– Реутов Алексей Иванович… – Задумчиво произнёс Шармазанашвили.
Не знаю, для кого это было сказано, потому что мы оба, и я, и товарищ капитан госбезопасности, прекрасно знаем, мои же официальные данные. Вроде бы никто их не забыл.
Смотрел он при этом не на меня, а вообще в окно. Там, под окном, бодро, с энтузиазмом нарезали круги детдомовцы. Бодрость и энтузиазм демонстрировались ими исключительно назло воспитателю, чей зычный голос доносился даже сквозь закрытую оконную раму.
– Разин! Разин, чтоб тебе! Подтянись. Чего ты трусишь в самом конце?! Вчера вон как резво по Москве бегал. Найти не могли. А сегодня что? Давай! Раз-два… Раз-два…
Шипко, как и обещал, на одном поучительно-показательном процессе помывки полов не успокоился. Я так понимаю, воспитатель пошел на принцип. Поставил себе целью показать детдомовцам, чем будут заканчиваться любые косяки с нашей стороны. Тем более, косяки осознанные. К тому же, думаю, Панасычу от начальства тоже досталось.
Конечно, Ванька рассказал ему печальную историю о том, как он увлёкся какой-то симпатичной барышней. Хотел ее догнать и спросить «за жизнь». Но барышня оказалась неразговорчивой. Как только Подкидыш схватил барышню за руку, она сообщила ему, что прямо сейчас позовет постового, потому как не нравятся барышням странные парни, которые идут за ними след в след на протяжении некоторого времени, а потом еще за руки хватают. В итоге Подкидыш от барышни отстал и ровно в тот же момент понял, что заблудился.
Ну, и конечно же, Шипко в эту историю не поверил. Он сказал, что брехать Иван горазд, но выходит у него это хреново.
Так они и стояли каждый на своём. Подкидыш упорно придерживался обозначенной версии, а воспитатель упорно отказывался ее принимать. Он даже обещал Ваньке в случае, если тот расскажет правду, скостить срок наказания для всей группы. Но тут «проснулась» группа в лице Леньки Большого, который с удивительной храбростью заявил, мол, правильные порядочные пацаны готовы вытерпеть любые наказания ради того, чтоб поддержать друга.
Шипко от Леньки таких необдуманных слов не ожидал. Впрочем как и я. Большой обычно к героическим подвигам во имя дружбы склонностей не имеет. Однако здесь, видимо, сказался момент нашего внезапного объединения, случившийся после моего выступления в спортзале.
– Ну, лады́… – Плюнул в итоге Панасыч на свои попытки добиться правды. Тем более, что остальные детдомовцы Леньку вроде как поддержали, тем самым поддержав и Подкидыша. – Устрою я вам круговую поруку…
Сказал – сделал. Сегодня нас подняли в пять утра. В пять, сука, утра! Даже получекисты, мои соседи, проснувшиеся от того, что Шипко распахнул дверь, а потом гаркнул: «Реутов, две минуты на сборы и на выход!», посмотрели на воспитателя с выражением священного ужаса на лицах. Потом на меня с сочувствием.
Я выматерился, сполз с кровати, натянул спортивный костюм, под него – нательное белье, иначе охренею на улице, мороз с каждым днем становится все сильнее, а затем поплёлся вниз, где с такими же «радостными» лицами стояли остальные детдомовцы.
– Ну, что? – Корчагин зевнул и почесал пузо. – Нас ждут тяжелые времена, братья мушкетёры.
Я с удивлением посмотрел на Матвея. Еще один, что ли, в книжную религию Эммы Самуиловны ударился. Нам Подкидыша выше крыши хватает с его фанатичной любовью к литературным персонажам. Он одним только Гамлетом всех замудохал. Несколько дней подходил и с трагичным лицом спрашивал: «Быть или не быть?»
Пока злой Корчагин ему не сказал, что, конечно, быть. Быть Покидышу битым, если он не отвалит со своими закидонами от нормальных людей. А теперь и сам Матвей, что ли, пошел в ту сторону?
– Да мы с Подкидышем забились. Кто быстрее все книги про Д'Артаньяна прочтет. Нет, ну интересно так-то. Думаю, мы точно как мушкетеры. Будешь нашим Д'Артаньяном. Они тоже… это… ну… Против всех.
