Глава четвертая

Привет, шкафчик 89,

Я не могу понять, настало ли время нам расстаться.

Я пытаюсь с ним поговорить, но он как будто не слышит меня.

Я говорила ему около 20 раз, что хочу общаться больше, мне нужно, чтобы он обращал на меня больше внимания и чтобы хотя бы иногда сидел со мной рядом в столовой.

Но чем больше я говорю ему о своих желаниях, тем больше он игнорирует их.

Однажды один из его друзей назвал меня требовательной! Так ли это? Разве это не нормально – понимать, что тебе необходимо, и говорить об этом? Это серьезный вопрос. Будь честен со мной. Я приму это.

Strangerthings894@gmail.com 

От: Шкафчик 89 ‹locker89@gmail.com›

5:06 (0 мин назад)

Кому: Strangerthings894


Привет, strangerthings!

Давай посмотрим на это с другой стороны. Совершенно правильно говорить о своих потребностях и желаниях. Но, кажется, ты не понимаешь, что именно тебе нужно. Тебе не *нужно* что-либо от твоего парня. Ты хочешь этого. Когда нам *нужно* что-то от кого-то, мы чувствуем, что мы не можем жить без них или они полностью контролируют наши чувства. А это совсем не так. Когда ты говоришь, тебе *нужно*, чтобы он сделал не важно что, я слышу, что тебе действительно нужно чувствовать себя любимой, особенной и желанной. И ты можешь получить это от многих других людей помимо твоего парня! Я советую перефразировать то, как ты объясняешь ему свои потребности. Скажи ему, что тебе действительно необходимо, и дай ему понять, что именно он может сделать, чтобы помочь тебе чувствовать себя любимой, особенной и желанной. Люди лучше реагируют на поддержку, чем на критику. И дальше все зависит от него. И когда он поймет, что дело не в нем и не в том, что он, возможно, делает что-то неправильно, а в тебе и в том, как он может заставить тебя почувствовать себя особенной, он возьмет на себя ответственность! Но если нет, тогда ты должна задуматься, довольна ли ты такими платоническими отношениями, или, может, это не тот человек, который тебе нужен?

Удачи!

Шкафчик 89

Я с трудом сглотнула, сидя за рулем машины Эйнсли – она одолжила мне ее на день, чтобы я могла выполнить свои принудительные обязательства, – когда Броэм в авто передо мной свернул с дороги к тому, что предположительно было его домом. Хотя сложно назвать это домом. Это был особняк. Долбаный огромный особняк.

Там насчитывалось около миллиона различных секций, комната за комнатой, мансардные окна и эркеры, балконы и колонны, причудливые французские окна и смесь изогнутых и прямоугольных крыш. Кирпич был холодного, успокаивающего пурпурно-серого оттенка, что в сочетании с голубоватой крышей и кремовыми деталями придавало дому сказочный вид. Передний двор был безукоризненно чистым, с подстриженными живыми изгородями, обрамлявшими широкую двухполосную подъездную дорогу.

Да ладно.

Я ни за что не подъеду туда на своей машине. Это как съесть капкейк, похожий на произведение искусства. Правильно понимаю, что эта дорога предназначалась только для того, чтобы на нее любоваться?

Поэтому я притормозила у тротуара за воротами. Броэм, который поехал прямо по подъездной дорожке, чтобы припарковаться у входа, прислонился к своей машине и смотрел, как я поднимаюсь по извилистой тропинке, подняв брови. Когда я наконец подошла, он озадаченно посмотрел на меня и повел к входной двери.

– У тебя есть дворецкий? – Восхищенно спросила я, как только мы вошли. – Или, например, шеф-повара?

Не то чтобы меня можно было подкупить едой, но, скажем так, если бы у Броэма был шеф-повар, который мог бы принести нам вкусно приготовленные закуски, например бутерброды без корочки или салат из питахайи, я была бы гораздо сговорчивее, приходя к нему в особняк.

Но, к моему безграничному ужасу, Броэм пренебрежительно посмотрел на меня.

– Нет, Филлипс, у нас нет дворецкого.

Он и правда не спешил прощать меня за то, что я назвала его Александром?

– Прости, – сказала я. – Просто хотела сказать, что слишком тяжело самостоятельно убирать такой особняк, вот и все.

