– Ну и чего им от тебя надо? – по-прежнему держа мобильник в руках, Мурка повернулась к спасенной девчонке, – У вас тут что – регулярно по театру балерин ловят? Вроде разминки?
– Она хочет меня убить, – замороженным голосом сказала девчонка и глаза ее были совершенно пусты, а лицо застыло, как гипсовая маска.
Мурка пожала плечами – понятно, отходняк, в просторечии именуемый шок.
– Не она, а они! – поправила Мурка, в подтверждение своих слов тыкая носком ботинка в бесчувственные тела на полу, – Не надо так нервничать – каждого нормального человека хоть раз в жизни кто-нибудь да хочет убить, – снисходительным тоном опытного бойца, которого пытались убить не раз и не два, поведала Мурка.
– Если никто и никогда не хочет тебя убить, значит, ты толком и не живешь, – поддержала мысль Кисонька.
Неожиданно эти философские рассуждения подействовали – лицо маленькой балерины немножко отмякло, в глазах промелькнул проблеск какого-то смутного чувства.
– Просто далеко не всегда тот, кто хочет убить, действительно это делает – иначе у нас бы на всех улицах трупаки валялись! – продолжала рассуждать Мурка, – А эти так вообще тебя вроде похитить собирались? И запереть где-то?
– Она хочет меня убить! – повторила девчонка, и теперь в этом восклицании крылась настоящая бездна возмущения.
Мурка с Кисонькой переглянулись. Та-ак. Похоже, валяющиеся на полу мужики не просто гонялись за девчонкой – был заказчик. Заказчица!
– А вы их… побили! – девчонка оживала на глазах – теперь в ее голосе звучало изумление, – Как ты смогла? – она недоверчиво уставилась на Кисоньку, – Девочка не может отлупить двух взрослых мужчин!
Кисонька снисходительно усмехнулась:
– Мужчин – действительно не может, но этим до «мужчин» надо втрое меньше есть, бросить пить, и… хотя бы в мячик во дворе играть, что ли…
– А теперь, может, объяснишь нам, кто такая «она» и почему она хочет тебя убить? – вкрадчиво осведомилась Мурка, незаметно нажимая кнопку на своей мобилке. Ребят не нужно предупреждать, просто сейчас зазвенит особый, тревожный звоночек – и в рабочей комнате детективного агентства «Белый гусь» услышат все, что эта балеринка скажет!
– Ритка, конечно! – выпалила девочка, – Понятно – почему! Потому что Лена Матвейчук беременна!
…– У вас получится целое турне по Великобритании! Четыре спектакля в Манчестере, еще четыре – в Брайтоне, и неделя в Лондоне! – выплывая из кабинета впереди директора соловьем разливался толстенький представитель продюсерского агентства, – И это еще не окончательное предложение! У вас ведь, кажется, через два месяца гастроли в Китае? – главный балетмейстер и директор дружно, как по команде кивнули и полная физиономия агента расплылась в сладенькой улыбке, так что маленькие глазки утонули в щеках, и он сам стал похож на китайца, – Вот и чудесно! Если вы будете иметь успех и прессу – позитивную, конечно! – может, предложат еще Кардифф и Эдинбург, они пока не уверены… Но вы же понимаете, что англичанам надо дать все самое лучшее! – ласковость не исчезла, но вроде бы спряталась, уступая жестким, почти стальным интонациям, – Так что нужна эта ваша… знаменитая… Первая прима! Которая в «Щелкунчике» такая любящая, в «Лебедином озере» такая страстная, а в «Княгине Ольге» такая решительная! Я отлучусь ненадолго… – он озабоченно поглядел на часы, – У меня тут поблизости, в ресторанчике, встреча с одной этнической фолк-группой – фолк сейчас на подъеме! – важно пояснил он, – Я с ними быстренько решу, а к спектаклю вернусь – посмотрю, понравиться ли все это англичанам! – он плавно повел рукой вокруг, точно собирался продать англичанам весь театр вместе с труппой, закутался в пальто и потрусил к выходу.
Директор и главный балетмейстер остались стоять, неотрывно глядя друг на друга. Из теней коридора отделилась еще одна тень и Зоя Павловна присоединилась к ним.
