Всю свою жизнь, а прожил он немало, Игорь Семенович Ляпов занимался камнями. Не теми, которыми тротуары мостят или из которых дома строят. А теми, что сверкают в обрамлении благородных металлов на шеях прелестниц – так он любил называть женщин. Или в мочках их ушей.
Он был ювелиром. С юности. Выучился этому прибыльному делу в тюрьме, куда угодил по малолетке за грабеж с отягчающими. Соседом по нарам был сынок знаменитого ювелира, тоже сотворивший что-то такое страшное, что именитый папа не сумел его от тюрьмы отмазать. Или не захотел. Может, решил, что когда сынок на нарах, ему так спокойнее. Потому что сынок, по слухам, принялся фамильное ремесло осваивать и у папы камни и металл подворовывать.
Так вот о чем это он…
Игорь Семенович на мгновение оторвался от созерцания подпорченного зимними заморозками газона. Перевел взгляд на настенные часы – громоздкие, с мощным маятником и громогласным боем. Он уже час сидит и смотрит на улицу? Час времени потерял, вспоминая свою жизнь? Непозволительная роскошь, если учесть, сколько ему осталось. Врачи неделю назад очертили ему рубеж в полтора года. Но он чувствовал, что уйдет раньше. Не осталось вовсе ни сил, ни желания. Болезнь изъела его тело, лишила его пальцы ловкости. Он почти не мог больше заниматься любимым делом. А без этого какая жизнь!
– Гоша… – позвал его тихий, почти бестелесный голос от двери. – Может, покушаешь?
Это была Нюша. Его любимая Нюша – верная спутница на протяжении последних тридцати лет. Начинала в его доме прислугой, доросла до жены. Нет, официально они так отношения и не оформили. Но всем он ее представлял как свою жену. И называл ее супругой. Не иначе.
Узнав о его болезни, Нюша проплакала три дня. Потом сказала, что на этом свете не задержится и уйдет следом за ним.
– Ты же здорова, милая, – смотрел он на нее с нежностью. – И молодая еще. Тебе еще жить и жить!
Нюше было сорок шесть. Подобрал он ее тридцать лет назад на вокзальной платформе, куда она прибыла с котомкой нехитрых пожиток и справкой об освобождении. Отсидела десять месяцев за нанесение тяжких телесных повреждений своему отчиму, вознамерившемуся залезть к ней в трусики. Отчим заявление на нее писать отказался. Но его сломанные ребра, перебитый нос и откушенное ухо судьи сочли превышением мер самообороны. И Нюшу осудили. Возвращаться домой после наказания ей мать запретила. Вот и прибыла она в столицу в поисках лучшей доли. А тут он – только из электрички вышел.
Ездил землю себе присматривать для строительства собственного дома. Участок подобрал, предварительно оформил в местном поселковом управлении, предоплату внес. Шел по перрону счастливый, молодой, сильный. И едва не наступил на девчонку, сидевшую на корточках. У нее ремешок от туфли оборвался, она присела его поправить. Она глаза вскинула: злые, красивые. И он пропал.
Присел рядом. Помог ремешок починить. Разговорил ее. Сразу же понял, что с ней что-то не так. По вещам, по взгляду, по тому, как она настороженно озирается. Спросил о планах. Их не было. И пригласил к себе в дом помогать по хозяйству.
Дома на тот момент, правда, еще не было. Была квартира на окраине. Но большая, просторная, требующая ухода. И работал он много. Иногда по двадцать часов от стола не отходил, когда заказ важный выполнял. Помощник ему был точно нужен. Эту неприкаянную девчонку судьба ему и вручила.
Аня, Анечка, Нюша…
Ему тридцать шесть, ей шестнадцать. У них сразу закрутилось. Но Игорь держал ее все время на расстоянии. И, переспав с ней на ее койке, сразу уходил в свою комнату. Это потом уже, когда Нюша верность свою доказала, он начал называть ее супругой – и никак иначе. И даже позволил в его спальню перебраться.
– А что у нас есть покушать, Нюшенька? – Он тепло улыбнулся своей гражданской супруге, застывшей в дверях террасы.
– Твои любимые биточки с капустой. – Она смотрела устало, грустно. – Кисель овсяный. Полезная штука, Гоша.
