Но взрыв был неминуем. Его запах витал в воздухе, искрясь напряжением и звеня треском, словно от взведенной до упора пружины. Только я до самой последней минуты наивно полагала, что сумею его предотвратить. Тот самый «авось» в действии. Не смогла. Один необдуманный вопрос, и реакция была запущена.
– Что завтра Тамаре сказать?
– Я что, *бу, что ты ей говорить будешь? Мне еще этот вопрос надо решить? Или ты поднимешь хоть раз свою ленивую задницу и сделаешь хоть что-то полезное? – голос, наполненный раздражением и неприкрытой яростью, моментально окатил меня с ног до головы, пробуждая страх, нещадно бьющий изнутри холодным ознобом.
– Дим, не я виновата в том, что твоя мать снова влезла в долги, – глупая попытка сгладить, нелепая и абсолютно ошибочная в данной ситуации.
– Ты мать, вообще, не трогай! Поняла?! Ни родить не можешь, ни с людьми договориться! Привыкла на готовом жить, дрянь! – взмахом руки снеся все со стола, рыкнул громче. – Суп готовить бы научилась, помои одни, жрать невозможно!
– Я выйду на работу, – произнесла тихо, сама не понимая зачем, просто мысли вслух, опускаясь на корточки, дрожащими пальцами собирая осколки разбившийся посуды и думая о том, что мне теперь предстоит не один час отмывать забрызганные борщом стены и пол. Вот же козел.
– Куда?! Куда ты собралась, приживалка ху*ва?! – он подошел вплотную, отчего неприятный озноб пробежался по моей коже, встал передо мной мешая собрать с пола осколки тарелок – Куда ты, мать твою, собралась, я спрашиваю?!
– Отойди пожалуйста.
– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю! – и Данилов неожиданно резко рванул меня за волосы вверх, заставляя подняться на ноги. От неожиданности я едва не завалилась на пол, взвыв от боли, вцепившись пальцами в его запястье. – Кем ты, сука, пойдешь?! Халдейкой бегать в какой-нибудь забегаловке опять! Там только шл*хи работают! В шмары записаться решила? Узнаю, закопаю! – рыкнул, зло дыша мне в лицо спертым запахом алкоголя, и рванул в сторону, швыряя меня словно вещь бесправную, ненужную и неспособную дать отпор, ибо, когда ты не готов к подобному, ты цепенеешь, не понимая, что в данный момент будет лучше, обороняться или притвориться поверженной, сбой программы выдрессированного животного, не ожидающего жестокости от своего хозяина.
Я упала на пол, вспарывая осколками стекла кожу на руках и ногах, больно ударяясь головой о ножку стола и замирая, боясь сделать лишнее движение, боясь пошевелиться, замерла в позе эмбриона на грязном полу, игнорируя брызнувшие из глаз слезы. Тяжелые удаляющиеся в комнату шаги Данилова били ударами молота по нервам, молота, под который не хотелось попадать.
Какое-то время я лежала, глотая слезы обиды, абсолютно не понимая, за что я огребаю, что я такого сделала и в чем я виновата? Лежала дожидаясь, пока из комнаты не послышится храп, и только после этого своеобразного сигнала, извещающего о воцарившейся относительной безопасности, стараясь не шуметь, поднялась, на онемевших ногах дойдя до табурета. Стряхивая с себя налипшие остатки супа, рассыпанного сахара, специй и вынимая из кожи пару мелких осколков стекла, поймала себя на мысли, которая почти незаметно мелькнула в моем сознании, что надо было просто заткнуться и молчать, не разговаривать с ним сегодня, что сама виновата в случившемся. Ведь он пытался спровоцировать меня с момента прихода домой. Он искал, за что зацепиться, чтобы выместить на мне свое недовольство и агрессию, начиная от его замечания, что у порога недостаточно чисто, а в ванной мыло не того запаха. Надо было просто молчать. Поймав себя на этом, я замерла, сжимая веки и делая несколько глубоких вдохов, понимая, что в данный момент имею все факторы и все предпосылки, дабы окончательно и бесповоротно занять позицию жертвы, и уже не просто жертвы легкого абьюза, вот далеко не его. Данилов никогда до этого момента не позволял рукоприкладства, и раз он уже перешел эту невидимую грань, то дальше будет только хуже. Будет хуже… Я должна это понимать.
Это был внутренний диалог моего покалеченного сознания и остатков разума, который уже отчаянно вопил, заставляя вспоминать о случившемся в жизни Ленки и подталкивая меня к действиям, заставляя бороться с чувством страха и глупым желанием замять эту ситуацию, притворившись слепой и глухой. Глупым желанием вспомнить, что вначале все было совсем не так, что он может быть нежным и любящим и снова взять всю вину на себя. Парадоксальная способность женщин найти оправдание твари, простить, пожалеть и убедить себя, что любовь все исцелит и что сама виновата.
