Причастие мертвых. Тарвуд-1 - читать онлайн

Глава 4

Таверна занимала двухэтажное здание на краю рынка. Северная стена смотрела на рынок, южная – на Южный Ларенхейд, а восточная выходила на Рейлинплац, площадь перед воротами замка, ту самую, с фонтаном. И если это было не лучшее в городе место для ресторана, казино и публичного дома, то Заноза затруднился бы сказать, какое же тогда лучшее. Даже ратуша была расположена менее выгодно. Ратуша смотрела на замок, войти в нее можно было и с площади, и с одной из улиц Северного Ларенхейда, но от рынка она находилась довольно далеко. А таверна, вот она, пожалуйста, три двери для клиентов любого социального класса.

Зал не пустовал даже сейчас, в пятом часу утра. Большущий зал – на весь первый этаж – заполненный не мешающими друг другу запахами кофе и табачного дыма, пряных трав, корицы, дерева и горячего хлеба. Потолок поддерживался несколькими беспорядочно расставленными колоннами и балками такого размера, как будто предназначались они для строительства замка, а пошли, почему-то, в таверну. Часть столиков пряталась в густой тени, и даже Заноза не сразу разглядел, есть ли за ними кто-нибудь. Но он и не присматривался. Потому что увидел дракона.

Дракон смотрел на зал, а может сквозь зал и сквозь стены, куда-нибудь в прошлое или будущее. Попробуй-ка, определи направление взгляда, когда между глазами примерно полтора метра, а перед глазами – пасть, в которую некрупный упырь поместится целиком, и еще останется место. Довольно много места. Ничего, кроме глаз и пасти, к счастью, не было: драконья башка висела на стене над таким же гигантским камином, а остальной дракон, наверное, давно пошел на сэндвичи и бифштекс.

Заноза сказал себе, что из папье-маше и гипса не делают сэндвичей даже на Тарвуде. Но, во-первых, он не был в этом уверен, а, во-вторых… он сомневался, что голова не настоящая. Дело в том, что за стойкой бара, над батареей бутылок, по большей части лишенных этикеток, оплетенных соломой, и оставляющих лишь догадываться о своем содержимом, так вот, над этой батареей вдоль всей стены – от двери на кухню, до входной двери – тоже висели головы. Точнее, черепа. Нет, не драконьи. И не человеческие. Но и не животных. Это были черепа гуманоидов, и они до того походили на поделки обчитавшихся фэнтези краниологов, что просто не могли не быть настоящими. Со всеми своими клыками, рогами, нечетным количеством глазниц…

Заноза снова перевел взгляд на голову дракона. Она как-то успокаивала.

– Это не постояльцы, – Мартин неверно истолковал его заминку, – это какие-то знакомые Мигеля. А вон его меч, видишь? – он показал на гигантских размеров мачете, висящее выше бутылок и ниже черепов. – Называется «Смеркалось».

– И это не настоящий дракон, – сказала Лэа. Но едва Заноза задумался над тем, рад он или разочарован, добавила: – это тарвудская виверна, они живут в горах на севере. Неразумные, а так, с виду, от дракона не отличить. Мы с Мартином ходили на такую охотиться.

– Чуть не легли там, – буркнул Мартин. – Нельзя на дракона без пулемета, но огнестрел тут не работает.

Из этого короткого и не очень понятного диалога, Заноза уяснил главное: на Тарвуде нет привычного ему оружия, и второстепенное: Лэа и Мартин безоружными ходили охотиться на дракона. Какая новость хуже – невозможность стрелять или неадекватность работодателей, он не знал. Решил, что обе плохи.

А пока он размышлял, из кухонной двери вышел и проследовал за стойку человек-гора. Огромный, смуглый до оливковой прозелени, черноволосый и до того страшный, что череп его мог бы занять достойное место на стене за стойкой. На лице было поровну шрамов и татуировок, на руках, до закатанных по локоть рукавов, татуировок было, кажется, чуть больше, чем шрамов. А белая идеально-чистая ткань рубашки контрастом превращала темную кожу в шкуру броненосца.

– А это Мигель, – сказали Мартин и Лэа хором.

– Угу, – Заноза кивнул, – я догадался.

Этому типу «Смеркалось» был как раз по руке. И «знакомые», висящие на стеночке, были подходящей компанией. Это его Лэа запугивать собиралась?

