Поворот в сторону перекрестка - читать онлайн

Вместе со мной в теплое и уютное кафе, в стиле жаркой Африки, ворвался холод. Ни один из посетителей не обратил внимания на хмурого бледного парня, озирающегося по сторонам и не спешившего проходить в зал «Льва», а вот зоркий бармен сразу приметил:

– Эй, Кир! Неужели ли это ты? – мой лучший друг Павел Луцев стоял за барной стойкой с полотенцем на плече и сиял как начищенный до блеска бокал для шампанского.

– Луц? Что ты здесь делаешь? – спросил я удивленно, направившись к другу.

– Давненько тебя не было слышно. Пропал совсем. Ни звонил, ни писал. Я вот за это время и на работу успел устроиться. Ты как сам?

Раньше мы виделись с Пашкой чуть ли не каждый день, а сейчас даже не звонили друг другу, и естественно, в большей степени по моей вине. Однако я обязан был отдать должное другу, не возжелавшему упрекнуть за подобный эгоизм. Ведь, в конце концов, истинная дружба измеряется не количеством выпитого вместе праздного алкоголя или извечным присутствием рядом, а пониманием и надежностью, на которые сможешь рассчитывать в случае чего, и которые сможешь дать сам, невзирая на свои собственные проблемы.

Я расстегнул свою куртку и присел на высокий барный стул.

– У меня тоже много чего произошло. Правда, это долгая история. Не хочу тебя грузить. Лучше расскажи о себе. Как так получилось, что судьба поставила лучшего барабанщика, которого знаю за барную стойку. Я думал уйти в такой творческий застой только в моем стиле.

Луц немного смутился и начал полировать стойку повидавшим виды полотенцем:

– Я всегда буду предан музыке, но как не крути, одной ей сыт не будешь.

– Что верно, то верно, брат, мне это знакомо как никому, – с Пашкой мы дружили с самого детства, даже первые татуировки сделали вместе, и уж кто как не он знал, о моих трудных отношениях с семьей, и о том, как я барахтаюсь в этой жизни в одиночку, не рассчитывая на деньги отца.

– Но я не бросаю репетиции, – воодушевился внезапно друг. – Всю нашу программу проигрываю от и до.

– Наша программа оказалась в итоге полным отстоем, пора похоронить ее вместе с группой. Нужно двигаться дальше.

– Не верю своим ушам, неужели ты говоришь о новом проекте?

– Ну, все может быть. Я ничего не исключаю, – мне захотелось поддержать друга, пусть даже одними словами, ведь иногда их бывает достаточно, тем более ничего конкретного я ему не обещал. Я не имел права тешить его простыми иллюзиями, и я такого не допустил. Но в какой-то момент, может даже в этот самый я ощутил дикую тоску по музыке, по гитаре, которая так давно пылилась дома без дела.

– То, что мы играли невозможно выносить на публику. И знаешь, Фил правильно сделал, уволив меня из собственной группы, если бы он не решился на это, думаю, я бы ушел сам.

– Фил придурок, и ты это прекрасно знаешь.

– Да, и, тем не менее, такие как он иногда выдают разумные вещи.

Луц рассмеялся, а вместе с ним и я. Мне вдруг стало легко, как не было уже давненько. Когда-то я и не пытался притормозить на повороте, проскакивая очередной вираж. Не пытался призадуматься, пораскинуть мозгами. Авария дала мне этот шанс. Теперь я хотел не просто опьянеть, набравшись дешевого портвейна, я хотел почувствовать вкус дорого вина.

– Пива? – будто бы продолжая мою скоротечную мысль, объявил Пашка.

– Лучше ничего, – торопливо изрек я. Моя аллегория с алкоголем, выглядела вполне себе красноречивой, вот только напиваться по-настоящему совсем не хотелось. Последнее время, когда я брался за бутылку, поблизости обязательно маячил мой дядька, а потрясений пока не хотелось. Уж слишком многое виделось под градусным дурманом.

Друг отвлекся на других клиентов, и я решил не тратить это время даром, а начать искать… Искать ответы на свои бесконечные вопросы, в коих зарылся уже по самое не могу. Пока я ждал, что за меня это сделает кто-то другой, принесет готовенькое на блюдечке, я упускал очень важную вещь. Все нужное под боком. Необходимо лишь отрыть искомое из-под толстого слоя обыденности. Самый яркий и крупный алмаз извлекается из обычного серого камня.

Я подошел к столику, за которым сидел с Кристиной несколько месяцев назад. Ощущение возникло довольно необычное. Будто я приблизился к жертвеннику, забравшему часть моего «Я», клочок души, обреченной пасть ниц перед чарами женщины. В силу лишь какого-то сиюминутного притяжения, необъяснимой привязанности. Странно. Я тосковал по чему-то все это время, и даже не осознавал по чему. И теперь я понимал насколько сильно и искренне проявление моих чувств. Погрузившись в совершеннейший вакуум, изоляцию от воспоминаний, мои эмоции оказались стерильными, и я не понимал их природы. Сейчас же, когда появилась возможность их привязать к кому-то, все словно встало на свои места. Медленно, вкрадчиво и с надрывом я познавал истоки собственных перемен.

Я осторожно присел за столик, стараясь подавить в себе беспокойство о том, что все вокруг может рассыпаться в любую минуту, обращаясь приятной, и все же хрупкой иллюзией. Я протянул руку к уродливой нише, изо-всех сил старавшуюся быть частью интерьера. Я не ожидал его там найти, но блокнот лежал на своем давно отвоеванном месте. Кажется, кроме меня до него никому не было дела, даже его хозяйке. Я открыл блокнот. Толстый кожаный переплет приятно хрустнул. Желтые листы его нутра почти все были усыпаны самыми разнообразными рисунками. Я перелистывал их один за другим, пока, наконец, не добрался до тех самых, с которых и началось мое знакомство с этим маленьким и таким объемным миром прелестной девушки с красивыми медовыми волосами. Пухлая девчушка все так же посиживала за плетеным столиком, и, покачивая ногами, уплетала мороженое. Я готов был поклясться, и она, и оживленная улица за окном на страницах блокнота выглядели абсолютно реалистичными, даром, что едва уловимое движение исходило от черно белых контуров.

Я коротко вздохнул, и захлопнул книжонку. Она выглядела самой настоящей осязаемой вещью, содержание которой поведало мне о правдивости моего воспоминания, и я поверил. Все было так, как и было. И каждое мое слово, сказанное ей, и ее ответы – все истина.

Распахнув блокнот на последних страницах, я помедлил, и лишь мгновение спустя мои пальцы прошлись по обрывкам желтых листов. Не хватало всего нескольких, и я знал, что изображалось как минимум на двух из них.

Входная дверь «Льва» открылась. Неуверенно, будто таясь, в кафе вошла Кристина. Словно угарным газом мое дыхание перехватило. Я быстрым движением сунул блокнот в нишу, и пересел за стоявший позади стол. Я отвернулся спиной к входу. Теперь я не мог видеть ее, но без сомнения знал, куда девушка направится.

Сердце забухало, стоило услышать приближающиеся легкие шаги. Похоже, Кристина не узнала меня, ведь она быстро присела на то место, где всего пару секунд находился я. Все это говорило о том, что бедняжку занимает нечто невероятно тягостное. Я вжался в свой стул еще сильнее. Всем нутром я ощущал присутствие девушки, а еще чувствовал ее страх.

Сейчас я знал ее не как жену Алика, сейчас я знал ее как девушку, с которой познакомился задолго до его появления в моей жизни. И я вновь захотел увидеть ее лицо, и это желание переполняло настолько, что я совсем не мог, и, в общем-то, не хотел с ним бороться.

– Кристина?! – тихо позвал я. Девушка вздрогнула за моей спиной. Она ничего не ответила. Но красноречивее всех слов оказались рыдания. Негромкие, с надломом, будто на предыдущие ушли все силы. Я вскочил со своего места, и подошел к Кристине. Всхлипывая, она крепко сжимала свой кожаный блокнот.

– Что с тобой? – мои ноги отяжелели и подкосились, я рухнул на стул рядом с девушкой. Она, наконец, подняла на меня свой взгляд.