Броэм нервно взглянул на меня.

– Ну конечно, у нас есть уборщики, – сказал он таким тоном, каким обычно говорят «ну конечно, у нас есть крыша» или «ну конечно, у нас есть раковина на кухне».

Я зависла позади, чтобы скорчить ему рожицу.

– Ну да, конечно, – пробубнила я. – Обыденность. У кого же нет уборщиков? Пфф.

– И это не особняк.

– Чушь собачья, это вполне себе особняк, – сказала я, вспыхнув от раздражения. Как Броэму удавалось быть таким холодным, когда он хвастался своим богатством и в то же время не осознавал его?

– Нет. Может, он и считался бы особняком где-нибудь в Сан-Франциско. Но не в таком городке, как этот.

Выражение его лица оставалось наполовину жалостливым, наполовину осуждающим. Ну простите, что я не очень хорошо разбираюсь в особняках, прежде чем говорить, очень сожалею.

Мы вошли в просторное открытое помещение, похожее на большое фойе, с кованым балконом сверху – наверное, чтобы люди могли покровительственно взирать на гостей с высоты второго этажа. Роскошный вид дополнял кремовый мраморный пол и люстра с ниспадающими каплями. Я согнула шею почти под углом в девяносто градусов, чтобы посмотреть на все это, но сейчас мои шейные мышцы волновали меня меньше всего. Когда мы пересекли фойе, мои ботинки заскользили по мраморному полу, и я сбавила шаг, чтобы сохранить контроль. Последнее, что мне было нужно, – это споткнуться и налететь на письменный стол красного дерева или бесценную вазу династии Минь.

Броэм шел немного впереди, даже не пытаясь подстроиться под мою улиточную скорость. Как будто спешил протащить меня через весь дом. Откровенно говоря, скорее всего, он это делал, чтобы уберечь вазы.

Первым признаком того, что мы были не одни, оказался стук каблуков по мрамору – дополнительный барабанящий звук к нашим с Броэмом несинхронным шагам. Женщина, за которой вился шлейф французских духов, неторопливо вошла в коридор через арку слева. Она была самоуверенна, элегантна, и, если я не ошибаюсь, ее раздражало наше присутствие.

Полагаю, это была миссис Броэм.

Она напоминала женскую версию своего сына. Стройная и изящная, с такими же выпуклыми темно-синими глазами и густыми шоколадно-каштановыми волосами, хотя сквозь них и пробивалась теплая седина. Предметы ее одежды, по идее, не должны были сочетаться между собой, но казалось, будто она сошла с обложки журнала уличной одежды Vogue. Она заправила накрахмаленную белую футболку в широкие брюки, сшитые из черного кожаного материала, а дополняли ее образ черные каблуки и черный плетеный браслет.

Броэм резко остановился, и я последовала его примеру. Мать окинула его равнодушным взглядом и прищурилась.

– Александр, твой отец опять будет работать допоздна, – сказала она Броэму, даже не взглянув на меня, – поэтому я пригласила подругу. Мы будем в отремонтированном крыле. Беспокоить только в случае чрезвычайной ситуации.

Кажется, Броэма не удивила неприязнь матери.

– Ладно.

– Если он скажет тебе, что вернется раньше, напиши мне.

– Ладно.

Они смотрели друг на друга, и я почувствовала странный холодок. Очевидно, между ними чего-то не хватало, но я не могла понять, чего именно. Все, в чем я была уверена, так это в том, что обстановка накалилась, и мне захотелось как можно скорее уйти.

Резко кивнув, миссис Броэм выскользнула из комнаты. Именно выскользнула. И если бы не ритмичный стук ее каблуков, я бы действительно подумала, что она уехала на невидимом конвейере.

– Да, мне тоже приятно с вами познакомиться, – прошептала я не удержавшись. Наверное, это не лучшее, что я могла сказать, когда я находилась в пределах слышимости ее сына.

Но если Броэм и обиделся, то не подал виду. Он оторвал свой взгляд от двери, через которую вышла его мать, и поджал губы.

– Тебе лучше понизить планку своих ожиданий насчет моих родителей, – сказал он. – Можем пойти в дальнюю комнату.

