А в копях тем временем наши друзья били руду и страдали.
Это ладно ещё Баба Яга и другой лесной народец, они и к метлам и чему потяжелее привычные, а вот экскурсоводу пришлось туго. Ручки нежные. Спина не привычная.
Но туго приходилось всем.
На ноги им нацепили кандалы, натирающие лодыжки, от тяжелых инструментов кровоточили ладони.
Души стенали и плакали. Но даже не это было самым страшным. Самое страшное было в безнадежности.
Никто не знал, что делать, чем это кончится, и ждать ли им помощи, или смириться и погибать.
В копях работали даже мышки.
Маленькие, тощие до невозможности зверьки, выбирали из осколков драгоценные, необработанные камушки, и носили их в тачки.
Мышки были настолько тощими, что все казались родней Кащея.
Есть всем давали ровно столько, чтоб не сразу копыта откинули. Поили какой-то вонючей водой.
И везде, везде витала безнадега и уныние.
Усиливали это всё здоровущие охранники с крепкими плетями.
Куда девали тех, кто терял силы совершенно, народ предпочитал не думать.
Потому что, на этом месте мог оказаться любой. И в любой момент.
Дни тянулись. Ночи пролетали мгновенно. Утром их будил зычный, противный голос надсмотрщика, и свист хлыста.
Спасения не предвиделось.
Они не знали, что Колобок сбежал. Просто…не думали, почему его не видно.
Да может, и хорошо, что не знали! Потому что, тогда бы надеялись.
А Колобок считал часы до превращения себя в сухари…