Глава 4

Сергей Александрович Кочергин – мужчина очень основательный, вдумчивый и взрослый. В свои восемнадцать с половиной Сергей выглядит на двадцать пять, а внутренне ощущает себя вообще глубоко за сорок.

Сергей понимает, что это – аномалия. Подавляющее большинство мужчин, с которыми он знаком, морально взрослеют очень долго – лет на десять-пятнадцать позднее своих жен. А подавляющее большинство из этого подавляющего большинства умудряются и в зрелом возрасте оставаться детьми. Болезнь нации – инфантилизм.

Состарился Сергей за последние полтора года. До этого все было правильно: лениво ждал апреля, возвещавшего о семнадцатилетии, ездил обедать в клуб, читал хрестоматийных арабов в подлиннике, неспешно развивался по всем направлениям, не особо торопясь… Куда спешить? Жизнь коротка, всего не успеть – если надрываться в борьбе за место под солнцем, глазом моргнуть не успеешь, как она пролетит. Надо жить в свое удовольствие, наслаждаться каждой минутой, данной тебе свыше, тогда не обидно будет в глубокой старости за бездарно потраченное на глупую суету время.

Теперь все обстоит иначе. Жизнь действительно коротка, нужно успеть сделать как можно больше. И уж если суждено умереть молодым – то с максимальным эффектом…

Когда-то давно Сергей читал серию о пламенных революционерах. Они были пламенные, потому что горели на работе – не щадили себя, их пожирал всепоглощающий внутренний огонь справедливости. Так следовало из прочитанного.

Чуть позже, с приходом вседозволенности и поступлением на книжный рынок разнообразных новинок, Сергей прочел, что все эти пламенные – маньяки и психопаты. И горели они потому, что пожирало их изнутри разрушительное пламя сумасшествия. Горели они недолго – пламя-то разрушительное, – но за короткое время этого своего яркого термического процесса с упоением жгли всех подряд, кто оказывался в радиусе досягаемости. В итоге было чрезвычайно много трупов и санэпидемиологическая обстановка оставляла желать лучшего. Очень печальная история.

По возвращении из плена был достаточно длительный период психоэмоционального ступора. Двигаться, питаться, принимать душ, выходить из дома, хоть как-то общаться с людьми не было никакого желания. Хотелось сидеть в кресле, тупо смотреть в окно и побыстрее умереть, по возможности безболезненно.

Ступор вскоре миновал и на его место как-то вдруг, скачком, впрыгнуло то самое пресловутое горение, что отмечалось у пламенных. Теперь возникло желание все крушить и ломать, уничтожать все нерусское, с черными прическами и горными носами, в идеале хотелось обвешаться гранатами и с диким криком взорваться где-нибудь в изрядном скоплении этого всего нерусского.

Увы, гранат не было…

Мать нашла в себе силы организовать жесткий контроль за сыном. Пичкала его транквилизаторами, водила психолога, неусыпно следила за каждым шагом: беспокойство за судьбу ребенка оказалось сильнее личной душевной травмы. Матери наши двужильные, им природой отпущено вдвое больше того, чего недодали душевно слабым, глупым самцам…

Обкумаренного транками новопламенного посетила замечательная идея: для начала неплохо было бы убить отца. Неважно, что его использовали втемную[23], подсовывая в качестве наживки юную плоть. Не устоял перед соблазном – значит, виноват во всем. Идея так и осталась непретворенной: отец уже тогда был изгнан из дома, мать не желала жить с ним под одной крышей…

В те дни Сергей, привыкший анализировать свое мироощущение, с полным на то основанием считал, что потихонечку сходит с ума, и особенно отчетливо представлял себе, каково было этим самым революционерам. Несмотря на транквилизаторы, страшный внутренний огонь медленно жрал его бессмертную душу, выжигая в ней черные дыры, которым уже никогда не зарасти.

Пламенным начала века было хуже: транков у них не было. Зато был кокаин и морфин. Судя по Сергееву состоянию, без дополнительной химии тем пламенным товарищам обойтись никак не получалось. Иначе отчего бы так долго горели? Некоторые – по нескольку лет. Значит, что? Значит, ширялись.

– Надо попробовать ширяться, – решил Сергей в один из таких пустых апрельских вечеров, незадолго до своего дня рождения. – Лучше всего – героин. Сильный кайф, моментальное привыкание, быстрая смерть…

Утренний прием валиума Сергей пропустил: спрятал за щекой, выпил водицы, когда мать вышла из его комнаты, выплюнул. Предстояла небольшая прогулка, для которой требовалась некоторая активность, а после валиума возникала сонливость и двигаться не хотелось.

Дождавшись, когда мать уйдет за покупками, Сергей прошвырнулся на угол Арбата и Староконюшенного, с ходу вычислив курьера, приобрел две дозы «геры» и вернулся домой.

А дома – сюрприз. Мать, Седой и Сыч. Эти лихие ребята целый месяц находились где-то в столице, решали вопрос с Концерном. Помнится, мать говорила, что, пока они здесь, им опасаться нечего.

