Раз в пять лет врачи должны проходить курсы повышения квалификации. Эти полтора или два месяца большинством врачей воспринимаются как некая разновидность оплачиваемого отпуска. Учиться гораздо легче, чем работать, отношение к курсантам гораздо либеральнее, чем к студентам, да и вообще известно, что смена обстановки – это отдых. У невропатолога Владимирской областной клинической больницы Калашникова отдых получился особо качественным. Калашникова отправили на курсы в Москву, где он остановился у своего однокашника. Однокашник был холостым и вел довольно веселый образ жизни. Калашников старался от него не отставать, повышал не только профессиональную квалификацию, но и амурную.
Дома Калашникова ждала жена Люба, поэтому в последнюю неделю своего пребывания в Москве он благоразумно воздерживался от контактов с женщинами. Пауза носила диагностический характер – если вдруг и подцепил что-нибудь, так лучше узнать об этом до встречи с женой. Тогда можно будет на время лечения уклониться от близости под каким-нибудь благовидным предлогом. А вот если наградишь жену столичным «подарком», то пиши пропало. Люба была верной женой и своего непутевого мужа тоже считала верным, потому что тот умело прятал концы своих интрижек в воду. А верные жены тяжело прощают измены, если вообще прощают. Опять же, в первую встречу с женой после длительной разлуки нужно проявить определенный энтузиазм, а для этого нужно немного изголодаться и подкопить силенок.
Свободные вечера нужно было чем-то скрашивать, вдобавок известно, что алкоголь провоцирует течение воспалительных заболеваний мочеполовых органов, поэтому Калашников со скуки и ради надежности эксперимента каждый вечер хорошенько напивался. Ну а что еще делать гостю в столице? Или гулять, или пить, или совмещать первое со вторым. Легкое недомогание, появившееся у него в день отъезда, Калашников счел последствием обильных возлияний. Благополучно добравшись домой, он показал истосковавшейся Любе «небо в алмазах», поужинал домашними пельменями, на которые Люба была великая мастерица, выпил водочки и заснул спокойным сном человека, у которого все хорошо.
Наутро оказалось, что хорошо далеко не все. Температура подскочила до тридцати девяти с половиной градусов, появился надсадный кашель и такой тревожный симптом, как одышка в состоянии покоя. Люба вызвала «скорую», которая увезла Калашникова в его «родную» областную больницу с диагнозом двусторонней пневмонии. В больнице выяснилось, что пневмония правосторонняя, левое легкое на рентгенограмме было чистым, просто хрипело у Калашникова в груди так сильно, что на слух пораженными казались оба легких.
Заведующий пульмонологическим отделением, в которое положили Калашникова, в своей лечебной деятельности руководствовался двумя принципами: «старый друг лучше новых двух» и «лучшее – враг хорошего». До прихода ответа из лаборатории, в которую помимо крови и мочи отправили также мокроту, чтобы установить возбудителя пневмонии, Калашникову назначили ампициллин. Антибиотик подействовал, состояние пациента стало улучшаться, через полторы недели Калашникова выписали домой, а еще через неделю он вышел на работу, где его основательно заждались.
Дома, то есть – во Владимире, Калашников изменял жене с двумя давними любовницами. Обе были замужем и потому «шифровались» так же старательно, как и он. Обеим от Калашникова был нужен только секс, матримониальных видов на него ни одна из любовниц не имела и разводить его с Любой не собиралась. Удобно устроился Калашников – много удовольствия при полном отсутствии осложнений. Однако случилось так, что одна из его любовниц забеременела и взяла тайм-аут, поскольку беременность ее протекала под дамокловым мечом выкидыша, а другая сломала ногу, поскользнувшись на мокрых листьях в своем дворе. Такое совпадение сделало Калашникова верным мужем. И вдруг этот верный муж обнаружил на своем члене характерное безболезненное изъязвление, которое называется «твердым шанкром»!
Медицинское образование не располагало к самоуспокоению под предлогами «это я натер» или «это я сам не заметил, как прыщик сковырнул». Не было сомнений в том, что это сифилис, первичный период. О том, что он мог заразиться от Любы, и мысли не возникло. Явно аукнулись московские похождения. Правда с момента последнего «левачка» пошла уже одиннадцатая неделя, но Гугл Всезнающий поведал, что инкубационный период первичной стадии сифилиса в редких случаях может растягиваться до тринадцати недель вместо классических трех.
