Лёшка никогда не ездил «зайцем» в электричке. И сегодня не собирался. Однако пришлось, причем не по своей вине. Контролер-кондуктор стояла в дверях вагона, а деньги на билет были в кармане Кондраша.
«Мальчик, покажи билет».
«Я сел в Мартышкине, там нет кассы. Хотел купить у вас, но в Старом Петергофе меня ограбили».
За пару секунд Лёшка трижды прокрутил в голове диалог с контролершей. И понял: не спасет.
Лёшка не раз слышал разговоры контролеров с застуканными «зайцами». Они называли себя беженцами, погорельцами, агентами секретных спецслужб. Говорили, что не платить за проезд им разрешил лично министр транспорта, показывали документы и справки с пятью печатями. Потом все равно платили.
У Лёшки не было ни документов, ни справок. Только ученический билет. Но по нему можно бесплатно проехать в метро, на автобусе, на трамвае. В электричке – нельзя.
Между тем контролерша шла по вагону. Когда ты с билетом, кажется, что тетя в форменной куртке скользит лебедем между кувшинками. Сейчас контролерша неслась ракетным катером. Причаливала возле сидений, требовала билеты у немногочисленных пассажиров. Пассажиры предъявляли или платили за проезд. А Лёшка не мог.
Путешествие началось без проблем. Лёшка сел в трясущийся, зато почти пустой вагон, на серое сиденье с подогревом. Удалось выпросить у мамы деньги на билет до Балтийского вокзала. В этом заключалась хитрость: можно выйти на Сосновой Поляне и доехать на автобусе и метро до Васильевского острова по ученическому билету. Конечно, так на полчаса дольше, чем войти в метро на Балтийском вокзале. Но времени у Лёшки хоть отбавляй, а лишних денег нет.
Увы, у Кондраша́ оказалось другое мнение.
Лёшка заметил опасность не раньше чем Кондраш, а на самом деле Ванька Кондрашов, сел рядом, толкнул и громко сказал:
– Подвинься!
А куда двигаться? С другой стороны сел его приятель и толкнул Лёшку еще сильней. В сердце ёкнуло.
Надо бы им сказать, что со всех сторон пустые сиденья. Лёшка промолчал: дыхание перехватило от двойного толчка. Только тоскливо подумал: «Мне Кондраша в школе хватает, хоть в дороге дал бы отдохнуть…»
Кондрашов был самой неприятной неприятностью новой школы. Спасибо, учился классом старше, хотя бы на уроке не маячил. Но на переменах и после уроков Кондраш был неизбежен. Первого сентября отнял полтинник. В прежней школе у Лёшки таких приключений не случалось, и он подумал: взял и отстанет. Оказалось, кто заплатил раз, будет платить всегда. Пока не найдется родственник-полицейский или родители не переведут в другую школу.
Дяди-полицейского у Лёшки не было, а забирать документы из школы мама не собиралась. О траблах с Кондрашом не знала.
Лёшка пытался выяснить у одноклассников – именно одноклассников, друзей у него за полтора месяца в новой школе не появилось, – кто еще платит Кондрашу? Все отмалчивались, только Терентьев серьезно сказал: «Коммерческая тайна».
Лёшка пробовал скрываться от Кондраша и компании. Выскакивал из школы, пристраивался к прохожему, шел до станции. Однажды прохожим оказался бегун, к счастью трусцой. С ним Лёшка добежал до пешеходного моста над путями. А дальше, до дома, три минуты.
Сегодня не убежишь.
– Гордый какой! – то ли с уважением, то ли с осуждением сказал Кондраш. – Ни поздоровается, ни поговорит! Ты вообще нас уважаешь?
– Уважаешь? – спросил приятель и опять пихнул Лёшку в бок.
– Уважаю, – сказал Лёшка.
Сердце стучало, голова кружилась, голос стал незнакомым. Будто к языку привязали бесформенное свинцовое грузило.
– Хорошо, – кивнул Кондраш. – Тогда давай.
– Давай! – повторил приятель.