Сергею на все опасения в те дни было глубоко плевать, но сюрприз был неприятный – предполагалось, что мать будет пару часов отсутствовать и за это время можно было попробовать разобраться с «герой».

– Зачем ты выходил?

Мать выглядела крайне напряженной, в глазах ее отчетливо читались страх и растерянность.

– Минутку, – Седой достал мобильник, ткнул номер и задал кому-то странный вопрос: – Контакты?

Выслушав ответ, Седой нехорошо цыкнул зубом, уложил мобильник в карман плаща и вдруг дернул Сергея за правую руку.

Рука безвольно выскользнула из кармана, зажатые в пальцах пакетики упал на пол.

– Новый этап, – сердито буркнул Седой, поднимая пакетики и рассматривая их на свет. – Руки!

– Что?

Смысл команды с первого раза понят не был. Сыч ухватил Сергея за руку, рывком закатал рукав.

– Что вы себе…

– Молчать! Вторую.

Локтевые сгибы юноши были чисты.

– Первая доза, – констатировал Седой, пряча героин в карман. – Сдохнуть желаете, юноша?

– Не ваше дело! Вы что – «Скорая помощь»?

– Господи, Сережка… – губы матери затряслись, лицо исказила гримаса отчаяния. – Что же ты… Я для тебя… А ты…

– Ма – перестань! Это, в конце концов…

– Молчать! – грубо рявкнул Седой. – Сдохнуть желаешь – вперед. Хозяин – барин. Ты – здоровый, сильный мужик, почти готовый воин. Сила есть, ума – палата, деньги есть. Можно бороться, можно решать любые проблемы. Но! Но ты хочешь жрать «дурь». Вперед! Мы скоро уедем, ты – сдохнешь. Мать останется одна. И вся эта нечисть останется – они только порадуются, что ты сдох. Хату вашу отберут, мать твою опять трахнут во все дыры…

– Прекратите!!! – пронзительно вскрикнула мать.

– Убью, гад… – тихо пообещал Сергей, замедленно бросаясь к Седому и пытаясь вцепиться в горло.

Ну и получил, разумеется – не отходя от кассы. Дали по репе, дали по жопе, водворили на кровать в его комнате и еще дали указание.

– Завтра – «развод» с Концерном. Бабу они за человека не считают, поэтому Ирину не берем. Ты нам нужен завтра – в здравом уме, с ясными глазами. Нейролептики не принимать, спиртное не пить, про наркоту вообще не говорю. Если глаза ясными не будут, мы «стрелку» перебьем, тебе ввалим зипдюлей по первое число, свяжем, сунем в холодную ванну и будем держать, пока не прояснеешь. Это понятно?

– Понятно…

– И вид у тебя, ублюдок ты вафельный, должен быть уверенный. Если уж тебе по фую и подыхать собрался, так будь мужиком, напоследок сослужи матери хорошую службу. Это за тобой, пи…да ты с ушами, она помчалась на край света. Это из-за тебя, уродец ты недоделанный, она попала в такую передрягу. Я понятно излагаю?

– Понятно… – хамство Седого было не более чем нехитрым педагогическим приемом – Сергей это сразу просчитал. Но что-то в его словах заставило юношу крепко наморщить лобик. Проклюнулась вдруг некая рациональная идея… – Я буду в форме – можете не сомневаться…

Ночь Сергей не спал. То ли дал о себе знать резкий отказ от транквилизаторов, то ли вредный Седой всколыхнул нечто в израненной душе юноши – определенных выводов так и не сделал, хотя ворочался всю ночь, силясь разобраться в этом своем новом состоянии, наполненном какой-то безотчетной тревогой и странным предвкушением чего-то необычного. Не разобравшись, забылся на часок перед самым рассветом, пожелав себе увидеть сон про массовые казни лиц кавказской национальности мужского пола в возрасте от шестнадцати до пятидесяти лет. Желательно цветной.

Сон не показали, но, проснувшись поутру, Сергей вдруг, как в раннем детстве, в новогоднее утро, почувствовал, что сегодня ему подарят нечто замечательное. Нечто из ряда вон. Например, возможность героически умереть с пользой для дела…

Седой и его головорезы не пожелали вот так с ходу общаться с представителями Концерна. В назначенное время на встречу не явились, чего-то вычисляли, «пробивали» и на ходу решали какие-то проблемы. Затем долго мотались по Москве, Седой многократно с кем-то перезванивался, менял на ходу «точки», насмешливо ободряя пискливо негодующего в трубке абонента.

Наконец, пересеклись где-то у черта на куличках, то ли в Южном Чертанове, то ли в Западном Бирюлеве. Сергей в этих краях никогда не бывал и в обстановке ориентировался слабенько – помнит лишь, что встреча происходила в каком-то небольшом кафе у железнодорожного моста, к которому вела единственная дорога, ловко заблокированная невесть откуда взявшимся «КамАЗом» сразу после их проезда.

