– Ксения! – крикнул моложавый профессор с прочитанной наконец фамилией «Шанин», высунувшись из своего кабинета в приемную. – Меня ни для кого нет, никого не впускать и ни с кем не соединять. Я уехал!
– Неужели в облздрав? – как-то нехорошо усмехнулась секретарша.
Начальник сверкнул глазами и пробормотал что-то невразумительное
– Хорошо, Николай Николаевич, – она ответила серебряным голоском и что-то переключила на большом телефоне. – Меня, кстати, вызывают в цех.
– Иди, только не задерживайся. Видела, сколько народу в коридоре?
Шанин захлопнул дверь, повернул внутренний ключ на два оборота и уселся в свое кресло.
Я уже успела осмотреться.
Кабинет заведующего «Астартой» меня поразил. Здесь царила не просто медицинская чистота, а идеальный порядок вплоть до выровненных в один ряд цветных постиков. Казалось, своим появлением я вношу сюда хаос. Мне импонировала подобная обстановка – хотя бы потому, что в ЖЭУ было все наоборот.
Сам доктор мне тоже понравился. Он был высок ростом и белый халат его почти хрустел от свежести.
– Итак, голубушка Анастасия Павловна, – начал он, проведя рукой по идеально блестящему столу. – Посмотрим…
И придвинул мой безупречный медицинский профиль, который я успела сделать за пять дней.
– Можно без «Пална», – сказала я. – И даже лучше.
– Я тоже так думаю.
Он посмотрел на меня. Лицо его было энергичным и собранным.
– Итак, Анастасия, вы решили, что хотите у нас работать.
– Решила, – я усмехнулась. – Правда до сих пор понятия не имею о самой работе.
– Оксана вам не прояснила?.. Ах да, правильно, я же ей на этот раз давал такое указание… Мы – центр планирования семьи. Это…
– Можете не объяснять, – перебила я, сразу давая понять, что перед чистеньким доктором сидит не торговка с вещевого рынка. – Я знаю много слов. Я бывший инженер. Ну то есть я просто инженер, а бывшая…
Запутавшись в словах, я махнула рукой.
– Похвально, похвально. У нас тут почти все с высшим образованием. С образованными людьми, понимаете ли, легче работать.
Доктор посмотрел с тонкой улыбкой, и я сразу поняла, что он раскусил мои тайные мысли.
– Значит, вы понимаете, что центр планирования семьи – это просто станция искусственного осеменения женщин. Донорство спермы и все прочее.
– Конечно, – я кивнула.
Но не спросила, какое место в процессе могу занимать я, поскольку решила больше слушать и меньше говорить.
– Искусственное зачатие вещь давно известная. Можно сказать, вековой давности. Только в наше время эффективность его сильно понизилась.
– Доноров не хватает? – все-таки не удержалась.
– И это тоже есть. Генотип испорчен, трудно найти хорошего донора. Но не это главная проблема. Человек, видимо, вымирает как биологический вид… впрочем, не будем распространяться на эту тему. Скажу только: сейчас женщины беременеют с гораздо большими трудностями, чем, скажем, сто лет назад. Даже естественным путем.
Я слушала молча.
– Вы представляете, как происходит осеменение донорской спермой?
– Ну… теоретически.
– Сперма используется точно так же, как донорская кровь. Мужчина извергает ее путем мастурбации, ее помещают в хранилище – особые условия, низкая температура… ну не важны тонкости. А когда наступает момент, вынимают ампулу и вводят пациентке специальным шприцом. И все.
– И все, – невольно повторила я.
– Ну да. Если женщина приходит не на бегу, а наблюдалась несколько месяцев и у нее точно установлен срок овуляции, то беременность наступает стопроцентно. Вот так просто было.
– Было? А сейчас?