– Привет, Мигель! – Лэа первой пошла к стойке, – это Заноза, он будет жить у тебя.

– Буэнас диас, сеньора и сеньоры, – густой бас подходил этому громадному человеку как нельзя лучше. Из-под черных густых усов сверкнули белые зубы, и это, определенно, была улыбка.

– Глоссолалия… – Заноза забыл поздороваться. – Это же испанский! А ты, – он развернулся к Мартину, – говоришь на итальянском. На английском я слышу только Лэа.

– Я говорю на русском, – Лэа озадачилась.

– А я почти не знаю русского, поэтому слышу тебя по-английски. Но знаю испанский и итальянский, и Мартина слышу то как итальянца, то как англичанина, а вы, – Заноза взглянул на Мигеля, – говорите на мексиканском испанском.

Еще одна улыбка:

– Вы тоже, сеньор, вы тоже.

– Это я машинально.

С каждым нужно говорить на родном языке – неизменное следование этому правилу делало его основной дайн неотразимым. В Алаатире это работало как прикормка для зверья между охотничьими сезонами: эффект дайна накапливался, влияние росло, возможностей становилось все больше. Ну, а в тех краях, где приходилось бывать наездами, знание языков было катализатором дайна. Вот и здесь сработало.

Значит, Мигель не просто слышит его речь, как испанскую, а знает, что он действительно говорит на испанском.

– А если так? – спросил Заноза на итальянском, и вопросительно уставился на Мартина поверх очков, – есть разница?

– Сейчас ты говоришь по-итальянски. Интересно… я же тебя и раньше по-итальянски слышал, но знал, что это другой какой-то язык.

Мартин был озадачен. Лэа тоже. А вот Мигель – ни капли не удивился.

– Всегда так было, – прогудел он, поставив на стойку перед Мартином чашку с горячим кофе, – с испанским и французским, а может и с остальными, их я не знаю. – Перед Лэа была поставлена чашка с чаем и вазочка с горячим хрустящим печеньем. – Ана по-французски говорит, Берана по-испански, теперь и сеньор Заноза тоже. Их совсем по-другому слышно, чем вас, сеньор Халькон, или сеньору Дерин, или тех, кто на тарвудском разговаривает.

– Если сеньор, то Сплиттер. А если Заноза, то без сеньора.

– Каморриста12? – переспросил Мигель, снова улыбаясь в усы.

Это было ужасно интересно. «Сплиттер», и «каморриста» – одно и то же слово, первое на немецком, второе – на испанском. И для Мигеля оно должно было звучать одинаково. Но звучало по-разному.

– А ты разницу слышишь? – спросил Заноза у Мартина.

– Между Сплиттером и Занозой? Слышу, конечно.

– А ведь по-итальянски «каморриста» – «бандит», а не «заноза».

– У нас тут хороший переводчик, – сказал Мартин гордо. – Переводит как надо, а не как правильно.

– Хорошие микробы, – уточнила Лэа.

– Я думаю, это вмешательство демонов, – поделился мнением Мигель.

Как это ни печально, скорее всего, он был ближе всех к истине. Тарвудская глоссолалия работала бессистемно, зато максимально близко к духу, а не букве слов. Не похоже ни на микробов, ни на какую-нибудь программу-переводчик, даже с неограниченным словарным запасом. Куда больше похоже на разум.

А поскольку демоны – почти то же самое, что магия, эту тему стоило выкинуть из головы до лучших времен. Если они когда-нибудь наступят.

Оказалось, что большая часть второго этажа таверны отведена под игорный дом. Об этом рассказала Ана, старшая официантка, которой Мигель поручил проводить нового постояльца в номер. Лестница вывела в маленький зал, где, не мешая друг другу, были расставлены низкие столы, кресла и пара диванов. Здесь тоже пахло кофе, немного вином и еще откуда-то тянуло благовониями. Легкий запах, не раздражающий, но не без афродизиаков.

Ана свернула направо, в коридор, отделенный от зальчика массивной дверью.

– Прошу за мной, сеньор, жилые комнаты здесь. А там, за холлом, – она махнула рукой в сторону широко открытых дверей напротив, – казино. И дом свиданий. Девушки у нас самые дорогие в городе, – добавила Ана, не чинясь, – но самые лучшие.