Общались от силы минут десять – все это время Сергей сидел истуканом, непрерывно фиксируя взглядом крепкую шею породистого бородача в папахе из серебристого каракуля, в суть беседы не вслушивался и ждал, когда же начнут стрелять.

Бородач был главным с вражьей стороны. Как начнут стрелять – надо броситься через столик и душить. Только не как вчера Седого, а чуть резче – сейчас он это сможет.

Бородач был сердит, держался надменно, и вообще, походил на сказочного царя, снизошедшего до встречи со своими неблагодарными холопами, осмелившимися чего-то там требовать от самодержца. Ща, гляди – посохом в пол вдарит, в окно шарахнет молния и от холопов останутся хорошие угли для барбекю.

Однако хоть «царь» и пыжился вовсю, но под свинцовым взглядом юноши несколько раз неуютно поежился, а в конце даже заметно покраснел от досады. Видимо, никак не мог взять в толк, в чем особенность этого недетского взгляда.

Особенность же была проста до чрезвычайности и потому, видимо, глубокому анализу не подлежала.

Глаза – зеркало души. В глазах, при наличии некоторых навыков, можно прочесть многое, чего индивид не желает говорить или показывать. Когда люди общаются и чего-то хотят друг от друга, глаза отражают массу эмоций, меняющихся в зависимости от результатов общения: интерес, удовольствие, гнев, презрение, радость и так далее.

А в замороженном взгляде юноши ничего не менялось и не читалось вовсе. В самом деле – что можно прочесть в фотоэлементах электронного пулемета, запрограммированного на открытие огня по любой цели, пересекающей линию охраны? Вы можете сидеть сбоку, изучать эти фотоэлементы хоть целую вечность, грозить им всеми карами мира и шептать самые ласковые слова… но как только вы решите, что добились своего, и вторгнетесь в контрольный контур, электронная цепь замкнется и вас разнесет в клочья разрывными пулями…

Цепь не замкнулась – стрелять почему-то не стали. В конце беседы Седой сказал:

– Наши с тобой проблемы – это наши проблемы… А эту семью не троньте. Вообще, забудьте о них.

– Конечно, дорогой, конечно… – «царь» усмехнулся и взмахнул четками. – Я сказал – мое слово закон.

– На, гляди, – Седой «законом» не удовлетворился, достал из кармана два листка, испещренных убористым печатным шрифтом, и бросил на стол.

Сергей впервые за все время беседы проявил интерес: отпустил взглядом шею «царя», мельком глянул на листки. Взгляд выхватил из общего петитного массива названия населенных пунктов, набранные зачем-то жирным шрифтом: Ставрополь, Краснодар, Владикавказ, Минводы, Махачкала, Кисловодск, Волгоград, Элиста, Красноярск, Новосибирск, Одинцово, Тверь…

– Что это? – недовольно скривился «царь».

– Адреса семей твоего тейпа, проживающих вне Москвы, – Седой ткнул пальцем в один листок. – Адреса тейпа Умаевых, – палец переместился на второй листок. – И парень и мама его – крепкие, здоровые люди. Самоубийством баловаться не собираются, дорогу переходят в положенном месте, пальцы в розетки не пихают. Если с ними вдруг что-то случится, вырезать семьи будем по списку, в порядке нумерации. Начнем с твоего списка – ты главный… Ты мне веришь?

– Слушай – зачем, э, вообще, такие вещи говоришь?! – «царь» побагровел, голос его скользнул на фальцет, прорезался откуда-то незаметный ранее акцент. – Ми… Кхэ-кхэ… Мы дела делаем или угрозы говорим? Какой такой «вырезай», э? Думай, да, когда говоришь!

– Я вопрос задал, – Седой на возмущение собеседника и бровью не повел – выдержал паузу, давая «царю» подумать, повторил: – Ты мне веришь?

– Верю… – нехотя буркнул «царь», отводя взгляд…

Сейчас, спустя полтора года, подготовленный в информационном плане Сергей понимает, что «царь» тогда не просто так ответил, чтобы отвязаться от Седого, а ответил искренне. Московская диаспора всегда отличалась какой-то особой неуловимостью и «прозрачностью». Во времена больших разборок со славянскими группировками бывали такие моменты, когда жаждавшие мести коренные «братки» не могли найти по всей столице ни одного горца. Приезжие бригады из Шатоя и Старого Ачхоя «отработают» – и назад. А «основные» тем временем – на каникулы. Растворились, рассосались, разъехались по родичам, поди поищи – велика Россия-мачеха.

А тут пришел нехороший человек и конкретными адресами в морду тычет. И не просто так ведь тычет, для красного словца! Он ведь при случае сделает что обещал – и глазом не моргнет. Этот нехороший человек накануне прогулялся к самой границе с Грузией, вырезал под корень отряд, возглавляемый братом второго в диаспоре по статусу лица; брата притащил на аркане – через всю Чечню провез. А само второе лицо… Кхе-кхе… Само лицо, стыдно сказать такое про горца, взял в заложники и продал[24] лицу первому. Как последнего барана.

