покрепче.

Теперь поднялся Бош – гражданский костюм не мог скрыть его явную военную выправку.

– Лейтенант Зенха, вы по праву заслуживаете гораздо более высокого звания – даже выше, чем капитан флота. Я аплодирую вашим действиям, и мы восхищены достоинством, с которым вы приняли понижение в должности и порицание. Но я должен сообщить вам кое-что еще.

Теперь в помещении стало тихо, будто все присутствующие уже знали что-то, чего пока не знал Зенха.

– Как сказал штабс-капитан Селлью, я наладчик аппаратуры, и у меня много контактов на всех уровнях государственной и военной службы. – Он помолчал. – Не так-то просто это сказать, но надо. Вы должны знать.

По спине Зенхи пробежал холодок.

– Я нашел разведывательные файлы о ситуации на Отаке, которые вам не предоставили перед отлетом – численность и статус повстанцев, полный психологический портрет новохристианского лидера Кварта, анализ уровня фанатизма, количество погибших в предыдущих вспышках насилия на Отаке. – Бош перечислял все это с каменным выражением лица. – А также доклады агентуры, которые доказывают, что было уже известно о том, что правящее семейство арестовано и, вероятно, убито, а вовсе не в безопасном изгнании. И что фанатики завладели атомным оружием.

Зенха ахнул, но не мог подобрать слов в ответ.

– Эту информацию намеренно изъяли из предоставленного вам досье. Сводка, на основе которой вы готовили свою оперативную группу, была неточной и вводила в заблуждение.

У Зенхи пересохло в горле:

– Выходит, досье, которое я читал, ничего не стоило!

– Вам передали сильно сокращенный документ, содержащий недостаточную или заведомо неверную информацию. Император Шаддам послал вас на Отак, чтобы вы потерпели там неудачу и, предположительно, погубили все свои войска.

– И это просто потому… потому что я просил руки его дочери… – Сердце Зенхи бешено колотилось. – Тысячи наших бойцов погибли, не говоря уж обо всех жителях столицы! А теперь сардаукары используют мою неудачу как предлог для кровавого карательного удара, который убьет еще огромное количество людей и превратит в руины другие города!

– Таково наказание за дерзость, – проворчал Хорон. Остальные негромко переговаривались в ужасе и неверии.

Взбешенный и негодующий Зенха рухнул на стул:

– Вы лишь подтвердили то, что я уже подозревал! – Он сжал кулаки, глубоко вдохнул, выдохнул. Перед глазами плавали черные пятна, однако он взял себя в руки и произнес звенящим стальным голосом: – Но мы – офицеры Имперской армии, и будем соблюдать нашу священную присягу Империи несмотря ни на что!

Он поднялся и покинул застолье. Мысли бурлили в голове. Слова про присягу прозвучали неуместно, но он намеренно не добавил, что собирается держать клятву, данную лично Императору.

Уэнсиция направилась в свои покои в юго-восточном крыле дворца – ее личная территория, на которой она могла заниматься чем угодно, не подчиняясь политической необходимости или чужим ожиданиям.

Это крыло подверглось реконструкции шесть столетий назад – после разрушительного пожара, в котором погибли прекрасная императорская наложница и офицер-сардаукар. Их тела обнаружили в одной постели.

С детства завороженная историей, Уэнсиция изучала скандальные подробности этого происшествия по документально-художественному книгофильму и была одновременно шокирована и взволнована, узнав, что тайные любовники умерли в ее собственной спальне, хотя комнаты с тех пор неоднократно перестраивались.

Войдя в свою личную приемную, она с удивлением увидела, что ее ожидает Челис.

– О, Уэнсиция! Мне нужна твоя помощь!

Уэнсиция изо всех сил старалась не показать раздражения, изобразив дружелюбную улыбку. Она рассталась с сестрой всего час назад, устав от ее бесконечной болтовни – у нее даже разболелась голова.

– Я же сказала тебе, дорогая – мне нездоровится, и у меня много дел. – Ей просто хотелось побыть одной и посмотреть книгофильмы.

– Ну прости, но это займет всего пару минут! Это чрезвычайно важно.

Уэнсиция подавила недовольный вздох, но не пригласила сестру войти в основные покои. Ей приходилось тесно общаться с Челис, чтобы построить с ней прочный союз, но та стала слишком навязчивой. Она постоянно просила Уэнсицию составить ей личный график и даже помогать с выбором одежды на день, украшений и духов. Уэнсиция всячески поддерживала старшую сестру, давала ей надлежащие наставления, но показала себя слишком хорошей советчицей, и Челис теперь затруднялась даже в простейших вопросах.

Уэнсиция же не заморачивалась по каждому пустяку. Вот и теперь она решительно преградила сестре путь в спальню:

– Ты должна самостоятельно понимать, как поступить в том или ином случае. Ну, что там у тебя такого важного?

Челис сияла так, будто витала где-то в облаках:

– Я хочу спросить отца, можно ли мне завести какое-нибудь домашнее животное. Было бы неплохо иметь собаку, ты как считаешь?

– Отец и сам раньше держал маленькую собачку, так что я уверена, он не станет возражать. Но тебе не кажется, что сперва нужно поговорить с твоей главной фрейлиной? Ведь это ей придется заботиться о питомце вместо тебя. Или, возможно, с одним из камергеров? С этим вопросом не обязательно идти к отцу. Придумала тоже – спрашивать Императора всей Освоенной Вселенной насчет собаки!

– Отличная мысль! И как это она мне самой в голову не пришла! – выдохнула Челис. – А как ты считаешь, какая порода самая лучшая? Большая или маленькая? Лучше брать мальчика или девочку? И…

Уэнсиция приложила палец к губам сестры, заставляя ее умолкнуть.

– Выбери сама по каждому пункту, что тебе больше нравится. Но у меня действительно ужасно болит голова, и мне просто нужно отдохнуть.

Челис замялась:

– Может, принести тебе твоего любимого печенья, чтобы ты приободрилась?

– Я достаточно съела за завтраком. А теперь, с твоего позволения, я пойду. – Она нырнула в свои главные покои и плотно, но тихо закрыла за собой дверь. Затем сразу направилась в личный кабинет. Головная боль, на которую она ссылалась, тут же прошла, стоило лишь оказаться подальше от непрерывной болтовни Челис.

Большое окно просторного кабинета выходило на Фонтан Льва – четыре сверкающих золотых льва сидели вокруг бассейна, извергая воду из разинутых пастей. Уэнсиция испустила долгий вздох и повернулась к своей библиотеке, состоящей из книгофильмов, томов ридулианских кристаллов и катушек шигафибра.

В течение долгих лет она изучала имперские записи о Батлерианском Джихаде и захватывающую военную историю тысячелетней давности – древние битвы Файкана Батлера и его братьев, великих героев Джихада, которые руководили свержением мыслящих машин и основали династию Коррино.

Хотя Уэнсиция и не прошла глубокий курс обучения Бинэ Гессерит, как Ирулан, она восполняла это, изучая все, что возможно, другими способами. Она частенько использовала специальный семейный доступ Коррино, чтобы заглянуть в засекреченные файлы – особенно увлекательное чтиво. Она находила там множество интересных подробностей, удаленных цензурой из официальной военной истории и информационных систем. Вряд ли даже ее отец потрудился копать так глубоко в поисках правды.