– Всего этого не должно было произойти. Наша встреча ошибка, а ее продолжение злая ирония судьбы.

– Ты о чем? – непонимающе произнес я.

– Я допускаю случайности, такие, как твое знакомство со мной, но я не верю в совпадения, такие как твое знакомство с Аликом, – слова девушки вогнали меня в ступор. Я не знал, что они могли значить, а выяснять я это не хотел.

Слезы на щеках Кристины высохли, оставляя некрасивые следы. Она поднялась со своего места.

– Постой. Не уходи, – я вскочил как ошпаренный, становясь на пути Кристины. Она подалась назад, словно боясь прикоснуться ко мне. – Что держит тебя на расстоянии от меня так крепко?

Девушка промолчала, и попыталась прорваться сквозь мою преграду.

– Сбегаешь? От себя не убежишь, – я ухватил Кристину за плечо, удерживая ее на месте.

Девушка испуганно посмотрела на меня. Я позволил ей вырваться из крепкого плена, и отойти на несколько шагов назад.

– Я бегу не от себя, от тебя. Помнишь, я говорила, если встретишь меня за пределами кафе – беги. Но теперь не безопасно и здесь. Держись подальше от всех нас.

– Объясни, хоть что-нибудь, – потребовал я.

Кристина отрицательно покачала головой. Она вновь попыталась уйти, и я опять преградил ей путь.

– Просто поверь, – взмолилась девушка. – Просто поверь и отпусти. Все это не закончится добром.

Кристина оглянулась по сторонам как затравленный маленький зверек. Что-то кольнуло внутри меня. Она не просто боялась, она была в панике. И кто знает, сколько отделяет ее от безумия, на почве неимоверного всепоглощающего страха. Осознав это, я будто бы понял, что нужно делать.

***

Тонкое и бледное, как белый фарфор запястье, охваченное лишь мягкой тканью пальто, казалось до неприличия хрупким. И все же я и не думал разжимать своих пальцев, надежно удерживающих его как стальной замок. Кристина, изо всех сил вырывающаяся в начале, в какой-то момент лишь покорно приняла судьбу, и почти уже добровольно следовала за мной вверх по узкой лестнице.

– Куда мы идем? Куда мы… – ее слова поглотил тихий плач.

Я не видел смысла останавливаться на полпути, чтобы попытаться ее утешить. Только осуществив задуманное, я мог объяснить все так, чтобы она поняла.

Оттого что рядом находился заброшенный завод, имеющий неофициальный статус репетиционной базы, пристанищем для многих музыкантов, это недорогое кафе часто пользовалось спросом у таких, как я. Бедных и ищущих приключений бродяг. Поэтому по дороге никто не обратил на нас ни малейшего внимания. Пробирающаяся наверх парочка, едва ли выбивались из колорита местных завсегдатаев, к тому же мы не нарушали чей-то покой.

На втором этаже «Льва» располагались жилые комнаты, которые частенько сдавались за небольшие деньги нуждающимся в ночлеге, или просто перебравшим клиентам, после веселых посиделок. Вот только наш дуэт проигнорировал выход с лестницы на него, как и выход на третий, пустовавший этаж. Мы поднялись на самый верх, где железная дверь, ведущая на крышу, всегда бывала открыта, не став досадным исключением и в этот раз.

Вечер зимой наступал предательски быстро, однако сейчас его темнота оказывалась как нельзя кстати. Она скрывала всякого, кто мог подняться на крышу обычного трехэтажного здания, не в самом престижном и густонаселенном районе города, и это играло на руку мне, и в особенности Кристине, неистово желавшей спрятаться самой и спрятать все свои секреты от чужих глаз.

– Зачем мы сюда поднялись? – хрипло спросила девушка. Ее голос истомившийся плачем внезапно подвел ее. Я, наконец, отпустил ее руку.

– Здесь нас никто не увидит, не услышит. Отсюда есть выход на пожарную лестницу. Если захочешь, то никто и не узнает, как ты покинула кафе, или вообще, что ты была в нем. Все, что скажешь, останется на этой крыше. Я не требую от тебя многого, просто поговори со мной.

Кристина долго на меня смотрела, будто обдумывая услышанные слова. Ее огромные глаза больше не были полны слез, но все еще блестели как два огромных зеленых опала. Я не мог долго выдержать ее взгляда. В попытке добраться до правды, я, кажется, переборщил с методами, и теперь ощущал собственный укор. Я отошел от девушки к самому краю крыши. Высокий бетонный парапет, делал похожим эту часть кровли на огромный балкон.

– Прости меня. Я не должен был так поступать с тобой. Я только хочу знать больше. Ты и Стас все время твердите об опасности, которая может грозить мне, однако так никто и не удосужился объяснить, в чем она заключается. Я не собираюсь лезть в дела Алика, и уж тем более в ваши семейные разборки, но я имею право знать, во что я уже ввязался. Что нужно от меня Алику?

– Видимо то, чего он не смог найти во мне и Стасе. Я не представляю, что привлекло его в тебе, он об этом не расскажет. Но я знаю, что он никогда не мог получить от меня или брата. Понимание. Алик слишком сложен. Не хватит и целой жизни его разгадать, и это создает трудности, неимоверные трудности. Я пыталась, честно, много раз. И каждая такая попытка терпела крах. Мы поженились, когда мне было всего восемнадцать, и я по наивности своей полагала, любовь может все исправить, изменить его. О, как же я ошибалась. Не то это средство. Поменять человека невозможно, пока он сам не увидит в том смысл. Да, Алику это и не нужно. Он такой, какой есть, и не собирается меняться, а вот изменить кого-то, подстроить под себя… в этом весь он. И что хуже всего – Алик безгранично верит в свою правоту, заходя в своих действиях порой слишком далеко.

– И именно поэтому он не дает тебе рисовать? – я развернулся к Кристине, и лишь тогда понял, что произнес это вслух.

Девушка кивнула:

– Не знаю, что у него на уме на этот счет. Он воспротивился моему занятию в тот самый момент, как только узнал. Алик уничтожил все мои рисунки, сжег их в нашем собственном камине. А после запретил иметь буквально все, на чем можно рисовать. Иной раз дело доходило до абсурда.

– Это жестоко.

– Ты даже не представляешь насколько, – девушка подошла ко мне ближе.

Она говорила. Тихо, свободно и много. И я не пытался ее останавливать. Лишь изредка задавал вопросы. Я желал больше узнать о Кристине, об Алике, и всей наигранной таинственности вокруг его персоны. И еще я хотел дать возможность реке, нашедшей, наконец, брешь в прочной дамбе, выплеснуться наружу. Ведь такой простой возможности Кристина, по всей видимости, была лишена. Ее некому было выслушать. А теперь она могла высказать все, что накопилось у нее на душе за долгие годы. И при этом ее исповедь не выглядела так, будто она сетует на тяжкую долю. Кристина просто делилась со мной знанием, о человеке, способном возвысить тебя, или превратить всю твою жизнь в ад. И вероятно в нем крылось что-то такое необъяснимо притягательное, что на закланье каждый уходил добровольно. И вот это как раз с трудом поддавалось моему пониманию. С одной стороны, я все еще видел, а точнее хотел видеть в Алике пустышку, ведь так было проще, но с другой искренний интерес с каждым разом все больше подпитывался теми крупицами информации, которые перепадали мне от самых близких ему людей.

– Тогда почему ты все еще с ним?

Кристина подняла воротник пальто. Она зябко поежилась, и устремила свой взгляд куда-то вдаль, поверх ночных огней магистралей и уютных домов.

– Все не просто, – девушка посмотрела на меня и улыбнулась, впервые за сегодняшний вечер. И будто бы распознав мой немой вопрос, добавила. – Стас. Он еще удерживает меня рядом с Аликом. Он и сейчас всего лишь шестнадцатилетний подросток, но, когда я его впервые увидела, он был девятилетним ребенком. И я все это время заботилась о нем так, словно он мой младший брат, а не брат мужа. Я прикипела к нему сразу, как узнала. Всегда защищала его от нападок Алика, и сейчас стараюсь это делать. Каждый раз это выходит с трудом. Мне кажется, Алик не любил никогда брата, а сейчас так просто ненавидит. Я не хочу в это верить, но ты сам знаешь, что произошло возле твоего магазина, и что было в клубе.