Ну-ка, попробуй, не поверь такому…

Детали и особенности того исторического дня Сергею видятся очень смутно, а заметки и видеозарубки, увы, соорудить не догадался. Как-то недосуг было сесть и черкнуть в блокноте пару строк или взять камеру и запечатлеть обстановку.

Одно помнит хорошо: странную перемену в поведении царя. А именно: сиюминутный, мимолетный скачок от всепобеждающей надменности и уверенности в своем всесилии к растерянности, беспомощности и бессильной злобе, что легко читалась в те секунды на породистом холеном лице. Такое, дорогие мои, не забывается.

И еще помнит: знамений не было. Не громыхнуло за горизонтом, голубых зарниц не было, небеса не разверзлись, и страхоликий ангел смерти не махал сверкающим мечом, намекая, что пора закругляться с поеданием транков и бесцельным валянием на постели и настало время заняться делом.

Все было обыденно, прозаично и произошло, по большому счету, за несколько секунд – когда покидали то маленькое кафе у железнодорожного моста. Выходя, Сергей обернулся в последний раз, зачем-то глянул на «царя» со свитой, оставшихся за столом, отметил краем глаза, как «царь» резко отвел взгляд… И понял вдруг, как молнией по черепу навернуло – мгновенно ответил для себя на один из трех извечных вопросов: что делать???

Вернувшись со «стрелки», Сергей пообедал, повалялся по обыкновению, бездумно глядя в потолок, вечерком вышел гулять, заверив мать, что на угол Староконюшенного не пойдет, а если и пойдет – то безо всякой задней мысли.

Прогулявшись, впервые за последнее время с аппетитом поужинал, вытянул из-под кровати успевшую покрыться пылью «Шахнаме» абудабского издания и пару часов читал. Затем уснул и без сновидений проспал до десяти утра.

Проснувшись, опять прогулялся, сделал зарядку, принял контрастный душ и, пока мать готовила завтрак, за десять минут написал программу на ближайшие два года.

Программа получилась короткая, но емкая и вполне реальная – она не содержала ни одного невыполнимого пункта. Прочитав программу несколько раз, Сергей ошибок и неточностей не обнаружил, листок сжег и, поверхностно проанализировав свое состояние, сделал вывод, что авторы позднейшего периода вседозволенности были, по-видимому, правы.

Эти пресловутые «пламенные» начала столетия то ли и в самом деле были безнадежными сумасшедшими, то ли страдали хромотой логического мышления, то ли вообще об оном (мышлении) не слыхали. Эти термофеномены, бедолаги, так и не сумели сформулировать для себя правильный ответ на вопрос «что делать?», хотя президент их фанклуба и написал работу с одноименным названием. Потому и горели попусту.

А Сергей сумел. Садясь завтракать, он настороженно приложил ухо к тоненькой стеночке своей души, ожидая услышать буйную пляску не обузданного транками пожара, испепеляющего его изнутри… И вместо этого уловил ровный, спокойный гул.

Пламя было на месте, никуда оно не делось, но… сейчас это было управляемое уютное пламя домашнего камина, которое не пузырило душу ожогами, а лишь тихо и многообещающе грело ее…

Их и вправду никто не беспокоил, вопреки заверениям Петрова-старшего (друга деда, генерала КГБ в отставке), который криком кричал, что нужно немедля все продавать и драпать за рубеж первым же рейсом. Драпать никуда не стали, но, следуя ненавязчивому совету Седого, кое-что продали и кое в чем «подвинулись».

Продали фирму – чтобы глаза не мозолить супостатам и повторно не вводить в искушение. Из роскошных апартаментов переехали в скромную трехкомнатную квартиру с небольшой кухней и крохотным балкончиком – но недалеко, на том же Арбате. Прислугу, отпущенную на время катаклизмов на каникулы, рассчитали, поблагодарив за хорошую службу, чуть позже рассчитали водителей и секьюрити. Деньги аккуратно разместили на нероссийских банковских адресах: если перестать посещать клубы, казино и дорогие рестораны, можно скромно жить на проценты чуть ли не целую вечность.

И зажили каждый своей жизнью.

Мать, убедившись, что чадо не собирается бросаться из окна и садиться на иглу, порадовалась сквозь слезы и добровольно приняла светский постриг. Отозвала абонементы из клубов, прекратила выезжать «в люди», перестала общаться практически со всеми, кого знала ранее, набрала кучу литературных переводов и засела в своем кабинете. Мужа из своей жизни решительно вычеркнула – нет такого человека на свете, и все тут. Из дома выходила дважды в сутки: рано утром, прогуляться до Пушкинского музея и обратно, и после трех пополудни за покупками, чтобы успеть до окончания общепринятого рабочего дня. Доступ в дом имела только эротически озабоченная толстуха Вика Семина – одноклассница, верная подружка, самый чуткий в мире человек. Она одна из близкого окружения прониклась серьезностью ситуации и тотчас же подарила подруге симпатичный дамский револьвер. Теперь можно кого-нибудь пристрелить при случае…

А Сергей приступил к претворению своей программы в жизнь.