– Их четверо было. – Хмуро сообщил я Матвею. – Считать умеешь? А нас шесть человек. То есть мы двоих где-то получается приблудных взяли. Это первое. А второе, ты до финала еще не прочел? Они плохо кончили, если что…
– Да? Черт… а мне эта мысль прямо по душе пришлась… – Матвей заметно расстроился.
А вообще, конечно, удивительное сочетание. С одной стороны, пацаны слишком взрослые. И это закономерно. Сложно не повзрослеть, когда у тебя жизнь так сложилась, что большую ее часть ты скитался по улицам. А с другой стороны – такие они дети, просто мандец.
После вчерашней ситуации в спортивном зале, детдомовцы настолько прониклись этой метлой, что я в итоге уже не знал, что мне делать: плакать или смеяться.
Не самой метлой, конечно, а смыслом, который она несла. Мол, надо держаться вместе.
Корчагин и Большой после наших разборок, с решительными лицами терли полы в столовой, будто от их действий как минимум зависит судьба целой страны. Бернес был задумчив. Гораздо более задумчив, чем обычно. Подкидыш тоже активно работал щеткой, при этом периодически поглядывал на товарищей и недовольно хмурился. А особенно его лицо кривилось, когда взгдяд Ваньки падал на Матвея. Видимо, не мог он ему до конца простить сорвавшегося плана с поимкой крысы. И только Степан оставался раздражён. Я сделал мысленно себе отметку, разобраться с Ивановым. Не просто так, конечно, и не конкретно прямо физически. У Рысака есть претензии к Подкидышу. Это – к бабке не ходи. Но что за претензии, я например, понять не могу.
Иванов вообще обычно ведет себя тише воды, ниже травы. Если Марк большую часть времени просто отмалчивается, то Степа, будто человек-невидимка. Его не видно, не слышно. Иногда я вообще забываю, что он есть в нашей компании. Один раз только была стычка, когда мы впервые начали заниматься боксом. Тогда я тоже удивился. И вот теперь опять всплеск агрессии. Странный он тип. Мутный, непонятный.
Короче, надо выяснить, чем ему Подкидыш дорогу перешел. Тут явно что-то личное. И вчера Степан просто ситуацией воспользовался, чтоб сорваться на Ваньке.
В любом случае, моя наглядная демонстрация того, что мы должны держаться друг друга, оказала положительное влияние на пацанов.
Убрали мы все быстро. Потому что никто не тратил время на всякую херню, как у нас обычно бывает.
Даже наоборот. Каждый, кто заканчивал свой квадрат, бежал помогать товарищу. В итоге, во второй приход Шипко, мы уже домывали столовую, что воспитателя, по-моему, не столько порадовало, сколько удивило. И даже где-то расстроило. Он заскочил в помещение со зверским выражением лица, ожидая застать нашу дружную компанию за какой-нибудь привычной ерундой. Но нет. Все работали в поте лица, а Большой от особо сильного ранения даже рвался помыть окна. Еле остановили.
– Ну… справились значит… Ладно. Ужин стоит на раздаче. Быстро есть и спать. – Буркнул разочарованный в своих ожиданиях Панасыч.
Потом он снова мазнул по мне задумчивым взглядом, как происходит уже несколько дней подряд, и вышел из столовой.
Что удивительно, по поводу того, что было им подслушано в спортивном зале, Шипко ни слова не сказал. Просто разогнал нас по своим участкам и свалил. Я то ожидал каких-то, не знаю… не то чтоб карательных мер, но хоть какой-то реакции. Чисто теоретически я детдомовцев немного настроил своими словами против руководства. И еще немного подмял под себя. Теперь мое положение лидера было признано официально.
Хрен там. Панасыч промолчал. И меня это напрягло.
Ровно до сегодняшнего утра. Когда во время пробежки появился один из чекистов, которых в школе до хрена, и сообщил, будто Реутову нужно проследовать прямо сейчас в кабинет начальника школы, стало понятно, Панасыч, может, и промолчал. Нам. А вот Шармазанашвили доложился. Потому как нет другой причины, по которой с утра пораньше, причём очень пораньше, товарищ капитан государственной безопасности вдруг захотел увидеть мою физиономию. Ну, я надеюсь, что нет другой причины. Лучше получить мандюлей за вчерашнее, чем еще какая-нибудь херня нарисуется.
Вот именно поэтому в данную секунду я стоял посреди комнаты и пялился в сторону окна, возле которого в позе очарованного странника замер директор школы.