Девушки – это живая кровь. Если понадобится. А она понадобится. Заноза не знал, сколько протянет на консервах, ему сама идея питаться кровью из бутылок была внове. В прежние времена, когда в больницах сохраняли кровь, а не плазму, некоторые упыри кормились на станциях переливания. Но они были жалкими и слабыми, не умели или не смели охотиться, не могли сделать так, чтоб жертва сама начала мечтать о «поцелуе».

До тех пор, пока он не определится с тем, на кого и как охотиться на Тарвуде, ему тоже придется пить сцеженную кровь. Для того, чтобы поддерживать существование, просто приходить в себя после алого солнца, нужно съедать трех человек. Фигня для Алаатира, с его двадцатью миллионами населения, и серьезная заявка на неприятности на Тарвуде, где на всем острове едва наберется двадцать тысяч. Из которых, к слову, еще и люди – не все, а можно ли пить кровь нелюдей, придется выяснять без предварительных испытаний на кроликах. В общем, пока только бутылки. А их наверняка окажется недостаточно. Так что девушки, которым можно просто заплатить, это спасение.

Оказаться запертым в небольшом городе, где ты у всех на виду, где каждый знает каждого – вот настоящий кошмар для вампира. Именно это. А вовсе не солнце или огонь.

«А еще тараканы, – вспомнил Заноза, когда Ана открыла перед ним дверь в номер, – маленький город и большие тараканы».

Ана прошла внутрь, положила ключи на стол, поправила пышные подушки на кровати, вернулась к дверям. И предостерегающе подняла палец, увидев, как Заноза сунул руку в карман:

– На чай у нас не принято давать больше трех медных. Два не дают: плохая примета. Так что или один медячок или три, можно три одной монеткой. Но с постояльцев мы чаевые не берем, а вы постоялец. Хорошего утра, сеньор, – она вышла, бесшумно закрыв за собой дверь.

Отличное пожелание мертвяку, о лучшем и мечтать нельзя. И ведь, puta madre, от всего сердца же…

Я знаю, когда ты придешь, загорится свет

И в этой ночной темноте – я так в тебя верю,

В шаги твои гулкие возле закрытой двери,

И в то, что меня без тебя в этом мире нет.

В номере было чисто. Тесно. Не слишком уютно, зато ничего лишнего, и ничего привлекательного для насекомых. Кровать изголовьем к глухой стене, стол у занавешенного окна, пара задвинутых под стол стульев. А у той же стены, где дверь – комод в лучших традициях эпохи, когда встроенную мебель не только не делали, но даже еще и не придумали.

Дверь запиралась изнутри простым поворотом ключа. Засова не было. Зато окна оказались закрыты ставнями, а в крошечной ванной окно вообще отсутствовало. Благослови Аллах мудреца, проектировавшего этот номер! В ванной можно спокойно дневать: на полу как раз хватит места для одного некрупного упыря. Заноза не верил ставнями, не верил плотным шторам, не верил ничему, что могло защитить от солнца в незнакомом месте. Только стенам.

Дверям, запирающимся на такой простой замок, как здесь, он не верил тоже. Поэтому комод нужно было сдвинуть к двери.

И это не получилось. Комод оказался… тяжелым? Это так называется? Когда не можешь сдвинуть что-то с места, это называется «слишком тяжело»? Очень странное, совершенно незнакомое ощущение. Несколько секунд Заноза прислушивался к себе, пытаясь одновременно и привыкнуть, и разобраться, что же не так. Комод не был прикреплен к полу – приложив усилие, его удалось передвинуть к дверям. Но сколько же он весил, если усилие, все-таки, потребовалось? Столько сил у Занозы уходило обычно на то, чтоб перевернуть автомобиль, припаркованный каким-нибудь putito так, как только putito и паркуются. Автомобиль, а не пустой комод, хотя бы и из цельного дерева! И перевернуть, а не сдвинуть по гладкому полу.

Хасан на такие выходки всегда ворчал, говорил, что действуя по принципу «сила есть, ума не надо», Заноза сам не слишком отличается от придурков, не умеющих выбрать место для парковки. Видел бы Хасан его сейчас, что б он сказал, интересно?

Черт, да пусть хоть что говорит, лишь бы снова его услышать. И хрен с ним, даже если машины станут неподъемными, а кровь только из бутылок – что угодно, только бы вернуться.

