Все вокруг знали: если нужно поручить важное дело, то только ей. Она все предусмотрит, просчитает, организует, проконтролирует и сделает на сто процентов и даже лучше.
Ей и самой нравилось быть такой. Вечером перед сном теплее одеяла укутывало ощущение собственной значимости, нужности, удовлетворения собой.
Но на днях она начала личную терапию у психолога. «Ей-то зачем?» – могли подумать другие. Но она-то знала…
Знала ту вводящую в оцепенение пустоту, с которой встречалась всякий раз, когда фанфары побед затихали.
Затихало все, будто ничего и не было: ни достижений, ни развития, ни поступков. Будто какая-то машина времени переносила ее в прошлое, где ее поджидала некая Фигура с саркастической ухмылкой: «Ну здравствуй. Что, мечты закончились? А я говорила, все бесполезно. Ты такая, какая есть: никчемная, никому не нужная. Такой ты была всегда. А теперь ты еще и обманщица. Ишь как ловко всех вокруг пальца обвела. Они-то думали, ты профи, а ты – всего лишь никто».
Удивительное дело, но когда она рассказала психологу об этой Фигуре, психолог ее узнала. И сообщила, что Фигура знакома на самом деле многим.
С ней-то и пришло время разобраться.
Когда я задумала беседовать с вами о данном чувстве, у меня возник вопрос: стоит ли заменить его на другое? Все-таки звучит оно так угловато и сухо… Может быть, обозначать его как «стеснение»? Или «неловкость»? А может быть, «растерянность»? Но нет. Все не то. Только стыд обладает волшебным свойством: вызывает немедленное желание «провалиться сквозь землю», отгородиться, спрятаться.
Что же означает это чувство?
Согласно Платону, стыд есть «страх дурной молвы». Подобное определение стыда встречается и у Аристотеля.
Согласно Оксфордскому словарю английского языка, стыд – это «болезненная эмоция, возникающая как следствие осознания чего-то бесчестного, нелепого или неприличного в собственном поведении или обстоятельствах жизни (или того же в поведении или жизни других, чьи честь или позор человек рассматривает как свои собственные) или же в результате попадания в ситуацию, оскорбляющую собственную скромность или приличие индивида».
Несмотря на то, что с детства у нас стойкое негативное отношение к чувству стыда, оно, надо сказать, изначально не так уж и плохо. Стыд на самом деле обладает развивающей и адаптационной функциями. Другими словами, он помогает разбираться в поведении и улучшать, развивать себя, если нужно.
Можно выделить следующие позитивные характеристики стыда:
1. Отличает человека от животных. Чувство стыда свойственно только людям и в умеренном проживании помогает в выборе поведения, чтобы они оставались частью общества. Например, удерживает их от излишне эпатажных поступков.
2. Дает автономность. Стыд помогает самостоятельно регулировать поведение. Эдакий внутренний оценщик, который вовремя может забить тревогу, не прибегая ко мнению со стороны. Когда стыдно, вы сами понимаете свою ошибку.
3. Помогает меняться. Испытав стыд, человек осознает, какая ситуация или паттерн поведения приводит к данному неприятному чувству, и способен принять меры. Например, после неудачного публичного выступления вы можете решить пойти на курсы ораторского искусства.
4. Дарит компетентность. Так назвал эту особенность Рональд Т. Поттер-Эфрон в своей книге «Стыд, вина и алкоголизм». Стыд помогает ощущать себя компетентным в той или иной области, не уходя в «звездную болезнь». При этом умеренный стыд не клеймит и не обесценивает положительные стороны личности и ее таланты, тем самым как бы позволяя человеку обладать и плюсами, и минусами, и в общем и целом считать себя о’кей.
Однако же стыд относится к категории «негативных» переживаний, от которых люди стремятся себя изолировать. В этой же категории находятся гнев, зависть, обида, вина.
– Мария, а что вы не разрешаете себе чувствовать? – этот вопрос я задала клиентке, когда она рассказывала про ее отношения в семье.
С ее слов, каждый вечер дома заканчивается скандалом. И что бы она ни пробовала предпринимать, ничего не помогало.
– Никогда не думала об этом. В смысле – не разрешаю? Мне казалось, я только и делаю, что фонтанирую эмоциями.
Мария улыбнулась.
– Да, вы говорили, что срываетесь на сына перед сном.
– Ну да. В остальное время все вроде тихо. Ну и потом еще ругаю себя, что сорвалась. Знаю, что это неправильно.
– По-моему, это нормально – проявлять злость, когда что-то злит.
– Не знаю, – Мария подняла бровь. – Если мы все будем злиться каждый раз, то отношения разрушатся окончательно, – переложила телефон из одной руки в другую, – я, наоборот, стараюсь сдерживать себя, – закачала одной ногой.
– То есть вы терпите?
– Ну да. А как еще? Я терплю. И даже скандалы наши никогда не начинаются вот прям с ходу. Я сначала сто раз подойду, скажу спокойно.
– Мария, именно это и приводит к срывам. Нам кажется, что мы терпим, а на самом деле копим. То есть волна раздражения поднимается уже с первого слова, но вы усилием удерживаете ее внутри. С каждым повторением удерживать приходится все больше, и в какой-то момент система не справляется.
Я сделала паузу, чтобы изложенная идея точно представилась моей собеседнице.
– Мы запрещаем себе проявлять чувства, но не можем запретить чувствам появляться.
– Да… Я не задумывалась об этом раньше. Мне казалось, что я, наоборот, делаю все как надо.
Качание ногой остановилось.
– Вы делали именно «как надо». Вы удивитесь, что очень многое из этого «надо» просто не работает. Не дает тот результат, на который мы рассчитываем. И самое интересное: когда мы не учимся жить с чувствами, а вечно то подавляем их, то, как вы говорите, фонтанируем, мы не учимся ими управлять.
Я снова взяла паузу, чтобы проверить, есть ли что прокомментировать клиентке. Но Мария молчала и выглядела сосредоточенной. Я продолжила:
– В свою очередь, это означает, что всякий раз мы подпитываем главную установку: чувствовать нельзя. Потому что чувство вины после срыва наталкивает на мысль: «Это было ужасно, правильно делали, что подавляли».