– А сейчас возникают проблемы на ровном месте. Человечество утрачивает способность к размножению. Приходится прибегать ко все более радикальным мерам. Одна из школ извлекает из матки яйцеклетку, осеменяет ее in vitro, потом время внедряет обратно. Довольно сложная операция…
Доктор заговорил, употребляя термины, и хотя в целом я кое-что понимала, голова уже плыла от ожидания и слушала я вполуха. А Шанин пересказывал теорию какого-то профессора о человеческом факторе, который может улучшить результат, еще о каких-то опытах, проводившихся то ли недавно в Англии, то ли в Германии еще при немца…
Очнулась я, когда доктор продиктовал, постучав авторучкой по столу:
– …Нашей школой найдено новое решение проблемы.
– Надо же, – я откликнулась так, словно слушала внимательно. – И… какое?
– Оплодотворение свежей спермой, полученной в процессе нормального полового акта.
– Донора с… пациенткой, – догадалась я, гордясь пониманием медицины.
– Ни в коем случае! – доктор даже всплеснул руками. – Между донором и реципиенткой исключен любой контакт. Ради гарантии от осложнений в будущем, не вам объяснять, какая в России демография. Если раньше показывали портреты доноров, то сейчас даже этого не делается. Ведется компьютерный подбор по принципу фоторобота. К тому же половой акт может породить психологический ответ со стороны самого донора, один черт знает, что ему придет в голову. Да и наконец – даже при очень большом желании иметь ребенка лишь малый процент женщин согласится на то, чтобы их за довольно большие деньги, извините, трахнул незнакомый мужик.
– Но как тогда…
–…Вставляется одно звено. Приемщица семени. Вот эту должность я вам и предлагаю.
– А куда его принимать? – невольно спросила я.
– Туда, куда положено. Во влагалище.
– В… мое? – уточнила я.
– Умница, Анастасия. В десятку, – доктор усмехнулся. – В ваше драгоценное и – судя по анализам – прямо-таки ангельское влагалище.
– А… – я была ошарашена, но меня увлекла логика понять все до конца. – Но если я… в свое, то как потом… Отсасывают клизмой?
– Можно без клизмы. Специальным вакуумным отсосом экстрагировать, разделить на центрифуге и осадить. Проблема в несовместимости микрофлор. И до этого наша школа еще не дошла. Донор работает в презервативе. Содержимое обрабатывается и буквально горячим вводится реципиентке. Конечно, это не то, что живой акт, но пока это – наш предел.
Я слушала внимательно. Оксана не ошибалась в предчувствиях насчет того, что работа мне понравится. Нравиться она мне еще не могла, но сама перспектива вызывала интерес. Он, конечно, не казался здоровым… но что, связанное с природным делом, могло похвастаться здоровьем интересов?
– Мы работаем по такой методике третий год. Ясное дело, сдать сперму путем полового акта – не то же самое, что мастурбировать на порножурнал. Среди доноров много женатых, они могут как угодно маскироваться. Все позволяется, потому что результат налицо. Вы видели фотографии в коридоре?
Я кивнула.
– Это наши результаты. Причем не все. Некоторое ни в какую не соглашаются ни пузо свое фотографировать, ни принести карточки детей…
Доктор помолчал.
– Но я вижу, вас такая перспектива не вдохновляет. Или у вас… легкий шок от цинизма?
– Скорее второе, – покраснев ответила я. – Я понимаю так, что меня будет иметь донор…
– Не иметь, а совершать с вами половой акт по производственной необходимости, – поправил доктор. – Они ходят не в бордель отдыхать, а трудиться на ниве искусственного осеменения. Поймете разницу, если будете работать.
– «Работать», – я засмеялась.
В моем прежнем понимании слова «иметь» – то есть «трахать» – и «работать» могли соседствовать лишь при описании проститутки. Но тут, похоже, имелась научная организация.
– Работать, – повторил Шанин. – В трудовой, учитывая ваше инженерное прошлое, запишем так: «Инженер по приемке готовой продукции». Пойдет?
– Пойдет, – сказала я так, будто уже на все отважилась.
Хотя до конца еще не решила. Не потому что испугалась. Просто слишком уж внезапным было предложение подставлять себя кому ни попадя. Ну не кому ни попадя, но все равно… Заниматься сексом в качестве работы.
