Глава 20

14.10.83

Майкл Вэлш обычно просыпался в шесть часов; несколько минут лежал, не открывая глаз, силясь вспомнить сон; он верил снам, и очень часто днем с ним случалось то, что виделось ночью; потом, если ночь была пусто-темная, полное отключение, он собирался перед началом дня, четко выделял основные задачи и только после этого поднимался с кушетки (спал в библиотеке, перед сном обычно читал, порой среди ночи вставал к столу, не хотел тревожить Магги, она спала очень чутко; перебирался в комнату жены только на уик-энд, когда позволял себе роскошь отключать телефон или, того лучше, уезжать с ней на ферму) и отправлялся на гимнастику. Он разминался недолго, радуясь тому, что наступил день; все те недели, что он на свой страх и риск играл в «Корриду», были до того тревожны и рискованны, что по вечерам он не находил себе места, мечтая, чтобы скорее прошла ночь и началась ежедневная круговерть, которая засасывала, убаюкивала, давала привычное ощущение надежности.

Во время гимнастики он все время слышал в себе самом музыку из фильма «Рокки», когда неистовый Сталлоне – ах, какой замечательный художник, как много Всевышний отпустил одному человеку: и режиссер, и актер, и драматург, да и боксер отменный – бежал по Филадельфии и возносился по ступеням храма Закона; его окружали болельщики, и он скакал, как молодой жеребец, а комментаторы так его и называли – «жеребец». «Все-таки странная мы нация, то, что у других, особенно в Испании или России, звучит как оскорбление, у нас вполне приложимо к настоящему мужчине».

Затем Вэлш принимал холодный душ и шел на кухню, это был самый любимый уголок дома: Магги уже приготовила овсянку на сливках, можно десять минут поболтать перед тем, как придет машина, выпить кофе, послушать сына. Дик по-настоящему увлечен нейрохирургией, будет толк; если с «Корридой» все пойдет так, как задумано, можно помочь ему с приобретением лицензии на клинику, огромное поле для эксперимента, своя рука – владыка. Люси убегала в школу первой; в этом году надо решать, в какой колледж стоит поступать, девочку интересует международное право, будь оно трижды неладно, права нет вообще, тем более международного, у кого больше силы, тот и победит, а эту победу, какой бы бесчестной она ни была, припудрят правоведы, им за это и платят деньги. «Как отвлечь ее от этой затеи? Говорить в лоб нельзя – грех топтать иллюзии молодости, все свое приходит в срок, даздравствует эволюция мысли, постепенность и еще раз постепенность; девочка имеет на это право, поскольку я принял на себя тяжелое бремя игры со временем, всякое убыстрение чревато, но и промедление тоже… Милый мой человечек, она уже собрала денег на первый курс, как-никак две тысячи долларов…»

(Действительно, Люси в прошлом году проработала месяц в универмаге упаковщицей, а потом помощником продавца в отделе детских игрушек; зимние каникулы поделила на две части: Рождество праздновала дома, а в оставшиеся дни нанялась мойщицей автомашин на бензозаправочной станции, платили хорошо, не скупясь.)

По дороге в Лэнгли, особенно когда машина вырывалась из города, Майкл Вэлш закуривал свою первую сигарету, тяжело затягиваясь; с невыразимым наслаждением ощущал сухой аромат «Лаки страйк», вот уж воистину солдатские сигареты, какая-то в них сокрыта надежность, право слово… Впервые он закурил эти сигареты, когда семнадцатилетним мальчишкой с войсками Паттона ворвался в маленький немецкий городок и увидел штабеля трупов – расстрелянные военнопленные, истощенные, одни кости; гримаса ужаса и одновременно избавления на лицах; воронье кружит, и белые тряпки на домах – «сдаемся»… Второй раз он закурил эти же сигареты – ими снабжали армию, – когда его подразделение захватило золотой запас «Третьего рейха»; приехали офицеры; мешки с золотом вскрывали, взвешивали каждый брусок, упаковывали наново, шлепали сургучными печатями (запах чем-то напоминал ладан, у него был друг Иван Восторгов, вместе ходили в русскую церковь, с тех пор в памяти отложился этот особый, загадочный запах) и укладывали в «Студебекеры». Его поразил и обидел вид товарного золота; какая-то серятина, ничего романтического, дьявольского в этом металле не было, если не смотреть на страшное клеймо свастики. Только назавтра, когда колонна грузовиков ушла, Вэлш ощутил странное чувство. Это была не обида, нет, скорее недоумение или же ощущение несправедливости: они, солдаты, отбили это золото, выставили охрану, берегли как зеницу ока, как-никак военный трофей, а потом приехали молчаливые старики в форме, которая сидела на них, словно на корове седло, и, не поблагодарив даже за службу, не выдав ни цента премии, не поставив ни бутылки виски, увезли клад в неизвестном направлении, ку-ку, мимо…

Когда он начал работать в Центральном разведывательном управлении, при Аллене Даллесе еще, ритм работы увлек его; он свято верил, что все исходящее из Лэнгли посвящено одному лишь: борьбе за демократию, за идеалы свободного мира, против красной тирании, которая методично, не останавливаясь ни на день, пульсируя, разрасталась, проникая во все регионы мира.