По секрету могу поделиться: в первоначальном виде программа особыми изысками не блистала и состояла всего лишь из трех пунктов, каждый из которых был разбит на подразделы. Подразделы в целях экономии времени приводить не будем, а пункты вот:

а) знакомство с предметом;

б) индивидуальная подготовка и сбор информации о противнике;

в) война.

Как видите, все просто и предельно ясно.

Накупив кучу литературы специфической направленности, юный новобранец приступил к реализации пункта «а» – иными словами, засел за чтение. Предварительное знакомство с предметом очень скоро возымело положительный результат: спустя два часа Сергей прервал чтение и прогулялся на чердак, прихватив малый слесарный набор. На чердаке он оборудовал тайник по всем канонам конспиративного искусства, основную часть литературы упрятал в этот тайник, а при себе оставил три пособия, намеченные для прочтения в ближайшие сутки.

«…Даже если ваши домашние очень вас любят, это не мешает им временами пристально осматривать ваш кабинет на предмет обнаружения каких-либо предметов либо литературы, свидетельствующих о ваших дурных наклонностях…»

– Можешь осматривать, матушка, – сказал Сергей, надевая на пособия суперобложки «Библиотеки Флорентия Павленкова» и ставя их в плотные ряды многочисленных томов, расположенных в живописном беспорядке на полках огромного книжного стеллажа, еще пахнувшего свежей стружкой. – Ты у меня хоть и не любительница, но… как говорится, ад омнес казус[25]

Помимо печатной продукции Сергей нашел массу материала соответствующего содержания в Сети. Здесь здорово выручило наличие в квартире двух разных телефонных номеров – остатки былой роскоши, от которых они не сочли возможным отказаться. Для полноценной работы пришлось прогуляться до первого попавшегося провайдера и обзавестись вторым адресом: с недавнего времени мать узурпировала вход в Сеть и теперь большую часть времени проводила в on line – там в клиента не стреляли, не насиловали, не брали его в заложники, и вообще, все было гораздо более привлекательно, чем в реальном мире. Разве что самую малость обсчитают при покупке в виртуальном магазине да баннеров на «стол» набросают – но ведь это такие мелочи…

Разобравшись с первоначальной информацией, Сергей подкорректировал и расширил программу, вывел для себя такое понятие, как прикрытие, и… начал посещать репетитора по физике и математике.

В частной школе, где он обучался, нравы были более чем либеральные, но преобладала система, ориентированная на результат. Не желаете посещать занятия – воля ваша. Но оценивать мы вас будем объективно, и потому извольте показывать этот самый результат. Получите «пару» на экзамене – останетесь на второй год. На носу, между прочим, были выпускные экзамены (наш вундер в школу пошел на год раньше нормальных детишек), и, если по всем остальным предметам Сергей мог заткнуть любого преподавателя за пояс, то в части точных наук у него имелись некоторые пробелы. А парню кровь из носа была нужна золотая медаль. Потому что в понятие прикрытие, помимо всего прочего, входили такие общественно-значимые компоненты, как послужной список, престижное образование, хорошая работа и, вообще, социальный статус.

Стремительно продвигаясь в освоении азов шпионско-диверсионной специфики, наш юный мститель походя сдал выпускные экзамены, заполучил желанную золотую медаль и самую малость напряг деда на предмет подключения старых связей.

– За каким чертом тебе права? – заворчал дед. – Не положено в семнадцать лет иметь права! Пока восемнадцати не будет, и не думай об этом! Ты в институт готовься, нечего кататься. Движение сейчас – не приведи господь, всякие «новые» на красный ездят…

– Я готов в институт, – Сергей хитро прищурился и невинным тоном предположил: – Значит, теперь ты – никто? Связи, значит, утратил…

Оскорбленный в лучших чувствах дед тотчас взял трубку, взял блокнот, произвел набор номера и говорил целых три минуты.

– Отправляйся туда, – внуку был вручен листок с адресом. – При себе имей паспорт и рублей сто – бланк бесплатно не дают…

Через полтора часа у Сергея были права категории A, B, C и экзаменационный лист ГИБДД. О том, что парню еще нет восемнадцати, никто даже не заикнулся. Без колебаний, с каким-то вообще потрясающим цинизмом поставили дату рождения на год раньше – и никаких проблем.

– Если вдруг «залетишь» – звони вот по этому номеру…

Старые связи – это хорошо. Это в некоторых случаях еще работает.

Заполучив права, Сергей тотчас же отогнал свой роскошный «Hyundai XG 30» в «Ростокино-Лада», где работал после увольнения его личный водитель – Николай. Николай прежнего хозяина встретил с распростертыми объятиями, хотя в свое время натерпелся от него – больно вредный был да капризный. Грех обижаться: рассчитали по-царски, одним звонком устроили на хорошую работу, дали прекрасные рекомендации.

