Преследуя Аделин - читать онлайн

Глава 3

Не так я представляла себе вечер пятницы. Копаться в стенах старого дома, внутри которого обитает бог знает кто.

Я так и представляю, что в мою руку вот-вот вцепится бешеная белка, обезумевшая от голода и готовая съесть что угодно, поскольку кучу лет была замурована в стенах и питалась одними жуками.

Моя рука с фонариком по самое плечо погружена в проклятую дыру, пробитую Грейсоном. Свободного места здесь достаточно, чтобы просунуть еще и часть головы под странным углом, чтобы осмотреться.

Глупо. Я – глупая.

Как только я услышала, как дверь захлопнулась за задницей Грейсона, тут же изучила причиненный ущерб. Дыра оказалась не очень большой, но меня насторожила довольно широкая щель между стенами. По крайней мере, в целый метр. И зачем только она здесь, если на то нет причины?

Меня словно магнитом тянет к ней. Каждый раз, когда я пытаюсь отойти, по мне проносится мощная вибрация. Кончики пальцев гудят от желания протянуть руку. Заглянуть в бездонную пустоту и найти то, что зовет меня.

И вот я стою здесь, скрючившись и забившись в дыру. Раз уж моя сегодня пустует, то сгодится и эта.

Фонарик на моем телефоне высвечивает внутри стены деревянные балки, плотную паутину, пыль, тушки жуков. Я поворачиваюсь и направляю свет в противоположную сторону. Ничего. Паутина слишком толстая, чтобы разглядеть хоть что-либо, поэтому я поддеваю ее слои телефоном, словно палкой.

Клянусь, если я его уроню, я выйду из себя. Достать его будет невозможно – и придется покупать новый.

Вздрагиваю от прикосновения паутинок, кажется, будто по моей коже ползают жучки. Я снова разворачиваюсь влево и еще раз направляю фонарик в ту сторону.

Сбиваю еще паутину. Я уже почти готова просто махнуть на все рукой и забыть о том зове сирены, из-за которого попала в эту дурацкую ситуацию.

Ага!

Чуть дальше по коридору на свету что-то блестит. Всего лишь слабый намек, но и этого достаточно, чтобы я подскочила от восторга, ударившись головой о толстый гипсокартон, и в волосы мне что-то посыпалось.

Ох.

Игнорируя тупую пульсацию в затылке, выдергиваю руку и мчусь по коридору, прикидывая расстояние до того места, где заметила загадочный предмет.

Снимаю фоторамку с гвоздя и осторожно кладу ее на пол. И делаю так еще несколько раз, пока не натыкаюсь на фотографию моей прабабушки, сидящей на ретро-велосипеде, с охапкой подсолнухов в корзине. Она широко улыбается, и хотя фотография черно-белая, я уверена, что на ней красная помада. Бабушка говорила, что она красила губы такой перед тем, как поставить кофе.

Снимаю фотографию со стены и задыхаюсь, обнаружив перед собой зеленый армейский сейф. Он старый, с обыкновенным циферблатом на замке. Мои пальцы скользят по нему, и в моих легких разгорается волнение.

Я только что нашла сокровище. И, полагаю, благодарить за это должна Грейсона. Хотя мне хочется думать, что в конце концов я бы убрала все эти фотографии, чтобы мои предки больше не смогли смотреть свысока на мои крайне сомнительные поступки.

Смотрю на сейф, когда на меня налетает холодный поток воздуха, обращающий мою кровь в лед. От резкого похолодания я оборачиваюсь и оглядываю пустой коридор.

Мои зубы клацают, и кажется, я даже вижу, как из моего рта вырывается пар. Но так же быстро, как и появилось, ощущение исчезает. Мое тело медленно согревается до нормальной температуры, однако холодок вдоль позвоночника никуда не пропадает.

Не могу оторвать взгляда от пустого пространства, ожидая, что вот-вот что-то произойдет, но минуты идут, а я все стою и стою.

Сосредоточься, Адди.

Аккуратно положив фото на пол, я решаю стряхнуть с себя этот странный озноб и погуглить, как вскрыть сейф. Отыскав несколько форумов с пошаговым описанием процесса, бегу к дедушкиному ящику с инструментами, что пылится в гараже.