По пути через его дом-лабиринт Броэм остановился на кухне, самой блестящей кухне, что я когда-либо видела. Все сияло так, будто кто-то воспользовался фотошопом в реальности. Сверкающие белые столешницы, встроенные стеклянные шкафы, заключающие внутри хрустальные тарелки и бокалы. Островная стойка из красного дерева была наполирована так, что я могла увидеть в ней свое испуганное отражение. Пол был безупречно чистым, и, ступая, я чувствовала себя неуклюжей.

Броэм, не обращая внимания на мое изумление, рылся в холодильнике – уверена, там лежали только самые дорогие, органические местные продукты, – и появился наконец с гроздью винограда и маленьким колесиком сыра бри. Он стал раскладывать все на тарелке вместе с крекерами и только потом поднял глаза и заметил выражение моего лица.

– Так пойдет? – спросил он.

Честно говоря, никакой личный шеф-повар не смог бы порадовать меня больше, чем Броэм с целым колесиком сыра бри в руках. Не то чтобы я никогда раньше не пробовала этот сыр, но он точно не был основным продуктом питания в доме моих родителей. Это было так необычно.

– Думаю, пойдет, – согласилась я.

В дальней комнате – второй гостиной, пахнущей эфирным маслом розы, с панорамными окнами с видом на ухоженный, неестественно зеленый задний двор – Броэм рухнул в кожаное кресло кремового цвета и со звоном поставил тарелку на стеклянный столик.

– Ну и как это работает?

Я скинула рюкзак и, подоткнув юбку под бедра, присела в рядом стоящее кресло.

– Не совсем так, как сейчас. Я обычно пишу письма, помнишь?

– Окей, тогда что ты обычно делаешь, когда получаешь письмо?

– Зависит от его содержания.

Лицо Броэма было озадаченным, когда он оторвал виноградинку от грозди. Он окинул меня вопросительным взглядом, и я кивнула с чуть большим энтузиазмом, чем испытывала в действительности. Я все еще помнила о том, что он меня шантажировал, поэтому не хотела казаться благодарной, но было приятно, что меня хотя бы кормили.

Броэм терпеливо смотрел на меня, и я поняла, что он ждал, когда я возьму инициативу на себя. Я хотела заявить, что понятия не имею, что делать – в общем-то частично это было правдой, но я боялась разбудить чудовище. Возможно, лучшее, что я могла сделать прямо сейчас, – это пойти известным путем, надеясь, что неизвестное разрешится само собой.

Не говоря ни слова, я выудила из рюкзака три сегодняшних письма. Я быстро их просмотрела, и, к счастью, одно из них оказалось достаточно расплывчатым, так что я была уверена, что оно не выдаст личность автора Броэму.

– Окей, – сказала я. – «Уважаемый шкафчик восемьдесят девять, я и правда безумно влюблен в эту девчонку, но мы просто знакомые, не более. Она на год младше, поэтому у нас нет общих уроков или друзей. Иногда мне кажется, она делает мне намеки, когда я рядом, но, боюсь, я вижу то, что мне хочется видеть. Как мне пригласить ее на свидание, не ляпнув каких-нибудь глупостей или не подкатив как идиот? „Эй, красотка, хочешь прогулять со мной?“ – странный способ сломать лед между нами».

«Пожалуйста, помоги, ray_of_sunshine001@gmail.com», – закончила я мысленно. На случай, если Броэм знал, кому принадлежит этот электронный адрес.

Он сунул в рот виноградинку и закатил ее за щеку.

– С этим нам не развернуться, – сказал он.

Я протянула руку, и он послушно оторвал одну виноградину и бросил ее мне.

– Это дает нам достаточно информации, – сказала я. – Тебе просто нужно разобраться. Мы знаем, что она по крайней мере в десятом классе, потому что он на год старше этой девушки. Мы знаем, что у них нет общих друзей, поэтому не нужно слишком беспокоиться о том, что они закрыты для общения. Мы знаем, что оба по крайней мере разговаривают друг с другом, потому что он назвал ее знакомой, а не посторонней. Мы знаем, что отправитель по крайней мере сознательный, поэтому подумал о возможной реакции этой девушки на приглашение на свидание без всякого предупреждения. Это также говорит нам, что отправитель, вероятно, ранее не делал ничего опрометчивого, чтобы отпугнуть девушку, что помогает нам колоссально.

Броэм задумался. На секунду я задалась вопросом, впечатлила ли его. Но затем он прищурился.