И здесь срабатывает такая история.
Представьте: у вас на пороге гости, а вы не успели разобрать бардак в одной из комнат. Туда и без гостей заходить страшно, а с гостями – и вовсе немыслимо! Вы закрываете дверь в эту комнату, встречаете пришедших. Начинается некое действо, но всякий раз, когда мимо двери проходит кто-то из приглашенных персон, внутри что-то сжимается.
Мария заинтересовалась метафорой – было видно, что нечто похожее она уже испытывала. Мне казалось, что вот сейчас она вновь включит рационализацию и предложит конструктивные варианты ответов, но в итоге она произнесла лишь:
– Да, это ужасное чувство.
– Ага, согласна, – кивнула я в ответ.
Стыд словно индикатор опасности раскрытия тайны. От всего мира хочется скрыть все, что хранится за дверью. И когда в зоне опасности вторжения что-то появляется, зажигается лампочка – стыд.
Разница с запретной комнатой в том, что закапсулированные в углу внутреннего пространства психологические травмы приносят вред, оказывают негативное влияние на наши выборы, поступки, реакции. Мы думаем, что спрятали их, а на самом деле прячемся сами. Ну и хорошая новость: с ними можно поступить так же, как и с бардаком в комнате, – разобрать их.
В психологии есть множество направлений. Наверняка вам встречались такие специальности: детский психолог, семейный психолог, психоаналитик, гештальт-терапевт. Дело в том, что в психологии как дисциплине «о душе» есть множество «школ», учений с порой отличными от других взглядами на эту «душу». Каждое учение рассматривает психологические явления по-своему.
Так, даже известную теорию «все проблемы из детства» поддерживают не все психологи.
Логотерапевты1, например, считают, что психологические сложности связаны скорее с потерей осмысленности сейчас, с неэффективным отношением к настоящим событиям.
Помимо различных школ, существует широкий инструментарий методологий: арт-терапия, психодрама, расстановки, гипноз и пр.
Среди данного разнообразия есть специалисты, которые исследуют психологические травмы. Называются они травматерапевтами. Курсы по травматерапии нередко строятся на книгах Питера Левина – психолога, исследовавшего феномен психологических травм. Вот как он определяет травму в одной из своих книг:
Травма – это самая малоизученная причина человеческих страданий, которую мы чаще всего склонны не замечать, игнорировать, не принимать в расчет, отрицать или превратно истолковывать. Когда я использую здесь слово «травма», я говорю о распространенных болезненных, ослабляющих человека симптомах, от которых страдают многие из нас и которые возникают как последствия пропущенного через себя угрожающего жизни или запредельно тягостного опыта. Еще недавно оно широко употреблялось как слово-паразит, как подмена словосочетания «повседневный стресс», например, в таких высказываниях: «Ну и травматичный денек выдался сегодня у меня на работе». Однако использование слова «травма» («травматичный») в подобном контексте совершенно бессмысленно. То, что все травмирующие нас события связаны со стрессом, – правда; но в то же время далеко не все сопровождающиеся стрессом события способны нас травмировать.
Интересные оттенки обретают термины «стресс» и «травма». Зачастую эти понятия действительно перекрещивают, хотя они имеют два существенных различия в параметрах выбора и энергии. Так, испытывая стресс, человек имеет возможность выбирать стратегию реагирования, тогда как при травме выбора буквально нет. Также стрессовые ситуации способны добавить человеку энергии на их преодоление, в то время как травма лишь «обесточивает», отключает чувства.
Мы видим, что понятие травмы достаточно широко и нечетко очерчено по сей день. По сути, травмировать может чуть ли не все. В указанной выше книге Питер Левин добавляет:
Но даже после 30 лет научных изысканий этот вопрос все еще остается для меня открытым.
Я знаю наверняка лишь то, что мы оказываемся подверженными травме (травмированными), когда осознаваемая или ощущаемая нами угроза по силе превосходит нашу способность адекватно ей противостоять.
Обратимся к практической статистике. Как вы считаете, с какими запросами в России обращаются к психологам чаще всего?
С 1 марта по 25 июня 2021 года на телефон Московской службы психологической помощи поступило более 17 тысяч звонков.
Основные темы обращений абонентов, звонивших на телефон 051:
• страхи, депрессивные состояния, апатия, панические атаки, острые стрессовые состояния;
• проблемы коммуникации, одиночество, конфликты, обиды;
• трудности профессионального восстановления, потеря работы;
• алкогольная зависимость.
Клиенты обращаются со сложностями в настоящем моменте, однако же их причины корнями уходят в прошлое. Все обращения были следствиями психологической травмы, полученной ранее.
Нас же с вами интересует важнейшее ее последствие: в моменте получения психологической травмы часть психики «замирает», тело продолжает непрерывно реагировать на травмирующую ситуацию, словно она происходит до сих пор, и весь этот процесс отправляется в бессознательное.
Объясню на примере.
Мне нередко доводилось слышать от клиентов о таком наказании в детском саду, как поставить непослушного ребенка посреди всей группы на стульчик. Или закрыть его в туалете. Вот вообразим, что это случается. Мальчика за что-то отругала воспитательница и со словами «негодный мальчишка» закрыла его в туалете. Ребенок по природе своей беззащитен и стремится адаптироваться к окружающим условиям, чтобы выжить. Можно с большой вероятностью предположить, что взаперти ребенок ощущает страх, грусть, чувство вины, стыд, злость. Целую гамму чувств, которые не может выразить. Ему нельзя. Он сидит среди холодных стен минуту-пять-десять. Приходит воспитательница и говорит: «Ну что, одумался? Иди одевайся быстрее. И чтоб больше я не слышала от тебя подобных слов!» Мальчик одевается, выходит со всеми на улицу. Потом его забирают родители. Потом проходит год, два, тридцать. Мальчик становится мужчиной. Но. Чувства, которые остались запертыми в нем в течение тех десяти минут, по-прежнему присутствуют. Только уже перемещены в категорию бессознательного, чтобы не мешали решению актуальных на каждом возрастном этапе задач.