– Вопросы? – продолжал доктор.
– А сколько вообще этих приемщиц? – спросила я. – Если не секрет.
– Три. Было три, осталось две, потому что одна… уехала в другой город. Поэтому мы и ищем… искали кандидатуру.
– А доноров?
– Ожидал такого вопроса, – доктор кивнул. – Доноры обладают текучестью.
– А почему?
– Потом поймете. В общем, они меняются, но по штату мне разрешено иметь тридцать единиц. И на каждые десять держать одну приемщицу. Больше не получается: отчисления на бонус фиксированы, работать станет невыгодно.
– Так значит, меня…– пробормотала я, чувствуя одновременно и жар и холод и томление и даже не спросив, какой бонус имеется в данном случае. – Будут именно трахать десять разных мужиков?
– Нет, не десять, – усмехнулся доктор. – А по сути все тридцать имеющихся на данный период.
Я ошарашенно молчала.
– Объясняю. Оптимальный срок созревания спермы в мужском организме составляет пять суток. Донор пять дней воздерживается, каждый шестой приходит сдавать продукт.
– Но…
– Повторяю: каждый, независимо от наличия реципиенток, ждущих осеменения. Донор – тяжелая высокооплачиваемая работа. Помимо своего метода, мы регулярно консервируем сперму и продаем в банки других центров и даже других городов, где работают по старинке. Сюда каждый день является в среднем шесть доноров. Сегодня одни шесть, завтра другие шесть. Рано или поздно вас оприходует каждый.
– Но… – я замялась. – Если приходят шесть доноров, а приемщиц три, то получается…
– Получается, что каждая совокупится с двумя донорами. Или с тремя, если у одной месячные. За процессом следит Александра, начальник донорского отдела, чтобы всем в итоге шли одинаковые количества сеансов. Иначе у вас будет большая разница в бонусе.
Услышав уверенное «у вас», я невольно поднесла ладони к лицу.
– Да не бойтесь вы! Вы же сами говорили в анкете, что готовы заниматься сексом несколько раз в день с разными мужчинами? А доноры все как на подбор. Тридцать три богатыря, мать их в душу без царя… Не старше двадцати пяти, красавцы, и стопроцентно чистые. Это сейчас на словах слушать страшно – потом понравится так, что в воскресенье будете считать часы до понедельника. Ксения говорила, вас выцепила с сайта знакомств?
– Да, с него самого.
– Так вот. Сколько тысяч… десятков тысяч наших женщин сидят на этих сайтах и общаются со старыми павианами и озабоченными малолетками лишь потому, что не могут найти достойного сексуального партнера. А вы будете жить, как в раю. Работать в светлом помещении и каждый день вас будут… с вами будут совокупляться несколько молодых приятных мужчин… Это же не жизнь, а малина. Или…
Доктор посмотрел на меня очень внимательно, словно хотел увидеть насквозь.
– Или вы собираетесь еще раз выйти замуж?
– Вот уж от чего увольте, так увольте, – твердо заявила я. – Попробовала, до сих пор тошнит. Одного раза достаточно. На черта мне мужик дома – чтобы ему носки стирать?
Доктор засмеялся.
Я представила, как буду ходить на работу, чтобы… Чтобы получать то, в чем я давно чувствовала себя обделенной. Получать от молодых мужчин, каждый день разных, без риска что-то подцепить или опасения завести обременяющую связь…
Ощущение было сходным с тем, какое охватывало меня при взгляде из самолета на ползущую внизу землю: от сладкого яда высоты захватывало дух. Но при этом внутри все дрожало от страха: я ни на секунду не забывала, что самолет железный и летит вопреки законам притяжения. Но…
–…В общем, я согласна.
Это сказала другая Анастасия… а может, и не Анастасия вовсе, а какая-то незнакомая женщина, решившая вперед меня.
– Замечательно. Я в этом не сомневался… Тогда осталось последнее – осмотр.
Доктор встал и растворил дверь в углу кабинета:
– Пройдите туда и разденьтесь.