Но пока даже неизвестно, куда возвращаться.

Я знаю, что время придет, я начну мешать,

И стрелки часов завернутся узлами дрожи,

И ало-бордовый узор, оплетая кожу,

Напомнит о том, что пора перестать дышать.

Но знаешь, когда ты уйдешь, тишина шагов

Вдруг станет плотнее стократ где-то возле сердца,

И станут ненужными иглы и мегагерцы

Без стука твоих сталью кованых каблуков.

– Долбаные феи, – пробормотал Заноза. И присовокупил к сказанному несколько пожеланий на испанском и английском, от которых даже демон-переводчик должен был бы поперхнуться и отделаться расплывчатым: «непереводимая игра слов».

Феям от этого должно было хотя бы икнуться. Они, вообще, сильно не любят ругательств, особенно, с пожеланиями. Мысль не очень утешала, но хоть что-то.

Плащ – на фигурную вешалку в углу. Кобуры – на стол. В чехле на ремне висел телефон… На него Заноза даже смотреть боялся. Чехол-то надежный, никакие пространственные смерчи его не повредили, значит, и телефон цел. Но, во-первых, неизвестно, что сталось с электроникой, точнее, известно, и от этого зло берет. А, во-вторых, если с телефоном ничего не случилось, это может быть даже хуже. Потому что позвонить отсюда невозможно.

В кармане плаща лежал замшевый мешочек с монетами. Мартин, когда его отдавал, сказал: «Здесь такие кошельки. Бумажных денег нет – привыкай не считать монетки мелочью». Заноза застал времена золотых соверенов и серебряных долларов, и мысль о том, что монеты – это тоже деньги его не смущала. А учитывая сколько по-настоящему нелепых явлений ворвалось в его посмертие за последние десять часов, золото, медь и серебро как-то даже успокаивали. Они хотя бы не были магическими.

– Долбаная магия… – он вспомнил фей и подумал, что повторяется. С его словарным запасом, можно быть разнообразнее.

«Oglan13, ты знаешь столько слов, что мог бы вообще не ругаться», – как по заказу выдала память. И мучительно захотелось взять телефон, набрать номер Турка. Толку никакого, но хоть посмотреть на цепочку цифр, убедиться, что номер существует и город существует, и планета реальна, и Турок там. Еще не потерял, но уже завтра поймет, что что-то случилось. И будет искать.

Найдет, по-любому. Быть не может, чтоб Хасан и не нашел.

Так. Scheiße! Там, где ты ничего не можешь и все такое… делай то, что можешь. На данный момент выбор невелик: мебель уже подвигал, остается считать деньги.

Когда Мартин в «СиД» высыпал на стол солидную горку монет, Заноза машинально зафиксировал их все и пересчитал. Хрен разберешь, то ли это вампирское проклятие, то ли с детства оставшаяся привычка считать все, что видишь. Да без разницы. Сейчас он сам перевернул кошелек над столом, посмотрел на рассыпавшиеся по темному дереву деньги. Вот он, золотой. Потяжелее соверена, кстати. Вот все имеющие хождение номиналы серебра: один, два, три и пять. Итого одиннадцать серебряных. В золотом их десять. А в одном серебряном сто медных. На столе сто один медяк, потому что Мартин, опять-таки, подбирал монетки по номиналам. В сумме получается два золотых, два серебряных и медный. Система – проще некуда. Разобрался бы даже ребенок-идиот. Ладно, не любой, а какой-нибудь жадный ребенок-идиот, способный понять, что такое деньги…

Заноза мысленно дал сам себе в лоб. От привычки уточнять термины и вслух объяснять их значение он отучил себя еще в школе, иначе слишком много пришлось бы драться с однокашниками, категорически не приветствовавшими «занудства». Драться он тогда любил не меньше чем сейчас, но терпеть не мог получать взыскания, так что занудствовать вслух отвык. А от стремления к точности формулировок и правильному выбору слов все равно не избавился.

Притворяясь, будто не делает ничего особенного, он достал из чехла телефон, открыл, набрал нужный номер. Список контактов в его «Мотороле» был пуст: все номера Заноза предпочитал хранить в собственной памяти – раз уж никогда, ничего не забываешь, этим надо пользоваться.

