Однажды меня пришли навестить. Я сидела в рекреационной и наблюдала за тем, как Лиза пялится в телевизор, как вдруг вошла медсестра и сказала мне:
– К тебе пришли. Мужчина.
Это явно не мой злосчастный парень. Во-первых, он к тому времени уже не был моим парнем. Как у кого-то, запертого здесь, вообще может быть парень? И потом, он не мог себя заставить навещать меня тут. Оказывается, его мама тоже какое-то время провела в психушке, и он как мог избегал напоминаний об этом.
Это не отец – он вечно занят.
И точно не мой школьный учитель английского – его уволили, он уехал в Северную Каролину.
Я пошла посмотреть, кто же это пришел.
Он стоял в гостиной и смотрел в окно – высокий, как жираф, с тусклыми взъерошенными волосами и покатыми плечами научного работника, руки его торчали из коротковатых рукавов пиджака. Услыхав, что я вхожу, он повернулся в мою сторону.
Это был Джим Уотсон. Я была рада его видеть, поскольку он еще в пятидесятых разгадал секрет жизни, и, быть может, он приехал поделиться разгадкой со мной.
– Джим! – воскликнула я.
Он медленно направился в мою сторону. Он медленно двигался, мялся в нерешительности, а то и вовсе терялся в собственных мыслях, когда должен был говорить с людьми – тем он мне и нравился.
– Ты неплохо выглядишь, – сказал он.
– А ты чего ожидал? – удивилась я.
Он пожал плечами.
– Что они с тобой здесь делают? – шепотом спросил он.
– Ничего, – ответила я ему. – Ничего они тут не делают.
– Ужасное место, – сказал он.
Гостиная действительно была чуть ли не самой ужасной комнатой во всем отделении. Она была огромная, заставленная огромными креслами из кожзаменителя с виниловым покрытием, которые пердят, стоит только на них присесть.
– На самом деле не так уж тут и плохо, – возразила я. В отличие от него, я уже привыкла к этому месту.
Все тем же медленным шагом он вернулся к окну и поглядел наружу. Он медленно подошел к окну и выглянул в него. Постояв так немного, он подозвал меня жестом длинной руки.
– Смотри, – он вытянул руку, указывая на что-то за окном.
– Куда?
– Вон там, – он указывал на машину. Что-то красное и спортивное, MG наверное. – Моя! – отметил он. Наверное, он купил ее на деньги, которые ему заплатили, когда он получил Нобелевскую премию.
– Симпатичная, – сказала я. – Даже очень.
Он опять перешел на шепот:
– Мы могли бы отсюда уехать.
– В смысле?
– Мы с тобой могли бы отсюда уехать.
– На машине, что ли? – Я окончательно запуталась. В этом и заключался секрет жизни? Главный секрет жизни – это бегство?
– Меня будут искать, – объяснила я.
– Это быстрая машина, – ответил он. – Я мог бы увезти тебя отсюда.
Он явно хотел мне помочь, но я внезапно поняла, что это мне надо помочь ему не наделать глупостей.
– Спасибо, – сказала я ему. – Спасибо за предложение. Это очень мило с твоей стороны.
– Неужели ты не хочешь уехать отсюда? – наклонился он ко мне. – Мы могли бы отправиться в Англию.
– В Англию? – переспросила я, вообще не понимая, при чем тут Англия. – Я не могу взять и уехать в Англию.
– Ты могла бы работать гувернанткой, – предложил он.
Секунд десять я пыталась представить себе ту жизнь, где я сажусь в красную машину Джима Уотсона, машина срывается с места и мы несемся в аэропорт. Дальше было сложнее. Я плохо себе представляла жизнь гувернантки. Я вообще всю эту жизнь после побега плохо себе представляла. То ли дело обитые кожзамом кресла, решетки на окнах и дребезжание звонка перед тем, как открывается дверь дежурки, – тут ничего представлять не надо, все очень ясно и понятно.
– Сейчас я здесь, Джим, – сказала я. – И мне кажется, я должна здесь остаться.
– Хорошо.
Похоже, он совершенно не обиделся. Напоследок он окинул гостиную взглядом и покачал головой.
Я осталась возле окна. Я осталась у окна. Через несколько минут я увидела, как он садится в свою красную машину и уезжает, оставляя за собой белые клубы «спортивного» выхлопа. Я направилась обратно в рекреационную в надежде застать там Лизу.
– Привет, Лиза, – радостно сказала я.
Лиза промычала что-то нечленораздельное в ответ. Я уселась рядом с нею, и мы уставились в телевизор.