– Ты думаешь, что отправитель – девушка, – сказал он. Утверждение, а не вопрос.

– Не обязательно.

– Ты избегаешь личных местоимений. Почему ты считаешь, что это не парень? Или электронный адрес это выдал?

– Я не знаю, девушка это или парень. Действительно не имею ни малейшего понятия. Почему ты думаешь, что это сейчас так важно?

Казалось, он не понял, что вопрос был риторическим.

– Ну, по статистике мужчин-натуралов больше, чем девушек, которых привлекают девушки. И, – добавил он прежде, чем я успела вставить хоть слово, – людей с другой гендерной идентичностью.

Почему-то он выглядел самодовольным. Как будто превзошел меня. Я вспылила.

– Итак?

– Если бы тебе нужно было сделать ставку, ты бы поставила все деньги на то, что это парень. Верно?

– Но мне не нужно ставить все мои деньги, – почти взвизгнула я.

– И теперь ты просто упрямишься, – сказал он. – Тебе не нужно принимать это на свой счет. Я лишь привожу факты.

– Так же как и я. Факт в том, что я ничего не выигрываю, делая ставки, поэтому статистика не имеет значения. Я не знаю гендерную принадлежность отправителя и не собираюсь гадать. В этом нет необходимости. Разве не глупо загонять себя в рамки гендера, когда мы точно ни в чем не уверены и можем этого избежать?

Я уставилась на него. И он выдержал мой пристальный взгляд. Затем, к моему удивлению, пожал плечами.

– В этом есть смысл. Ты права.

Эта внезапная капитуляция вызвала у меня подозрения.

– Но?

– И все. Твои мысли верны.

Я ожидала подвох, но не нашла его. Оставалось только поверить в то, что он говорит серьезно. Но я все еще чувствовала себя раздраженной, потому что со мной спорили из-за таких глупостей. Поэтому не смогла удержаться и надавила на него еще немного.

– Разве вы с Финном не лучшие друзья? Что он об этом всем думает?

– О чем «об этом всем»?

Окей, теперь он намеренно тормозил.

– Ты знаешь, что неприлично предполагать гендер, не зная точно. И также знаешь, что я член ЛГБТ-клуба, и ты сам затеял этот спор. Почему? Чтобы выбесить меня?

У Броэма хватило наглости выглядеть потрясенным.

– Прости. Я не хотел грубить. Мне просто интересен ход твоих мыслей.

– Ну, теперь ты получил ответ.

– Да, получил. – Даже на секунду он не улыбнулся, но клянусь, что видела радость в его глазах. – Ты же понимаешь, что сейчас я соглашаюсь с тобой?

– Наверное, никогда еще согласие не было так похоже на спор, – парировала я.

– Возможно, тебе не стоит воспринимать вежливый диалог как спор, тогда ты будешь чувствовать себя намного лучше. И отвечая на твой вопрос, у Финна нет никаких проблем с объяснением, почему что-то кажется ему правильным или неправильным.

– О, держу пари, он любит объяснять тебе, почему его сексуальная ориентация правильна или неправильна, – сухо сказала я.

– Я никогда ничего не говорил о его сексуальной ориентации. И полагаю, что для него не проблема обсудить такие вещи, ведь он до сих пор общается со мной. – Броэм поднял брови. – И делает это бесплатно.

– Ты не платишь мне, чтобы я тусовалась с тобой. Ты платишь мне за помощь.

– Ты права. Возможно, стоит вернуться к делу.

Он передал мне еще одну виноградинку. Я выхватила ее с раздражением, более жестко, чем хотела, и раздавила зубами.

– С радостью. Итак, давай начнем с самого главного. Кто кого бросил?

– Разве не понятно? – спросил Броэм. – Это я пытаюсь вернуть ее.

– Ты будешь удивлен, но нет…

Мне не удалось убедить его, но он подыграл мне.

– Она бросила меня.

– Что случилось?

Броэм прищурился, как будто вспоминал очень давнее событие.

– Что-то связанное с тем, что я слишком красив и талантлив.

– Ну и ну, так убедительно, продолжай.

– И вообще, какое это имеет значение?

– Какое значение имеет причина разрыва? – недоуменно спросила я. – Ты правда только что спросил меня об этом?