Те чувства присутствуют.
Фактически ситуация завершается, однако где-то в глубине души тот мальчик все еще сидит взаперти, наказанный в детском саду.
Механика процессов психотравмы
1. Травмирующая ситуация. Когда ребенок был лишен возможности выражать свои чувства и получать любовь, безусловное принятие и защищенность. С помощью метода осознанной медитации, о котором мы будем говорить позже, возможно восстановить в памяти ту первую ситуацию.
2. Реакции тела. Все чувства человека – это гормональные коктейли, создаваемые телом в ответ на ситуации. Если чувства не проявляются, они «застревают» и в психике, и в теле. Создаются телесные блоки и зажимы, которые мешают здоровому и расслабленному самоощущению. Например, тот мальчик из детского сада сильно сжимал зубы, чтобы удержать эмоции внутри. Со временем у него могут быть сильно напряжены мышцы лица и шеи.
3. Подавление в бессознательное. Чтобы травма не мешала дальнейшей адаптации и развитию человека, психика упаковывает ее в бессознательное. Например, мальчик вскоре забудет о наказании или рационализирует поступок воспитателя: «Ну, я понимаю, им было трудно с тридцатью детьми». В ход пойдет все, что поможет сделать ситуацию менее значимой и, значит, быстрее убрать ее из поля видения.
4. Избегание повторения травмы. Мозг непрерывно оценивает обстановку вокруг, и едва лишь появляется стимул, плюс-минус похожий на травмирующий опыт, как мозг немедленно подает сигнал в виде чувства тревоги, ощущений сдавленности в теле и пр. Чтобы не сталкиваться со всем тем, что уже есть в бессознательном, и не повторять тяжелый опыт вновь, выбирается стратегия избегания. Человек отвечает себе на вопрос: «Как мне себя вести, чтобы больше не было так плохо?» Например, мальчик мог решить, что он должен всегда быть послушным и скрывать свои настоящие чувства и желания. Схема избегания такая:
а) триггер;
б) реакция тела: сдавленность в груди, тремор рук и пр.;
в) автоматическая мысль, например: «Я снова один, меня не принимают, я должен держаться»;
г) паттерны поведения, например: стиснуть зубы, молчать о своих чувствах.
5. Глобализация. Все, что ассоциативно напоминает нежелательные ситуации, глобализируется. Человек гиперболизирует точечные ситуации, воспринимая их масштабно. Используются слова «все», «ничего», «всегда», «никогда», «теперь больше не». Например: «Меня никто не сможет понять. Все люди одинаковые».
Годами беседуя сами с собой, мы автоматизируем некоторые схемы общения. Таким образом создается замкнутый круг из автоматических мыслей, эмоций, реакций тела. Всякий раз, пытаясь самостоятельно выйти из этой цепочки, мы в нее же и возвращаемся.
Поскольку те «инструкции по применению», которые мы получили в детстве, подсматривая за коммуникациями близкого круга, оказываются не универсальными, мы делаем искаженные выводы насчет самих себя. Нам кажется, что если мы злимся, обижаемся, разочаровываемся, конфликтуем или терпим прочие неприятные состояния, то допускаем ошибку. Ошибку, которая может стоит очень дорого.
Поэтому убеждаемся в правильности решения скрывать свои переживания, качества, мечты от других. Возвращаясь к метафоре с захламленной комнатой – выделяем такую комнату в своей душе, куда и складываем все вышеперечисленное. Закрываем дверь и всякий раз, когда возле этой двери кто-то маячит, испытываем тревогу и стыд.
У вас может возникнуть вопрос: в какой момент жизни появляется такая тайная комната? И на основании чего? Об этом и поговорим далее.
Однажды одна молодая женщина привела ко мне девочку шести лет: очень худенькую, робкую и молчаливую. Мама выглядела крайне взволнованно: она смотрела мне прямо в глаза, теребила в руках белый платочек, говорила быстро и сбивчиво. Дочка же все время предварительной беседы пряталась за маму, изредка выглядывая из-за ее юбки, пытаясь хоть немного присмотреться ко мне. Запрос был в том, чтобы помочь дочке вновь принимать пищу. Всякий раз, когда дочка принимала пищу, у нее случалась рвота. После чего она и вовсе стала отказываться есть.
Маленькая шестилетка, и без того хрупкая, за последние недели сбросила два килограмма. Врачи обследовали ее, не нашли отклонений, и мама забила тревогу. Проблема выглядела буквально как вопрос жизни и смерти.
И спустя несколько встреч со мной девочка согласилась отведать домашних сырников, потом суп, кашу. Тошноты не было. В один из дней консультаций мама принесла мне букет ярких роз: «Ирина, вы спасли моего ребенка!» Я сама чуть не расплакалась, так волнительно и трогательно все это выглядело. Ведь я и сама мама и понимаю, как тяжело, когда у малышей проблемы.
Такой результат был достигнут благодаря выполнению одной важнейшей рекомендации, данной маме: по каждому зову приходить к ребенку и спокойно реагировать на любые реакции дочери. Вкупе с сопутствующими наставлениями: не ругать за отказ от еды, применять метод «зеленой ручки», использовать систему мотивации, – нам удалось «спасти» малышку. Решающим стало присутствие мамы и ее спокойствие. Благодаря ее незамедлительному позитивному отклику у малышки изменилось отношение к себе и к миру. Ведь именно ощущение небезопасности привело к отказу от еды.
На стадии обращения было: «Мир опасен. Я не могу принимать вовнутрь ничего извне. Сама я не справлюсь». На стадии выздоровления стало: «Мир разный. Обо мне заботятся. Я о’кей и мир о’кей».
«Я о’кей и мир о’кей» – исключительное убеждение, к которому нужно прийти ребенку, чтобы свободно развиваться и проявлять себя. Формируется убеждение постепенно.
В книге «Бегство от близости» Берри и Дженей Уайнхолд описывают систему развития, через которую проходят абсолютно все процессы, будь то жизнь человека, существование семьи, организации, дружбы, страны или человечества в целом.