Это помещение никогда не использовалось для автомобилей, даже когда домом владела бабушка. Вместо этого здесь поколениями копился хлам, главным образом состоящий из инструментов деда и всякой всячины из дома. Хватаю нужные инструменты, бегу обратно по лестнице и приступаю к взлому. Старая конструкция довольно паршива с точки зрения надежности, но, полагаю, тот, кто поставил здесь эту коробку, не думал, что ее вообще кто-нибудь найдет. По крайней мере, не при их жизни.

После нескольких неудачных попыток, разочарованных стонов и разбитого пальца у меня наконец-то получается. Подсвечиваю фонариком, и нахожу внутри три книги в коричневых кожаных переплетах. Ни денег. Ни драгоценностей. Ничего ценного – по крайней мере, в денежном эквиваленте.

Честно говоря, я не особо рассчитывала на что-то подобное, но все равно удивилась, что не нашла ничего из этого, учитывая, что большинство людей используют сейфы как раз для хранения ценностей.

Протягиваю руку и беру находки, наслаждаясь ощущением мягкой маслянистой кожи под пальцами. На моем лице расплывается улыбка, когда я провожу по надписи на первой книге.

Моя прабабушка – мама бабушки и та самая женщина на фотографии, знаменитая своей красной помадой и яркой улыбкой, которая спрятала сейф. Бабушка всегда говорила, что ее звали Джиджи.

Быстрый взгляд на две другие книги подтверждает, что на них то же самое имя. Ее дневники? Должно быть так.

Ошеломленная, я иду в свою спальню, закрываю за собой дверь и устраиваюсь на кровати, скрестив ноги. Вокруг каждой книги намотан кожаный шнурок. Когда я беру первую книгу, осторожно разматываю шнур и открываю ее, внешний мир для меня исчезает.

Это в самом деле дневник. На каждой странице записи, сделанные женским почерком, а в самом низу каждого листа – фирменный отпечаток в форме поцелуя губной помадой моей прабабушки.

Она умерла задолго до моего рождения, однако я выросла, слушая бесчисленные истории о ней. Бабушка говорила, что дикий характер и острый язык она унаследовала от своей матери. Интересно, знала ли она об этих дневниках? Читала ли она их когда-нибудь?

Если Женевьева Парсонс была такой необузданной, как рассказывала бабушка, то, думаю, эти дневники могут поведать много интересного. Улыбаясь, я раскрываю оставшиеся две книги и проверяю даты на первых страницах, чтобы убедиться, что начну с начала.

А потом я не сплю всю ночь и читаю, с каждой новой записью ощущая все большее беспокойство.

Из беспокойного сна меня выдергивает глухой стук на нижнем этаже. Кажется, будто я вынырнула из глубокого, непроницаемого тумана, залегшего в самых глубинах моего мозга.

Продрав глаза, я пялюсь на закрытую дверь, концентрируясь на ее тусклых очертаниях, пока мой мозг не осознает, что меня разбудило. Сердце значительно опережает мой разум, мышцы в моей груди бешено сокращаются, а волосы на затылке встают дыбом.

На желудок накатывает облако беспокойства, и только спустя несколько секунд я понимаю, что звук, который я слышала, издала моя захлопнувшаяся входная дверь.

Медленно сажусь и вылезаю из-под одеяла. В теле бурлит адреналин, я уже проснулась.

В моем доме только что кто-то был.

Звук мог оказаться чем угодно. Это мог быть оседающий фундамент. Или, черт возьми, даже парочка призраков. Но точно так же, как интуиция предупреждает тебя о чем-то плохом, моя интуиция говорит мне, что в моем гребаном доме кто-то только что был.

Это тот тип, что стучал в дверь? Ведь так, верно? Это было бы слишком большим совпадением, чтобы какой-нибудь незнакомец специально проделал путь длиной в километр до поместья только для того, чтобы постучаться и уйти. И теперь он вернулся.

Если вообще уходил.

Встаю с кровати, меня охватывает озноб, по коже бегут мурашки. Дрожа, я беру с тумбочки телефон и неслышными шагами направляюсь к двери. Медленно открываю ее и съеживаюсь от громкого скрипа.