– Я имею в виду, что не каждое письмо включает все, каждую мелочь, да? Но тебе все равно удается собрать все необходимое, верно?

– Почти всегда.

– Да? Ну, значит, тебе не нужно все знать.

Я колебалась, подбирая слова.

– Обычно я могу сказать, в чем проблема. Как правило, люди имеют достаточное представление о ней, но не всегда знают, что послужило причиной и как это исправить. Затем я применяю к проблеме теорию и даю совет на основе теоретических разработок.

– Теория?

– Теория взаимоотношений. Например, типы привязанностей, как справиться со страхом обязательств, бесконтактное правило, мужчины с Марса, как окситоцин срабатывает в разное время у разных людей…

Каменный взгляд.

– И ты всегда знала все об этом?

Я немного выпрямилась.

– Я составила базу знаний. Но меня всегда это интересовало. По крайней мере, со средней школы.

– И с чего все началось?

Я на минуту призадумалась, чтобы вспомнить, какая теория была первой, на которую я наткнулась и которая положила начало моему увлечению.

– Ты знаешь книгу «Обещать – не значит жениться»?

– Со Скарлетт Йоханссон? Конечно, но не знаю, о чем она.

– Это фильм, не книга, но ладно, – пробурчала я себе под нос. – Основная мысль заключается в том, что если парень не тянется к тебе и не делает никаких усилий, то у него нет чувств к тебе.

– Какое открытие.

– Ну, для многих людей да. Я прочитала ее несколько лет назад, и она мне безумно понравилась, и я стала читать все книги об отношениях, которые могла найти. Позже я открыла для себя YouTube и подкасты. И наверное, с этого все началось.

– И что насчет шкафчика?

Я впервые поделилась с кем-то своей тайной (Эйнсли не считается, потому что она наблюдала за всем в реальном времени). Хоть я и не поклонница Броэма, было приятно иметь возможность выговориться. Два с половиной года – слишком долгий срок, чтобы держать это в секрете.

– Я начала заниматься этим в начале девятого класса. Я знала практически все об отношениях, но не представляла, как это можно применить.

Честно говоря, я сомневалась, действительно ли хочу помогать людям или мне просто нравится экспериментировать на ком-то, чтобы проверить эти теории на практике. Возможно, и то и другое.

– И когда ты проводишь столько времени после занятий рядом с офисом администрации, то узнать… определенную информацию не так сложно, как ты думаешь. И так получилось, что я узнала, какой из шкафчиков свободен и код от него. Наша школа до сих пор пользуется бумажными записями, так что было достаточно стереть номер 89 с листа распределения. И потом однажды, когда ждала маму, я распечатала несколько флаеров и засунула в разные шкафчики. Во флаерах говорилось, что если кому-то необходим бесплатный совет по поводу отношений, можно опустить анонимное письмо с адресом электронной почты в восемьдесят девятый шкафчик.

– И это сработало? – спросил Броэм.

– С одним человеком, да. И полагаю, мой совет сработал, потому что тот человек сказал остальным, что флаер не розыгрыш, и все понеслось. Немного позже в тот год кто-то бросил в шкафчик чаевые с запиской «спасибо», и тут до меня дошло, что половина учеников в нашей школе – миллионеры. Ну, или их родители. Поэтому я за несколько недель предупредила, что больше советы не будут бесплатными, вставив такую подпись в каждое электронное письмо. И все остальное сделало за меня сарафанное радио. Сначала я брала пять долларов, теперь десять. Я могла бы брать больше, но не хочу, чтобы бизнес развалился.

Броэм внимательно, не реагируя и не прерывая зрительного контакта, смотрел на меня. Впервые я поняла, почему Эйнсли считала его привлекательным. Его взгляд заставил меня почувствовать, будто я рассказываю самую интересную историю в мире.

– Но почему анонимно? – спросил он. – Почему ты не занимаешься тем, что мы делаем сейчас, со всеми? Люди будут платить.