– Зачем Стас брал у Алика деньги?

– Я не знаю. Я спрашивала у него, а он не выдал и слова, все время молчал, будто я выпытывала страшную тайну. Теперь и у него появились секреты от меня. И серьезные. Стас знал, на что идет, когда принял деньги от брата. В случае невозврата, он должен был ему бой. Ты спас его от этого, – Кристина прикоснулась к моей руке, мирно лежавшей на парапете крыши. Она неуверенно сжала мою ладонь, но получив ответный жест, ее напряжение ушло. Крыша и впрямь творила чудеса. Страх девушки медленно пятился назад, как огромный черный паук по своей паутине прочь от сильного врага.

– Почему Стас так хотел, чтобы я пришел в клуб Алика?

– Мне это не ведомо, – девушка угрюмо покачала головой. – В последнее время я плохо его понимаю. Он не рассказывает многого, и оттого все сложнее вставать на его защиту.

– Тебе она самой нужна.

– Нет, не нужна. Мне достаточно того, что я имею. Необходимо лишь подождать, и тогда я буду свободна. Я уйду вместе со Стасом, когда ему исполнится восемнадцать. Мы скроемся от Алика, и он больше никогда нас не найдет.

– За это время многое может случиться, – я встревоженно посмотрел на Кристину. – Я хочу помочь.

– Не надо. Просто мы будем более аккуратны с ним.

– Ты может и да, а вот Стас явно нарывается на неприятности. Кто знает, что выкинет он завтра, какое очередное озарение придет в его голову.

– В любом случае, я его не оставлю.

– Я и не прошу. А вот оградить от Алика смогу.

– Ни в коем случае. Ты не должен ввязываться в наши проблемы. Это семейное дело, и оно не должно выходить за пределы. Не перекидывай на себя чужую ношу. Будет лучше, если ты останешься в стороне. Ты хороший человек, и я желаю тебе идти своим путем. Это важно – иметь такую возможность. Поверь, я знаю, о чем говорю. Кроме того, вступать в конфликт с Аликом глупо и опасно. Я это делаю, потому, что у меня нет выбора, а у тебя он есть. Спасайся бегством, пока можешь.

– Это не в моих правилах – убегать.

– Тогда просто не вмешивайся. Это будет по-настоящему разумным вариантом.

Я хотел еще что-то сказать Кристине, разориться на самые богатые доводы, а она остановила меня вот уже второй раз, взяв за руку.

– Спасибо, – мягко и невероятно искренне произнесла она. – За долгие годы ограничений я научилась ценить любую крупицу удовольствия и радости. Год назад мы со Стасом нашли это кафе, и он подарил мне кожаный блокнот, в котором я могла рисовать, когда приходила сюда. И это было настоящим счастьем. Вот почему «Лев» так много для меня значит. Он навсегда останется в моей памяти как возможность приложиться к такому маленькому и импровизируемому, но холсту. А теперь еще и этот разговор. Для меня это важно, сказать кому-то то, чем ни с кем никогда до этого не делилась. Так странно, вроде бы ничего не изменилось, а я чувствую легкость. Ты сказал, что все останется здесь, и я хочу, чтобы так и было.

– Конечно, не сомневайся в этом.

– Это мой путь, только мой, и скоро на нем я встречу поворот.

– Поворот в сторону перекрестка?

– У перекрестка много дорог. Пообещай, что будешь держаться подальше от Алика.

– Обещаю. Уж я-то первым к нему точно не полезу.

Глава 7. Общий бизнес

Я переделал всю работу в магазине. Принял товар, разобрал его. Натер до блеска полы, починил сломанный стеллаж и даже избавился от уймы картонных коробок, спалив их в железном баке на заднем дворе магазина. Простая и размеренная деятельность в который раз помогла мне упорядочить мысли, и привести в сносное состояние свое беспокойство и нервозность. Теперь они бушевали где-то глубоко внутри, не мешая думать конструктивно.

С тех пор как состоялся наш разговор с Кристиной на крыше, прошло целых три дня. Все это время я не выпускал из рук гитару, ну, по крайней мере, пока не работал в магазине. Ничего нового, конечно же, я не сочинил, но история девушки неимоверно вдохновила и кое в чем убедила. Я не уставал наслаждаться возможностью прикоснуться к самому важному делу своей жизни, которого я не был лишен в отличие от Кристины. Только сейчас я ощутил всю важность и значение для меня музыки. Это все что есть, это все что будет, куда бы я ни повернул. И все же я не пытался возродить к жизни то, что едва проклюнулось из новых ростков идей.

Я мирно стоял за прилавком, кропотливо выверяя список того, что осталось в магазине, и того, что уже оказалось продано клиентам этой библио-забегаловки. Народ вяло прохаживался вдоль металлических полок, разглядывая свежевыставленный товар и приценивался к наклеенным на обложку стикерам со стоимостью книг. Алик появился очень тихо, и я не заметил, как он подошел ко мне со спины вместе со своим подручным.

– Может, сделаешь перерыв?

Сегодня Алик был одет просто. В короткое черное пальто поверх серой толстовки и черные джинсы. Волосы на голове находились в форменном беспорядке. И, несмотря на то, что с мужчиной все еще присутствовала трость, я не сразу его узнал.

– Что ты здесь забыл, Алик? – я опустил свой планшет со списком на стойку, с подозрением покосившись на высокого парня лет тридцати с рыжими волосами и бородой, в простой черной куртке и брюках.

– Вообще-то я в магазине, – Алик вытащил из коробки, стоявшей на прилавке, одну из книг. Взглянув на ее обложку, он поморщился, и с отвращением сунул обратно. «Как правильно растить лимоны дома», кажется, такое название имела эта книжонка. Я хмыкнул, не до конца растолковав суть такого жеста. Физически ли Алик почувствовал кислый привкус на языке при упоминании о лимонах, или его ум всколыхнула убогость местной литературы?

– По всей видимости, ты предпочитаешь другие книги, – с нескрываемым удовольствием произнес я.

– Да, – брезгливо ответил мужчина.

– Говори прямо, зачем пришел? У меня, знаешь ли, дел много.

– Есть к тебе разговор, но только не в этом месте, – Алик не смотрел на меня, продолжая перебирать книги в коробке. Он будто вообще не ждал, что я скажу. Я же внимательно следил за ним, за каждым движением и понимал, как его самообладание и выдержка выдают максимальное значение, однако всего этого было недостаточно, чтобы скрыть явное и нестерпимое желание узнать, что я отвечу ему.

– Вообще-то, я работаю. Если хочешь о чем-то поговорить, лучше делай это здесь, – мужчина, наконец, оставил книги в покое, и оперся локтем о стойку. Однако я ощутил, как некомфортно он себя чувствует.

– Работа? Это единственная причина?

– Ну, да. А этого мало?

– Просто это не проблема. Константин поможет нам ее решить, – Алик кивнул своему человеку. Рыжеволосый парень даже не сдвинулся с места, не произнес и слова. За него все сказал тяжелый пробирающий до мурашек взгляд. Я не сомневался. Константин исполнит любую волю своего босса.

– Он что же, подменит меня за прилавком? – с подозрением спросил я. И, взглянув на рыжего, понял, что мое безумное предположение не такое уж и безосновательное.

– Ковин, что я говорил на счет личных встреч на рабочем месте? – к нам во весь опор, распушив свой хвост, мчался бессменный хозяин магазина.

– Кто это? – спросил Алик.

– Мой начальник. Я же говорил, что занят, – совершенно серьезно высказался я, правда, улыбку на своем лице, уже не пытался скрыть.

– Эй, господин, не суетись, – Константин вступил в диалог совершенно неожиданно. Мне показалось, он вообще не умеет говорить. А тут без науськивания своего хозяина начал проявлять инициативу. Алик молчал, предоставляя подручному полную свободу действия. – Мы не просто твои клиенты. – Уверенно заявил он. – Мы очень дорогие гости.