– Что? – совсем растерянно и тихо спросил Лёшка.
– Бабло, – с усмешкой пояснил Кондраш.
– За что? – Лёшка окончательно понял, что вместо него говорит кто-то другой.
– За жизнь без проблем. Или проблемы нужны? Так хоть счас.
Голос у Кондраша был красивый, бархатный, певучий. И оттого особенно страшный.
А еще говорили, что Кондраш – каратист.
Лёшка нашел силы оглядеться по сторонам. В вагоне никого, кроме двух пенсионеров у дверей. На Университете села девушка, но смотрела фильм, была в наушниках. Да еще один приятель Кондраша стоял в дверях, караулил.
Глаза бегали по вагону, руки расстегивали молнию, вытаскивали свернутые купюры из нагрудного кармана рубашки, протягивали Кондрашу.
– Всего-то? – сказал тот, то ли серьезно, то ли насмешливо. – А если найду?
«На проезд оставь», – хотел сказать Лёшка. Но не сказал. Язык отказал совсем, а правая рука, жившая своей жизнью, уже вытащила из кармана куртки полтинник и мелочь.
Кондраш разглядел и оценил добычу с профессионализмом кассирши. Выловил три рублевые монетки, вернул Лёшке. Остальные сгреб в карман.
– Ладно. Пока живи. В понедельник поговорим. Будешь бегать – отдашь мобилу.
На этот раз приятель не поддакнул, а молча толкнул Лёшку.
Поезд заскрипел, останавливаясь у платформы. Третий приятель Кондраша махнул рукой от дверей – утекаем.
Через секунду в вагоне кроме Лёшки было только трое прежних пассажиров. А еще в дверях стояла контролерша.
Лёшка не любил Мартышкино.
Во-первых, из-за названия. «Лёха, где был вчерась?» – «На даче, в Мартышкине». Смех! Поэтому отвечал, что дача в Ломоносове, бывшем Ораниенбауме или, как говорят местные, Рамбовке. Звучит красиво и загадочно. Не все знают, что Ораниенбаум – город, пусть и маленький, и дачи в нем быть не может.
Во-вторых, в Мартышкине скучно. Что такое Мартышкино? Поселок между Петергофом и Ораниенбаумом, разрезанный надвое железной дорогой, среди крутых холмов. Главная часть Мартышки – справа. Там старинная шведская церковь – кирха, там болотистый берег Финского залива с маленьким песчаным пляжем, где нормально не искупаться. И школа, в которой нет друзей, но есть Кондраш.
Слева от железной дороги немного домиков и лес. Родители купили домик в двух шагах от станции, чтобы приезжать без машины. Лёшке это нравилось, но не потому, что в Мартышку просто приехать, а потому, что просто уехать. Закрыл калитку – и через пять минут в вагоне.
Сама дача тоже скучная. Две комнаты, кухня, небольшой участок с цветником и огромной старой скрипучей елью у забора. Сначала она даже нравилась. Но скоро Лёшка убедился, что от этой ели только мрак и тоска.
Как и от самой Мартышки.
На дачу ездили на машине – с папой или на электричке, если с мамой.
Но однажды утром поехали на такси. Катюшке все нравилось: суета, гора вещей в коридоре, да и само такси величиной с микроавтобус. Лёшка сразу понял: случилось что-то очень плохое.
Предчувствие оправдалось. Мама вошла в Лёшкину комнату и спросила:
– Ты хочешь жить со мной или с папой?
Лёшка икнул от удивления. Но ответил сразу:
– С тобой.
– Катюша тоже со мной. Собирай вещи. Мы уезжаем в Мартышкино. Ты слышал? У-ез-жа-ем!
Лёшка слышал. Но все равно застыл на месте.
Взял рюкзак, потянул молнию – пальцы одеревенели. Мама принялась за дело сама: закинула в большие пакеты Катюшкину одежду и игрушки, потом принялась за Лёшкины вещи. Собрала куртки и брюки, тетрадки, прошлогодние учебники. Вынула из розетки настольную лампу.