И он не ошибся насчет этого. Люди будут платить. Но это значило намного больше, чем Броэм думал. В школе, где семизначные доходы родителей были нормой, мне действительно повезло, что нас заставляли носить форму. Без нее то, что я нахожусь здесь как стипендиат, стало бы ясно любому, кто посмотрит на меня. Но несмотря на школьную форму, ученики находили способ выставлять напоказ свое богатство. Сумки Fendi, верблюжьего цвета юбки Gucci и часы Cartier были у каждого второго. Всякий раз, когда выпускался новый iPhone, это было единственное, что ты видел в коридорах на следующий день. Обычно то, что у тебя старая модель, никак не комментировалось, но на любого, кто отставал от обновлений, бросали пристальные взгляды каждый раз, когда он проверял свой телефон.

Ни за что на свете мои родители не смогли бы соответствовать этим негласным требованиям. Мой доход со шкафчика был единственным, что давало мне какой-то шанс вписаться в компанию. Очевидно, что при плате в десять долларов за письмо я не позволю себе Fendi и Gucci, но денег хватало, чтобы покрыть траты на iPhone и приличную одежду в комиссионном магазине. И добавив к этому выдающиеся швейные навыки Эйнсли, в удачный день я могла сойти за девушку, принадлежащую к высшему среднему классу. И, к счастью, этого оказалось достаточно.

Так что да, какой-то дополнительный доход не помешает.

Но если узнают, что это я управляю бизнесом, связанным со шкафчиком, никакая модная одежда в мире не сможет защитить меня от неловкости, которая последует за моим разоблачением… Как я смогу нормально общаться с кем-то на уроках английского, когда они знают, что я в курсе, как они потеряли девственность? Или то, что они втайне изменяли своему парню? Или саботировали отношения своей сестры, чтобы занять ее место?

Но по-настоящему серьезной причиной моего секрета было то, что я никогда не позволю, чтобы что-то навредило Брук. Если когда-нибудь она узнает правду, неизвестно, простит ли она меня. Уверена, она никогда больше не сможет мне доверять. На ее месте я бы не смогла.

Шкафчик восемьдесят девять не мог стать настоящим человеком.

Я открылась и все объяснила Броэму. Но проблема состояла в том, что он мне не нравился, не говоря уже о том, чтобы доверять ему.

Где-то хлопнула дверь. Я услышала приглушенные голоса, затем шаги, которые стали ближе, но не настолько, чтобы я могла разобрать, чьи они. Один из голосов был мужским. И злым. Неужели это и есть тот самый «друг» матери Броэма? Или его отец вернулся пораньше?

Я поерзала на стуле, внезапно охваченная желанием стать маленькой. Судя по всему, моя семейная жизнь была счастливой. Прошло уже много лет с тех пор, как мои родители развелись. Но все же топота и криков взрослых было достаточно, чтобы я снова почувствовала себя восьмилетней, забираясь в постель к Эйнсли в поисках утешения, в которое никогда по-настоящему не верила.

Броэм был совершенно невозмутим. Единственным признаком того, что он что-то заметил, стал легкий наклон головы в сторону голосов. Потом он схватил крекер и задумчиво откусил.

– Ну, – сказал он. – По-моему, совершенно ясно, что сегодня мы ничего не добьемся.

– Что?

Сначала я подумала, что он выгоняет меня из-за спора взрослых, несмотря на то что он, казалось, едва замечал его, но затем он продолжил:

– Ты, очевидно, не готова. И до сих пор я не узнал ничего полезного.

У меня отвисла челюсть.

– Да ты даже не дал мне шанса!

– Может, закончим на сегодня? Дай мне знать, когда ты подготовишься, и мы встретимся снова.

Мои губы сжались, пока я боролась с желанием сказать ему, чтобы он прекратил. Как вообще можно научить своего ребенка таким дерьмовым манерам? Если бы его родители не были так заняты ссорой в коридоре, я бы отчитала их за то, что позволили сыну вырасти таким человеком.

Но мне удалось сохранить хладнокровие. Я скрестила руки на груди и тихо последовала за Броэмом обратно через весь коридор. Чем ближе мы подходили к входной двери, тем громче становился крик мужчины – что-то связанное с ложью, на которой мать Броэма была поймана, – и тем больше я съеживалась.

Честно говоря, я радовалась, что Броэм выбрал именно этот момент, чтобы потерять веру в мои способности. Все, чего я хотела, – выбраться из этого ослепительного особняка с его гулкими залами и неприветливыми коридорами. И как он мог показаться мне красивым?

Если Броэм вырос здесь, неудивительно, что он такой равнодушный.

Загрузка...