– Мне бы попроще что-нибудь. Например, «девятка», или «99» – цвета «мокрый асфальт» или просто серая. Желательно, из хорошей партии, без сюрпризов. Доплата не нужна, но надо над ней особо поработать. Все отрегулировать и поменять, чтобы работало как часы, хорошую сигнализацию, бесплатный заправочный лимит и бесплатное ТО на максимально возможный период. И еще… Если можно, хотелось бы форсировать движок и подвеску усилить. Это можно?

– В общем, хочешь закамуфлированного зверя… Хм… Попробуем, – пообещал Николай, любовно оглаживая знакомого до последней гайки красавца. – Сегодня займусь, завтра позвоню. Не жалко? Тачке два года, даже с условием износа и наезда за нее можно четыре «девятки» взять.

– Жалко, – признался Сергей. – Увы – обстоятельства. Не по карману на таком рассекать…

Через неделю Сергей получил отрегулированную по всем параметрам расточенную «девятку» цвета «мокрый асфальт», плюс бесплатный лимит на десять тысяч литров, ТО на три года и автостраховку на все случаи жизни. Еще неделю носился как угорелый по пригороду, закладывая немыслимые виражи и практикуясь в экстремальном вождении. Николай не подвел: машина работала как часы, мягко скакала по ухабам, до сотни разгонялась за семь секунд, а по асфальту уверенно держала две сотни, безо всяких намеков на вибрации.

– Есть такое дело, – порадовался Сергей, ставя галочку в пункте «надежное транспортное средство». – Поехали дальше…

Дальше шла индивидуальная подготовка и поиск работы «…по возможности связанной с беспрепятственным перемещением в вечернее и ночное время…».

Сергей – продукт буржуазного воспитания, несколько раз напоровшись в пособиях на требования к работе, недоумевал: зачем вообще обременять себя трудоустройством? Катайся себе, сколько влезет, – кому какое дело? А позже вычитал: оказывается, работа с беспрепятственным перемещением – это автоматическое алиби. Если праздного товарища заметили рядом с местом происшествия незадолго до или после оного, ему придется лихорадочно обзаводиться алиби: откуда и куда ехал, у кого был, по каким причинам и так далее. Для такого случая нужны сообщники или хоть чуть-чуть посвященные в твои дела субъекты. Если же ты не желаешь ни с кем делиться своими замыслами, тебе кровь из носу нужна работа, которая в случае твоего обнаружения исключила бы вопросы о целесообразности нахождения в непосредственной близости от места происшествия…

В плане индивидуальной подготовки возникли некоторые сложности. Обойдя все попавшие в поле зрения подвалы, где прилежно сопели коротко стриженные, а то и вовсе бритые мальчуганы, Сергей ничего подходящего не обнаружил и вывел своеобразную закономерность.

Во-первых, мальчуганы повсеместно маялись дурью: «качались», стучали конечностями по грушам и макиварам, пытались по системе дышать и рассказывали друг другу небылицы о групповых драках, «наездах» и прочих «массовках» антиобщественного характера. О какой-либо специальной подготовке, упоминаемой в пособиях, даже речи не шло.

Во-вторых, в подвалы эти просто так не пускали: желаешь посещать – вступай в секцию, команду, секту, братство, банду. Тогда, возможно, поговорим о несколько иных по содержанию тренировках.

В банды и секты Сергей не собирался: все эти стадные образования, в свете проработанной им информации, состояли в основном из тупоголовых дегенератов, не сумевших найти себя в жизни, и для правильно организованной партизанской войны годились примерно так же, как ветераны общества глухонемых для конкурса «Золотой микрофон».

Тиры и стрельбища многочисленных стрелковых клубов юноше не понравились. Занятия там проходили в статичных академических условиях, регламентированных утвержденными контрольными инстанциями нормативами, в то время как пособия настоятельно рекомендовали организовать тренировки в экстремальном режиме, максимально приближенном к реалиям боевых действий. Пейнтбол Сергей отверг с первого же раза, сочтя его забавой для жизнерадостных идиотов, переполненных гормонами. Разве это дело – так бездарно расходовать энергию, в то время, как Родина в опасности?

Примерно такая же дрянненькая ситуация возникла в плане трудоустройства. Хорошая работа, связанная с беспрепятственным перемещением в вечернее и ночное время, вот так, с ходу, обрушиваться на юные плечи почему-то не спешила.

– Оптимальный вариант – такси, – мечтательно прищурившись вдаль, размышлял Сергей. – Этакий рыцарь дорог, ночной охотник, мститель неуловимый, блин…

Сергей видел несколько фильмов с названием «Такси», читал про таксистов в журналах и газетах и пару раз сам реально соприкасался – пользовался такси по вызову, когда возникала необходимость удрать из-под опеки родичей и бдительного водителя Николая.

Да, такси – это то, что надо. Мало того что беспрепятственное перемещение, так еще и немного денег можно заработать. В принципе, с деньгами проблем не было, но, в соответствии с программой, намечались определенные оперативные расходы, в которые посвящать матушку, как орган контроля за финансами, не хотелось.

Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что такси – это вовсе не тот вариант, о котором мечтал юноша, обдумывающий житье. Попасть в «элитные» вокзальные и аэропортовские бригады было не легче, чем в депутаты Госдумы: конкурс вакансий отсутствовал вовсе, каждое место передавалось чуть ли не по наследству. Как ни странно, «связи» деда оказались в данном случае совершенно бесполезными: с товарищами, что «крыли» это дело, никто из смоленского клана не пил, а привлекать мать к такому щекотливому делу не стоило.

Можно было поработать на «подхвате» или по вызову, но тут свобода перемещений отсутствовала напрочь. Стой в определенном месте, бери кого дают, вези куда скажут.

Функционирование в роли «дикого» таксиста на территориях, страдавших отсутствием плотных скоплений потенциальных пассажиров, Сергею не понравилось сразу. Заработок скудный, официальная привязка к «профсоюзу» отсутствует, о качественном алиби можно и не вспоминать. Если же отбросить алиби и тихонько «шакалить» в хлебных местах и на подступах к оным (все те же вокзалы и аэропорты) – можно быстро нарваться на неприятности. Все «хлебные» места четко поделены, каждая бригада таксеров – под территориальной «бригадой» «братков». Попадешься при перехвате пассажира на вокзале или ближних подступах – сделают больно и наложат огромный штраф. Попадешься вдругорядь – сделают очень больно и отберут тачку. В третий раз лучше не попадаться – вообще, аминь.

Иные виды трудовой деятельности, предлагаемые многочисленными объявлениями, по все тем же причинам отсутствия свободного перемещения в указанное время Сергея не устраивали. Были несколько вариантов вполне приемлемых – но там обязательно требовали совершеннолетних и отслуживших в армии.

Однако особо горевать по вышеперечисленным темам юноша не стал: между делом продолжал почитывать объявления, а генерально – составил индивидуальную программу боевой подготовки и принялся за учебу, попутно отрабатывая «отсечение хвостов», тактику оперативного наблюдения и психологическую устойчивость.

Последний пункт был представлен в форме разнузданного «подхвата» пассажиров со всех под колесо подвернувшихся территорий таксишных команд. Катаешься вечерком мимо вокзалов, заметил «голосующего» – остановись, договорись о цене и подбирай. Но! Не забудь, что делать нужно все непринужденно и стремительно, чтобы упредить агрессивные деяния со стороны «лицензированных» таксеров или их грубых покровителей. Кроме того, придумай и доведи до ума с десяток добротных легенд на случай «попадалова» и не «лоханись» в пункте высадки. Дважды в день к одному и тому же вокзалу или порту не езди: могут засечь.

И еще – немаловажный аспект такого рода «тренировки»: помимо оценки оперативной обстановки, необходимо четко знать, на чьей территории работаешь и кто здесь главный, а также всесторонне «проработать» пассажира на лояльность. Время проработки – от пятнадцати секунд до минуты: пока всматриваешься в освещенную уличным фонарем фигуру на тротуаре и договариваешься о цене. Пассажир запросто может оказаться «подставой» одной из команд, которая обратила внимание на твою неуместную активность на ее «земле», представителем «покровителей», «спонсоров», и других заинтересованных лиц. Пассажир может быть родственником или знакомым кого-либо из перечисленных категорий – в этом случае необходимо пребывать в готовности правильно ответить на ряд каверзных вопросов. Пассажир может не иметь денег, иметь нездоровые пристрастия или очень скверные манеры, чреватые самыми непредсказуемыми последствиями. Пассажир, в конце концов, может быть просто автограбителем с удавкой или «стволом», а также – кровожадным маньяком. Так что, даже если тебе кажется, что ты его «проработал», – все время в пути следования верти головой на сто восемьдесят градусов и держи уши торчком.

Согласитесь: для юноши, которого всю жизнь возили в персональном авто, тренировочка еще та! Адреналина – через край, впечатлений – выше крыши.

Для матери была разработана вполне приличная легенда, основу которой составляли пять выкупленных абонементов. Бассейн, бодибилдинг, айкидо (из клуба Сергей ушел – дорого), рефрейминг, нейролингвистическое программирование. Все мероприятия – после семи вечера и до полуночи. Веский аргумент для оправдания такого планирования: чтобы не мешали предстоящей учебе (у матушки была голубая мечта – по осени загнать сынулю в МГИМО). В своих апартаментах Сергей вывесил расписание занятий и распорядок дня, в котором, помимо вечернего, занятого до упора блока, имелся утренний резерв под зарядку, пробежку и растяжку.

– Молодец, Сережка, – тихо порадовалась мать. – Так держать…

На подготовительном этапе судьба была удивительно благосклонна к самообучающемуся юному партизану: за год сделал все, что планировал, с легкостью поступил в МГИМО и всего лишь трижды угодил в ситуацию из разряда «попал», да и то все три случая имели смягчающее обстоятельство с пометкой «едва не…».