Мне нужна храбрость Льва и пусть Железный Дровосек смажет петли на моей двери. Я дрожу как лист, но отказываюсь прятаться и позволять кому-то свободно расхаживать по моему дому.

Щелчок выключателя, и лампочки начинают мерцать, освещая коридор как раз настолько, чтобы мой разум мог поиграть со мной в игры, рисуя за пределами света теневые фигуры. И пока я медленно иду к лестнице, чувствую, как за мной наблюдают глаза с висящих на стенах картин.

Смотрят, как я совершаю очередную дурацкую ошибку. Они словно говорят: «Глупая девчонка, тебя же сейчас убьют. Оглянись. Он прямо за тобой».

От последней мысли я хватаю ртом воздух и оборачиваюсь, хотя точно знаю, что за спиной никого нет. Мой чертов тупой мозг слишком изобретателен.

Эта его способность чудесно помогает моей карьере, но в этот самый момент я ни хрена не рада ей.

Ускорившись, я спускаюсь по лестнице. Сразу же включаю свет, морщась от его яркости, обжигающей глаза.

Лучше, чем альтернатива обыскивать все вокруг с помощью единственного луча фонарика. Я бы умерла на месте, если бы обнаружила кого-то, скрывающегося в моем доме. В один миг тут никого нет, а в следующий – привет, вот он, мой убийца. Нет, черт возьми, спасибо.

Когда я не обнаруживаю никого ни в гостиной, ни на кухне, поворачиваю ручку на входной двери. Она все еще заперта, а это значит, что тот, кто ушел, каким-то образом сумел снова запереть дверь за собой.

Или он вообще не ушел.

Резко вдохнув, я бросаюсь через гостиную на кухню и сразу же тянусь к ножам.

Но тут в поле моего зрения попадает нечто, лежащее на столешнице, и я застываю на месте. Мои глаза устремляются к предмету, и с моих губ срывается проклятие, когда я опознаю в предмете одинокую красную розу, лежащую на стойке.

Смотрю на цветок так, словно это живой тарантул, глядящий прямо на меня и приглашающий подойти ближе. И если я осмелюсь, он, несомненно, сожрет меня живьем.

С дрожью вздыхая, я сдергиваю цветок со столешницы и верчу его в пальцах. Шипы на стебле срезаны, и у меня возникает странная мысль, что это было сделано специально, чтобы я не укололась.

Но эта мысль безумна. Если кто-то пробирается ночью в мой дом и оставляет мне цветы, то его намерения прямо противоположны добродетели. Он пытается запугать меня.

Сжав кулак, я сминаю цветок и выбрасываю в мусорное ведро, а затем возвращаюсь к тому, за чем пришла. Выдергиваю ящик, столовое серебро громко звякает в тишине, а затем захлопываю его, выбрав самый большой нож. Я слишком зла, чтобы быть тихой и незаметной.

Кто бы здесь ни прятался, он услышит мое приближение за километр, но мне уже наплевать. У меня нет желания таиться.

Сейчас я в ярости.

Меня бесит, что кто-то решил, будто может просто ворваться в мой дом, пока я сплю. И особенно мне не нравится то, что этот кто-то заставляет меня чувствовать себя уязвимой в моем собственном доме.

А потом имеет наглость оставлять мне цветок, как гребаный чудик? Может, он и обезвредил эту розу, обрезав ее шипы, но я с радостью продемонстрирую, что роза все еще опасна, если запихнуть ее прямо в его глотку.

Тщательно проверяю первый и второй этажи, но не нахожу никого, кто бы мог меня поджидать. И только когда я оказываюсь в конце коридора второго этажа и упираюсь взглядом в дверь, ведущую на чердак, мои поиски обрываются.

Я застываю на месте. Каждый раз, пытаясь заставить себя шагнуть вперед, я корю себя за то, что не проверила каждое помещение в поместье, но не могу сдвинуться ни с места. Все во мне кричит, чтобы я не приближалась к этой двери.

Что я найду там что-то ужасающее, если подойду.

Чердак был тем самым местом, где бабушка частенько уединялась со своим вязанием, напевая что-нибудь, и где летом ее со всех сторон обдувало несколько вентиляторов. Клянусь, иногда я слышу с чердака эти мелодии, но не могу заставить себя подняться наверх и проверить.