Я понятия не имела, зачем меня осматривать, если я уже сдала сто анализов, но спрашивать ничего не стала. Но все-таки нашла в себе силы пошутить:
– До пояса или до белья?
– Догола, – серьезно ответил доктор. – Скажете, когда будете готовы.
Деликатность удивила; гинекологи всегда любили искоса смотреть, как я раздеваюсь и почему-то еще больше – как одеваюсь. Я прошла, ожидая увидеть стандартное кресло, которое ненавидела, как любая женщина старше двенадцати лет.
Однако за дверью нашлись кушетка под белой простыней и даже с маленькой квадратной подушкой, несколько стульев и вешалка с плечиками. Я через голову сняла кофточку, спустила бюстгальтер, сдернула юбку, стянула колготки вместе с трусами, снова обулась и крикнула, что готова.
Доктор появился и несколько секунд – уже в белых резиновых перчатках – молча смотрел на меня.
А я стояла, голая и в сапогах, втягивала отсутствующий живот и начинала медленно, как школьница, краснеть.
– Да уж, – сказал наконец он.
– Что «уж»? – уточнила я.
– Уж не хочет груш. Если это ниже средней, то я президент Японии, какого никогда не существовало.
– А что, разве не так? Что хорошего? Ну титьки у меня большие, а остальное…
– Повернитесь, пожалуйста, посмотрим и это остальное.
Я повернулась, как на рабском рынке в секции невольниц для гарема. И думала о том, что, знай об осмотре, прихватила бы сюда свои лучшие туфли из натуральной кожи питона. На тонком каблуке, с оранжевым низом и блестящими чешуйчатыми носами а’ля Маленький Мук…
–…На стул встаньте, пожалуйста.
Пожав плечами, я стряхнула с босых ног неприятно сырые сапоги и влезла на стул.
Доктор развел мне ягодицы – я поджалась от неожиданности.
– Так-так… – в голосе слышались нотки кота, увидевшего чашку со сметаной.
– Что – «так-так»? – нервно выдавила я.
Не ответив, он погладил нижние поверхности моих задних частей.
Которые – я знала точно! – целлюлитом еще не страдали.
– Н-да…– Шанин вздохнул. – С внешностью вы нас обманули, однозначно.
– А все-таки скажите мне, – не выдержала я, все еще возвышаясь всей своей задницей. – Зачем для такой… работы вы ищете женщину старше сорока? Да еще ваша Оксана радовалась насчет «ниже средней».
– Голубушка Анастасия, тут есть своя тонкость. Профессор Ивановский считает – и это подтверждают некоторые исследования – что сперма, содержащая достаточный процент активных сперматозоидов, выбрасывается не одномоментно, а готовится в течение полового акта длительностью не менее пятнадцати минут. Поэтому донор имеет временнУю норму работы с приемщицей, а если он ее не выдерживает, то получает штраф. Так представьте себе, набрал бы я двадцатилетних девок с молочными железами вашего калибра и всем остальным вашего же качества. Какой молодой мужчина после пяти дней полного воздержания продержался бы с ними – извините за каламбур – дольше еще двух минут? Идеальна приемщица настолько непривлекательная, что донор почувствует женщину, только ею овладев.
– Так если сначала не почувствует, то как он ею овладеет? – усомнилась я, невольно втягиваясь в предстоящее.
– Резонно, – доктор довольно хмыкнул. – Для этих целей есть Александра, она из всех готовит к труду и обороне своего хилого отечества. Но в отношении вас этого не понадобится, это точно. Вы, голубушка, Анастасия, будете для них как сладкое пирожное, изредка достающееся каждому. А теперь, пожалуйста, лягте на кушетку, разведите ноги и согните в коленях.
Я спрыгнула со стула, босиком шагнула к кушетке, легла и послушно раскрылась.
– Ноги, ноги сильнее! Мне нужна ваша вульва.
Доктор присел на край кушетки, одной рукой ухватил меня за то место, которым предстояло работать, а вторую запустил в меня.