Телефон молчал. Естественно, он молчал – ни гудков, ни лишенного эмоций голоса оператора – и тишина была невыносима. Понятно уже, что не надо было… нельзя было его трогать! Он один-единственный раз не услышал ответа по этому номеру, и чем все тогда закончилось? Так какого черта надо было повторять?! Зная, что ответа не будет!

Телефон молчал. Надо нажать отбой… блин, да можно даже не нажимать.

Вместо этого Заноза представил себе, как телефон Турка взрывается первыми тактами «Dead on Arrival» Айдола. Как Хасан, поминая шайтана, рычит, что тысячу раз просил поставить нормальный звонок; что он бывает в приличных местах, где приличные люди, и его бесит эта адская какофония, а приличные люди ее пугаются. Он представил, как Хасан нажимает кнопку «ответить»… черт, он почти услышал ответ!

Но этого не могло быть.

Значит, этого не было.

– Да пошло оно! – Заноза захлопнул крышку, сунул телефон в чехол и бросил на стол рядом с кобурами. Пустыми кобурами.

Хасан не найдет его. Тут его никто не найдет. И он сам не сможет вернуться. И прежде, чем это станет окончательно ясно, нужно успеть сделать здесь побольше разного… интересного. Чтоб хоть не так обидно было выходить на солнце.

И знаешь, часов в темноте беспросветной – нет,

Поэтому я бесконечно останусь верить

В плену паутины у запертой кем-то двери —

И знать, что, когда ты придешь, загорится свет.14

* * *

Телефон разразился какофонией звуков, которые мог считать музыкой только сумасшедший.

– Я тысячу раз просил… – Хасан отложил книгу, – поставить нормальный звонок.

Он дотянулся до телефона, но тот уже замолчал. А экранчик, кажется, не светился, даже когда адская машинка издавала свои мерзкие вопли.

Не похоже на Занозу, бросить звонить, не дозвонившись. Обычно он придерживается правила семи гудков. Если не ставит целью достать по-настоящему. Тогда мелкий засранец звонит до победного конца, уверенный, что рано или поздно ему все равно ответят. Даже из душа. Даже из постели. Он однажды умудрился выдернуть Хасана из дневной спячки. Говорил потом, что почти разрядил аккумулятор. Но ведь дозвонился же, шайтан белобрысый.

Еще на Занозу не похоже не предупредить о том, что его не будет утром. Если он отправляется в загул и не собирается дневать дома, то всегда сообщает об этом загодя, чтобы дать возможность распланировать время. Из «Крепости» домой, в Февральскую Луну, ехать час, плюс минус десять минут. У Занозы уходит на дорогу меньше получаса. Когда он за рулем, то вверив душу Аллаху и постоянно напоминая себе, что машины далеко не всегда взрываются при аварии, можно выходить с работы за те же полчаса до рассвета, и знать, что будешь дома раньше, чем солнце покажется над горами. А сегодня, из-за того, что Заноза не позвонил, Хасан чуть не застрял в «Крепости». Там тоже можно передневать, но дома лучше – вампиры верны привычкам, да и своя спальня куда удобнее глухой каморки в подвале.

Добирался, в итоге, на «Мерседесе», в котором выезжали в рейды. За океаном довелось на нем и по минным полям покататься, и под ракетным обстрелом побывать, и против настоящих чудовищ выстоять со скорострельной пушкой, которая по всем документам – кинооборудование. А здесь он ни разу еще не пригодился. Ни для чего, кроме как побыть гробом-перевозкой для мистера Намик-Карасара, задержавшегося на рабочем месте из-за того, что одна английская задница не сочла нужным предупредить о загуле.

Блэкинг был за рулем, так что добрались вовремя. Хватило времени и на душ, и даже на то, чтоб книжку почитать, пока алое солнце не свалит в беспробудный сон.

В северной гостиной, разделенная на десятки «окошек», беззвучно рябила гигантская плазменная панель. Заноза так новости смотрит, только у него еще и звук включен: сразу полсотни каналов на одном экране, гвалт, как на птичьем базаре, где какая картинка не разберешь. А этот умудряется параллельно с кем-нибудь через свой Интернет переписываться, а иногда еще и комиксы читает. Неудивительно, что он псих, с такими-то нагрузками.

– Выключить, господин? – почтительно поинтересовался появившийся в дверях Франсуа.