Шанкр Калашников увидел утром во вторник. На работе он думал не столько о своих пациентах, сколько о том, лечиться самостоятельно или обратиться к венерологу, а также о том, как объяснить жене продолжительное уклонение от исполнения супружеских обязанностей. Но вечером дома его ждал новый сюрприз.
– У меня какая-то странная сыпь появилась, – смущенно призналась Люба. – Вроде бы аллергия, но на что понять не могу. Посмотри, пожалуйста.
Калашников посмотрел и ахнул. Спина, грудь и живот жены были усыпаны мелкими розовыми пятнышками, которые исчезали при надавливании пальцем, но стоило убрать палец, как они появлялись снова. Точно такую же картину он видел на четвертом курсе, во время практических занятий по дерматовенерологии.
– Не чешется? – спросил Калашников на всякий случай.
– Нет, нисколько, – ответила жена. – А что это такое?
– Я тебе тоже кое-что хочу показать, – сказал Калашников, расстегивая ширинку. – Вот эта болячка называется твердым шанкром…
– Твердым шанкром? – растерянно переспросила жена. – У тебя что – сифилис?
– Да! – криво усмехнулся Калашников. – И у тебя, между прочим, тоже. Только у тебя вторичный, относительно давний, а у меня первичный, свежий. Объяснить, кто кого заразил, или ты сама догадаешься?
– Ты хочешь сказать… – голос Любы задрожал, а глаза повлажнели. – Что я… Да как ты можешь… Я никогда ни с кем кроме тебя не спала! Игорь, ты сошел с ума!..
Она спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.
В непростой ситуации Калашников повел себя благородно. Сначала обнял рыдающую жену и гладил по голове до тех пор, пока она не перестала плакать. Затем заставил ее выпить рюмку коньяку, потому что никакого другого успокаивающего дома не было. Заодно и сам махнул залпом стакан, потому что с горя ему тоже хотелось повыть в голос – ну как она могла?
– Я все пойму и все прощу, – сказал Калашников, глядя в глаза Любе. – Я уже простил. Нельзя же из-за одной ошибки разрушать жизнь и семью. Я все понимаю, Люба. Меня считай три месяца не было дома, а ты – молодая здоровая женщина, у которой есть… хм… определенные физиологические потребности. Давай поговорим об этом и навсегда забудем. Расскажи мне все, тебе сразу станет легче. А я тебе клянусь, что никогда в жизни не стану попрекать тебя этим. Мы вылечимся, сифилис довольно легко лечится, и забудем эту историю…
– Что мне рассказывать? – всхлипнула Люба. – Потребности у меня есть, но я никогда тебе не изменяла. Если идти на поводу у потребностей, то можно зайти очень далеко… Я не понимаю, где и как я могла заразиться. Может, в столовой? От грязной посуды?
Люба работала бухгалтером в Государственном архиве Владимирской области. В перерыв она обедала в находившемся неподалеку кафе при Центральном рынке. Цены там были низкими и все готовилось из свежих продуктов – сказывалось соседство с рынком.
– Не морочь мне голову! – вспылил Калашников. – Какая, к чертям собачьим, посуда?! Изменила – так имей смелость признаться!
Люба снова разрыдалась.
– Я… никогда… ни с кем… клянусь тебе… это ты… меня… заразил…
Назавтра разговор, в более сдержанной форме, повторился в кабинете Михаила, к которому супруги пришли на прием. Михаил в тот день работал один, без медсестры, лежавшей дома с ангиной. Люба продолжала стоять на своем, а при попытках мужа надавить на нее, сразу же срывалась в плач. Михаил попросил Калашникова посидеть немного в коридоре, а когда тот вышел, мягко сказал:
– Все что вы мне скажете, Любовь Сергеевна, останется между нами. Ваш муж узнает только ту часть информации, которую вы сами решите ему рассказать, так что можете говорить правду. Врачам и адвокатам врать нельзя, себе дороже. Расскажите мне, как вы заразились, и мы попробуем найти приемлемый выход из сложившейся ситуации.
– Да не изменяла я ему никогда! – с отчаянием в голосе выкрикнула Люба. – Понять не могу, где я заразилась! Почему вы мне не верите?! Я же правду говорю, а меня проституткой считают! Мне жить уже не хочется! Вот приду домой – и повешусь! Может, Игорь хоть тогда поймет, что я ни в чем не виновата!