Хозяин магазина замер, с подозрением воззрившись на парня. Константин же участливо похлопал его по плечу, выбив худосочного мужчину из ступора, и предложил моему боссу присесть, чтобы обсудить с ним кое-что. Улыбаться меня больше не тянуло.

– Пойдем, они разберутся тут без нас, – Алик махнул мне рукой. Я остался стоять возле стойки, даже не пошевелившись:

– Что все это значит?

– Отвлекающий маневр. Простой, незамысловатый, чтобы отпросить тебя у папочки немного поиграть с друзьями, – мужчина медленно закатил глаза, и быстро направился к двери.

– Ну что, ты идешь? – обернулся он. – Или я здесь состарюсь, пока ожидаю твоего решения.

Я неохотно отчалил от своей тихой гавани в виде небольшого прилавка. Уж как-то слишком сильно я сроднился с ним. И хоть Алик совсем не та компания, к которой следовало бы примыкать, я покорно за ним пошел, дав себе обещание, поразмыслить на досуге о своем новом статусе книжного гуру. Ибо я находился настолько не на своем месте, что при любом удобном случае пытался с него улизнуть, пускай даже прямиком в лапы Алика. Ведь если я готов даже на такой отчаянный шаг, значит не слишком надежно укрытие за стенами второсортного книжного магазина.

– Куда мы идем?

– Едем, – поправил меня Алик.

– Хорошо, куда мы едем?

– Хочу показать тебе очень интересное место. Один клуб на окраине города.

– С меня хватило и «Легиона». Думаю, довольно знакомств с твоими заведениями.

– Этот тебе, несомненно, понравится, – как-то слишком уж вдохновленно произнес Алик. И я сдался, чувствуя усиленную вовлеченность своей персоны помимо собственной воли.

– Ты ведь не отстанешь? – в общем-то, и не вопросом произнес я.

Мужчина улыбнулся, и отрицательно покачал головой:

– И давай поедем на твоей машине.

Я был не против.

***

С виду самое обычное, ничем не примечательное здание, вероятно в прошлом пережило множественные перестройки в зависимости от назначения объекта на тот или иной период его служения. Внутренняя планировка только подтверждала мою догадку о трансформации внешнего вида заведения. Правда в отличие от блеклого и весьма скромного убранства фасада, нутро клуба куда сложнее перенесло натиски самых различных преобразований. Эклектика цвела здесь буйным цветом.

Начиная от темно бордовых стен, выкрашенных крайне неаккуратно и торопливо, и заканчивая разношерстной, хотя и немногочисленной мебелью, в виде белых кожаных диванов и винтажных стульев годов этак пятидесятых. Наибольшим же колоритом во всем этом безумном великолепии обладали многочисленные окна. Маленькие, частые с полукруглым верхом и узенькими подоконниками из цельного камня. Яркие, разных размеров стекла, напоминали поэтичные витражи старинных соборов, в противовес всему остальному, резко разворачивавшему воображение обратно в наш скромный современный мирок.

Я вошел первым, и небольшой зал с витиеватым пространством, множественными закоулками и нишами, напомнил мне кусок стилизованного лабиринта.

– Необычный вид он имеет, правда? – Алик позволил пройти мне вглубь помещения, а сам при этом остался у входа. Лишь когда я обернулся к нему, он направился в мою сторону. Дистанцию мужчина преодолел за считанные мгновения.

– Я думал, клуб будет действующим. Не ожидал увидеть такое, – я огляделся по сторонам. Пустующий зал откликался нам эхом.

– Он работал до недавнего времени, буквально еще пару дней назад. Я купил его вчера.

– Зачем? Неужели тебе недостаточно «Легиона»?

– У меня совсем другие мысли по поводу этого клуба. Мне нравится то, что я могу испытать от настоящего кровавого ринга, мне нравятся постановки на большой арене. Я обожаю восторг на лицах людей. И все же этого мало, чтобы ощутить истинный катарсис. Встретив тебя, я призадумался и, наконец, понял, чего мне не доставало. Стиля, свободы, такой, которая есть у тебя. Я устал от битв. Хочу музыки, полного погружения в нее. Я здесь все изменю, и намерен попросить тебя помочь с этим.

– Меня? – я удивленно фыркнул. – Думаю для этого найдутся куда более вменяемые люди.

– Твоя кандидатура вне конкуренции. Потому, что я не просто прошу об услуге. Я предлагаю тебе стать совладельцем рок-клуба.

– А ты умеешь ошарашить. Будто обухом по голове. Предложение, конечно интересное. Но неужели ты сам веришь, в то, что говоришь. У меня нет денег, чтобы выкупить даже стул в этом здании, а ты ведешь речь о партнерстве. Да и что я вообще могу с этим заведением сделать. Моя фантазия, боюсь, на такое не распространяется.

– Ты явно себя недооцениваешь.

– Зато ты слишком уверен во мне. С чего бы вдруг?

– Я навел кое-какие справки о тебе. Не пойми меня неправильно. Дело не в недоверии, а скорее в любопытстве.

– И что ты узнал? – с подозрением спросил я, заключив себя в замок из собственных рук.

– Твой отец чуть ли не так же богат, как и я, но ты живешь своими силами, не пользуясь ни его авторитетом, ни его деньгами. Ты предан своей судьбе, собственному делу, и этим все сказано.

– В данный момент я отдельно от музыки.

– Это неплохо. Полезно иногда отдыхать. Постоянство в чем либо, не есть хорошо, это затирает всю прелесть творчества, которое не должно быть однообразным. Возможно новизна и переосмысление, и есть важный толчок для прогресса.

– Чего конкретно ты хочешь?

Алик улыбнулся своей широкой и белоснежной улыбкой, даже не думая таить радость от моей заинтересованности.

– Внешний вид этого места, начиная от цветов и мебели и заканчивая общей стилистикой зала. Поверь, деньги не проблема. Клуб уже наш. И я не пожалею средств на его отделку.

– И зачем тебе все-таки я? С этим справятся и профессионалы.

– У тебя есть то, чего у них нет. Ты знаешь музыкантов. Многих, кто связан с музыкой. Я хочу наполнить это место не только атмосферой, но и жизнью.

– Боюсь, те, кого я знаю, тебя не устроят. Они не та тусовка, которая может зажечь это место. Спалить да, но дать огонька? Не про них такое.

– То, что нужно, – с задором произнес Алик. – Я не планирую в ближайшее время получать прибыль от всей этой затеи. Я хочу здесь просто отдыхать и получать удовольствие.

Сказать, что я был удивлен предложением Алика, не сказать ничего. Я не понимал истинности замыслов мужчины, и все пытался найти в них какое-то двойное дно. И Кристина, и Стас, преподносили личность своего родственника в таком мрачном свете, что я воспринимал ее таковой уже на автомате. Так ли все выглядело в действительности? Возможно. Своей жене он запрещал рисовать, сжег все ее рисунки, вероятно, еще каким-то ограничением подвергал. Стаса постоянно терроризировал, заставлял биться на ринге с настоящими мордоворотами. А вот сейчас, здесь, что-то кроется иное, потаенное в словах Алика, или он имеет ввиду только то, что имеет? Чем я так ему интересен? Почему он проявляет столь большое внимание к моей персоне? Ведь, не должен же я поверить, что такая утонченная, хоть во многом и жестокая противоречивая натура желает пропустить через себя все прелести клубной рокерской жизни?

– Я не хочу засилья выхолощенной профессиональности. Искатели, экспериментаторы, вот настоящее вдохновение и колорит.

– Не обижайся, но ты не слишком похож на ценителя такого стиля.

– Вот и проверим, – рука Алика вместе с тростью взметнулась вверх, словно бы ознаменовав собой начало чего-то грандиозного и масштабного, но выглядело это таковым только лишь для него.

Я же без особого энтузиазма воспринял его намерения в отношении клуба. Могло ли из этого хоть что-то получиться. Безусловно, Алик был перфекционистом и мастером в воплощении своих идей и желаний. «Легион» прямое тому доказательство. Здесь же все карты он поверял мне, давал полную свободу действия. И только от меня зависело, как все устроиться. А я в своих силах не особо был уверен. К тому же не горел особым желанием ввязываться в подобную авантюру. В конце концов, какая-никакая работенка у меня имелась, и под соусом только что преподнесенной мне информации, она не казалась такой уж безысходно простецкой. Удивительно, но там мне хотелось остаться, а в этом месте совсем нет. Я тяготел к делу для себя совершенно не характерному, и не проявлял интереса к тому, что подходило мне куда больше. И во всем этом не последнюю роль играла личность Алика.