После того как Даллес заметил его (Вэлш был привлечен к разработке операции против Кастро на Плайя-Хирон, дело планировалось лично Даллесом, хотя он понимал, что Кеннеди возражать не станет, тем не менее он привык свои коронные операции замышлять и разрабатывать единолично), рост молодого разведчика стал стремительным. Когда Даллес после провала его операции вынужден был уйти, ибо Кастро – неожиданно для всех – легко и убедительно победил, борьба против интервентов оказалась воистину всенародной, надежда на выступление оппозиции не оправдалась, он рекомендовал Вэлша своему преемнику, директора могут (и должны) меняться, служба не имеет права на прерывание.

Вэлш перешел в тот сектор, который организовывал надежные «крыши» для «благотворительных фондов»; его личным детищем был фонд «Американские друзья Среднего Востока». Поначалу газетчики – в глубине души он восторгался ими, ненависти в нем не было, «пусть победит сильнейший», а он себя слабым не считает, состязание угодно прогрессу – получили информацию, что фонд финансирует Кэйлан, и это было правдой, нежелательной правдой, ибо люди знали, что еще со времен войны тот был богом финансов и проводил головоломные операции по финансированию акций ОСС[11] в Мадриде и Португалии, под боком у нацистов… Тогда-то он завязал довольно прочные связи в Северной Африке, оттуда с Ближним и Средним Востоком; был создан тайный пул – сообщество финансистов и промышленников, в основном из Техаса, которые заинтересованы в надежных контактах ЦРУ, рассчитывая получать точную информацию из первых рук. Лэнгли надежнее страховой компании, самой мощной; деньги потекли рекой, Вэлш легко платил, перекупая на корню редакторов газет, местных шейхов, вождей племен, генералов; скандал в прессе удалось замолчать; ему пришлось поработать над операцией «прикрытия», поднять все материалы; его подчиненные – он это поначалу чувствовал, потом лишь убедился в правоте своего ощущения – не хотели отдавать всего, кое-что берегли, утаивали, и не столько из корыстного интереса, такого рода данных Вэлш не сумел получить, не пойман – не вор, сколько из соображений оперативной целесообразности на будущее. Однако он подсчитал, какую прибыль извлекли из «фонда» три нефтяные компании Техаса, – более семидесяти миллионов долларов; эта сумма показалась Вэлшу астрономической, и тогда впервые родилась мысль: «А ведь вот на кого я работаю… Что означают мои скромные сто тысяч в год в сравнении с их десятками миллионов?!»

Потом, когда он стал начальником отдела и разрабатывал «вариант» под кодовым названием «Соло» («вариантов» было четыре), его был признан наиболее точным: завербованный среди ультраправых военных офицеров организовывает покушение на премьера Италии, документы о том, что он на самом деле тайный коммунист, сразу же уходят в газеты, купленные ЦРУ; скандал начинает разрастаться, начата кампания по «нагнетанию кризисной ситуации», обывателя пугают неотвратимостью коммунистического путча и военной интервенцией Москвы; после этого особые подразделения военной контрразведки арестовывают лидеров коммунистов и социалистов, к власти приходит правительство военных, игра сделана.

Когда план этот стал трещать – и не по вине Вэлша и его аппарата, но ввиду утечки информации в Риме, – пришлось еще раз провести срочную операцию «прикрытия»; было имитировано самоубийство полковника Рока, руководившего ключевым отделом военной разведки. Главный свидетель устранен, все, что будет потом, не важно.

Анализируя причины неудачи «Соло», Майкл Вэлш пришел к выводу, что свара американских финансистов, нацелившихся на итальянские рынки, столь очевидна, страсти так накалены – еще бы, в игру вложены огромные деньги, – дилеры на биржах так затаились перед началом «Соло», что провал можно было предполагать. И Вэлш второй раз подумал о несправедливости мира: победи он в Риме, никто об этом все равно не узнал бы, во всяком случае, в этом столетии, да и личного выигрыша нет, в то время как банки Уоллстрит положили бы в свои сейфы сотни миллионов долларов.

И когда ему удалось одержать победу в Греции и привести к власти «черных полковников», Вэлш впервые намекнул директору «Бэнк интернэшнл», который передал в «Фонд свободы и спокойствия Средиземноморья» триста тысяч долларов перед началом операции в Афинах, что «люди моего аппарата должны быть заинтересованы в конечных результатах своего рискованного и благородного труда».