Слуга Занозы. Обычно он не показывается на глаза, что-то химичит в своей лаборатории в южном крыле, да следит за хозяйством. Раз явился незваным, значит, тоже услышал… орево. Называть издаваемые телефоном звуки «звонком» было бы преступлением против любого из языков. Значит, ему Заноза тоже не звонил. И это уж вообще ни на что не похоже.

– Оставь, – Хасан махнул рукой. – Я спать ухожу. – И добавил, чтоб не держать Франсуа в неведении до заката: – звонок сорвался. Если хочешь, набери вечером, кого-нибудь… – он подвинул Слуге телефон, – из его приятелей. Кого знаешь.

Телефон у Франсуа был свой, но Заноза-то позвонил на этот. А экранчик не светился. Хасан мог поклясться, что не светился. Должен был? Возможно. Ничего нельзя сказать наверняка с этой техникой. А Франсуа в ней разбирается. Для своих четырехсот лет, разбирается на удивление хорошо. И если вызов был какой-нибудь… не такой, он увидит, что не так и на закате доложит. Из этого можно будет исходить, планируя дальнейшие действия.

Хотя, скорее всего, на закате все планирование сведется к тому, чтоб десять-пятнадцать раз отклонить приглашение на охоту в очередное нелепое заведение с взрывающей мозг музыкой, и пинками загнать мелкого засранца в приличное место. Появится же он к вечеру, не исчезнет дольше, чем на день. Куда тут исчезать? В этом городе его каждая собака знает.

– С вашего позволения, господин, – Франсуа поклонился, – я позвоню госпоже Эшиве.

Индийской стерве? Ну, да. Если б Хасан считал для себя возможным звонить Эшиве, он тоже начал бы с нее. Первая кандидатка на втягивание Занозы в проблемы, которые этот дурень неизменно называет приключениями. И в свою постель. И хорошо, если в этот раз дело только постелью и ограничится.

* * *

Мартин пришел на закате. Минута в минуту – солнце скрылось за горизонтом и раздался стук в дверь.

– Заноза, ты проснулся уже?

Заноза уже даже комод отодвинул обратно. Его окно выходило на север, света было немного, поэтому, переждав в ванной время алого солнца, остальную часть дня он провел в номере. Убедился, что венаторы15 не пытаются ворваться к нему с топорами и огнеметами, и, когда солнце ушло на запад, освободил подход к двери. Никто не придет убивать вампира вечером, это всегда делают утром, в крайнем случае, в первой половине дня.

Мартин явился не с пустыми руками: перешагнув порог, сразу вручил бумажный пакет с двумя бутылочками крови:

– Завтрак. Я не знаю, сколько тебе надо, взял литр, – он огляделся, зацепился взглядом за развернутый над столом прямоугольник монитора. – Так ты и правда днем не спишь? Солнце только что село, а ты уже за деком.

– Я с полудня за деком, – Заноза взял пакет и ушел в ванную, – я правда не сплю днем. Если хочешь спросить про книги, фильмы и пособия «Охота на вампиров для чайников», там все правда. В большинстве своем, вампиры до заката чувствуют себя очень хреново, если не спят. Но, во-первых, иногда спать еще хуже. А, во-вторых, – он открыл одну бутылочку, опустошил ее, тут же открыл вторую, – вампир, который хреново себя чувствует, все равно сильнее человека.

Вторая бутылочка опустела чуть ли не быстрее первой. Мало! Лучше, чем ничего, но мало.

– Нужно еще одну, – сказал Заноза, размышляя, куда деть пустые бутылки. Мысль о прислуге, обнаруживающей их в мусорной корзине, совершенно не вдохновляла. И то, что бутылки оставались идеально чистыми, ничего не меняло, потому что с винными их все равно не спутать.

К его изумлению, дверь открылась, и Мартин крикнул кому-то в коридоре:

– Две порции крови принеси! Да! Нет, молока не надо.

У них тут не соблюдались даже самые элементарные правила безопасности. Ни одного вампира на острове, правил могло вообще не сложиться. Но ведь кровь кто-то пьет, иначе бы ее не продавали. Так, может, и его за вампира не примут?

– Почему спать хуже? – спросил Мартин, вновь закрыв дверь, – и зачем ты прячешься в ванной?

– Невежливо пить кровь на глазах у живых.