Эта система состоит из четырех этапов: созависимость, контрзависимость, независимость и взаимозависимость. Очень кратко пробежимся по каждому из них:
1. Созависимость
Сначала ребенку важно быть в полном «слиянии» с мамой, ощущать надежный контакт, быть принятым полностью, получать заботу и любовь. Обычно это дошкольный и ранний школьный возраст до 10—12 лет.
2. Контрзависимость
На этой стадии человек по-прежнему очень нуждается в заботе и любви от матери, но ему важно отделиться от нее. Происходит это, как правило, через подростковый «бунт», эмоционально и с долей агрессии.
3. Независимость
Успешно пройдя через этап контрзависимости, человек «успокаивается» и понимает, что прекрасно справляется со всем сам. Обычно это период студенчества, самостоятельной жизни отдельно от семьи.
4. Взаимозависимость
Подойдя к финальному этапу развития, человек ощущает себя отдельной самодостаточной личностью и может строить близкие доверительные отношения с другими, не перенося на них свои незавершенные процессы развития.
Как вы считаете, на какой стадии развития зарождается мысль «Я о’кей и мир о’кей»?
Верно, на первой, на стадии созависимости. Человек в дебюте своего становления исследует мир и самого себя, наблюдая за взрослыми и их реакциями на события, явления и людей.
Ребенок словно заполняет пустую от рождения систему координат со шкалами «хорошо» и «плохо», так «надо», а вот так «не надо». Главным критерием этого является удовлетворение фундаментальной для жизни потребности в безопасности.
Чтобы понять, что я имею в виду, давайте посмотрим чуть шире.
Во все времена люди задумывались о смысле существования. Задавали себе вопросы: «Кто я?», «Зачем я?», «В чем главный смысл?». Великие умы – философы, ученые – строили свои гипотезы, формировали учения, создавали целые школы психологии и философии.
Виктор Франкл, опираясь на ценность знания смысла, создал школу в психологии – логотерапию, доказав в своей врачебной практике, личной истории, что смыслом можно «лечить».
Кто-то к вопросам смысла относится иронично, для кого-то это опорная точка в жизни. Но есть факт, который доказан самой жизнью: один из ее смыслов – в продолжении. Жизнь должна продолжаться.
Человек, как носитель жизни, должен жить. И для того чтобы сохранять эту способность как можно дольше, он наделен чувствами, помогающими собирать информацию, вовремя реагировать, адаптироваться. В буквальном смысле человек ориентируется на чувства. В базовом комплекте от рождения нам всем достался набор: радость, страх, гнев, печаль, удивление. Испытывая то или иное чувство, человек понимает, способствует созданная ситуация продолжению жизни или нет. Чтобы выполнить важнейшую задачу жизни – сохранить ее, – у человека есть два помощника: чувства страха и радости. Первое сигнализирует об опасности, второе – о безопасности.
Так, чтобы ребенок выжил, он старается максимально уходить от пугающих ситуаций и учится тому, что вызывает радость и чувство безопасности.
Беспомощность и уязвимость каждого человека на первых годах жизни, необходимость пройти через стадию созависимости (полного слияния) приводят к сильнейшей тревоге, связанной с возможным отвержением. Все дети больше всего на свете боятся быть отвергнутыми, покинутыми.
Представьте малыша, который не хочет уходить с детской площадки. Мама уже и раз сказала, и два, и двадцать. В какой-то момент ее терпение лопается. Малыш слышит: «Все. Я ухожу. Вот и оставайся здесь!», видит, как мама оставляет его и уходит. Нормальный малыш начнет плакать и либо пойдет за мамой следом, либо сядет где стоял. У него случилась катастрофа. В мироощущении ребенка покинутость граничит со смертью. «Я один не справлюсь». Поэтому близнец потребности в безопасности – это потребность быть принятым.
Теперь вернемся к нашей шкале координат. Как ребенок может разобраться, какие паттерны поведения, качества и ситуации помогают жизни, а какие нет? Верно, опираясь на свои чувства и исследуя реакции близкого окружения.
Психолог Рене Шпиц исследовал механизмы детской психологии. Вот одно из его наблюдений.
Наблюдатель играет с ребенком и предлагает ему игрушку. После того как ребенок заполучил игрушку и поиграл с ней, наблюдатель забирает игрушку.
Когда ребенок тянется к ней, наблюдатель грозит пальцем, покачивает головой и говорит: «Нет, нет».
Несмотря на улыбку и приветливое выражение лица наблюдателя, ребенок быстро отводит назад свою руку и сидит с потупленным взглядом и выражением смущения и стыда, словно он совершил нечто
ужасное.
Так, ребенок быстро понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Оценочность не минует и его самого. Если на большинство своих проявлений ребенок получает поддержку и утешение мамы – он понимает, что может быть разным и быть при этом «хорошим», и у него подкрепляется разрешение себе и дальше быть, жить. Но если в детстве ярко была представлена картина отречения, наказания – с большой вероятностью сформируется противоположная установка.
У ребенка внутренняя нецелостность формируется так.
В возрасте между 2 и 3 годами ребенок уже достаточно самостоятелен, чтобы переносить недолгие периоды одиночества. Например, он увлекается игрой и не думает о собственной потребности в заботе и безопасности. А мама может приготовить еду, отвлечься на работу по дому, посвятить себя личным делам, отлучиться в магазин (оставив его под наблюдением того человека, которому всецело доверяет).
Бывает, ребенок неожиданно обнаруживает себя в одиночестве, и ему становится очень тревожно. В такие моменты он обязательно позовет маму или сам пойдет к ней. И если же в ответ на зов мама откладывает свои дела, дает ребенку ласку, утешение и поддержку, то вся тревога уходит. Ребенок считает маму очень хорошей. Хорошим в его восприятии становится и все вокруг.
В случаях же, когда мамы нет в зоне доступа (она не может эмоционально быть с ребенком), мама становится плохой. Очень плохой. Черным цветом окрашивается все. Однако же, когда ребенок вновь «получает» маму обратно, то и образ мамы вновь возвращается к положительному.