Прикосновения его были жесткими, но какими-то бесполыми. Все – включая Шанинский белый халат без единого пятнышка – напоминало привычный визит к гинекологу. Но там всего лишь изучали мои недра под светом фонарика то этот доктор следил за моей реакцией. Он переместил руку, почти вынул, надавил изнутри снизу вверх – я почувствовала, как во мне становится жарко и все нужное сокращается само по себе. Мне было одновременно и неприятно и сладко какой-то ошеломительной жутью.
– Вы… что делаете… – облизнув губы, пробормотала я, стараясь не встать сразу на мост. – Что вы там… нашли?
– Да ничего… Смотрю вашу реакцию на возбуждение зоны «G»… Матку вам не задевал, когда пальпировал?
– Нет, – выдохнула я. – Матка в порядке. Она у меня в самом центре Земли. Никогда не задевали, даже на четвереньках.
– Это хорошо, хорошо…
Доктор отпустил меня так неожиданно, что я дернулась: мое тело, несмотря на дикость ситуации, уже не хотело расставаться с его руками.
– Ну… вагина у вас самая средняя, – спокойно сказал он, выпрямляясь.
– Это хорошо или плохо?
– Конечно, хорошо. Сможете принимать любого донора без проблем для него… и для вас. А теперь ноги еще пошире, пожалуйста.
Я растащилась руками, пытаясь лежа сесть на шпагат.
– Волосы убрать, – продолжал Шанин, трогая меня резиновыми пальцами. – Все вообще. И здесь, и здесь, и здесь тоже… Можете сделать депиляцию, можете ежедневно брить, если не лень. Но чтобы все было гладко, как у младенца.
– Слушаюсь, – сказала я, привстав на локтях.
– Куда вы вскочили? – остановил доктор. – Ложитесь обратно.
– Как? – спросила я, не понимая, что еще можно у меня смотреть.
– На спину, как лежали. Опустите руки и расслабьтесь.
Я легла, подсунула под голову подушку, поскольку без нее вряд ли сумела бы расслабить тело на ровной поверхности. И пока возилась – это заняло пару секунд – то не сразу заметила, что доктор скинул халат и стоит рядом обнаженный.
– А…
Я не успела договорить.
Мягким движением доктор взобрался на кушетку. Я почувствовала влажное прикосновение к своему бедру, но не стала туда смотреть.
– Это… что? – ошарашенно спросила я.
– Проверочное совокупление. Своего рода тест на профпригодность.
– Прямо так и сразу?
Я не могла понять: испугана я, рассержена, или… обрадована. Скорее всего, я ощущала все вместе.
– Прямо сразу и так. Или вы отказываетесь?
– Н-нет, почему, просто я…
– Точно не отказываетесь?
– Точно, – твердо ответила я. – Я же согласилась у вас работать.
И сунула руки под ягодицы, слегка выгнулась вверх. Я знала свои особенности – партнеру было легче войти именно при таком моем положении.
– Ну ладно, тест пройден, – непонятно сказал доктор.
Соскочил с кушетки и снова влез в свой идеальный халат.
– А… проверочное? – пробормотала я, не понимая, чего хочу.
– Голубушка Анастасия, – доктор грустно поморщился. – Я же сказал – это тест.
– А… Иметь меня вы не будете?
– Повторяю, то был психологический тест. Последняя ступень. Потому что говорить можно долго и о многом. Но когда дело доходит до того, что предлагают взять и все испытать, не отходя от кассы, с партнером, знакомым всего в течение десяти минут.
Я вздохнула, почти раздосадованная. Но все-таки подумала, что педикюр делала не зря.
– Ну неужели вы думали, что я, ваш начальник, стану приходовать вас в своем кабинете?
– Всякое бывает, – я пожала плечами.
– Всякое, да не у нас, – возразил Шанин.
Отошел от кушетки, наклонился к отсвечивающему окну – поправил халат и пригладил седоватые волосы.