– Хорошо. Давай покушаем. Только вместе. И на улице. Идет?
Лишь на мгновение скользнуло по ее лицу недовольство. И он его понимал прекрасно: таскаться с тарелками с кухни на улицу, а потом обратно. От порога задней кухонной двери до беседки, где он пожелал позавтракать, метров пятнадцать. Не абы что, но все же расстояние. Нюша тоже уже не девочка, сорок шесть ей. И рядом с ним ей если и не сложно, то и нелегко. Он брюзга, любит ругаться матом, неаккуратен в быту. Теперь вот еще и болен. И доходы упали.
Ничего, не надорвется. Мстительная мыслишка неожиданно ему понравилась, и он планов – позавтракать на улице – не отменил.
Перебравшись в беседку, сел лицом к дому и принялся внимательно наблюдать за Нюшей, толкающей столик на колесах по газону. Губы плотно сжаты, движения скованны. Взгляд не отрывается от тарелок, норовящих соскользнуть с узкой столешницы. Чего он, правда, блажит? Поел бы в кухне. А тут потом посидел, соловьев послушал. Не надо ее так напрягать и нервировать. Ей ему еще глаза закрывать.
– Посиди со мной, милая, – попросил Игорь Семенович.
Нюша только-только переставила тарелки со столика на колесах на круглый стол, диаметром в полтора метра, выполненный из натурального камня.
– Некогда мне, Гоша. Уборку еще не начинала. А дом велик. Целый день провожусь. Ты покушай, потом позови, я уберу.
Не дав ему возразить, она быстро ушла. Глядя ей вслед на ее тонкую, не потревоженную ни одной беременностью, талию, Игорь Семенович впервые подумал, что Нюша его еще очень-очень молода. И не только в сравнении с ним. А вообще…
Что это за возраст для женщины – сорок шесть лет? Вообще не годы. Ноги, бедра, шея – все в полном порядке, без жира и складок. И Веня Стропов, пару дней назад наведавшийся к нему по делам, очень сальными глазами смотрел в вырез ее кофточки. Глубокий вырез, грудь было видно почти до половины.
Он вдруг почувствовал что-то вроде укола ревности. Покатал в голове это неприятное чувство и еле сдержал себя, чтобы не рассмеяться. Ему сколько? Семьдесят шесть? А осталось сколько? И ревновать сейчас Нюшу к кому бы то ни было – не просто глупо, а идиотически неверно.
– Нюша! – громко крикнул ей вслед Игорь.
– Да, милый.
Она резко обернулась, рассеянно глянула. Руки привычно спрятаны под передником. Ноги в домашних матерчатых туфлях нетерпеливо переминаются. Как у молодой кобылки, подумал он тут же. Ей бы гарцевать да гарцевать, а она свою молодость на него – старика – убила.
– Я люблю тебя! – крикнул он ей. – Ты самое лучшее, что случилось в моей жизни.
И про себя добавил: после камней…
Она коротко улыбнулась и ушла в дом. Он взял в руки вилку и нож.
Еда была пресной, потому что готовилась совсем без соли и специй. Таковы были требования врачей. Кое-как проглотив биточки и запив их мутным киселем, он с облегчением отодвинулся от стола и поморщился. Ел только, чтобы Нюшу не обидеть. То, что в последнее время для него готовилось, невозможно было есть. Силос! Отрава!
Телефон в кармане его старой бархатной куртки запел дурашливую блатную песню. Веня звонил. Стропов.
– Привет, старина, – поприветствовал его Веня.
– Здравствуй, дорогой. Ну так что? Жду, жду тебя, а ты…
– Гоша, пока все отменяется, – нехотя признался Веня и принялся расстроенно вздыхать.
– Что так?
Игорь Семенович выудил из подставки зубочистку и воткнул ее в рот. Невзирая на тюрьму, возраст и болезни, зубы он сохранил.
– Кое-что не сложилось.
– Ты говори, говори. Я, вообще-то, дела отложил. Жду тебя с заказом, – соврал Игорь Семенович, ухмыляясь. – А тебя все нет и нет.
– Не знаю, что с этим заказом делать, Гоша. Если только ты не согласишься все это дело сотворить по эскизам.
– По эскизам… Гм-м…
Он закашлялся, но не со значением, а потому что чуть зубочистку не вдохнул в себя.