Это подвиг, который, видимо, мне не удастся совершить и сегодня. У меня не хватает смелости подняться туда. Адреналиновые пары иссякают, и усталость тяжелым грузом наваливается на мои кости.

Вздохнув, волоку ноги на кухню за стаканом воды. Выпиваю его в три глотка, а затем наполняю и снова опустошаю.

Опускаюсь на барный стул и, наконец, откладываю нож. Мой лоб покрыт тонким слоем пота, и когда я наклоняюсь и упираюсь им в холодную мраморную столешницу, по всему телу пробегают мурашки.

Тот тип ушел, но мой дом – не единственное место, куда он вторгся сегодня ночью.

Теперь он в моей голове – как он, черт возьми, и хотел.

– Кто-то вломился в мой дом прошлой ночью, – признаюсь я, зажав телефон между ухом и плечом. Ложка звенит в керамической кружке, пока я помешиваю кофе. Я пью уже вторую чашку, а мне все еще кажется, что на глазах у меня гантели, и в состязании по тяжелой атлетике мои веки проигрывают.

После ухода этого гада прошлой ночью я так и не могла снова заснуть, а потому обошла весь дом, чтобы убедиться, что все окна заперты.

То, что они оказались уже заперты, встревожило меня еще больше. Все до единой двери и окна были заперты и до, и после его ухода. Так как же, черт возьми, он вошел и вышел?

– Погоди, что ты сказала? Кто-то вломился в твой дом? – вскрикивает Дайя.

– Ага, – отвечаю я. – Он оставил мне красную розу на столешнице.

Повисла тишина. Никогда не думала, что наступит тот день, когда Дайя Пирсон потеряет дар речи.

– Но это еще не все. Полагаю, это самое худшее в грандиозной программе вчерашнего вечера.

– А что еще случилось? – резко спрашивает она.

– Ну, Грейсон – мудак. Он как раз пытался отыскать языком загадочное отверстие на моей шее, когда кто-то постучал в мою входную дверь. И я имею в виду, очень сильно постучал. Мы вышли посмотреть, но никого не было. Думаю, это был мой новый друг.

– Ты серьезно, черт возьми?

Я продолжаю рассказывать дальше. Об идиотизме Грейсона – тут я немного зациклилась, жалуясь. Потом про его кулак, сломавший мою стену, и его драматический уход. Но я ничего не упоминаю о сейфе и дневниках, которые нашла, или о том, что я в них прочла. Я еще не переварила их, как и иронию того, что я читаю преступную историю любви, а потом кто-то вламывается в мой дом в ту же ночь.

– Я приеду к тебе, – заявляет Дайя, когда я замолкаю.

– Сегодня я буду убираться в доме, чтобы подготовить его к ремонту, – отвечаю я, чувствуя себя измотанной уже от одной мысли об этом.

– А я помогу. Будем пить, чтобы было интереснее.

На моем лице появляется слабая улыбка. Дайя всегда была хорошим другом.

Она моя лучшая подруга еще со средней школы. После выпуска мы продолжили общаться, даже когда разъехались в разные колледжи. Следующие несколько лет возможность видеться у нас была только по праздникам и на ежегодной ярмарке призраков.

Я бросила колледж через год после поступления и занялась писательской карьерой, а Дайя получила степень в области IT. Каким-то образом она влилась в некую хакерскую группировку и стала народным мстителем, разоблачающим правительственные секреты.

Она – самый большой сторонник теории заговоров, которого я когда-либо встречала, но даже я в состоянии признать, что дерьмо, которое она раскапывает, вызывает беспокойство и имеет слишком много доказательств, чтобы считаться одной лишь теорией.

Несмотря на это, наши профессии предоставляют нам достаточно свободы в повседневной жизни. Нам повезло больше, чем большинству.

– Я очень ценю это. Увидимся, – говорю я, прежде чем повесить трубку.

Вздыхаю и смотрю на дневники, лежащие на столешнице передо мной. Я еще даже не дочитала первую книгу, а уже нервничаю по поводу продолжения. С каждым словом мне хочется все больше отречься от Джиджи.

Почти так же сильно, как хочется быть ею.