Лёшке казалось – мама движется в темпе ускоренного кино. А он – в замедленном. Все же вписался в кадр, спросил:
– Мама, мы в Мартышку навсегда?
Мама ответила не сразу. Сначала скатала одеяло, запихнула в пакет, втиснула настольную лампу и лишь тогда сказала:
– Не знаю. Но сюда я больше не вернусь.
– Мамочка, почему?
Мама остановила сборы. Опять подошла к Лёшке, положила руки на плечи и проговорила:
– Твой отец сказал мне сегодня ночью: «Это моя квартира». Я спросила его: «А домик в Мартышкине мой?» Он сказал: «Да». Я сказала: «Тогда буду жить там». Он ответил: «Решай сама».
Я решила. Лёша, поторопись! Не спустимся через десять минут, таксист включит счетчик.
Лёшка, дрожа от удивления, страха и тоски, начал забрасывать в рюкзак содержимое ящиков стола. Стал пропихивать «Танковую энциклопедию», но она выпала.
Поднял, хотел попросить у мамы пакет. Вместо этого спросил:
– А папа? Он знает?
Мама опять повернулась к нему. Такого решительного взгляда Лёшка еще не видел.
– Папа с утра на своей работе. Он узнает. Собирайся. Или остаешься с ним?
Лёшка представил этот вариант и торопливо крикнул:
– Нет!
– Тогда быстрее, – тихо сказала мама.
Лёшка не любил ездить в Мартышкино на выходные. Теперь, за месяц до конца летних каникул, он узнал, что здесь ему придется жить.
Сколько? Наверное, вечно.
В Питер теперь выбирался редко. Сегодня исключение, благодаря дню рождения Катюшки. От отца пришла эсэмэска: «Приезжай за подарком для сестры». Лёшка не очень-то хотел встречаться с отцом. А вот в Питер съездить хотел.
Поехал. И попал на Кондраша. А потом – на контролершу. Говорила же мама: «Мне не нравится эта поездка».
Теперь не нравилась и ему.
Полтора года назад, за четыре тысячи километров от поселка Мартышкино
В кабинете было прохладно. Так же, как и во всех остальных кабинетах и залах дворца. В левом крыле был даже Ледяной лабиринт, со снегом и льдом, наметенными сугробами и наращенными сосульками – каприз покойного короля. Король любил надевать лыжный костюм и гулять по Ледяному лабиринту, отламывая сосульки, оставляя следы в снегу. Даже иногда играл в снежки с любимой женой.
Ледяной лабиринт был одним из маленьких чудес королевства. Настоящий снег, который сыпется из тучи, в королевстве не выпадал никогда. Вокруг царила жара, такая сильная, что случается в Москве или Питере не каждый год, а если бывает, то считается аномальной.
Еще сто лет назад королевство было самой бедной страной на свете. Редкие путешественники замечали лишь песок на берегу океана и чахлые кусты на песке. Но однажды кто-то из путешественников копнул поглубже и оттуда забил нефтяной фонтан. С каждым годом фонтанов становилось все больше. Нефть превращалась в деньги, а деньги – в небоскребы на двести этажей, мраморные набережные, искусственные острова и опреснительные установки, чтобы поливать вечнозеленые сады на островах.
Король, пожелавший построить небоскребы, мраморные набережные и Ледяной лабиринт в своем дворце, правил долго, но, вопреки местным традициям, наследный принц родился поздно, почти под старость короля.
Десять лет назад короля не стало, и сегодня опекунский совет собрался, чтобы обсудить важный пункт королевского завещания.
– Покойный монарх, да упокоит Всевышний его душу, повелел, чтобы Принц, до того как ему исполнится четырнадцать лет, был послан на учебу в Англию, в достойную школу, выбранную советом, – сказал Хранитель престола. – Время летит быстроногим конем, нам надлежит уже сейчас найти школу, достойную его высочества.
Хранитель говорил медленно и важно. Все равно казалось – он чего-то не договаривает.