– Знаю, Гоша, что ты сейчас скажешь, – повысил голос Стропов. – Что тебе нужен оригинал, что тебе надо знать каждый скол, каждую грань, каждый изъян в креплении, чтобы сделать точную копию, но…
Веня снова принялся вздыхать часто и горестно. И лопотать что-то нечленораздельное. «Матерится», – понял Игорь Семенович.
– Дело в том, что оригинала пока нет, – признался он между вздохами.
– Как это? – изумленно воскликнул старый ювелир. – Ты же сказал, что железно…
– Как видишь, нет. Ушел оригинал. Увели из-под носа, буквально.
– У тебя?! Не поверю! – польстил старику Игорь Семенович. – Ты же ас, Веня! И если ты что-то взял в руки, то уже не выпустишь.
– Да вот все и дело-то в том, что не держал я этого в руках. Точнее, не я держал. Один коллега из наших.
Игорь Семенович удовлетворенно улыбался, он уже знал, о ком речь.
– И как так вышло, что из наших и… – Он поискал колоритное слово, но приемлемого не нашел и сказал как есть: – И просрал!
– Именно то, что ты сказал, Гоша. Не знаю, можно ли по телефону, но… Что тут, собственно, такого-то! – коротко посомневался Веня и продолжил: – Коллега обхаживал хозяйку, должен был вот-вот дойти до главного, а она возьми и того: сыграй в ящик.
– Болела?
– Если бы! – фыркнул Веня. – Как лошадь была здорова! Помогли ей…
– Не коллега? – уточнил Игорь, уже откровенно посмеиваясь.
Он потянулся за следующей зубочисткой. Выбрался из обеденного кресла – удобного, с мягкими подлокотниками, чуть выше стандартной допустимости, выполненного специально по его заказу. И, минуя дорожки, выложенные плиткой, медленно пошел прямо по газону.
Молодая поросль с трудом пробивалась сквозь прошлогоднюю высохшую траву, покрывшую газон коричневыми струпьями. А обещали круглогодичную зелень, суки! Убеждали, что и под снегом трава будет зеленеть. Никому нельзя верить! Никому!
Вене, что врет напропалую, нельзя верить. Тому, кто постучал в его калитку вчера поздним вечером, нельзя верить. И Нюше, пожалуй, тоже. Слишком пасмурной она стала казаться ему в последние дни. Часто возражает. Мало на него смотрит. Почти не советуется. Уже похоронила? Заживо?
– Все суки… – прошипел он злобно.
– Что? Не понял, Гоша?
Веня пыхтел, как паровоз. То ли шел куда-то торопливо. То ли грядки полол. Кто-то шептался, что Стропов любил в земле покопаться с рассадой. Сам он этот факт категорически отрицал. Считал несолидным.
– Кто же помог ей, Веня? Кто тебя обошел? – напрямую спросил он.
Дошел до ворот, шагнул за калитку, проверил почтовый ящик. Давно уже никто не писал ему и посылок не слал. А он все по привычке почти каждый день в ящик лазил.
– Пока не знаю, – после паузы недовольно отозвался Веня. – Но выясню непременно. И раньше ментов.
– Ну да. Это в твоих интересах. Если они опередят, то… Сам знаешь. Уйдет вещица.
– Не опередят, – скрипнул вставными зубами Веня.
Все знали, что у него с юности был полный рот вставных зубов. Не вынес нежный организм тюрьмы. Подвело хлипкое здоровье.
Он еще что-то говорил, говорил без конца. Игорь Семенович счел все его слова буквенным набором, не более. Веня всегда, когда сильно нервничал, нес пургу. Но рациональное зерно все равно со временем выстреливало ростками. Жаль, не всегда и не всем это бывало понятно.
Но он всегда читал Веню, видел его насквозь. Вот и сейчас старый ювелир уловил подтекст.
Веня и его люди землю носом взроют, но отыщут вещицу. И тому, кто Веню обошел, сильно не поздоровится. В лучшем случае позволят умереть, перед тем как быть закопанным. А может быть и иначе.
Ледяной сквозняк, странно для начала июня, дунувший Игорю Семеновичу в поясницу, заставил его поежиться. И опасливо оглянуться.