По выражению ее лица чувствовалось, что она и впрямь может наложить на себя руки.
– «Повешусь» – это не выход! – строго сказал Михаил. – Вы…
– А зачем мне жить?! – перебила Люба. – Зачем жить, если единственный близкий мне человек считает меня проституткой…
– Да что вы заладили – «проституткой» да «проституткой»! – рассердился Михаил. – Никто вас такой не считает! Ваш муж ведет себя очень достойно и ни в чем вас не обвиняет. И вообще, если уж на то пошло, то я могу придумать версию, которая поможет вам выпутаться из сложного положения с наименьшими потерями. Вопросы я задаю не из праздного любопытства. Важно понимать, какая связь привела к заражению. Если случайная, однократная, то это одно дело, а если вы заразились от постоянного партнера, то ему тоже надо лечиться, иначе он заразит вас повторно.
– Не было у меня никаких посторонних связей, – тихо, но ожесточенно, сказала Люба, глядя на Михаила и, в то же время, словно бы мимо его. У меня есть муж, которого я очень люблю, и другие мужчины для меня не существуют. Все мои связи были до нашего с Игорем знакомства, и я ему о них рассказала еще до свадьбы. Ну что мне сделать, чтобы вы мне поверили?..
«А ведь не врет! – подумал Михаил, сканируя собеседницу взглядом. – Но если не врет, то откуда у нее сифилис?».
– Не обязательно иметь полноценный половой акт, – сказал он. – Если у больного человека есть язвочки во рту, то заражение возможно и при поцелуе.
– Я ни с кем, кроме мужа, не целовалась! – ответила Люба. – И оральным сексом ни с кем не занималась, чтоб вы знали! Вы не представляете, что для меня значит Игорь и потому не хотите мне верить! Пока он на курсах был, я дни в календаре вычеркивала, дожидаясь его возвращения. Надеялась, что он будет приезжать на выходных, но у него были дежурства…
– Дежурства? – удивленно переспросил Михаил. – Какие?
Ему ни разу пока еще не доводилось проходить курсы повышения квалификации, но он имел о них представление и знал, что курсанты не дежурят, ну разве что по собственному желанию, а так они занимаются с понедельника по пятницу, с девяти до пятнадцати часов.
– Ну как – какие? – в свою очередь удивилась Люба. – Обычные, в клинике, где Игорь квалификацию повышал. По будням они изучали теорию, а по выходным была практика, на дежурствах. Потом он приехал, провел всего одну ночь дома и лег в больницу… Я места себе не находила. У моей начальницы в позапрошлом году от пневмонии умер племянник, совсем молодой, только-только из армии вернулся и на тебе! Какие тут измены? Я все время думала об Игоре – как он там? Пошел ли на поправку?
– Я бы хотел осмотреть вас еще раз, – сказал Михаил, надевая перчатки. – Разденьтесь, пожалуйста.
Он заново прощупал паховые, подмышечные, шейные и подчелюстные лимфатические узлы, внимательнее прежнего оценивая их размеры. Сильнее всего увеличились паховые лимфоузлы, подмышечные увеличились незначительно, а шейные и подчелюстные не увеличились нисколько. Оценка размера лимфоузлов дает представление о том, через какие «ворота» бледная трепонема проникла в организм. Лимфатические узлы – это своеобразные «фильтры» иммунной системы, которые задерживают возбудителей болезней и пытаются их уничтожить. Чем ближе к месту проникновения инфекции, тем большее количество микробов осядет в узлах и тем сильнее узлы увеличатся. Если самыми крупными оказываются паховые узлы, значит – трепонема попала из одного организма в другой при обычном или анальном половом акте.
– А в ту ночь, перед госпитализацией, у вас был секс с мужем? – спросил Михаил, закончив осмотр.
– Был, – смутилась Люба. – Мы же так соскучились…
«Если не видишь логики в происходящем, то попытайся вывернуть ситуацию наизнанку – и логика появится», учил кто-то из великих детективов. Михаил так и сделал, оттолкнувшись от того, что жена мужу не изменяла. Все сразу же стало ясным, как белый день.