Со временем, пройдя несколько циклов, описанных выше, ребенок усваивает, что мама может быть и плохой, и хорошей одновременно, при этом общий образ все же со знаком «плюс». Малыш уясняет, что вполне возможно быть одновременно и хорошим, и плохим, не становясь от этого «негативным» человеком. Ведь он совершенно точно понимает, что мама хорошая несмотря на разные ее качества.
Со временем двух-трехлетка учится относиться так же и к себе. Когда капризничает, проявляет гнев или расстраивается, мама с сочувствием и поддержкой относится к нему. Ребенок совершенно точно чувствует, что его принимают и любят любым. Это позволяет сформировать некое целостное отношение к себе как к хорошему в общем человеку. «Да, я могу обладать разными качествами, и плюсами, и минусами, но при этом оставаться в общем хорошим человеком».
Если же в период до трех лет при указанных выше ситуациях что-то идет не так: например, мама даже после возвращения не утешает ребенка, не дарит любовь, или, когда ребенок проявляет гнев, встречается с родительским отчуждением или осуждением, малыш может подумать, что мир безопасен, только когда мама рядом и только когда он ведет себя приемлемо. Формирование целостного восприятия себя и мира как положительного не случается. В дальнейшем ребенок учится мыслить «двумя категориями»: хорошо или плохо, черное или белое, все или ничего.
Однако же мир, безусловно, никак не укладывается в такие категории, создавая неоднозначные ситуации. Чтобы возможно было продолжать жить, необходимо было легализовать это явление. Впоследствии эту травму детства люди назовут перфекционизмом.
По ходу чтения книги вы будете работать над восстановлением целостностного отношения к себе, к миру. Признавать, что мир (и вы как его часть) может быть разным, и в общем – со знаком «плюс». Становится возможным мышление не из двух крайностей, а категориями более тонкими и многогранными.
Обретая целостность, вы понимаете, что, несмотря на свои плохие качества, имеете право быть, быть о’кей. Получаете возможность оперировать плюсами, когда сталкиваетесь с минусами.
Так, вы не становитесь «монстром», проявляя гнев, и «неудачником» в случае ошибок. Вы сами не становитесь ошибкой.
Посмотрим, как это было у наших героев.
Я: «Что вы помните из детства?»
Мария: «Я была как будто одна. Никто меня не слышал, не понимал. Мои проблемы – мелкие. Я не понимала, кто я. Я не имела веса, была незаметная, тень какая-то. Я умереть хотела. Папа меня не замечал, его не существовало. На мои просьбы он не реагировал. Я лет до 25, когда мне было плохо, мысленно с ним разговаривала и думала: а как бы подумал папа? Он же такой умный и взвешивает решения, долго-долго думает и принимает точно выверенное решение. Я ждала-ждала и не дождалась папу.
Господи, ужас, сколько можно рыдать… Мне кажется, я столько раз эту тему гоняла, она какая-то вечная».
Олег: «Особо ничего не помню. Знаю, что до моих трех лет у мамы была то ли депрессия, то ли еще что. Она мне сама рассказывала, что не могла улыбаться мне, когда я к ней подползал, будучи еще полугодовалым. Отец был в командировках, все время на работе, а старший брат меня ненавидел. Тоже, уже много лет после, он рассказал, что сам не понимал, откуда столько злости ко мне. И что он помнит, как рогаткой мне в лоб камнем каким-то стрельнул. Мне было года четыре.
Такое вот детство».
Когда я услышала такие, пусть и очень краткие, рассказы о детстве клиентов, картина стала более целостной.
Во-первых, фраза Олега про «особо ничего не помню». Очень часто бывает, что взрослые оглядываются назад и либо не находят воспоминаний вовсе, либо находят преимущественно приятные. В моменты, когда мы хоть сколько-нибудь касаемся прошлого, такие клиенты морщатся и говорят: «Нет, мои проблемы сейчас не связаны с детством. В детстве у меня все было хорошо». Однако же почему-то ничего не вспоминается. По правде говоря, механизм забывания – это просто защитная реакция психики.
Когда было больно и непонятно, что с этим делать, психика приняла решение удалить факт травмирующей ситуации из поля внимания. Чтобы не мешало жить дальше.
Во-вторых, рассказанное клиентами подсветило причины их состояния сейчас:
• У обоих не сформировалось отношение к себе как ценным и заслуживающим внимания, что, несомненно, вызывало тревогу в детстве.
• Мария справлялась с тревогой при помощи контроля. Все события, происходящие в ее жизни, она собирала, точно пазл: все разобрано на составляющие, у каждой составляющей – свое место, и если пазл не складывается, то нужно просто подумать еще. Но ощущение спокойствия все не приходило, и Мария пребывала в состоянии постоянного стресса. А когда сын дома не слушался, он словно мешал построению и без того несовершенно собранного пазла, чем вызывал гнев.
• Олег из-за недополученных внимания и эмоционального контакта неосознанно пришел к выводу, что он не нужен. Это также вызвало сильную тревогу, с которой он не может справиться по сей день. Именно с ощущением ненужности своего существования, полного обесценивания себя он сталкивался в минуты единения с собой. И именно от этих встреч уходил с помощью алкоголя. Так реализовывалась программа «Не живи», о которой мы будем говорить далее.
Если бы в тайной комнате хранились незначительные вещи, то не было бы необходимости так стойко их прятать. Лампочка «Стыд» не сигнализировала бы об опасности. Например, можно было подумать: ну что такого, в самом деле, ну беспорядок, у кого не бывает? Но ведь нет. Стыд поднимает такие чувства, что невозможно расслабиться. Начинает быстро биться сердце или, наоборот, все сжимается, каменеет внутри. Столь сильная реакция у людей возникает перед лицом смертельной опасности. Да. Именно такой кажется опасность раскрытия тайны о себе. «Если все узнают правду, случится нечто ужасное, я не смогу с этим жить».