– А. Понятно, – судя по голосу, ничего невежливого Мартин в этом не видел, но считал невежливым спорить с чужими тараканами. – А спать?

– Мы в спячке не отдыхаем, наоборот устаем. Когда засыпаем, становимся полностью мертвыми, а, просыпаясь… типа оживаем, и это требует расхода крови. Если бы я не заснул сегодня, пережидая рассвет, мне хватило бы и двух бутылок.

– Где две, там и три. Сейчас еще принесут. Ты освоился с кибердеком?

– Пользоваться несложно. Как он работает – разберусь. Но как ты настроил доступ в сеть той планеты, я ни хрена не могу понять. И не пойму. Это где-то там же, где магия, демоны и вампиры.

– А где они? – озадачился Мартин.

В дверь постучали, она открылась, звякнуло стекло.

– Да нигде, – отозвался Заноза. Поставил пустые бутылки в мусорную корзину и вышел из ванной, – их не бывает.

– Демонов не бывает?

– Кроме тебя.

– А вампиров?

– Вообще не бывает.

– А ты?

– А я не настоящий.

Голод был сильнее вежливости, так что Заноза, не спрашивая разрешения, взял у Мартина из рук одну бутылку.

– Пей здесь, – Мартин поставил вторую на комод, – меня не это напрягает, а то, что я разговариваю с дверью ванной. Что значит, ты не настоящий?

– Вампиров же не бывает, – напомнил Заноза.

– Ну? А ты?

Это был какой-то затык… неизбежный. Заноза не в первый раз впиливался в него лбом, ладно сегодня хоть не с разбегу. Как объяснить то, что и объяснять-то не нужно, потому что оно само за себя говорит? Вампиров не бывает. Всё. Точка. Дальше – элементарно, это даже не логика, это… черт, да это просто как кирпич. Если вампиров не бывает, следовательно, его нет.

Почему у любого, кто сталкивался с этим неоспоримым выводом, взгляд становился таким же как у Мартина сейчас, Заноза не понимал. Почему многие хотели каких-то объяснений, тоже не понимал. Каких – еще?! Все уже сказано. И почему те, кто видел в этом единственном и достаточном доводе логику, вместо того, чтобы согласиться, приходили к выводу, что он псих, тоже было непонятно. Ну, псих, да, кто бы спорил? Но не поэтому.

Он вытащил из бутылки пробку, выпил кровь.

Мартин присвистнул:

– Круто!

Что ж, правду, значит, сказал, что его не напрягает кровопийство. И он никогда раньше не видел, как вампиры это делают – одно прикосновение, и пол литра крови исчезает, как не было. С людьми так же. В смысле, когда «целуешь» людей. Это быстро, но очень… насыщенно. Незабываемые ощущения и для упыря, и для жертвы. Стоит один раз попробовать, и хочется повторять снова и снова. И упырю. И жертве. Так люди в Стадо и попадают.

– Слушай, Заноза, – тема вампиров, демонов и магии оказалась привязчивой, – ладно, вампиров не бывает, значит тебя нет. Ход мыслей понятен. Но ты сказал, что демонов не бывает. Значит, и меня нет. Та же логика.

– Не та. Ты же есть.

Мартин моргнул.

Заноза взял с комода последнюю бутылку. Пожал плечами:

– Знаешь, Мартин, возможно, я тебя удивлю, но вселенная нелогична. Ты зачем пришел-то? Я рад, и все такое, завтрак, опять же… в хорошем смысле, – уточнил он, для убедительности показав демону бутылку с кровью, – но вряд ли ты просто в гости.

Пару секунд Мартин молчал. Возможно, мысль о нелогичности вселенной была для него новой. Демоны знают больше, они видят взаимосвязи там, где людям или вампирам доступна для наблюдения лишь бессистемная чересполосица событий. Для демонов мироздание может выглядеть логичным. Но демоны ошибаются. Мир – это хаос.

– Я договорился с Калиммой, – сказал Мартин. – Она нас ждет сегодня вечером. Можно прямо сейчас пойти, я сказал, что мы придем после заката.

– Это ты о княгине? О правительнице Тарвуда? В таких случаях положено говорить: «испросил аудиенции».

– Ничего я не испрашивал, просто сказал, что тебе паспорт нужен. Иначе мы с тобой договор заключить не имеем права, а мы уже заключили.

– Об этом тоже сказал?