Его поняли и передали чек на сто тысяч долларов для того, чтобы «мистер Вэлш смог отметить наиболее достойных рыцарей разведки».

Во время подготовки операции в Биафре Вэлшу подсказали, куда следовало вложить деньги, какие фирмы могут получить прямой профит от успеха внешнеполитической операции США, планируемой ЦРУ; он купил акции на пятьдесят тысяч долларов; прибыль оказалась, по его масштабам, громадной – почти сорок процентов.

Однако при разработке комбинации, когда компьютеры исследовали все заготовленные «варианты», он убедился, что его прибыль смехотворно мала, ибо те фирмы, которые ему даже не были названы, получили семьсот двадцать четыре процента прибыли. Именно тогда он и пришел к мысли (ворочалась она в нем еще со времен «Соло»), что ставить на одну силу нецелесообразно, надо играть. Рискованно? Бесспорно. Но кто выигрывает, не рискуя? Перераспределение доходов не санкционировано законом, тем не менее им же, законом, и не запрещено, а понятие «взятка» к людям, поднявшимся на верхние этажи власти в Лэнгли, неприложимо, честь мундира превыше всего.

…Он приехал в Лэнгли ровно к девяти, сразу же попросил секретаря приготовить кофе, осведомился, как здоровье его сына, – мальчик температурил уже вторую неделю, хотя был весел, подвижен и не жаловался на боли; пообещал устроить консультацию у профессора Рэбина – великолепный педиатр, любит детей, но не сюсюкает с ними и совершенно не старается угодить родителям, потому-то и ставит великолепные по своей точности диагнозы, – устроился на диване и начал просматривать срочную информацию, пришедшую за ночь.

Московская резидентура не сообщала ничего интересного; после того как люди КГБ разоблачили наиболее ценного агента Трианона, оттуда шли слухи, сколько-нибудь серьезной информации не поступало. Довольно любопытные новости передавал резидент в Каире, надо бы сразу отправить телеграмму в Тель-Авив, перепроверить, возможна комбинация, вполне перспективная. Сообщения из Центральной Европы он проанализировал особо тщательно, главным образом информацию из Ниццы, Берна и Палермо, посвященную, казалось бы, событиям, не имеющим сколько-нибудь серьезного значения: реакция на гибель Леопольдо Грацио и подробный отчет о передвижении людей, завязанных на окружении крупнейшего кинопродюсера и бизнесмена дона Валлоне.

После этого он позвонил в шифроуправление, спросил, отчего нет новой информации о Гаривасе, пригласил к себе начальника сектора, ведавшего разработкой данных по биржам, обсудил с ним вероятия, допустимые в связи с ухудшением обстановки на ирано-иракской границе, забастовками в Чили и экономическими трудностями Гариваса, вызванными тем, что приостановлена реализация энергопроекта, задуманного полковником Санчесом; на ленч он пригласил одного из руководителей отдела валютного управления по контролю за иностранным капиталом, порекомендовал ему (сугубо доверительно) немедленно потребовать ареста активов Грацио, поскольку вполне проверенные источники полагают, что он обанкротился, в этом-то и причина самоубийства, а уж после, вернувшись в кабинет, снял трубку телефона, который связывал его с директором, и, заранее прокрутив предстоящий разговор (исходя из анализа психологического портрета своего шефа), сказал, затягиваясь сладкой, сделанной на меду «Лаки страйк»:

– Я все-таки решил попробовать несколько вариантов с Гаривасом… Ситуация такова, что мы, не рискуя многим, можем получить все.

Он так сформулировал эту фразу, она казалась ему такой литой и неразрываемой, что, думал Вэлш, ответ шефа будет однозначным, ему ничего не останется, как сказать «да».

Однако же директор ответил не сразу, спросил почему-то, нет ли тяжести в висках у Вэлша, синоптики грозят резким падением барометра, порекомендовал постоянно пить сок тутовника, а еще лучше – есть натощак эти диковинные черные ягоды, «разжижает кровь»; поинтересовался, не видел ли Майкл новую ленту Фрэнсиса Копполы, «чертовски талантлив, бьет по больным местам, честь ему за это и хвала», и только потом лениво и безо всякого интереса сказал:

– А что касается «вариантов», то думайте… Составьте записку на мое имя, пусть будет под рукой, я при случае посмотрю…

– Упустим время… Без вашей санкции все будут оглядываться, ждать вашего слова…

– Так-то уж вы все и ждете моего слова, – рассмеялся директор, – так уж я вам и поверил…

На этом разговор кончился, и тон его показался Вэлшу странным.

Он довольно долго прослушивал каждое слово директора, включив автоматическую запись разговора (все разговоры, даже по внутреннему телефону, записываются), не нашел чего-либо угрожающего ему, но все равно какой-то осадок остался на душе, и он погрузился в работу, которая лишь и приносила успокоение.

Загрузка...