– Найти европейскую школу, достойную его высочества, нетрудно, – согласился Главный воспитатель. – Но существует проблема. Покойный монарх, да упокоит Всевышний его душу, сделал важное уточнение. Принц не должен остаться в чужой стране без постоянного надзора, чтобы не приобрел плохие привычки, не сменил веру и не стал футболистом или рэпером.
– «Тот, по чьей вине Наш наследник останется без надзора, потеряет голову», – громко произнес Хранитель закона. Королевское завещание ему полагалось знать наизусть.
– Может, мы создадим английскую школу на одном из островов? – предложил Хранитель казны. – Мы сделаем так, чтобы над островом каждый день шли искусственные дожди. Все учителя в школе будут из Европы, а все ученики, кроме его высочества, – англичане. Хвала Всевышнему, в нашей казне достаточно денег для этого.
– «Мы желаем, – опять громко сказал Хранитель закона, – чтобы Наш наследник, подобно Нам, два года обучался в Англии. Тот, кто посмеет изменить Нашу волю, потеряет голову».
– Мудрые мужи совета, – нетерпеливо возразил Хранитель порядка, – я не вижу затруднений. В английской школе Наследник будет под надзором учителей, а когда пожелает прогуляться за ее пределами, мои лучшие агенты проследят за ним и предотвратят любые беды.
– О, мудрый столп нашей безопасности, – грустно вздохнул Воспитатель, – я не упомянул главную трудность. Когда Принц узнал, что его ждет учеба в заморской школе, он обрадовался. Но сказал: «Мне надоела опека в стенах дворца. Клянусь, что если я захочу погулять по Лондону и узнаю, что за мной шпионят, то шпион и министр, пославший шпиона, потеряют голову в тот же день, когда я взойду на престол. Я не позволю ни одному человеку следить за собой».
– Покойный король, – кивнул Хранитель престола, – всегда исполнял все свои клятвы и даже обещания.
Все замолчали и перевели взгляды на одного прежде молчавшего старца. И Хранитель престола, и Хранитель казны, и Воспитатель были в европейских костюмах, только с легкими белыми платками на голове, а этот человек пришел на совет в халате, таком, какой носили его предки две тысячи лет назад. Это был мудрец, а мудрецы, в отличие от умников, всегда одеваются как хотят.
– Мужи совета, – произнес мудрец, – Принц сказал, что не позволит следить за собой человеку. Я знаю, что нынешний мир полон чудесных изобретений и механический разум, созданный с разрешения Всевышнего, может быть заключен в объем меньше раковины на морском берегу. И этот разум может издали сообщить, где находится Принц и нуждается ли он в помощи. А может и помочь Принцу. Закажем такое устройство, сделаем его вид приятным для глаз Принца, убедим его не расставаться с ним. И мы выполним завещание, не потеряв ни одной головы.
– Твои слова мудры, – сказал Хранитель престола. – Я распоряжусь уже сегодня начать поиск иноземной лаборатории, способной выполнить такой заказ. Мы обратимся к американцам, немцам и японцам…
– Я считаю нужным также обратиться и к русским, – добавил Хранитель порядка. – Мне известно, что у них есть несколько секретных лабораторий и они делают приборы, которых нет в других странах. Мы узнаем, что нам пообещают американцы, японцы и русские, соберемся снова и примем решение.
– Да будет так, – сказал Хранитель престола.
Контролерша уже миновала пенсионеров и встала над девушкой. «Смотрит фильм, не замечает», – понял Лёшка. Наконец контролерша буквально достучалась до пассажирки. Девушка вошла на Университете, но конечно же ответила, что в Мартышкине, ведь там нет кассы. Протянула купюру, судя по недовольному лицу контролерши, очень крупную. Донеслись слова: «Мельче нет?»
Мельче не было. Контролерша отсчитывала бумажные деньги, потом высыпала на ладонь мелочь, стала выбирать. «Как Кондраш», – подумал Лёшка.