– Наш донорский отдел – очень хорошее место работы, – без связи заговорил он, снова повернувшись ко мне и явно думая о чем-то своем. – В иных городах за наружное оплодотворение собственной яйцеклетки спермой мужа берут две тысячи долларов. У нас за обычное осеменение донорским продуктом платят меньше. Но, скажем так, не на порядки. Львиная доля идет устроителям, но и доноры получают достаточно, и вы будете получать не так уж мало. Да, забыл сказать, оплата у нас сдельная. Александра все учитывает, в журналах расписываетесь, будете получать определенную сумму за каждый половой акт. И кроме того, начисляется оклад. Постоянный, чтоб вы не умерли с голоду, если эти… д-доноры… вдруг все разом подхватят… грипп. График шесть плюс один, неделю перерыв на месячные… Кстати, как у вас с месячными?
– Ну… – я пожала плечами. – Скажем так – нерегулярно.
– И с чего бы они были регулярными, если в вашем возрасте у вас такая половая жизнь, как в анкете сказали? – доктор вздохнул. – Но в наших условиях у вас организм заработает, как часы.
– Вы так думаете?
Я уже смирилась с тем, что красные отметки в моем календарике плясали туда-сюда на целые недели.
– Уверен. Работа здесь полезна для женского организма. Вы, конечно, не предохраняетесь?
– От чего? – нахально спросила я, прекрасно уловив предмет вопроса.
– От того самого, – усмехнулся доктор.
– Нет конечно. Я же все сказала именно в той самой анкете. Не-ре-гу-ляр-но.
– С сегодняшнего дня предохраняйтесь, потому что будет регулярней некуда. Посоветуйтесь с гинекологом. Вы рожавшая, оптимально поставить спираль и забыть об всем на пару лет. В крайнем случае принимайте таблетки.
– Но зачем? – спросила я.
– На случай, когда в вас будет попадать сперма.
– А… Но вы же говорили, что иметь меня будут в презервативах?
Я, кажется, все-таки чего-то не уловила.
– Хотел вам потом разъяснить, но раз уж сразу заговорили… Фиксированная зарплата вам будет идти независимо ни от чего. Примерно…
Доктор назвал сумму, которая втрое превосходила мой заработок в ЖЭУ.
– …Так вот. Условия хорошие. Вплоть до того, что вам будут приносить горячий обед из кафе по заказанному меню, а удерживать сущие копейки. Но по сути… скажу вам по сути… По сути наша работа – это сексуальная тюрьма.
– Тюрьма?!
Вот теперь я не понимала уже вообще ничего.
– Возьмите донора. Человек получает деньги, но он фактически лишен половой жизни. По контракту ему запрещено иметь сношения с посторонними лицами. Между днями сдачи он не может себя облегчить мастурбацией. При приеме проводится замер движущихся сперматозоидов в поле зрения, и это сразу обнаружится при сверке. Кроме того, ему нельзя употреблять алкоголь, и так далее. А вы? Вам тоже запрещена половая жизнь на стороне. Вы понимаете смысл этих слов? В любой день любой сотрудник – хоть штатный, хоть донор – может быть отправлен на анализы. Обычно так бывает пару раз в месяц. Если что-то найдется – штраф и увольнение.
Я хотела спросить, как можно сочетать штраф с увольнением, но не стала.
– Это сексуальная тюрьма в самом прямом смысле. Никто из вас не имеет права половых сношений за пределами нашего круга.
Доктор вздохнул.
– Но внутри этого круга по сути дела все совокупляются со всеми. Ханже, дураку и человеку далекому от наших проблем все покажется развратом. Но на самом деле это производственные отношения. Понимаете? Мы работаем в сфере воспроизводства человека. Секс для нас и работа и жизнь, их трудно разделить. Каждый донор в день сдачи имеет право на физиологическую разрядку. То есть может совершить нормальный половой акт с любой из наших сотрудниц. Хоть с вами приемщицами, хоть с Александрой, хоть даже с Ксенией – моей секретаршей. Или даже со всеми тремя по очереди, если давление тестостерона повышено.
Я молчала, представив себе трех женщин, которых по очереди обрабатывает один мужчина.