Нет. Никого за спиной. Пустая улица с ровными рядами одинаковых изгородей. Ни одной машины. Ни единого человечка. Он вернулся за забор и запер высокую глухую калитку. И сразу пошел к дому. Тихо вошел, замер на пороге и тут же услышал, как Нюша с кем-то говорит по телефону. И не просто говорит, а смеется! Скорее, глупо хихикает. Жеманится!
Стиснув зубы, он тихо пошел к гостиной, откуда слышался ее голос.
Нюша стояла к нему спиной и медленно водила специальной салфеткой по стеклам высокого шкафа с посудой. Делала вид, что уборкой занимается. Да-а, упустил он ее. За деревьями леса не увидел. А она, видимо, уже давно с кем-то крутит. С подругой не станет так сюсюкать.
Игорь Семенович постоял еще минуту. Услышал все, что хотел. И так же тихо вышел из гостиной. В кухню направился. Глянул на грязную посуду после своего завтрака. Эта сучка даже не удосужилась тарелки с банкетного столика в раковину переложить. Так и стоят все, засыхают.
Ну, он ей!..
Он ей устроит! Хотел по-человечески с ней поступить. Оставить все ей после своего ухода. Но, видимо, придется сына одарить. Ему все отписывать.
Объявился тут, понимаешь, пару лет назад сынок незаконнорожденный. Вошел в ворота. Попросился в дом для разговора. И объявил:
– Я ваш сын, Игорь Семенович.
И обстоятельства напомнил, при которых его зачатие свершилось. Это еще до Нюши было. В какой-то глухомани, куда Игорь Семенович ездил по делам бизнеса. Он не поверил, конечно же. Тут же поволок малого в клинику, анализ ДНК делать. Подтвердилось! Парень был его сыном по крови.
– Самозванец, – скрипела зубами Нюша, купая Игоря тем же вечером. – Владик! Что за Владик? Откуда взялся? Чего так долго ждал?
Сам Владик объяснил это собственной гордостью, не позволявшей ему к отцу явиться и помощи попросить. И мать не велела. Но как ее не стало, он все распродал и приехал в столицу.
– К вам, – сиял сынок лучезарным взглядом, странно кого-то Игорю Семеновичу напоминающим. – Помогите подняться. Хотя бы в первое время. Потом я сам.
Средствами он его не снабдил, конечно же, но с работой помог. Пристроил к хорошим людям. Те пока не плевались. Но особо и не хвалили.
«Все ровно, Игорь Семенович», – слышал он постоянно в ответ на свои вопросы.
Когда сын узнал о его болезни, сразу навестил. И морду печальную корчил, и даже пытался слезу пускать. Но старый ювелир ничего, кроме фальши, в этом не рассмотрел. И попросил парня больше не приезжать.
– Встретимся на моих похоронах, – мрачно пошутил он тогда, провожая сына до ворот. – Нищим не оставлю, не дрейфь.
– Да при чем тут это?! – возмутился Владик вполне искренне. – Я на самом деле один на свете останусь! Это мрачно! Пусть мы и не видимся почти, но… Но знать, что у тебя где-то есть отец, уже неплохо. Тем более отец, который хоть и издалека, но тебя контролирует.
И он хорошо, по-доброму улыбнулся ему. И Игорь Семенович, не хотел, да разрешил ему пожить в своей квартире на окраине. Чего пустует? Не квартирантов же в свое жилище пускать! Это он считал осквернением.
– Пусть живет, – повысил он голос на Нюшу, когда та попыталась возразить. – Не твое дело!
И вот теперь он понял, что поступил так не зря. Родная кровь – это всегда родная кровь. А Нюша, как была сукой безродной, так ею и осталась.
Как она там называла своего ухажера в телефонном разговоре? Зая? Ну, он ей покажет Заю! Он ей такого Заю покажет!
Никулин заперся в кабинете. На осторожный Нюшин стук в дверь прокричал, что занят. И тут же набрал номер сына. Телефон уже был у него в руке.
– Да, пап, что-то случилось? – отозвался он тут же.
И Игорь Семенович неожиданно ощутил теплую волну в области сердца. Непривычно было слышать это вот «пап». Непривычно и приятно.
– Ты мне нужен, – коротко ответил на его вопрос ювелир. – Через час подъеду к твоей работе. Выйди…