И понял, что теряет время. Осторожно, будто выдираясь из колючего куста, встал с теплого сиденья. Стал застегивать куртку, но молния не попадала в паз. Потянул сильнее, показалось, что язычок погнулся. Тогда просто закинул на плечо лямку рюкзака. И ехал-то десять минут, а ноги уже казались ватными, хоть учись ходить заново. Все же сделал несколько шагов…
– Мальчик, еще не станция, – донесся профессионально-насмешливый голос контролерши.
Лёшка хотел ответить, что ему выходить из первого вагона, но не стал. Во-первых, в Новом Петергофе станционные турникеты в конце перрона, поэтому из первого вагона прыгают на рельсы только безбилетники. А во-вторых, не был уверен, что язык опять не станет свинцовым.
Краем глаза заметил, что контролерша отсчитала сдачу и проштамповывала билет.
Непослушные ноги все же донесли Лёшку до дверей. Еле открыл, навалился на ручку тамбура, шагнул. Ходить по вагонам он не любил: гремит, мелькает внизу, качает. Ступишь не так и сорвешься в летящий грохот. Покачиваясь, как на палубе в бурю, Лёшка схватил следующую ручку, холодную и скользкую, вошел в спокойный тамбур.
– А дверь кто закроет? – донеслось сзади. – Ишь ты, барин!
Лёшка хотел вернуться, закрыть. Но сделать даже шаг назад не смог.
В следующем вагоне народа было побольше: человек десять сидели, а пожилой дяденька даже спал, аккуратно застелив сиденье бесплатными газетами.
«Дяденька, дяденька, спите, пожалуйста, покрепче! – подумал Лёшка. – Пусть контролерша встанет рядом с вами, начнет будить. А вы будете долго-долго просыпаться, забыв, что вы не дома. И еще забудете, в каком кармане деньги, и заплатите за билет не сразу. Еще лучше – не заплатите и начнете скандалить».
От этой фантазии стало легче на душе. Лёшка быстро прошел в конец, сразу открыл дверь, проник через тамбур в следующий вагон и на этот раз уже закрыл обе двери между грохочущим пространством.
Он шел из вагона в вагон, а поезд тащился от Старого Петергофа к Новому Петергофу, мимо огородиков, маленьких деревянных домиков вблизи, больших домов вдали и невидимых отсюда дворцов с фонтанами.
Добрался до первого вагона. «Чего же он сегодня так медленно, может, выбился из графика и нарочно тянет, чтобы попасть в расписание?»
Наконец электричка протащилась под старинной вычурной аркой и замерла у платформы.
Лёшка выскочил и поступил, как все «зайцы», за которыми он до этого наблюдал, – помчался вдоль поезда, стараясь не вреза́ться во входящих и выходящих пассажиров. Еще – так тоже делали «зайцы» – вглядывался на бегу в окна вагона, высматривал контролершу. Заметил, что она в четвертом вагоне от конца. Пожелал ей идти и дальше, к головному вагону, а не возвращаться. Все же врезался в дяденьку с двумя тяжелыми сумками. Крикнул: «Извините!» – и заскочил в уже поскрипывающие двери последнего вагона.
Поезд тронулся и медленно поехал. Нет, не медленно поехал, а пополз, как перегруженная черепаха (если грузовые черепахи существуют). Лёшка прижал нос к стеклу и стал смотреть на окраинные домики Петергофа. Если не видеть, что происходит за спиной, в тамбуре, может, тогда контролерша не придет?
Еще Лёшка вспоминал, сколько станций до спасительной Сосновой Поляны. Красные Зори, Стрельна, Сергиево. В Красных Зорях останавливается не каждая электричка. Пожалуйста, только не это! Тогда контролерша успеет вернуться в последний вагон и спросит: «Мальчик, где твой билет?»
– «Зайчик», а почему ты нас не спрашиваешь: «Вы охотника не встречали?»
Лёшка обернулся, только сейчас сообразив, что он в тамбуре не один. Рядом стояли четверо ребят, его ровесников, два парня и две девчонки. Спросила девчонка, в рыжей, чуть расстегнутой куртке, с откинутым капюшоном и безупречно золотыми волосами-колечками. Ее темноволосая подружка, чуть ниже ростом, с интересом смотрела на Лёшку. Мальчишки были у окна напротив. Помалкивали и тоже смотрели.