Я походил по залу, осмотрел сцену, минуту поразмыслив о сложившейся ситуации, и вернувшись к Алику, произнес:

– Все то, что ты так хорошо описал, неплохо выглядит в голове, воплотить же в реальность такие замысловатые идеи непросто. У тебя в этом есть опыт, у меня нет совсем. И я не готов на подобные свершения. Куда проще остаться мне при своих делах, в магазине.

– Я уже говорил, мне не нужен профессионализм. Все что понравится тебе и мне, мы привнесем сюда. Захочешь черные стены – пожалуйста. Попросишь металлические сундуки вместо стульев – не вопрос. Главное, чтобы это действительно хотелось. И я не тороплю тебя с ответом. Подумай. У тебя есть время. Ведь это все не просто организация клуба. Это еще и отличная площадка для тебя. Ты можешь заново собрать группу, репетировать здесь, давать концерты. И, кроме того, у тебя будет полная свобода творчества. Уверен, ты не станешь отрицать полезность этой затеи. Ты нужен мне, для воплощения ее в жизнь, а я нужен тебе, чтобы двигаться дальше, выбраться, наконец, из воронки, которая заставляет топтаться на одном месте, и засасывает. И это я о книжном магазине.

По мнению Алика, все казалось простым и логичным. Такая политика очевидности зацепила, и в какой-то момент я сам начал проникаться энтузиазмом мужчины. Я, задумавшись, уставился на сцену, и невольно представил на ней себя. Воплощенный в сознании образ приглянулся, оставив там же огромное сомнение и в правоте Алика и в моем собственном желании вновь оказаться на сцене, о котором я и не подозревал ровно до того момента, пока мой «партнер» не озвучил его.

– Может, ответишь уже? – раздался эхом голос Алика. Я обернулся на него в недоумении. Алик указал на карман моей куртки, в котором отчаянно вибрировал телефон.

Голос отца дрожал. Он сбивчиво пытал мне что-то объяснить, но я не понял из его рассказа ни слова.

– Где ты? – громко и четко спросил я, чтобы убавить поток бесконечной сумбурной информации, и получить хоть один вразумительный ответ, но трубку перехватили, и я услышал мягкий и спокойный голос друга семьи:

– Алло, Кирилл, здравствуй, это Филипп. Твои родители попали в аварию, они сейчас в больнице, и тебе лучше поскорее приехать к ним, – все, что он сказал после этого, я уже плохо разобрал, ведь лишь одна мысль засела в моей голове, и я уже не мог думать ни о чем другом.

– Я должен идти, мои родители в больнице.

– Нужна помощь? – участливо спросил мужчина.

– Нет.

***

Острая жгучая боль разлилась по моей нижней челюсти, а впечатанное в стену тело загудело от удара. Только через пару секунд с него спало одеревенение от неожиданного налета, что позволило дать отпор. Я навалился всем весом на крепкого смуглого парня чуть старше меня, и замолотил кулаками по всему, до чего только мог достать. Но это пиршество безумия длилось недолго. Парень сумел-таки улизнуть от моего праведного гнева, и снова врезал мне по челюсти, да так, что из глаз посыпались искры.

– Что за бои вы здесь устроили. Это же больница, в конце-то концов, – грозно, но в меру громко произнес начальник отцовской охраны Лён (Леонид), появившийся из-за двери реанимационного отделения.

– А какого черта этот идиот не пускает меня к родителям? – я зло сверкнул своим взглядом на молодого парня, в строгом черном костюме, с коротким хвостиком на самом затылке и умеренной порослью на скуластом лице. Я на всякий случай не ослаблял напряжения в теле, готовый в любой момент вновь вступить в драку.

– Откуда мне знать кто ты такой? – презрительно изрек смуглый парень, с гладко выбритыми висками.

– Я тебе сказал кто я такой.

– И что, мне теперь каждому верить? – слова горе-охранника неистово взбесили, и я вновь захотел наброситься на него, но меня вовремя остановил Лён. Словно непредвзятый и рассудительный рефери, он нас растащил по углам, практически встав между двумя сцепившимися волками в самый разгар их боя.

– Хватит, – прикрикнул Лён. – Я не знал, что ты придешь, а то бы встретил тебя заранее.

– Отец позвонил мне, он был не в себе и поэтому по большей части я говорил с Филиппом.

– Авария. Сегодня утром, на северо-западной дороге. У машины полностью отказали тормоза, и она влетела в опоры пешеходного моста, – холодно констатировал Лён.

– С ними все в порядке? – встревоженно спросил я.

– У Андрея пару ушибов и перелом руки, а Наталья все еще в операционной.

– Можно увидеть отца?

– Конечно, идем, – мужчина взял меня за плечо, и будто приняв на себя всю мою внутреннюю нервозность, попытался спокойно увести от жуткого раздражителя моей неуемной натуры. Я поддался маневру Лёна, и проследовал за ним в коридор реанимации.

***

– Что это за придурок у входа? – я шмыгнул носом, стирая пальцами кровь с нижней губы, которую прикусил при ударе по лицу.

– Твой отец нанял, – неохотно ответил мужчина. – Он поменял всю охрану. И принял это решение без меня. Отбор кандидатур также осуществлял он сам.

– Если они все такие, как этот осел, то я в серьез обеспокоен. Отца совсем доконала паранойя, раз он решился на такое, хотя видимо не до конца, ведь он оставил тебя.

– Только толку от этого мало. Андрей пытается взять все в свои руки. Проконтролировать. И это не хорошо сказывается на его безопасности. Авария прямое тому доказательство.

Мы шли по длинному и пустому коридору реанимации. Это наше беспрепятственное продвижение не казалось чем-то из ряда вон выходящим, ведь не смотря на возражения своего друга и по совместительству владельца клиники, отец беспрестанно вкладывал в нее свои деньги. Хотя далеко не это позволяло ему иметь практически неограниченное число привилегий, все дело было в Филиппе, который слишком лояльно относился к нашей семье.

Пространство выглядело невероятно стерильным и аскетичным, но мало что указывало на то, что это больница. А вот войдя в небольшой холл с уютными диванами и стеклянным столиком посередине, я почувствовал острый алкогольный запах, однако его источником служил не медицинский спирт, характерный для подобных мест, весь аромат исходил от моего отца, разбавлявшего свой стресс крепким виски.

– Отец? – как только я увидел Андрея в жуткой растерянности и смятении, наша с ним натянутость в отношениях молниеносно испарилась. Мы практически не общались в последнее время, но, когда я ощутил от него не только знакомую волну легкого забытья, а еще и страха, меня перестало волновать, в чем мы там с ним конфликтовали. Я лишь знал, что сейчас в день аварии, нужен ему и как не странно в силах это дать. Отчего-то возникшая мысль удивила, ведь, как правило, все в нашей жизни выходило наоборот, и это Андрей делал так, чтобы его маленького сына беда обошла стороной.

– Кирилл… – затуманенный взгляд отца вдруг резко прояснился. Он не улыбался, однако на его лице угадывалась радость от моего появления.

– Ты в порядке? – я присел на диван по левую от Андрея руку.

– Сынок… – протяжно, и как-то жутко драматично произнес отец. И тут я понял, виски не заглушал тяжкое потрясение, а лишь усиливал его.

– Все будет хорошо пап, но вот с этим надо завязывать, – я взял опорожненную наполовину бутылку за горлышко и спрятал под стол.

– Оставлю вас наедине, – Лён понимающе кивнул мне, а я ему, в знак благодарности. Он тихо скрылся за дверью, правда, я сомневался, что отец вообще обратил внимание на присутствие начальника свой охраны. Алкоголь слишком сильно заволок его сознание.

– Не расскажешь, что произошло? Авария же не простая случайность?

Андрей сиротливо покачнулся на своем кожаном диванчике.

– Кажется, я угодил в очень крупные неприятности, от которых мне не избавиться просто так, – удрученно ответил Андрей.