– Ну и как я ему скажу, что наша любящая-страстная еще и такая беременная? – уныло спросил директор.
– Не могла подождать чуть-чуть! – жалобно-злобно пробормотал балетмейстер, – Хоть бы до гастролей в Китай! А она точно не сможет танцевать? – еще жалобней протянул он.
Зоя Павловна покосилась на него как на полного идиота.
– Боюсь, даже ваш гений, Александр Арнольдович… – при людях она всегда называла мужа официально, по имени-отчеству, – Не создаст балет достаточно модернистский, чтоб задействовать в нем балерину на шестом месяце!
– Глупости! – рявкнул директор, – Заграницу надо возить классику! С модерном они и сами управляются – чтоб не больше трех человек на сцене! А на большие классические постановки не замахиваются – и школа не та, и народу много требуется, и декораций, одних костюмов штук триста на каждый спектакль! Три состава, три балерины танцуют «Княгиню Ольгу», три Игоря, три Святослава и на каждого свой костюм! – директор вдруг сбился на мрачное бормотание – точно зазвучал щелкающий у него в голове калькулятор, – И все костюмы Матвейчук теперь можно выкинуть!
– Ну да, конечно, экономнее было бы, если б все примы в одну пачку втискивались! Желательно одновременно! – злобно процедил балетмейстер, окидывая директора уничтожающим взглядом – какой-то чиновник будет им, балетным, объяснять какие спектакли ставить, и костюмами попрекать!
– А кордебалет в «Лебедином», например, мог бы одну пачку по рядам передавать! – подхватила Зоя Павловна. – Из рук в руки… Или как сказать – от талии к талии?
Но директор слишком давно работал в театре, чтоб эти насмешки могли его смутить:
– Хорошо, значит, Матвейчук выпала по крайней мере на сезон. Кого вы предлагаете? Тасю?
– Тася, конечно, милая девочка… – начала Зоя Павловна.
Прячущаяся за поворотом коридора Настя не столько услышала, сколько почувствовала, как Ритка злорадно хихикнула – если о балерине нечего сказать, кроме того, что она милая девочка, значит, балерина она никакая!
– Так что нам делать без Матвейчук? – взорвался директор, – Все отменяем? Китай, теперь Англию – тоже? Будем гастролировать исключительно по местным детдомам – мне тут одни благотворители предлагают, сейчас договариваться придут…
– Далась им эта Матвейчук! – вдруг тихо, себе под нос, но от того не менее злобно процедила Ритка, – Можно подумать, других балерин в театре нет! – и она гордо задрала голову, – Да если б Лена за Зой-Палыного Димочку замуж не выскочила, фиг бы главные партии танцевала!
В коридоре вдруг воцарилась какая-то странная, неожиданная тишина… И прежде, чем Настя успела сообразить, что бы это значило, из-за поворота коридора мгновенно и неслышно выскользнула Зоя Павловна. За ней маячил балетмейстер, а следом уже с шумом и топотом подоспел директор.
– А, подружки-соперницы… – хмыкнул балетмейстер, – Подслушиваем? Оттачиваем навыки выживания в театре?
– Мы не подружки! – рявкнула Ритка.
– Мы не соперницы! – одновременно пискнула Настя. Отрицать, что подслушивали, ни одна не стала.
– Какая ты мне соперница! – тут же накинулась на нее Ритка, – Сперва балет танцевать научись, Жизель полудохлая!
– А ты, малявка, школьница, уже мнишь себя балериной? – зловеще, как в фильмах ужасов, нависла над Риткой Зоя Павловна.
– Да! Мну! То есть, мню… Считаю! – наконец выправилась Ритка, – Ваша драгоценная Матвейчук Машу в «Щелкунчике» в четырнадцать станцевала, а Одетту-Одиллию в пятнадцать!
– И что характерно – в ту пору она совсем не была женой моего Димочки, – голосом, ласковым, как удавка палача, сообщила Зоя Павловна, – Димочка из Японии к нам вернулся через год после того, как Лена стала примой!
Но Ритку оказалось не так просто смутить:
– Мне тоже уже пятнадцать!
– И что… – поинтересовался директор, недоверчиво глядя то на балетмейстера, то на Зою Павловну, – Она будет танцевать?