– Какого охотника? – удивленно спросил Лёшка. Сразу почувствовал, что этих ребят бояться нечего, потому язык и не бастовал.
– Который на зайцев охотится, – пояснила рыжая девчонка. – Как в сказке: зайка бежит по лесу и всех спрашивает: «Вы видели охотника? Он за мной гонится?»
Брюнетка усмехнулась, парни тоже. Испуг у Лёшки прошел. Даже стало обидно. Вспомнил, как еще недавно с такой же компашкой гулял по городу. Федя, Славка, Саня… Рыжая девчонка точь-в-точь, как Вика, только Вика в очках. Попробовал бы тогда Кондраш к нему подкатить! Взглянул бы на Федьку, так сам отдал бы мелочь.
Этим тоже хорошо. Едут группой, никто у них ничего не отберет. И смеются над ним, путешественником-одиночкой!
– Не спрашиваю, потому что видел. Еще вопросы будут?! – резко сказал Лёшка.
Обычно после такого собеседник отстает. Рыжая девчонка, напротив, обрадовалась.
– Конечно, будут! Знаешь, как редко встречаются люди, которые готовы отвечать!
После этого она сделала то, чего Лёшка не ожидал. Достала микрофон, сунула ему под нос.
– Скажите, вы давно ездите «зайцем» в поездах Балтийского направления? Сколько раз в месяц? Какую сумму в среднем вам удается сэкономить в неделю?
Лёшка оторопело глядел на рыжую девчонку, не понимая, чего она от него хочет.
– Синицына, ты забыла, что говорил Илья Анатольевич: если задаешь респонденту три вопроса одновременно, он имеет право ответить лишь на один, – укоризненно сказала брюнетка. – К тому же ты не представилась.
Лёшка опять ничего не понял. А брюнетка показала пластиковую карточку со своим портретом и большой печатью:
– Медиа-холдинг «Петергофское время» лицея имени Штакеншнейдера[1]. Уважаемый респондент, относящийся к социальной категории «железнодорожный заяц», вы правда согласны ответить на наши вопросы?
– Да, – на автомате кивнул Лёшка.
А сам взглянул в окно. Там мелькнула платформа. Этот поезд в Красных Зорях не останавливался.
– Хорошо. Тогда, пожалуйста, представьтесь, – попросила Синицына, взявшая инициативу в свои руки.
– Алексей Климов, ученик восьмого «А» класса школы поселка Мартышкино, – рассеянно проговорил Лёшка. И заглянул в вагон – не появилась ли контролерша?
Еще заметил: на слово «Мартышкино» никто не усмехнулся. Петергоф рядом, знакомая станция.
– Уважаемый Алексей, – продолжала Синицына, – сколько раз в месяц вы ездите «зайцем» в электричках?
– Первый раз в жизни, – ответил Лёшка. А так как девчонки и парни взглянули с явным недоверием, добавил: – Я вообще из Мартышки редко выезжаю.
– Уважаемый Алексей, какая цель вашей нынешней поездки? И почему у вас нет денег на проезд? – опять спросила Синицына. – Кстати, имейте в виду: в микрофон встроен миниатюрный детектор лжи.
Сама улыбнулась, брюнетка тоже, хотя и укоризненно взглянула на подругу.
«Ведь говорил же ей Илья Анатольевич: задавай только один вопрос», – подумал Лёшка. Хотел даже напомнить. Но вместо этого сказал громко и четко:
– Нет денег, потому что ограбили в Старом Петергофе. Еду к отцу, за подарком для сестренки Катюши. У нее завтра день рождения, а мама запретила папе к нам приезжать. Еще вопросы будут?! – под конец чуть не крикнул.
Девчонки переглянулись. Синицына даже убрала микрофон. Спросила, уже не наигранным тоном, а будто подружка:
– Правда?
– Правда, – чуть тише ответил Лёшка.