За той дверью прячется все, с чем «невозможно жить». И стыд запускает соответствующие ощущения, словно приказывая: спрячься, исчезни.
И здесь ловушка: с одной стороны, человек приходит к убеждению, что обладает чем-то, «с чем жить невозможно», с другой – в нем природой заложен импульс «надо жить».
С одной стороны – «Не живи», с другой – «Живи». Качели.
Как сопоставить программу «Не живи» с желанием жить и смыслами жизни? С попадания в эту западню стартует внутренняя борьба за право на существование. Понимаете, почему это критично?
Наедине с собой в этой борьбе невыносимо. И человек начинает искать баланс, пытаясь разделить себя на ту личность, которая имеет право жить, и ту, у которой этого права нет. Вот она – комната с дверью. Вот что там прячется. Сторона нашей личности, которой запрещено жить.
Характерные особенности человека, который терпит внутри личное «Не живи»:
1. Привычка часто и порой без повода извиняться.
2. Саморазрушающее поведение.
3. Стеснение при общении с людьми.
4. Желание быть «закрытым» человеком.
5. Необходимость терпеть, потому что страшно сказать свое мнение.
6. Склонность к зависимостям.
7. Трудность в принятии решений, вечные колебания.
8. Постоянная оглядка на мнение окружающих.
9. Отсутствие ощущений в теле.
10. Подверженность заболеваниям.
11. Тяга помогать другим, даже во вред себе.
12. Незнание собственных желаний.
13. Нерешительность противостоять мнению других.
14. Усиленные воспитанность и тактичность.
15. Страхи быть ярким, заметным.
16. Фобии, психосоматические заболевания.
Не живи = В твоей жизни нет нужны = Ты не нужен. И далее логика такая: «Если я не нужен своим родителям, то я не нужен вовсе, мне не следовало бы быть».
Такое послание ребенок получает как в прямом виде, так и в косвенном.
В прямом – это когда с детства слышит такие фразы:
• «Лучше бы тебя не было!»
• «Ты всю жизнь испортил!»
• «Да за что же ты мне такой достался!» и пр.
Сказанное в сердцах попадает прямо в сердце и ребенку. Опять же потому, что если это говорит человек, благодаря которому он жив, то значит, сама жизнь – зря.
Косвенные послания – это когда тот же смысл передается через ситуации.
Некоторые из них я собрала в таблице, основываясь на практическом опыте – своем и клиентов. Я разделила их именно на такие категории, которые были бы максимально понятны «при первом приближении».
Косвенные послания «Не живи»
Любое проявление, указанное в таблице, ведет к психологической травме и реализации программы «Не живи». Главной особенностью стиля жизни становится подвержение себя опасности и/или саморазрушающее поведение (опасные зависимости).
Фактически все строится на контакте с мамой (или значимым взрослым). Если при контакте ребенок получает три главные вещи – любовь, безусловное принятие и безопасность, – то сформируется здоровая личность.
При этом заложенные природой механизмы выживания будут помогать ребенку все же получать этот контакт. Чем больше мама эмоционально отдалена от ребенка, тем больше ребенок будет провоцировать ее на их получение. Это подтверждено работами многих детских психологов.
Вот что об этом писал Даниил Эльконин в своей книге:
Возникновение переживаний стыда, вины, сомнений, ожиданий на фоне некоторого отделения взрослых от ребенка приводит к повышенной тенденции к интимному общению, приобщению взрослых к миру актуальных переживаний ребенка.
Мы увидели, что контакт с родителем не только определяет качество дальнейшей жизни ребенка, но и является вопросом жизни и смерти.
Если ребенок недополучил это в возрасте до трех лет, то он не построил фундамент дома здоровой личности. Но дом-то строить надо. И значит, взрослея, он все равно так или иначе будет стремиться к закрытию базовых нужд. А это нередко происходит в ущерб задачам возраста.
Например, в переходном возрасте он может сопротивляться взрослению, отделению от родителей, потому что побоится потерять хотя бы тот уровень любви, который получает. В результате чего испытает стыд и за страх отделяться, и за потребность в получении любви, и за непохожесть на сверстников. С каждым шагом жить будет все тяжелее. И в итоге у него могут «опуститься руки».
– Ты готова всю жизнь положить на то, чтобы доказать: «Я нужна», «Я имею право жить», «Я о’кей»?
– Да. Я бы согласилась, чтобы хоть однажды почувствовать это, – кивнула она.
Он не удивился. Так отвечают именно те, кто на самом дне. Нет, не жизни. Самоощущения.
– Вот, посмотри, – сказал он и протянул несколько фотографий незнакомых людей, – что ты видишь?
– Ну, тут красивая девушка. Она, наверное, просыпается утром и думает: «Какой чудесный мир, сделаю что-нибудь классное в нем!» А тут бизнесмен, богатый, все у него хорошо.
– Девушка три года назад лечилась на психиатрии, бизнесмен мечется между женой и мамой.
– Не может быть. По ним совсем не скажешь.
И тогда она подумала: «А ведь и вправду, почему я все время думаю, что другие лучше меня…»
Вот и получается, что, будучи «неидеальными», надо жить, а как – непонятно. И в связи с этим, конечно, есть последствия. Самые разнообразные.
Интересны результаты социального исследования, в котором рассматривался вопрос «Какой отдых наиболее типичен в повседневной жизни?». По данным Росстата, самый распространенный ответ, которые дали 58% респондентов, – это «смотрю телепередачи, видеофильмы».
Комментарий Росстата:
Те же самые обстоятельства обусловливают значительную распространенность вредных привычек. Немалая часть населения […] курят, употребляют алкоголь, наркотики. На вопросы, почему вы курите и почему употребляете спиртные напитки, типичными ответами являются «по привычке» и «в силу сложившихся в обществе традиций». Вместе с тем 33,2% курящих и 33,9% употребляющих спиртные напитки и 50,0% пользующихся наркотиками, как уже отмечалось, объяснили свои пристрастия тем, что это успокаивает их, помогает скоротать время, или вообще без этого невозможно жить.