Первый инцидент полупопадального свойства: в процессе второго инцидента едва не «спалился» перед матушкой.

– Как водичка?

– Норма. Двадцать три градуса.

– А они хоть хлорируют ее? Сейчас столько всякой заразы везде…

– Ну что ты, ма, – конечно, хлорируют!

– А ты чего запыхавшийся такой? Случилось чего?

– Я только что в пять заходов проплыл километр брассом, ма! Запыхавшийся… Кстати, для справки – я телефон в раздевалке оставляю, плаваю без него. Без телефона почему-то удобнее! Ты меня поймала, потому что как раз пришел полотенце взять… Ты что – контролируешь меня?

– Да так… Что-то сердце кольнуло – нехорошо так…

– Все нормально, ма, если начну тонуть – вытащат, тут каждый третий – мастер спорта по плаванию. Сейчас три захода по десять минут – парилка, фиточай, и через часок буду дома. Сердце кольнуло – валидол прими. Бывай…

Отключил телефон, напряженно задумался: а бассейн ли сегодня вообще? Контрольный звонок – новость, до сего момента прецедент такого рода места не имел и необходимость в четком знании расписания отсутствовала. А ведь это – своего рода алиби, пренебрегать нехорошо!

– Надо будет выучить. А то этак недолго и в историю угодить…

И, сунув мобильник в карман, еще разок навернул по личику одному из клиентов – крепкий попался, ненатурал куев, не желал добросовестно отключаться.

– Н-на! Ух, уроды! Развелось вас в последнее время – отстреливать, что ли, некому?

Мать позвонила на завершающей стадии разборки, случившейся ввиду неправильной оценки пассажиров. На ближних подступах к Комсомольской голосовали двое приличных мужланов, один с портфелем кожаным, второй вообще – в плеши и очках. А по дороге мужланы оказались теми самыми товарищами, коих так не любил незабвенной памяти кукурузный Генсек[26]: сначала просто приглашали прогуляться с ними в «Голубой огонек», а потом целенаправленно начали щупать – разом, справа-сбоку и с тыла.

Пришлось остановить машину и принять бой, защищая мужицкое реноме. А гомопеды оказались физически развитыми, дрались неслабо и даже пытались применить против сладенького несговорчивого юноши хромированную гантелю весом в полтора кило – она покоилась в портфеле, в паре с другой, утраченной при резком открывании портфельного замка в обстановке неосвещенного, лениво погружавшегося в сумерки шоссе.

Другому объекту посягательств, не столь подготовленному в единоборческом плане, пришлось бы несладко: Сергей успел молниеносно отпрянуть в сторону, гантелька свистнула у самого виска и намертво отсушила левое плечо. Сражался правой рукой и ногами, от боли озверел и в финале вполне готов был этой самой гантелькой проломить черепа охальникам.

А тут – звонок. Правильно говорят в народе: сердце матери – вещун.

Прибыв домой, Сергей втихаря сделал ледяной компресс на ушибленное плечо, пробежал взглядом по расписанию и обмер: вот он, приятный ветерок просвистевшего над глупой башкой шального снаряда! Аккурат сегодня, с девяти до одиннадцати вечера – эн эл пи. Дисциплина, конечно, экстравагантная и весьма неординарная по нашим российским меркам, но… плавать брассом там не заставляют!

– Кретинос натуралес, – прошипел Сергей, но, присмотревшись к расписанию, несколько смягчил классификацию: – А расписание составил толково. Значит, просто – недоумок.

Матушка просто перепутала колонки – «НЛП» размещалось как раз напротив «бассейна». А толковость расписания состояла в элементарной опечатке: рядом с бассейном красовались три «звездочки», предназначенные для растяжки и дыхательной гимнастики цигун, которые необходимо было выполнять ежедневно. Просто ляпнул не то, и все тут. То есть, если бы вдруг матушка обнаружила неточность, можно было бы, как выражаются дети рабочих, «отмазаться».

– Мелочей в нашем деле не бывает, – сделал вывод саморазвивающийся партизан. – И каждую ошибку, если сильно постараться, можно использовать во благо…

Последний инцидент зачислять в совсем уж неприятные не стоит, а по большому счету, может быть, следует отнести к разряду мимолетных капризов его величества Случая, который правит миром.

Как-то вечерком Сергей благополучно высадил очередного «левого» пассажира на Сущевском Валу, прокатился к Рижскому, скромно обозначив через тонированное стекло «фак» банде «лицензионных» таксеров, оккупировавших подступы, и, не найдя в радиусе безопасного удаления ни одной томящейся в ожидании фигуры, направился к проспекту, чтобы ехать домой.

Не успел разогнаться, глядь – в двадцати метрах от светофора торчит дамочка и зазывно ручонкой машет.

– Ну, мать, нашла ты место, где голосить! – недовольно пробурчал Сергей, подражая интонациям записных московских таксистов (пока изучал сферы раздела – не одну сотню у. е. прокатал на такси, тут поневоле интонации запомнишь!).

Загрузка...