А сам взглянул через стекло, в вагон. Контролерша появилась. Она подходила к пассажирам, кивала – билет уже проверен, шла дальше.
Заодно посмотрел наружу. Там мелькали дома, но поезд пока не тормозил. Стрельна – поселок длинный.
– Если все так сложно, может, ему билет купим? – шепотом предложил один из парней.
– Дань, не получится. Его оштрафуют за то, что убегал, – возразила брюнетка.
Лёшка опять посмотрел в вагон. Контролерша остановилась у сиденья, ближайшего к двери, у пассажира-новичка, который тоже сказал, что сел в Мартышкине. Недовольно качала головой, но печатала билет на своей маленькой машинке-кассе.
Поезд начал тормозить. Ужасно медленно.
– Лёш, – сказала брюнетка, – мы это интервью точно не опубликуем.
И тут у Лёшки появилась идея:
– Вам надо интервью? Тогда возьмите у контролера!
Ребята переглянулись.
– С каждого по вопросу, – кивнула брюнетка. – Задержим. Да, мы же не представились. Полина.
– Алиса, – рассмеялась рыжая подружка. – С меня за бестактность два.
«Точно лиска-алиска, – подумал Лёшка, – и сама рыжая, и куртка такая же».
За окном замелькала платформа, поезд скрипел и тормозил. В тамбур вошла контролерша.
– Маль… – недовольно и грозно начала она.
Но ее перебили.
– Алиса Синицына, медиа-холдинг «Петергофское время» лицея имени Штакеншнейдера, – протараторила лисичка. – Будьте добры, расскажите нам, что привело вас в эту интересную и трудную профессию? И когда вы начали работать контролером?
– Полина Севастьянова, – представилась брюнетка. – Сколько в среднем вы реализуете билетов за день?
– Максим Берг, – пробасил парень повыше. – Скажите, у вас есть мобильный терминал для оплаты билета банковскими картами?
– Даниил Заволжский, – продолжил его друг. – Существует ли у вас инструкция на случай обнаружения в поезде настоящего лесного дикого зайца? Должны ли вы сами экстрадировать его за пределы вагона или вызвать МЧС?
Контролерша растерянно глядела на юных интервьюеров. Приключений у нее хватало: грубили, хамили, не хотели платить. Но интервью, да еще в четыре голоса, не брали никогда. Шаблоны были порваны разом и в клочья.
В эту секунду поезд замер окончательно. Пока двери раскрывались, Лёшка успел уловить взгляд Полинки: «Давай беги, и пусть у тебя будет все в порядке!»
Лёшка кивнул в ответ и рванул по платформе. Бежать было проще и опасней, чем в прошлый раз: народа на перроне меньше, но и двери должны закрыться быстрей. Успел влететь в третий вагон от начала. Пошел к первому, проходил между тамбурами без страха. Контролерши тоже не боялся. Вместо боязни была печаль: «Ну надо же! Почему я учусь не в Петергофе, в этом лицее, с Алисой и Полинкой? Почему в Мартышкине?!»
Пока думал и горевал, поезд проехал короткий перегон до Сергиева. Лёшка не стал повторять пробежку: вряд ли интервью закончится быстро, да и в Стрельне подсел народ, надо билеты проверить.
Не ошибся. Когда электричка замерла у платформы Сосновая Поляна, контролерша наконец-то дошла до первого вагона. Лёшка помахал ей рукой и покинул поезд. А потом помчался по платформе, будто за ним гнались. Хотел спросить телефон Полинки. Но двери закрылись, и поезд тронулся ровно в ту секунду, когда Лёшка оказался в конце поезда.
Успел только стукнуть в стекло. Полинка обернулась, улыбнулась и умчалась вместе с электричкой.
Лёшка стоял возле лесенки. Его обтекали пассажиры, идущие на автобус или трамвай – на кольцо самой крайней станции Питера.
«И мне идти надо, – подумал Лёшка. – Брр, зябко! Впрочем, я собирался доехать до Сосновой Поляны, чего жаловаться?»
И побежал к остановке.