Росстат «Краткие итоги выборочного обследования „Влияние поведенческих факторов на состояние здоровья населения“»
Телевизор, фильмы, вредные привычки заполняют время и мысли, не позволяя оставаться наедине с собой. Думать о чем угодно, делать что угодно, только бы не встретиться с правдой о себе…
Помимо создания вышеописанного «белого шума» вокруг себя, существует три важных следствия внутреннего «заточения». А именно:
• запрет на половину жизни;
• множество триггеров вокруг;
• постоянная усталость.
Одно из этих следствий приводит обладателя к работе над собой. Потому что «белый шум» все же помогает ограниченное время. Средний возраст признания себе, что происходит «что-то не то», – 30—35 лет.
Рассмотрим все три пункта отдельно.
Человек в норме обладает различными качествами: он одновременно может быть ленивым и активным, может проявлять радушие и гневаться, может испытывать симпатию и антипатию. И в целом быть, как говорится, «хорошим человеком».
Однако же выяснив опытным путем, что некоторые личные качества проявлять нежелательно (мягко говоря), пришлось запретить их себе. А вместе с ними по цепочке – все возможности, события и оттенки проживания, связанные с ними.
Таблица внутренней системы координат
Со временем мы получаем человека, который в целом живет под девизом «Надо», «Я должен». Его раздражает, когда другие ведут себя иначе, в глубине души он чувствует предательство по отношению к самому себе и не может быть счастливым и расслабленным, потому что внутренний источник энергии и чувств также под запретом.
«Но разве же плохо быть вежливым, услужливым, собранным и деловитым?» – может подумать кто-то. Дело в том, что у медали всегда две стороны. Как бы люди себя ни организовывали, все, что под запретом, на самом деле продолжает быть частью их личности. Например, даже самый расчетливый человек не может предугадать, где споткнется (скажем, на него вдруг побежала собака, он машинально подал в сторону, а там был камень). А упав, не может не испытать чувство. Запрещается только его проявлять. И что это означает? Что чувства всегда возникают, просто либо они проживаются, либо подавляются. Если подавляются, то их нужно сдерживать где-то, а это требует сил.
Когда идешь по стопам родителей, а в душе хочешь заниматься совсем другим – это путь к фрустрации, апатии. Потому что, делая «как надо», мы обманываем самих себя. И рано или поздно обман раскроется.
Интересным индикатором того, что запрещает себе человек, являются чувства зависти, раздражения и стыда в отношении поступков других людей.
Человек видит, что другие разрешают себе проявлять запретные для него качества, исполнять желания, похожие на его запретные, говорят «да» самим себе, отказывая чему-то внешнему. Это неминуемо вызывает внутренний отклик в виде чувств.
Поскольку все проявления запрещены, проще жить, отрицая у себя и чувства, и желания – «Фу, это не про меня!», – и разотождествлять себя с ними.
Если в вашей жизни много запретов, то много и ситуаций, которые вас триггерят. И последствие в том, что эти триггеры вынуждают вас испытывать те чувства, которые под запретом. Вы выражаете их несоизмеримо ситуациям, а потом испытываете чувство вины. Что лишь подкрепляет убеждение в оправданности запретов. На этот процесс уходит огромное количество энергии, фокус внимания сужается, вы не замечаете приятных событий, возможностей и не разрешаете себе отдыхать. Это заводит в замкнутый круг: чувствовать нельзя – триггерит – чувствую – вина – усталость – чувствовать нельзя – триггерит…
Мария ворвалась в кабинет, быстро бросив пальто на вешалку, стремительно прошла к креслам и упала на одно из них.
– Я больше так не могу, – начала она.
Причем едва она произнесла эту фразу, весь напор куда-то пропал. Я увидела, как Маша выдохнула, напряжение стало таять.
– Мария, боюсь спросить, что произошло.
– И не спрашивайте. Все как обычно! Меня все достало!
Клиентка взглянула на меня, увидела, что я вроде как не собираюсь вставлять свои комментарии, и продолжила:
– Устала. И так из-за работы своей переживаю очень, еле получается сохранить равновесие и максимально отбросить интересные мне занятия, делать что-то для семьи. А тут еще упреки, что я плохая хозяйка. Особенно бесит небрежная фраза мужа типа «Ммм… Опять у нас бардак…». Стоит ему ее произнести – все! Это взрыв. Он никогда палец о палец не ударил по дому, зарабатывать хорошо стал лет через 5 после начала наших отношений. А я все годы за всеми убирала, пока он отрывался с друзьями. Теперь его аргумент «Я зарабатываю, а ты убираешь» – сногсшибательный… А где же мои 5 лет?!
Мария показала интересный момент: обычная фраза супруга вызывала у нее несоизмеримо яркую эмоцию. Всего несколько слов – «опять у нас бардак» – будто сводили на нет все старания супруги до прихода мужа. Но все же клиентка понимала, что зачастую реагировала так, будто это вопрос не пыли на полу, а жизни и смерти.
Олег рассказывал, что при всей его рациональности стоило ему прийти домой и увидеть, что жена болтает по телефону, его будто переключало на злость. Буквально телом он ощущал прилив раздражения, но умом понимал, что ничего, в сущности, не происходит.
Некоторые жизненные ситуации, пока существуют непроработанные психотравмы, поднимают в нас несопоставимые по интенсивности чувства. Почему? Потому что подавленные чувства стремятся выйти. И чуть создается плюс-минус похожая ситуация, они вырываются наружу.
Чтобы удерживать все внутри, тратится огромное количество энергии. Человек ощущает истощение, но не может понять, в чем дело. И следом приходит раздражение.
Чем больше подавленных чувств, чем больше непроработанных ситуаций из детства – тем больше триггеров в реальной жизни.
Комната, запертая дверь, лампочка – вся эта система требует большого количества энергии на содержание. Силы уходят, во-первых, на то, чтобы не думать про комнату, во-вторых, на преодоление тревоги, связанной с установкой «я недостаточно хорош», и в-третьих, на необходимость демонстрировать миру только свои лучшие качества.