–…Поэтому будьте готовы к тому, что вас будут иметь каждый день сверх оплачиваемой нагрузки. Без презервативов и без отсчета времени.
– А скажите… – я так и лежала голая, в моем теле все еще плясал какой-то бес, меня не напугало даже известие о неоплачиваемой нагрузке. – До меня приходило много… кандидаток?
– Приходили многие, врать не буду. Ни одна не прошла последнего этапа. Краснели, шипели, когтились и уходили.
Это сообщение меня почему-то обрадовало.
– И еще… – Шанин внимательно посмотрел на меня. – Со стороны ваша работа очень напоминает работу проститутки.
– Но я…
– Нет, вы дослушайте. Со стороны. Вас использует не тот, кого вы любите и хотите, а кто назначен. И вы получаете за это деньги. Но если смотреть с такой стороны, то и жена по отношению к законному мужу иногда исполняет обязанность проститутки. Особенно когда ему надо, а ей не хочется.
– Мне это знакомо, Николай Николаич, – сказала я, впервые назвав доктора по имени. – Можете не объяснять.
– Но главное не это. Мы заняты процессом деторождения, а это дело связано с сексом. И когда вам вдруг покажется, будто вы проститутка – выйдите в коридор, посмотрите на галерею беременных и на детские мордашки. И вы поймете, что работая своим главным органом, будете служить серьезной цели: спасению человечества от вымирания. Причем вполне официально.
Я кивнула.
– Хотя не уверен, что это человечество заслуживает спасения… – вполголоса добавил доктор, глядя в окно.
Кивнув еще раз, я села на кушетке.
Шанин вышел в кабинет, отпер дверь и высунулся в приемную:
– Ксения! Оформляй Анастасию! С завтрашнего дня она у нас работает.
Секретарша появилась не сразу. Она была голоногой, а халат сидел так, будто она только что надела его и даже забыла одернуть.
Не успев одеться, я, кажется, покраснела и попыталась прикрыться успевшими остыть трусами.
Доктор засмеялся:
– Не надо стесняться, Анастасия. Отныне вашей рабочей формой будет именно такой вид.
– Да? – вырвалось я меня.
– Да и никак иначе. По прибытии будете всю одежду вешать в шкаф и весь день ходить в чем мать родила. Распорядок нестабильный, вам не будет времени одеваться-раздеваться. Будете жить в простоте древних греков. С утра до вечера будете принимать одну сплошную воздушную ванну.
– Но как…
Я невольно посмотрела на снежно-белый радиатор отопления и меня передернуло при воспоминании о своей квартире, где голышом не продержалась бы и пяти минут, хотя здесь почему-то не мерзла.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся Шанин, перехватив мой взгляд. – Наш перинатальный центр – это в самом деле медицинский бордель. Но нас приютило особое здание. Не просто медицинское учреждение, а родильный дом, где температура поддерживается постоянно. Своя бойлерная, воду не отключают никогда, при необходимости будут топить даже в июле.
Я шагнула к окну, положила ладонь на батарею – в меня хлынуло тепло.
Умиротворяющее и… обнадеживающее.
–…Правда, сейчас вам все-таки стоит одеться. Народ в коридоре поймет вас неправильно.
Я пожала плечами и принялась одеваться.
На этот раз доктор стоял у двери и с улыбкой смотрел на меня. И, кажется, вздохнул с сожалением, когда я натянула сапоги.
– А кто такая Астарта? – спросила я в последний момент у Шанина.
Внутри у меня от всего этого – разговоров, топтания голышом, обследования и финального одевания на его глазах – горело и плавилось. Мне предстояло хватать такси, чтобы скорее добраться до дома и присесть в ванне над перевернутой душевой лейкой, пока не прошел этот сладостный озноб.
– Астарта – египетская богиня плодородия, – спокойно пояснил Шанин, глядя как я сквозь кофточку поправляю на себе бюстгальтер. – Ее культ сопровождался разнузданными оргиями на поле будущего посева. Мы занимаемся примерно тем же самым. Только не на грядках, а в условиях нынешнего тысячелетия.