– Тебе кто-то угрожает?

– Все очень сложно сынок. Тебе следует держаться от меня подальше и твоей маме тоже. Наташа сейчас там, на столе хирурга и одному только Богу известно выживет она или нет, – отец сжал губы в тонкую полосу, прикрыл глаза и тихо заплакал. Я никогда не видел его таким – уязвленным и разбитым. В свои сорок пять он выглядел измученным стариком, доведенным до отчаяния. Все правое предплечье охватывал свежий гипс, волосы растрепались, а многодневная щетина на лице, говорила о том, что проблемы отца начались задолго до этой аварии. Мне стало, вдруг невероятно жаль его. Все мои проблемы казались глупыми и не важными. Ведь отцовские наверняка были куда значительнее и сложнее.

– Расскажи. Доверься мне, – я буквально чувствовал, как отца разрывает тревога изнутри, о которой он не может никому поведать.

– Дело не в доверии Кирилл, а в опасности. Лучше тебе совсем не соваться в эти страшные дебри.

– Оттого, что ты умалчиваешь от меня правду, не сделает мою жизнь безопасней, наоборот, я не буду знать, к чему готовиться.

Андрей обхватил голову руками и тяжко вздохнул, а затем посмотрел на меня. Его взгляд с трудом фокусировался на чем-либо, но он выглядел серьезным и напряженным.

– Ты прав сынок. Верно все говоришь и рассуждаешь здраво. Я же видимо совсем лишился этого навыка.

Отец нагнулся ко мне, и я заметил на его серой рубашке засохшие пятна крови.

– Это все Итальянец.

– Кто?

– Житняков.

– Странная фамилия для итальянца.

– Просто прозвище в мире бизнеса, который он начинал с итальянских ресторанов. Он сейчас имеет их целую сеть по всему нашему городу, но, по сути, они для него лишь хобби, куда Житняков больше вкладывается, чем от этого получает. Основную часть прибыли Итальянец выкачивает от другого своего бизнеса. Он крупный перевозчик, и ему мало кто может составить конкуренцию.

– Я понял, рестораны его фетиш, а главный бизнес доставка товаров. Каким же образом он пересекся с твоей фирмой по изготовлению упаковки?

– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Ему нужна упаковка. Много упаковки.

– Зачем? – я недоуменно покачал головой.

– Чтобы сбывать свой товар за границу с помощью меня.

– Какой товар?

– Золото, – многозначительно ответил отец. – Я не знаю всей схемы. В настолько грязном бизнесе я не силен. Но из всего того, что он пытался мне втолковать, я уяснил лишь одно. Моя кристально чистая репутация, должна обеспечить надежность при переправке через границу его нелегального товара. Вот уже много месяцев Итальянец подбирается ко мне, а я сопротивляюсь. Один раз я пытался подключить свои связи, но это не особо помогло. Как только люди слышат фамилию Житняков, они тут же идут на попятную. С каждым разом я все крепче застреваю в выстроенных на каждом шагу ловушках. И я до ужаса устал бороться с ними.

– И что будешь делать?

– Не знаю сын, – Андрей обреченно покачал головой. – Если я откажусь, я и вся моя семья рискуем не дожить до завтрашнего дня. А если я соглашусь, то рискую ступить на тот путь, у которого не будет обратного направления.

– Не бывает безвыходных ситуаций. Нужно что-то придумать.

– Что тут придумаешь. Разве только обрушить свой бизнес. Но это не такой быстрый и легкий процесс. Он у меня обширен, и эта неповоротливая махина не так проста в управлении. Да и к тому же, не для того я положил на него целую жизнь, чтобы вот так просто распрощаться. Не знаю, что мне делать. Как откреститься от Житнякова, как спасти свое дело, как уберечь вас. Сейчас я не могу здраво размышлять над ситуацией, пока Наташа там. – Андрей легонько стукнул по пластиковой стене гипсом, и замолк.

Я не знал, что сказать отцу, ведь никогда не блистал даже маломальскими знаниями о его бизнесе, а до хитроумных схем и сложных запутанных ходов в делах крайне далеких от моего восприятия, я не понимал ничего. Единственное, что я мог предложить Андрею – обратиться за защитой в полицию, но как раз в этом я не колебался. Такая структура бессильна, если предметом разногласий двух противостоящих сторон является что-то чуть более весомое, чем пачка украденных сигарет.

Вероятно, отец и сам размышлял о разнообразных путях отступления, и не раз проигрывал в голове сценарий и возможный исход от принятого им решения. Наверняка понимал он и неизбежность негативных последствий, непременно возникших-бы при выборе любого направления из сложившейся ситуации. И как не крути, это бремя неизбежно ложилось на плечи Андрея, и никому не было под силу справиться с ним кроме него самого. В одном только не видел я никаких внутренних противоречий:

– Отец, верни Лёну его работу. Не впадай в крайности, пытаясь все и вся курировать. Ты, конечно, во многих вещах разбираешься, но признай, охрана совсем не твое, а иначе как назвать этого безмозглого идиота, что сторожит вход сюда. Прямо карикатурный персонаж из нелепых боевиков девяностых. Даже я смог ему навалять, чего уж говорить о серьезной угрозе. Пока не поздно поручи Лёну собрать нормальную команду. Ты не уволил его, и это очень хорошо, значит, ты еще не совсем разочаровался в людях, так позволь им помочь тебе. Пусть от меня толку мало, и все же и на мою помощь ты всегда можешь рассчитывать.

Я закончил свою не длинную тираду, на протяжении которой отец ни разу не перебил, а только смотрел внимательно. В этот момент я грешным делом подумал, что он слегка протрезвел, хотя выпил немало спиртного. И решил, что возможно все-таки сумел дать отцу адекватный и вполне реальный совет. Ведь, по сути, от меня действительно не было никакого проку, что я мог сделать в этой ситуации? Вступить в открытую борьбу с Житняковым? Победить Итальянца его же собственным оружием? Увы, на подобное дело у меня просто не хватило бы мозгов. Не смыслил я в этом, хоть убей. А вот это, выглядело уже куда более возможным развитием событий. Я всегда мог решиться на крайние, и серьезные меры, когда дела отцовские уже бы пересекли ту точку невозврата, после прохождения которой, иного движения выбрать было не дано. Но Итальянец вероятно человек крепкий и целеустремленный. Несомненно, грязный бизнес сделал из него стоика, не терзаемого совестью и прочими атрибутами этого понятия. Ему не знакомы такие метания, что жестоко треплют разум Андрея и толкают на столь неадекватные поступки, как полная смена охраны на крайне неполноценный состав. Уж у него-то с этим нет никаких проблем. Впрочем, с бойцами Житнякова тягаться мне совершенно не под силу. А даже если я и смогу добраться до тела Итальянца, не дрогнет ли тогда моя рука? Полагаю, дрогнет. И я честно не хотел лгать, прежде самому себе.

После моих слов Андрей еще некоторое время молчал, и все смотрел на меня так внимательно, не отрываясь, будто я сказал ему нечто невероятное. Вот только за рамки рационального и доступного я как раз не выходил.

– Ты изменился, – слегка охрипшим голосом проговорил отец.

– Ты тоже.

– Меня здорово потрепали обстоятельства, и все же я остался прежним. Я сделаю все, чтобы моя семья была в безопасности. Я выберу тот вариант, который окажется самым правильным для достижения этого. И, прежде, я буду иметь ввиду ваши жизни. Особенно сейчас, когда вижу, какие изменения коснулись тебя. Не знаю, что или кто вызвал в тебе ветер перемен, но я благодарен ему.

Отец похлопал меня по плечу, задержав на мгновение руку. Он будто не желал прерывать нашу связь с ним или просто боялся это делать, словно бы физически ощущая опасность от такого отстранения. Я накрыл своей ладонью руку Андрея. Мое действие всколыхнуло отца, но я нашел в его глазах не только одобрение, еще и глубокую благодарность.

Новая дорогая дверь в нашу небольшую комнату раскрылась почти бесшумно, однако тишина, в которой мы с отцом прибывали несколько минут, позволила бы услышать и малейшее дуновение свежего ветерка в душной с закрытыми окнами комнате, поэтому мы с ним в раз обернулись.