Прошло уже минут пять с моего прихода, а кроме фамилии, имени, отчества, официально мне принадлежавших, пока ничего сказано не было.
– Значит, ты решил занять место руководителя вашей группы… – Выдал, наконец, Шармазанашвили.
Причем, я отметил это сразу, он не скрываясь выделил детдомовцев в отдельную группу. То есть, скорее всего, мои предположения верны. Мы вроде бы в одном котле с остальными слушателями школы варимся, но будущее у нас очевидно разное. Просто учебная часть нам преподается такая же, что и получекистам, исключительно из соображений практичности. Глупо для бывших беспризорников организовывать отдельное обучение.
– Есть такое. – Мне понадобилась ровно секунда, чтоб сообразить, как лучше ответить на вопрос директора школы.
Хотя по сути, это и не было вопросом. Капитан госбезопасности, не спрашивал. Он утверждал. Смысла отнекиваться нет.
– Хорошо… – Снова с интонацией какого-то глубокого осмысления произнёс Шармазанашвили. Затем, наконец, он оторвался от окна, подошел к столу и уселся за него. При этом смотрел прямо на меня. Внимательно, сосредоточено.
Я немного напрягся. Потому как не совсем сообразил, что именно хорошего чекист углядел в данной ситуации. По идее, меня наоборот должны отругать. Сейчас не совсем то время, когда приветствуются лидерские качества. Как показали следующие пять минут, напрягался я не зря.
– Ну, что ж… – Шармазанашвили улыбнулся. По-доброму так, подозрительно. – Это очень даже неплохо. Значит, ты и будешь отвечать за всю группу вцелом.
– Эм… Не совсем понял, товарищ капитан государственной безопасности, что значит «отвечать»?
Ну, конечно, я сейчас изображал из себя святую невинность. Все там понятно. Просто на фоне вчерашней ситуации чекисты решили сделать ход конем. Детдомовцы категорически не признают авторитет Шипко. Впрочем, не только его, для бывших беспризорников с авторитетами вообще не задалось. А тут – очень удобный вариант нарисовался. Сделать козлом отпущения меня. Чуть кто накосячил, на тебе, Реутов по башке.
– Так все яснее ясного, мне кажется, Алексей. С сегодняшнего дня ты считаешься у нас главным в вашей группе. Отвечаешь за всё и за всех головой. Хорошее случится – похвалим. Плохое – в первую очередь спрос с тебя. – Пояснил Шармазанашвили.
Он откинулся на спинку стула, глядя на меня с насмешкой.
– Ты же вчера, говорят, целый митинг организовал. Собрание комсомольское. Рассказывал своим товарищам о том, как злые дяденьки-чекисты хотят ими воспользоваться в коварных планах и с коварной целью. Так ведь?
Я молча опустил голову, изображая раскаяние. Хотя, естественно, никакого там раскаяния и в помине не было. Просто срочно требовалось взять короткую паузу, быстренько сообразить, как вести себя с директором школы дальше.
Чисто внешне, если судить по выражению лица, по интонациям голоса, он вроде бы не злится. Но не факт. Не факт… Знаю я эту братию. Смотрят ласково, говорят как с родным, а на самом деле, уже статью тебе подбирают. Ну, может, не эти конкретные товарищи, конечно. Тут я больше про современных, привычных мне ментов или фэбсов вспомнил. Однако, если так прикинуть, не сильно они друг от друга ушли. Наследственность, чтоб ее. А как это все происходит, я не по наслышке знаю. Все же юристом работал.
Кстати, с чекистами, которые в данный момент меня окружают, даже посерьёзнее дело будет. В будущем хотя бы на смертную казнь мораторий. А тут – статьи всякие бывают. Иной раз и без уголовного кодекса обходятся товарищи нквдешники.
– Что скажешь, Алексей? – Поинтересовался Шармазанашвили.
– Так а что сказать? – Я посмотрел на директора и пожал плечами. – Вы же не разрешения у меня спрашиваете. Все решено. Верно? Какая разница, что я думаю. А по поводу вчерашнего… Да, сказал. Потому что уверен, все именно так.
– М-м-м… Интересно… – Шармазанашвили, подавшись вперёд, оперся локтями о стол и уставился на меня уже откровенно смеющимся взглядом.