Следующая сессия с Марией: она вновь заходит в кабинет с улыбкой, молодая и активная. Кажется, она полна энергии! Проходит к креслу (на этот раз выбрав то, которое отгорожено стеллажом), удобно в нем устраивается и на выдохе говорит:
– Как же хорошо! Вот, Ирина, можете даже ничего не говорить, мне уже хорошо. Как же этого не хватало: просто раскинуться в кресле, никому ничего не быть должной, релакс.
Мы начали обсуждать чувства клиентки и постепенно подобрались к теме детства. Мария вспомнила:
– Я должна была все делать идеально. А когда делилась своей мечтой, что вырасту и буду успешной и богатой, то тут же слышала в ответ: «Все не так просто», «Результат – это тяжелый труд», «Нельзя тяп-ляп». Я и не заметила, как так вышло, что любое дело я сама превращала в сложную неподъемную задачу. Пусть даже поездка с друзьями на шашлыки. Казалось бы: мясо погрузили, сели в машину – и вперед. Но нет же: я заранее составляла списки. Тратила часы на обдумывание всего, что может понадобиться, потом все это собирала. А когда приезжали, то половина взятого оказывалась бесполезной! Друзья тогда еще сказали, что я странная… Я виду не подала, но жутко расстроилась. Ведь я для них старалась.
Те фразы из детства подвели Марию к мысли, что спонтанность, присущая ей от природы, – это нечто постыдное, так люди не живут. И, будучи еще девчонкой, запрятала это свое качество в «комнату». Представляете, сколько сил уходило ежедневно на тщательное планирование всех задач дня! Но самым болезненным становилось отвержение близких и друзей: «Я должна много трудиться, чтобы быть принятой обществом (как меня учили в детстве), но обществу это не нужно». Когда Мария подошла к этой мысли, у нас состоялся диалог, в котором видно, к чему приводят длительные поиски баланса между «так жить нельзя» и «надо жить вот так».
– Иногда мне кажется, что все бесполезно. Эти моменты воспринимаются так, будто все дни «до» я строила стеклянный фундамент, а он вдруг дает трещину.
Я проваливаюсь. Я падаю, точно Алиса из сказки, но только не в Страну Чудес. Просто падаю. Не могу ухватиться ни за что, словно несусь в пропасть на огромной скорости. Спустя какое-то время острота ощущений притупляется, скорость не ощущается так явно, в таком падении словно замираю.
Мария потерла лицо руками. Мне показалось, я увидела слезы на ее глазах.
– Мария, как долго вы ощущаете себя в этом «падении»?
– Дни, недели, годы. Мне трудно провести границы.
Точно, слезы…
– Но это состояние завершается?
– Да. Потом я падаю в какие-нибудь мягкие перины – чьи-то заботливые руки. Ну или мне так кажется, что они заботливые. Теплые ладони крепко меня держат, останавливают падение, выдергивают на твердую почву. Некоторое время мне нужно для того, чтобы поверить: «Да, я стою. Я тут. Я есть. Я не умерла».
– Как вы ощущаете себя в этот период?
– Я не успеваю. Все без четких границ. Один этап переходит в другой. Следующий – построение планов. Я не могу без планов.
– Вы планируете свой день?
– Нет, это не списки задач на день, а, скорее, как флаг на карте, фарватер, куда стремиться. Я не могу не стремиться. Остановка по ощущениям в теле равна падению. Только уже на суше. Это еще более тяжелое чувство. Как можно падать, стоя на земле? Да, немыслимо. Ощущается как бабочки в животе, только не от любви, а от ужаса. Знаете, как в животе все сжимается, когда подпрыгиваешь на горке в машине?
– Да.
– Только это сжатие не останавливается никогда. Чтобы не чувствовать ужаса, начинаешь снова строить стеклянный фундамент.
– Почему стеклянный?
– Просто другого материала нет. Только такой: хрупкий, прозрачный, незакаленный… Но лучше так, чем без него. Проходят дни, появляется подобие прочной конструкции. Но потом бац – трещина! Ты только успеваешь заметить крошечный камень, который попал в стекло на огромной скорости, отскочив от чего-то, но не успеваешь…
– Не успеваете что?
– …ничего поделать. Ничто не поможет. Очередное крушение.
Пока не закрыты базовые потребности в принятии, любви, безопасности, человек старается удовлетворить их через отношения с людьми. Но сам так хрупко строит эту близость, что она рушится при малейшем «камне в огород». В контакте с теми, кто о человеке заботился, появляется дефицит того, что образует право на жизнь. Парадокс, не правда ли? Те, кто сумел приспособиться, сохранить веру в себя, – приходят к психологам, читают книги. И пусть даже эта вера в себя не всегда очевидна для них самих, но факт работы над собой кричит о ней.
Теперь вы видите, что выбранная нами тема сильно граничит с вопросами жизни и смерти. Отчасти поэтому так трудно подступиться к ней наедине лишь с собой.
Начинается первый практический блок.
Вы уже знаете, как формируется внутренний раскол и какие негативные последствия с ним связаны.
Предлагаю перейти к практике и выполнить упражнения. Сейчас ваша задача – провести самодиагностику: собрать больше информации про себя, проанализировать, как влияет на вашу жизнь стыд, коснуться темы психологических травм, заглянув в воспоминания детства.
Для выполнения упражнений вам понадобится от 30 до 60 минут. Запланируйте это время заранее, чтобы вас не отвлекали. Упражнения можно выполнять как сразу, так и постепенно (например, по одному упражнению в день).
Также я рекомендую завести отдельный блокнот для записей, где вы сможете описывать свои наблюдения и чувства, отмечать практические результаты, фиксировать выводы и инсайты.
1. Как стыд влияет на вашу жизнь
Стыд заставляет человека прятаться, скрывать и подменять чувства.
Варианты чувств, за которыми стыд прячется: страх, смущение, обида, зависть, видимое безразличие, раздражение. Чувства вызывают автоматические мысли, в которых обязательно присутствуют фатальность и (или) обобщение. Например:
• Теперь ВСЕ узнают, что я ужасно готовлю.
• У меня НИКОГДА не получится сдать этот экзамен.