Филипп быстрым уверенным шагом прошел к стеклянному столику и резко остановился. Нам бы следовало встать при его появлении, встречая доктора с хорошими новостями, но по его лицу никогда невозможно было понять, в каком он пребывает настроении. Терзает его что-то тягостное и непомерно гнетущее или распирает невиданная радость. Что он собирался сообщить нам? Всем своим видом Филипп не выдал ни одного секрета. Оттого мы и остались сидеть с отцом словно бы прибитые к дивану, и совершенно не полагавшиеся на свои потяжелевшие в миг ноги.

– Наташа пока без сознания, но состояние стабильно и жизнь ее вне опасности. Кесарево сечение прошло удачно, малышка в порядке. На две недели раньше срока родилась, однако это ничуть на ней не отразилось.

Отец радостно подскочил, и, перегнувшись через весь стол, крепко обнял Филиппа. Я заметил на лице доктора сдержанную и очень искреннюю улыбку.

Глава 8. Сомнение

«Лерка, Лера, Валерия…» – Я произносил имя про себя, мысленно примеряя его к маленькому спящему комочку в желтой казенной шапочке под светло-бежевым ничуть не менее казенным одеяльцем. А стоял я в просторном светлом больничном коридоре, и смотрел через стекло на палату с несколькими миниатюрными кроватками, в которых покрикивали, возились или просто спали только-только родившиеся дети. Сейчас их там было пятнадцать, включая и мою, едва появившуюся на свет младшую сестру.

Долгое время мы находились с отцом здесь вместе, и Филиппу пришлось приложить немало усилий, чтобы увести его и заставить хоть немного поспать и принять настоящее лекарство, в корне отличавшееся от того, что он с таким упоением вливал в себя около часа назад. Я же остался перед огромной застекленной стеной, и смотрел в освещенную тусклым светом комнату. И вероятно задержался я здесь из-за того, что только в одиночестве мог в полной мере осознать свой новый статус старшего брата. Всегда я был единственным ребенком, а теперь появился еще один. Новый член семьи, переживающей не лучшие времена.

Мне нравилось имя. Я с удовольствием повторял его, подыскивая все новые варианты, но у меня никак не получалось привязать его к тому живому существу, что так умиротворенно и беззаботно посапывало в глубине палаты.

Чувствовал ли я ну хоть что-то, всматриваясь в милую и здоровую мордашку сестры? Нет. Может всему виной служило расстояние и стекло, разделявшее родную кровь, и многое бы поменяло свой тон, окажись я совсем рядом с ней? Возможно. С другой стороны, отцу совсем не мешало ни расстояние, ни преграда. Он так не радовался мне, когда я прибыл в больницу со своей спасительной миссией, как обрадовался маленькой Лерке, всего каких-то полчаса назад, ворвавшейся в устаканившийся, хотя весьма тревожный мир отца. И так надежно и крепко засевшей нем, что кажется после этой непродолжительной встречи с дочерью, которую Андрей увидел впервые, он уже не имел ни малейшего сомнения как поступить с Итальянцем. А ведь отец даже не брал Леру на руки, не целовал ее. Он полюбил дочь задолго до того, как увидел, и даже имя придумал, повинуясь какому-то внутреннему инстинкту.

Я задумался над всем этим, придя к довольно простому выводу. Природа чувств для каждого индивидуальна, но в основном все сводится к трем составляющим.

Мне виделось, что иногда любовь возникает не из какой-то эмоциональной подоплеки, рождается не из тесных и крепких контактов с людьми, она взращена собственным подсознанием, из придуманных нами самими идей и желаний. Вот почему очень часто, такие привязанности ощутимо по нам бьют, а в худшем случае разочаровывают до самого дна души. Мы рисуем идеальный образ, и всю жизнь пытаемся подогнать под эти рамки кого-то, и, если не выходит, безумно сокрушаемся. И ведь всему виной только мы, а не тот несчастный, который все никак не может понять, почему не способен понравится таким, какой он есть, и ему тоже становится очень больно. А по итогу оба несчастны.

Но с другой стороны можем же мы полюбить человека за те особенности личности, которыми он обладает, и которые так для нас важны? Несомненно, ведь иной раз именно то, что получается познать в ком-то и притягивает. Становится нашим культом, и уже меняет нас самих, но не специально, а совершенно произвольно, и такие перемены не претят, наоборот, в них чувствуется дополнительный источник силы.

Есть и третий вариант, когда любовь возникает поневоле, когда она просто есть, и на то нет никаких причин, и, пожалуй, этот вид чувств самый замысловатый, самый крепкий и надежный, потому что не поддается никакому объяснению, как, например, родительская любовь.

Я для отца всегда оставался не тем сыном, которого он хотел иметь. Не слушал его советов, не выстраивал жизнь по плану, не учился на «отлично» в школе и не поступил в престижный вуз. Все свое время я проводил за репетициями в группе, колол татуировки, и пропадал на шумных вечеринках с крепким алкоголем и жестокими потасовками. И все же, несмотря на это, как мне хотелось верить, отец любил и любит меня, хоть в его сыне не задержалось, а может даже никогда и не возникало ни одного из качеств, подходящих под его критерии. Вероятно, это работало и с Лерой.

Какой она станет, когда вырастет? Точной копией своего старшего брата, или полной его противоположностью? Слишком рано об этом судить. Сейчас же в ней просто не имеется ничего, что способно оттолкнуть или привлечь к себе еще больше. Лера просто ребенок. Здоровый розовощекий, совсем крохотный не сформировавшийся комок человеческой плоти, но ей уже дарована сильная мотивация, и выдан крупный аванс в виде отцовской любви. По той лишь причине, что это естественно.

– Хорошо, что девчонка на этот раз, хватит уже с нашей семьи пацанов, – реплика Медведя прозвучала как всегда неожиданно. Не сказать, что я испытал сильное потрясение или шок, ведь к третьему появлению своего родственника начал уже привыкать к подобным визитам, но столь шальная и внезапная манера возникать среди живых здорово выбивала из реальности.

Медведь стоял рядом со мной. И, не обращая никакого внимания на пойманного врасплох племянника, с умилением разглядывал комнату с новорожденными.

– Что ты здесь делаешь? – спокойно спросил я.

Я никогда не видел дядьку таким по-детски довольным.

– То же, что и ты. Как ни как новый член семьи. А?! – задорно произнес он, выказывая свою потрепанную, без одного зуба улыбку.

Я промолчал. Вот только скепсис, сковавший все мое нутро, не сумел укрыться от мертвеца.

– Перестань уже на меня пялиться, как на двуглавую бородатую женщину, – серьезно заявил Медведь.

Он находился так близко, что я ощущал его настоящее человеческое дыхание. Но ведь при всем безумии своей жизни, я вполне сохранял адекватность разума, и понимал, что воскрешений в мире не бывает. А вот сны наяву как я слышал, вполне себе распространенная вещь. Чего только люди не вытворяют, едва очнувшись от наркоза, например. Или приняв ЛСД, даже перебрав с горячительным, можно поймать довольно реалистичные галлюцинации. Но ни наркоз, ни алкоголь, ни тем более наркотик не способны вызвать к жизни столь правдоподобный образ давно умершего человека.

Медведь смерил меня долгим изучающим взглядом, а затем отвернулся и принялся вновь рассматривать свою маленькую племянницу.

– Эта куртка… – моя рука невольно потянулась к предплечью дядьки, но резко застыла в воздухе, так и не довершив свой спонтанный маневр. – Она висит у меня дома в шкафу.

– Уже нет, – ответил мужчина. – И вообще, это моя квартира и моя куртка. И у меня на нее все права.

– Значит это та самая куртка. Куртка, которую я изучил до мелочей, – я обошел Медведя сзади, но от него не последовало никакой реакции, он так же смирно стоял у огромного окна, ведшего в мир крошечных младенцев.