Вот гад… Специально ведёт себя так, чтоб типа вызвать у меня положительные эмоции в свою сторону. Этакий юморист и добряк. Ну да, ну да…
– А позволь полюбопытствовать, Алексей, откуда такие выводы? То есть ты уверен, что вас… хм… даже и не знаю как это правильно сформулировать… – Чекист задумчиво почесал бровь пальцем. – Ты уверен, будто вас используют по мере надобности и все? Что дальше? Выкинут на свалку? Не слишком ли глупая трата для страны? Одеть, обуть, воспитать, а потом разочек использовать…
– Слушайте, да я просто сужу по ситуации. Секретная школа разведки и вдруг – пацаны-беспризорники. Разве можно нам доверить государственные тайны? Поэтому, да. Именно к такому выводу и пришел. Мы – полезные в некоторых вещах товарищи. Ваши-то сотрудники белое пальто не факт, что захотят пачкать. А детдомовцы, которые Крым и рым прошли, не побрезгуют любыми приказами, даже не совсем приличными. Другой вопрос, что вряд ли ваше руководство нас полноценными собратьями по оружию видит. Мы для них – приблудные щенки, из которых необходимо вырастить отлично выдрессированных, бойцовских псов. Но пес он ведь всегда – животное. Завтра может взбеситься и бросится на хозяев. Правильно? Или, к примеру, затоскует по воле и убежит.
Конечно, я мог вытаращить глаза и заявить, будто Шипко все понял неправильно. Однако, чисто интуитивно понял, вот так точно не надо. К тому же, есть подозрение, Шармазанашвили с Бекетовым нашли общий язык, но при этом, они все равно далеко не товарищи. Потому что хозяева у них были разные.
И да, у этого капитана госбезопасности тоже есть хозяин, как и у Бекетова. Тема известная. Директор школы – человек Берии, а Игорь Иванович при Ежове отирался. Правда, Игорь Иванович та еще хитрая сволочь. Он столько лет крутится в этой сфере, но до сих пор остался при своих интересах. Знает, как и кому угодить в нужный момент. В общем, с Шармазанашвили мне надо прийти к некоторому сотрудничеству. Так, наверное. А значит, он должен считать меня немного простоватым, но принципиальным парнем. Вот сейчас я, например, режу правду-матку, не оглядываясь на последствия, потому как считаю директора школы этой правды достойным.
– Эвоно ты как… – Шармазанашвили покачал головой. Однако улыбка его оставалась все такой же, доброй. – А может, дело в другом? Может, у нашей страны сейчас времена тяжелые грядут? Много признаков этого имеется. В подробности, само собой, посвящать я тебя не буду, рано пока. Но скоро и такой момент настанет. И сейчас, Алексей, когда вокруг Советского Союза сгущаются тучи, все средства хороши, чтоб не дать врагам нанести удар. Это – первое. А второе… Видишь ли, Алексей… Лет десять назад у нас была мощная, отработанная агентурная сеть за границей. Много товарищи тогда сделали. Сил вложили немерено. Однако…
Шармазанашвили еле заметно поморщился. Видимо, следующая часть заготовленной речи самому директору школы не очень нравилась. Однако, останавливаться он не стал. Молодец. Четко придерживается выбранного курса.
– Сейчас ситуация сложная. В некоторых местах если и остались один-два человека, то с ними либо связи нет, либо они сами пропали. Нужно исправить это положение как можно быстрее. А вы… Тут ты прав. Ваши взгляды на жизнь сильно отличаются от взглядов наших сотрудников. Так тем лучше. Поэтому вас и выбрали. Тяжело строить заново, но еще тяжелее восстанавливать разрушенное. В таком, извиняюсь, дерьме придется ковыряться, что, как ты говоришь, белое пальто лишь помешает. Ладно… Не время пока для подобных разговоров. Распоряжение мое ты услышал и, надеюсь, понял. С сегодняшнего дня вся ответственность за поступки товарищей на тебе. Как уж ты с ними будешь договариваться, не знаю. Сам смотри. Но спрос с тебя. Иди, Алексей.
Шармазанашвили кивнул мне в сторону двери, намекая на окончание аудиенциии. А меня в этот момент просто до ужаса распирало любопытство. Очень сильно хотелось спросить одну вещь, которая в будущем много споров вызовет. Почему Сталин настолько не любил разведку, что позволил развалиться всей системе, существующей за рубежом, в момент, когда уже была очевидна угроза со стороны Гитлера. Да и без Гитлера тоже.
Но… Само собой, таких вопросов я задать не мог. Поэтому просто молча вышел из кабинета.