– Нет, – Мартин махнул рукой, – и ты не говори. Им нормальная девушка, но слишком любит, чтоб все было по правилам. Идем?

– Если бы я правил островом с двадцатью тысячами населения, я бы тоже любил, чтобы все было по правилам, – Заноза надел плащ и очки, зашнуровал ботинки. Подумал, и забрал со стола телефон.

Просто привычка. Просто правило. Одно из немногих, обязательных к исполнению.

До ворот замка тут было рукой подать – перейти через площадь, пройти по мосту надо рвом, и вот они. По дну рва неслась вода, отведенная из Тизы, реки, берущей начало на севере, на вершине Пика Генри. Тиза и сама-то была речкой со скверным характером и бурным нравом, а благодаря фортификационно-инженерным играм с перепадом высоты и шириной русла, скорость течения в отводе стала еще выше. Вода, бурля, неслась вдоль стены, рычала, кидалась на камни набережной. Здесь стоял неумолчный шум, но вряд ли это кому-то мешало. Не мешает же людям прибой или отзвуки водопадов.

Переправляться через ров – удовольствие сомнительное. От серьезного штурма он не защитит, но без осадных машин или артиллерии придется повозиться. А для толпы каких-нибудь повстанцев с арбалетами, вилами и дрекольем, ров, скорее всего, непреодолим. Поднятый мост закроет красивые, кружевные ворота, из привратных башен простреливается и Рейлинплац, и рыночная площадь, и оба Ларенхейда – насквозь. Зря ли улицы такие прямые? Словом, неблагодарное дело штурмовать замок со стороны этих ворот. А других нет. Только отвесные стены, гладкие, словно отполированные, и без единого стыка между камнями.

Какая-то хитрость. Нет, не магия, просто хитрость.

Про магию думать не хотелось.

Сейчас мост был опущен, в воротах открыта калитка. Охранявшие ее гвардейцы с пиками и арбалетами, не задали ни одного вопроса. Молча пропустили во двор.

Заноза не был уверен, что охранники, действительно, гвардейцы. Исходил из предположения, что резиденции правителей всегда охраняет гвардия. У входов в башни по обе стороны от моста тоже стояли вооруженные люди в форме, но у тех форма была другая, куда более скучная.

– Цветы Калимма лично выращивает, – Мартин отвлек от размышлений, – вон те розы она даже сама вывела. Ты же англичанин, – объяснил он, в ответ на вопросительный взгляд поверх очков, – все англичане интересуются садоводством.

– Ты домашнюю работу, что ли, делал? Как установить контакт с английским упырем? Мне положить на садоводство, но насчет крови с вечера пораньше, это была хорошая мысль.

– Кто ходит в гости по утрам… – непонятно пробормотал Мартин. – Не делал я никакой работы, мне Лэа сказала, что все англичане любят цветы.

Распространенное мнение. Занозе иногда казалось, что это одно из немногих, если не единственное, обобщение, имеющее право на жизнь. Но ему и правда не было дела до цветочков… Ладно, это он уже четырнадцать лет приводил в порядок парк на территории Февральской Луны, но, во-первых, Мартин об этом не знал. А, во-вторых, Заноза это делал только потому, что больше некому, а видеть за окнами дикий пустырь было выше его сил. Парк должен выглядеть диким, а не быть таким. И лет через пятьдесят парк Февральской Луны начнет превращаться во что-нибудь, радующее взгляд.

Сейчас за всем присматривает Франсуа и вот он садоводством интересуется. А Занозе куда интереснее, какие из выведенных Франсуа растений едят людей, а какие обходятся забредающими в парк койотами.

Во дворе замка, однако, хватало интересных цветов, никогда не виданных на Земле. А за столетие, между прочим, до черта где пришлось побывать, и попадались иногда такие цветочки, по сравнению с которыми людоеды за добрую сказку покажутся. Задуманный как каменный колодец, место последней битвы за замок, двор превратился в крошечный сад. И еще, что приятно, хватало поясняющих табличек. Пока шли от ворот к широко распахнутым двустворчатым дверям главного здания, Заноза успел осмотреться, запомнил названия незнакомых растений, обнаружил немало знакомых, и убедился, что лилово-синие длинные цветы-колокольчики, покачивающиеся на ветвях дерева ливкот, действительно звенят. Это не обман слуха.