– Харон, – нервно молвит Гермес.
– И как ты изволишь это объяснить? Ты же прекрасно знаешь, что я уже перевез сегодняшние души через реку.
Гермес неловко топчется после этих слов.
– Я знаю, но… – мой гид на мгновение замолкает, словно тщательно подбирая слова, – эта душа отличается от других.
– Отличается, – усмехается Харон, – и чем же?
– От нее все еще исходит тепло.
– Неужели? – задумчиво молвит Харон, переключая свое внимание на меня. – А что с ее телом? Где оно?
– Должен признать, что не имею ответа на данный вопрос.
Молчание Харона напрягает почти так же, как и тот факт, что Гермес избегает моего взгляда. И никто даже не изъявляет желания объяснить, что здесь происходит.
– Что ты имеешь в виду? – наконец спрашивает Харон, обращая свой взор к Гермесу.
– Я имею в виду ее тело: я не смог найти его в царстве смертных.
– Не может такого быть, – фыркает Харон, явно демонстрируя свое неверие. – А правда ли ты искал его, Гермес? Мы же оба знаем, что ты можешь быть крайне взбалмошным и легкомысленным, особенно в это время года.
– Да, я правда искал, – огрызается Гермес, сжимая руки в кулаки, – но что я могу здесь поделать, если девушка не знает даже собственного имени.
Харон слегка умеряет свой пыл после этих слов.
– Что ты сказал?
– Девушка. Она говорит, что не помнит ничего: ни свою прежнюю жизнь, ни то, как сюда попала.
Я чувствую, как внимание Харона снова возвращается ко мне. Безликий капюшон слегка наклоняется набок, словно он рассматривает меня в новом свете. Его пристальный тяжелый взгляд моментально вызывает у меня мурашки.
– Эта смертная, где, ты сказал, ее нашел?
– Я не…
– Просто ответь, где, – огрызается Харон.
– На вершине горы.
– Вот болван, – злобно выпаливает Харон, обращаясь к Гермесу, а затем подходит ближе ко мне. Из глубины его многослойных бесформенных лохмотьев внезапно появляется уродливая костлявая рука и протягивается в мою сторону.
Я смотрю на его руку: желтоватого оттенка кожа туго обтягивает искривленные кости его кисти. Пребывая в удивлении оттого, что у него вообще есть руки, я не сразу понимаю, что он обращается ко мне.
– Отдай мне свою монету, девочка, – требует он, словно бросая мне вызов и проверяя, подчинюсь я или нет.
– Монету? – спрашиваю я, хмуря брови и рассеянно ощупывая себя в поисках чего-нибудь, что можно было бы предложить ему. И в замешательстве поднимаю взгляд на Гермеса.
– Видишь? – молвит Гермес. – Нет тела, нет монеты, нет памяти.
– Естественно, я вижу! Ты, недоумок! – злобно рявкает Харон, обрывая Гермеса, и начинает надвигаться на него. – Но ты что забыл, что нам приказано делать, если мы сталкиваемся с… живыми душами?
– Нет, не забыл, но… подожди, так вот кто она такая?
– Ты хоть понимаешь, что натворил, мальчишка? Она никогда не должна была покидать алтарь! Вот же проклятие, по-хорошему за такое надо тебя бросить в эту реку.
– И что нам теперь с ней делать? – нервно спрашивает Гермес.
Паромщик глубоко вздыхает, задумчиво встряхивая безликим капюшоном.
– Что сделано, того не воротишь. Если мы хотим остаться с головой на плечах, то с этой смертной все же нужно разобраться. Но без монеты остается только один возможный способ, как это сделать.
– Харон, ты же не имеешь в виду…
– Умолкни, мальчишка. Ты знаешь правила, – приказывает Харон. – А теперь забирайся в мою лодку, смертная.
Я ступаю вперед, не в силах помешать своим ногам подчиниться требованию этого существа.
– И постарайся не касаться воды, – предупреждает он, издав злобный смешок. Отступив в сторону, он пропускает меня и как раз в этот момент на воде появляется обветшалая лодка. – Мы же не хотим, чтобы души заблудших и проклятых утащили тебя под воду, не так ли?
Внутри все сжимается от этой мысли. Я тянусь к корме лодки, чтобы опереться, но вместо этого мою руку перехватывают скрюченные пальцы Харона.
По моему телу пробегает дрожь и я инстинктивно пытаюсь отстраниться, но его костлявая кисть лишь еще крепче сжимает мою руку, удерживая меня на месте. Я резко вдыхаю, когда он наклоняется ближе ко мне, всем своим видом показывая, что получает дикое удовольствие от всего происходящего.