Из легкого транса меня вырвал звук пришедшей на телефон смс, и я кинулась к оставленной у мойки трубке, пугливо оборачиваясь, боясь, как бы это не разбудило мужа. Если он проснется, то второй акт нашей бездарной пьесы будет гораздо громче и травматичнее для меня, в этом я была уверена, потому что к предыдущему недовольству добавится неадекватная ревность и в лучшем случае проверка моего телефона, в худшем – его просто разобьют о стену, ну, а учитывая сегодняшние события, может и об мою голову.
Быстро выключив звук, я дрожащими пальцами тыкнула по экрану, открывая сообщение от Ленки: «Будет перехватить до конца недели? Сема сменку в школе потерял». Почему-то, именно это отрезвило окончательно. Именно эти слова и то, что сообщение было от нее, вырвало мой разум из тисков страха что-то изменить и попытки сознания подтолкнуть к смирению с ситуацией, к самообману по своей сути. Подавив желание рассказать ей о случившемся, сглотнув возникшую горечь от неспособности помочь, набрала текст: «Прости, за квартиру еще не заплатили. Сложно совсем».
«Поняла, выкручусь. Ты как?» – неожиданно прилетел вопрос, словно чувствуя, что п*здец все-таки произошел. Внутренности сдавило и я задушив в зачатке желание написать ей что все ху*во отправила совершено другое:
«Все хорошо. Спать ложусь. Завтра наберу, как Данилов на работу смоется». Отправила, сжав в руке трубку, стараясь дышать ровно, стараясь унять сковавший внутренности страх, разливающийся по моим венам, разносящийся по каждой клеточке моего тела, проникающий и протравливающий словно яд. Мир словно сузился в данный отрезок времени, ставя передо мной дилемму: уйти или остаться? Это была моя внутренняя борьба и поиск силы в самой себе на принятие окончательного решения. А тянуть дальше было нельзя. И я решила, потому что, открыв глаза, увидела свое отражение в оконном стекле: отражение слабой, ничтожной, угнетенной жалкой женщины в грязном халате с заплаканным лицом, обманывающая свою подругу, скрывающая насилие над собой оттого что почему-то чувствует свою собственную вину за произошедшее. Это была не я, не та я, какой я себя помнила, не та которой хотела быть.
На немеющих от страха ногах, стараясь не шуметь, я максимально тихо прокралась в комнату и, когда Данилов смачно захрапел, открыла шкаф, выудила из него большую дорожную сумку, вместе с ней прихватив пару вешалок со своей одеждой, и так же бесшумно юркнула в коридор. Адреналин разгонял кровь с такой силой, что било по вискам. Оборачиваясь и прислушиваясь к каждому его вздоху и выдоху, мне пришлось сходить еще три раза за вещами, обувью и документами. Упаковав все самое необходимое, я, схватив сумки и ключ от квартиры, дрожа и превозмогая напряжение, от которого, казалось, звенели уже все нервные окончания в теле, выждав момент, когда храп Данилова будет наиболее громким, дрожащими пальцами вставила в замочную скважину ключ и повернула его, почти не дыша. Еще один раскат храпа, и, открыв дверь, я выбежала с вещами на площадку, замыкая снаружи дверь. Босиком, с дорожной и повседневной сумками, пакетом и кроссовками в руках, бежала вниз на выход из подъезда, сбиваясь, спотыкаясь и раня оголенные ступни мелким мусором, что встречался на ступеньках. Тяжело дыша и изо всех сил стараясь сдерживать гулко бьющееся сердце, я, бросив ключ от квартиры в почтовый ящик, выскочила на улицу, и быстро, под взглядами редких прохожих, в большинстве своем гуляющих с собаками, сняла халат, натянув на себя спортивные штаны, футболку и толстовку, это то, что оказалось сверху в набитой до отказа сумке. Обула на босые ноги кроссовки и, прихватив свое барахло, рванула в сторону остановки, страшась, что Данилов быстро обнаружит мой уход. Конечно, разумом я понимала, что вероятность подобного один процент из ста, так как после алкоголя спит он очень крепко, и в любом случае это займет у него какое-то время. Но я все равно боялась, потому что поймай он меня сейчас, малой кровью бы точно не обошлось, мной бы не только протерли пол, а переломали бы мебель, в этом я была уже уверена. Гонимая этим страхом, я оказалась на остановке. Не знаю, почему я пришла именно сюда, но только оказавшись здесь, поняла, что понятия не имею, куда мне идти и что делать дальше. К Ленке точно пока не пойду, у нее своих проблем не расхлебать, а больше и не к кому. Но думать надо было быстро, поэтому, заскочив в первый пришедший автобус, я расплатилась с кондуктором, заплатила за багаж и заняла место в самом углу, доставая телефон и забивая трясущимися руками в поиск запрос на самый дешевый хостел в нашем городе, ибо в кармане была всего тысяча рублей, скопленная чудом, так как Данилов последние пол года после каждого похода в магазин проверял все чеки, и утаить что-то было очень проблематично, даже если я занимала Ленке небольшие суммы, мне приходилось ему об этом докладывать. Та же бутылка шампанского была куплена на накопленные копейки и запрятанная в шкафу между крупами.