Отправив в коридор Любу, Михаил пригласил в кабинет Калашникова и сразу же озадачил его вопросом:
– В Москве, во время недавней учебы, половые контакты имели?
– Имел, – шепотом ответил Калашников и опасливо покосился на плотно закрытую дверь кабинета.
– С одним человеком или с разными?
Игорь молча показал четыре растопыренных пальца.
– Смотрите, что получилось, – начал объяснять Михаил. – В Москве вы заразились сифилисом. Вернувшись домой, заразили жену и тут же легли в больницу с пневмонией… Чем, кстати, вас там лечили?
– Ампициллином.
– Вот! – удовлетворенно кивнул Михаил. – Заодно с пневмонией вылечили и сифилис. А жену вашу никто не лечил и шанкра во влагалище она не заметила, такое часто случается. Еще Конфуций говорил, что все первичное вторично, а все вторичное первично. У вас сейчас первичный сифилис, но по идее должен был быть вторичный.
– Б…дь! – тихонько выругался Калашников, снова бросив взгляд на дверь. – Все дамы были такими приличными… Поверить не могу!
– От приличных и заражаются, – заметил Михаил. – С неприличными, грязными и прыщавыми никто в здравом уме связываться не будет, поостережется. Супруге правду скажем, Игорь Германович, или придумаем правдоподобную версию бытового заражения?
– Желательно бы версию, – заискивающе сказал Калашников. – Можно сказать, что я во время дежурства делал внутривенную инъекцию и случайно укололся грязной иглой…
– Нельзя строить одну ложь на другой, – возразил Михаил. – А вдруг ваша супруга узнает о том, что курсанты не дежурят? Что тогда? Давайте сделаем иначе. Представим, что в транспорте или на улице рядом с вами внезапно упал человек. Остановка сердечной деятельности и остановка дыхания. Вы оказали ему помощь – дыхание «рот в рот» и непрямой массаж сердца. К сожалению, оживить его не смогли и потому не рассказывали об этом супруге, потому что похвастаться было нечем и вообще вспоминать больно. Как вам такой вариант? Годится?
Калашников молча кивнул.
– Тогда быстро продумывайте детали, чтобы сейчас рассказать супруге. – Михаил пристально посмотрел на Калашникова. – Она у вас очень хорошая, любит вас искренне…
– Я больше не буду, – пообещал Калашников.
Его слова прозвучали по-детски, но искренне.
Любящая жена поверила в то, что ей рассказал любимый муж. Снова расплакалась, но на сей раз это были слезы облегчения, а из кабинета вышла с улыбкой на раскрасневшемся лице. «Какая хорошая у меня работа! – порадовался Михаил, наблюдая за супругами в окно. – Не только лечу, но и еще кое-что полезное делаю…».
По завершении лечения Михаил получил от Калашникова не только конверт с «благодарностью», но и приглашение на воскресный обед. Это было первое приглашение в гости, полученное доктором Зубковым от пациентов. Угощали его по-царски – гусем, фаршированным гречкой с грибами и блинчиками с разными начинками. На медовик, который был подан к чаю, Михаил мог только смотреть, не более того.
Под гуся хозяева рассказали о том, что старинная русская кухня была возрождена во Владимире в конце шестидесятых годов прошлого века. Когда был создан туристический маршрут, известный под названием Золотого кольца, начальник треста столовых города Владимира решил составить сборник рецептов старинных блюд, адаптированных к современным условиям. Так в советских заведениях общепита появились сбитни, щучьи котлеты, томленые каши и прочие яства давно минувших дней.
– Если какая неврологическая проблема возникнет или что-то в нашей «областухе» понадобится – звони в любое время, – сказал на прощанье Калашников. – Сделаем все в лучшем виде.
– Спасибо, буду иметь в виду, – ответил Михаил. – Правила приличия предписывают мне сделать ответное предложение, но я скажу иначе – лучше мы будем за столом встречаться, чем в моем кабинете.
– Я к вам шла, как на расстрел, – вспомнила Люба, пока еще не перешедшая с Михаилом на «ты». – Меня от одного слова «диспансер» в дрожь бросало. Кстати, а почему у вас диспансер, а не поликлиника и не больница?
– Потому что у нас часть пациентов ставится на учет с целью последующего наблюдения, – ответил Михаил. – Хотя в наше время от этого практически ничего не осталось.