– Ну-у… – несколько неуверенно протянул Александр Арнольдович, – Собственно… Большинство хороших балерин именно так и начинали.
Ритка едва слышно выдохнула – точно все это время просто не дышала. И тут же горделиво вскинула голову, давая понять, что уж она-то не просто хорошая балерина!
– С «Лебединым озером», конечно, проблемно, – продолжал бормотать балетмейстер, – По настоящему Одетту-Одиллию5* в пятнадцать еще не вытанцуешь – «физики» не хватит, кости детские… Но чем раньше начнешь, тем лучше получится потом…
– Нам нужно не потом! Нам нужно в Китае и Англии, пока не вернется Матвейчук!
Зоя Павловна вдруг отвернулась и принялась крайне внимательно разглядывать стенку – точно там что интересное нарисовано.
– У нас есть два месяца, – уже одобрительнее поглядывая на Ритку, сказал балетмейстер, – Мы везем «Щелкуна», «Спящую», «Лебединое», «Княгиню Ольгу» и «Ночь перед Рождеством» – последние два хоть и не классика, современная хореография, зато национальная экзотика, народу много, все как вы заказывали, господин директор!
– Не я! – возмутился директор и благоговейно закончил, – А принимающая сторона!
– Партии она, в принципе, знает. Работать по две репетиции в день и сразу ввести девочку в спектакли – да хоть прямо сегодня вечером в «Лебединое», чтоб обкатала на сцене! Думаю, можно рискнуть. – бодро заключил директор, – Все равно другого выхода нет!
– Да, работать придется очень много, – тихо согласилась Зоя Павловна. Она пристально посмотрела сперва на горделивую Ритку. Потом на съежившуюся у той за спиной Настю, – Могилева… – глядя на Настю, и только на Настю, сказала она, – Ты как после вчерашнего падения – в норме?
– Д-да, Зоя Павловна, – заикаясь, пробормотала Настя. Хотя на самом деле внутри у нее и сегодня еще все тряслось и екало, а ночью снова снилось, что она падает в могилу – только на этот раз самую настоящую! – и она просыпалась с криком, пугая родителей.
– Тогда иди переодевайся. – так же тихо сказала Зоя Павловна.
– В… В кого? – еще больше заикаясь, пробормотала Настя.
– В Одетту. Потом в Одиллию. Потом в Жизель, – усмехнулась Зоя Павловна, – Возьмешь костюмы Матвейчук – костюмерша их подгонит. Сперва отрабатываем сольники и дуэты из «Лебединого» для сегодняшнего спектакля – партию ты знаешь. Потом перерыв, немножко погоняем «Жизель» на завтра – и вечером выходишь в «Лебедином». – и повторила, – Придется много, очень много работать. – круто повернулась на каблуках – стройная, изящная, с отточенной балетной походкой.
– Я тоже умею много работать! – отчаянно крикнула ей вслед бледная от унижения Ритка, – Я умею работать лучше Могилевой!
Зоя Павловна обернулась.
– Вот и работай! – очень спокойно порекомендовала она, – Пока вот отсюда… – и она уперла тонкий палец Ритке в лоб, – …не отвалится та звезда, которую ты слишком рано нацепила!
И она зацокала каблуками прочь. Балетмейстер помялся – и пошел следом. Директор пожал плечами и доверительно спросил:
– Знаете, чем отличается наш театр от дурдома? – и сам же ответил, – В дурдоме хотя бы директор нормальный! А я с вами уже давно рехнулся – еще когда Матвейчук примой становилась! – и он скрылся в своем кабинете.
Опасливо покосившись на Ритку Настя бочком-бочком двинулась прочь. Ее схватили за плечо – и с силой шарахнули спиной об стену. На голову выше Насти, Ритка нависла над ней. Настя вдруг почувствовала, что даже под натянутой поверх толстого свитера курткой покрывается ледяным потом – лицо Ритки, с оскаленным ртом и злобными, сузившимися в щелочки глазами, просто до безумия походило на морду гиены, которую Настя как-то видела по телевизору (потом старалась ходить в туалет только с девчонками – ей казалось, что гиена караулит в темных коридорах театра и стоит выйти одной из репетиционного зала, накинется и сожрет). Накинулась…