От литературы плавно перейдём к музыке и живописи. У этих видов искусства есть нечто общее – игра звуков или цвета, а вот глубоких мыслей не найдёшь, и это делает их более популярными среди нынешней публики, с той оговоркой, что картину с собой в дорогу не возьмёшь, а вот с музыкой гораздо проще. Нередко и на улице, и в вагоне метро можно встретить людей, которые наслаждаются звуками, используя для этой цели наушники и смартфон. Впрочем, с появлением интернет-планшетов любой желающий может обозреть коллекцию Лувра или Третьяковской галереи за время поездки от «Котельников» до «Планерной».
Нет сомнения в том, что музыка и живопись будут жить в веках – в конце концов, уши и глаза для того нам и даны, чтобы использовать их по назначению, получая при этом приятные ощущения, если появится возможность. Однако представление о «приятности» может со временем меняться – нередко музыка воспринимается как сумбур, а живопись как безликая мазня. Здесь многое зависит не только от способности человека оценивать достоинства произведения искусства, но и от творцов – будут ли они угождать вкусам публики или увлечённые новаторством выйдут за пределы, которыми ограничено представление большинства людей о подлинном искусстве.
Увы, талантливых новаторов в искусстве гораздо меньше, чем тех, что без зазрения совести используют чужие достижения, копируя и слегка переделывая фрагменты картин и музыкальных произведений. Полю Гогену приписывают такую фразу:
«В искусстве есть только бунтари или плагиаторы!»
Если следовать этому определению и считать продукты мародёрства не имеющими отношения к искусству, тогда в Европе художников останется не более полутора десятков. Андрея Рублёва следует обвинить в подражании византийским мастерам, и даже Тициану, Рафаэлю, Рембрандту и Гойе не найдётся места в этом списке, поскольку они работали в традиционной для того времени манере письма – при большом желании их можно было бы обвинить в подражании друг другу и своим учителям. Нельзя назвать новаторами и русских передвижников – тогда останутся лишь Босх, Сезан, Моне, Матисс, Дега, Тулуз-Лотрек, Сёра, Ван Гог, Модильяни, сам Гоген, ну и конечно Дали и Пикассо. Впрочем, есть ещё «авангард», но это особый вид искусства, который не имеет отношения к живописи. Наиболее точное название – орнаментализм. Вот тут почётное звание новатора можно было бы присвоить едва ли не каждому, кто взял в руки кисть или мастихин в намерении доказать своё право на признание.
Наиболее успешным среди орнаменталистов стал Пабло Пикассо, однако совсем не тот, что знаменит своими работами «голубого» и «розового» периода. «Девочка на шаре» или «Любительница абсента» поначалу не привлекли должного внимания широкой публики – нужно было чем-то удивить, заставить задуматься о том, что же художник хотел сказать своей картиной, а ещё лучше – эпатировать зрителей, спровоцировать скандал. Пикассо добился своего, создав декорации балета «Парад» для труппы «Русский балет Дягилева» – за это газеты назвали художника «геометрическим мазилой и пачкуном». Росту популярности Пикассо способствовало и создание картины «Герника», посвящённой трагедии небольшого испанского городка, разрушенного немецкой и итальянской авиацией. Картина была написана за короткий срок, в мае 1937 года, по заказу республиканского правительства – её предполагали выставить в испанском павильоне на Всемирной выставке в Париже. Публика и критики встретили новое произведение Пикассо в штыки, но главное для успешного художника – всегда оставаться в центре всеобщего внимания.
Проблема заимствования в искусстве не нова, однако до сих пор не нашла своего решения. К примеру, в музыке ограниченное количество нот, гораздо больше мелодичных аккордов, но как их ни варьируй, нередко возникает ощущение, будто только что придуманную музыкальную фразу где-то уже слышал. Одно дело, если сочиняешь песню, чтобы спеть её друзьям, ну а когда она предназначена для широкой публики, тут каждый поступает, исходя из своего понимания морали.
Итак, музыка и живопись – это игра звуков или цвета, а результат воздействия на слушателя или зрителя зависит от таланта творца такой игры. Но если приоритет литературы в иерархии видов искусства не вызывает лично у меня сомнений, хотелось бы разобраться, как распределятся последующие места. Вот мнение Иммануила Канта, изложенное в книге «Критика способности суждения»:
«Музыка, поскольку она играет лишь ощущениями, займёт среди прекрасных искусств низшее место… В этом отношении изобразительные искусства превосходят её; ибо, вовлекая воображение в свободную и вместе с тем соответствующую рассудку игру, они одновременно заняты делом, создавая произведение, которое служит рассудочным понятиям длительно действующим… Эти два вида искусств идут совершенно различными путями: первый – от ощущения к неопределенным идеям; второй – от определенных идей к ощущениям. Последние производят длительное, первые – преходящее впечатление. Воображение может восстановить впечатление и находить в этом приятное развлечение; преходящие же впечатления либо сразу полностью исчезают, либо, если воображение непроизвольно их повторяет, они становятся скорее назойливыми, чем приятными».