Я поднимаю на него взгляд и тут же вытаращиваю глаза, замечая, что из пустой бездны его капюшона вдруг появляется рот и растягивается в ехидной ухмылке с целым рядом острых, торчащих как копья, зубов.
Я изо всех сил пытаюсь высвободить свою руку, но хватка Харона подобна железу – крепка и недвижима.
– Отпусти меня, – молвлю я на выдохе и чувствую, как пронизывающий до костей холод поднимается вверх по руке, заставляя последние остатки тепла покинуть мое тело.
– Почему, моя дорогая? Я же просто пытаюсь помочь, – его голос льется, словно ядовитый мед. – Ты же не хочешь упасть в реку, не так ли? Души там очень голодны, они всегда ищут новых жертв, жаждая утащить их с собой на дно.
Стискиваю зубы, я чувствую, как страх и отвращение накатывают на меня волной. Инстинкты взывают ко мне, предупреждая не доверять этому монстру, но у меня нет другого выхода.
Нет другого пути, кроме как вперед.
Нет другого выбора, кроме как принять его помощь.
– Ладно, – молвлю я едва слышным голосом и, отвернувшись, смотрю на темные бурлящие воды реки.
– Умница, – усмехается паромщик, когда я неохотно позволяю ему помочь мне.
Как только его хватка ослабевает, я спешу отстраниться от него и с колотящимся сердцем опускаюсь на деревянное сидение. Лодка качается подо мной, когда Харон занимает свое место у руля и, отчалив от берега, устремляется вдаль.
– Удачи, – выкрикивает Гермес и пропадает из моего поля зрения.
Я выглядываю за борт лодки и вижу, что вода в реке вихрится и пенится с неистовой силой – даже страшно представить, какие ужасы скрываются в ее глубинах.
– Ты уверен, что это безопасно? – спрашиваю я, и вопрос срывается с моих уст, прежде чем я успеваю прикусить язык.
– Здесь ничто не безопасно, – мрачно усмехается Харон. – Особенно для такой простой смертной, как ты.
Мы погружаемся в неловкое молчание, нарушаемое только звуком плещущейся воды и периодическим скрипом лодки, которую Харон продолжает вести вдаль по реке.
– Куда ты меня везешь? – спрашиваю я едва слышным голосом.
– Ну же, не утомляй меня такими бесполезными вопросами. Ты прекрасно знаешь, куда я тебя везу, или, скорее, куда ведет нас река, хочет твоя душа признавать это или нет. Давай, задай мне вопрос, который действительно сейчас будоражит твой разум.
Я вздрагиваю от его голоса, который как будто пробирается в каждую клеточку тела, но страх не позволяет мне оглянуться на Харона.
– Эти души, о которых ты говорил, – начинаю я, снова опуская глаза к темным водам, – почему они заточены здесь?
Харон начинает смеяться. Его злобный смех проносится над водой и окатывает меня полностью, заставляя волосы встать дыбом.
– А почему бы тебе самой у них об этом не спросить? – шепчет он, и его капюшон внезапно оказывается рядом с моим ухом.
Я вскрикиваю, когда его костлявая рука сжимает мое плечо и начинает насильно наклонять меня за борт шаткой лодки.
– Посмотри хорошенько, смертная. Скажи мне, что…
Слова Харона внезапно обрываются, а вокруг появляется стена из клубящихся теней, которые тут же отбрасывают нас обоих назад на дно лодки.
Буквально через мгновение раздается громкое ржание лошади. Приподнявшись, я оборачиваюсь и вижу гигантского белого жеребца, вставшего на дыбы на берегу, и всадника, одетого во все черное и держащегося за его гриву. Конь фыркает, ударяя копытами об илистый берег реки и заставляя черные тени кружиться вокруг него…
Всадник выпрямляется, из-под богато украшенной костяной маски появляются его темные глаза и на мгновение встречаются с моими, прежде чем сфокусироваться на Хароне. Что-то в его взгляде пронзает меня до глубины души, заставляя мое сердце трепетать… но все же мое шестое чувство велит мне остерегаться его.
– Смерть, – молвит Харон, выдавливая из себя легкий смешок, – что привело тебя к моей скромной реке?
Имя всадника… Смерть?
Я сама того не замечаю, как вытаращиваю глаза, когда складываю все воедино. Бледный конь и полуночный всадник тени и льда в буквальном смысле являются воплощением смерти.
– Девушка, – выкрикивает Смерть. От этих слов сердце замирает в груди, а от глубокого ледяного тона по всему телу начинают бегать мурашки. – Отдай ее. Ее душа принадлежит мне.
Сердце уходит в пятки и мною внезапно овладевает страх.
Это что же я такого должна была сделать в прежней жизни, чтобы Смерть пришла за мной аж сюда?