– Вот здесь, на спине, почти у самого воротника у нее три тонких коротких полоски, неглубокий след, будто от чьей-то когтистой лапы, – я рассек пальцем воздух, указывая на три маленькие царапины на кожаном полотне куртки. – Здесь надорванный погон, – внимательно пригляделся я к правому плечу дядьки. – А еще оно сильно вышоркалось из-за того, что ты постоянно носил на этом плече чехол от гитары. Неужели ты и вправду реален? – Я поднял глаза к лицу Медведя, и неожиданно наткнулся на его суровый взгляд.

Он сгреб меня за шею и резко притянул к себе, в точности также как делал это, когда я был еще совсем мальчишкой. И меня вдруг резко обожгло внезапное объятие. Я будто снова оказался в детстве, парализованный крепкой хваткой дядьки.

– Если еще раз спросишь меня об этом, я тебе тресну, – я и не сомневался, что Медведь способен воплотить свою угрозу в жизнь. Однако совсем не поэтому я отказался от мысли вновь докапываться до истины. Ведь в мгновение ока, провалившись в прошлое, испытал такое неподдельное чувство, что уже не имело никакого значения, чем оно порождено.

Я ощутил то, что давно забыл. До боли знакомый запах кожи и табака и чего-то еще, очень сладкого – сахара. Там где Медведь репетировал, поблизости делали сахарную вату и леденцы. И куртка будто бы сейчас источала этот запах.

Тогда я поглощал сахарную вату тоннами, хотя и не сильно при этом походил на милого и прилежного мальчугана. В ту пору я был совсем другого поля ягодой. Отвязным несносным мальчишкой в рваных джинсах и растянутом свитере как у Курта Кобейна. Ведь во всем моя неуемная десятилетняя натура стремилась подражать покончившему с собой кумиру. Но при этом маленький наивный ребенок так и норовил иногда выпрыгнуть наружу из глубины подсознания. И он еще часто проскальзывал сквозь нарочито серьезный и деловитый образ будущей рок-звезды, чтобы дотянуться до большого и приторно сладкого комка сахарной ваты.

– Больше не буду, – я с трудом высвободился из-под удушающего захвата дядьки и пристально посмотрел на него. – Помнишь, ты покупал мне сахарную вату после репетиций? – Вдруг внезапно спросил я.

– Большую белую, потому что розовая только для девчонок, – не раздумывая, ответил Медведь. Как будто произнес секретный пароль, ведомый, только нам двоим. И так просто и так легко у него вышло, словно он и не забывал никогда этого, словно для него это было вчера. А может так и есть, и у Медведя всего-то и осталось далекое прошлое, а для меня за последние десять лет прошла целая жизнь, вот только стоящими воспоминаниями я так и не обзавелся.

– А о чем-нибудь другом не желаешь спросить? Кроме того, как я оказался здесь. Ты ведь говорил, что тебе не хватало меня.

– Не хочется обрести надежду и снова все потерять. Сейчас ты тут, да, но где гарантия, что это не последний раз, когда вижу тебя?

– Думаю, что не последний. Сдается мне, я надолго застрял между мирами. И во многом причина в тебе.

– Я уже это слышал. Но ты не сон, не видение и даже не фантазия, вызванная моим воспаленным сознанием. Ты что-то другое. Но это не важно, теперь не важно.

– Ну, наконец-то, – облегченно вздохнул Медведь. – А то я начал думать, ты заговариваешь мне зубы, не желая обращаться к тому, что тебя так гложет.

– Гложет? С чего ты взял?

– Да, вижу по тебе. По твоей суетливости и тревоге в глазах.

– А я думал, ты все обо мне знаешь, – с вызовом заявил я, но потом смягчился. – У отца большие проблемы. И это грозит всей нашей семье.

– Я тебя умоляю, – вдруг неожиданно громко рассмеялся Медведь. – Когда их у него не было? Или ты думаешь, бизнес твоего отца чист и непорочен. Да не бывает честных бизнесменов. Там, где крутятся большие деньги, правда не в чести. А там, где ложь, всегда царит опасность. Кому как не Андрею это знать? Я ненавидел его за такое лицемерие, ведь почти каждый день, он пытался «вразумить» меня. – Дядька прислонился к стене спиной. Теперь с его лица пропала даже тень улыбки, он стал абсолютно мрачен и серьезен. – Мы с детства росли с ним совершенно разными. И только мне всегда в пример ставили старшего брата, как хорошо воспитанного дальновидного мальчика, а он гордился этим неимоверно. Он был идеалом, воплощением родительской мечты. А я лишь делал то, что хотел. Когда мы стали уже подростками, к влиянию наших родителей подключился и Андрей. Его натиск оказался даже сильнее, чем их. Я сбегал из дома не раз, но вечно прятаться не получалось, и я всегда возвращался назад. Повзрослев, подумал, что, наконец, обретаю свободу. Не тут-то было. Андрей и тогда не оставил попыток исправить меня. Единственным способом уйти от этого стал героин.

– А просто уехать в другой город не пробовал? – с обидой спросил я.

– Пробовал, – разочарованно ответил Медведь. – Но своего племянника не хотелось бросать на растерзание Андрею. Уже тогда я заметил в нас двоих нечто родственное, не в кровном смысле, а в духовном. Я надеялся, что тебе хватит сил не поддаться влиянию отца, но все же оставлять с ним наедине не хотелось.

– Значит, мы оба виноваты в собственной судьбе. Ведь ты все-таки ушел, оставив племянника, а я не дал тебе сделать этого раньше. Ты умер из-за меня, ведь я привязал тебя к брату так сильно, что грозный Медведь с этим не совладал.

– Мы все воздействуем друг на друга. Хотим того или нет, – Медведь оттолкнулся от стены рукой, и выпрямился. – Кажется, я с влиянием переборщил. Ты так похож на меня, что это пугает. Ты верен своему делу, даже не смотря на небольшой перерыв, и я безмерно рад, конечно, но лезть на рожон не стоит. Расставшись с жизнью, ты не добьешься ничего. Прояви чуть больше терпимости ко всему происходящему и не придется больше ни в чем сомневаться. Я законченный наркоман и кутила, не создавший в музыке ничего стоящего. Обо мне не вспомнит никто. И я не желаю, тебе той же судьбы.

Дядька так крепко сжал мое плечо, что засаднило в мышцах. Однако я не шелохнулся.

– Мы оба с твоим отцом лжецы и эгоисты. И я не боюсь себе в этом признаться, тебе признаться. Ведь если какая-то сила заставила меня восстать, то неспроста. Пусть не скажу ничего толкового и праведного, но теперь я могу и должен быть честным с тобой как никогда. Уверен, ты понимаешь, о чем я. Ведь стараешься бежать от этого всеми силами. Ты бежишь от своего отца с его нравоучениями и правильными благочестивыми намерениями в отношении твоей «неправильной» жизни. И ты бежишь от образа своего дядьки, который за эти долгие годы стал таким далеким и идеальным. Вот почему, тебе страшно и трудно поверить в мое присутствие. Не потому, что я призрак, а потому, что я здесь с тобой. И я более не воспоминание, в которое можешь вложить оттенок своих собственных пожеланий, а значит я способен повлиять на тебя не так, как сам того хочешь. И в этом же причина, по которой сомневаешься в предложении Алика. Ты боишься измениться, поддаться кому-то. А я вот, что тебе скажу. Все это напрасный страх.

Будто огнем обожгли слова Медведя. Я попытался вырваться из капкана мощных пальцев дядьки, но он очень крепко сжимал мое плечо.

– Ты слишком долго отстранялся от всех, держал дистанцию с другими людьми, боясь зародить в душе хоть каплю добрых эмоций. Пора прекратить это. Я не устоял под гнетом Андрея. Но ты не я. Ты смог не попасть под его влияние. Ты сильнее, чем думаешь, а значит, у других нет над тобой власти.

Я внимательно слушал Медведя, смотря ему прямо в глаза, и видел в них пляшущие искры назидания и силы. Как не пытался, я не мог припомнить, видел ли когда-нибудь подобное в облике дядьки раньше. Скорее всего, такого в нем не было никогда, и в этом Медведь не походил на отца, пытавшегося вести меня за руку. Он просто следовал всегда рядом, а я двигался вместе с ним. Мне приходилась по нраву такая дорога и мой попутчик, и по большей части потому, что было самостоятельным выбором. Но сейчас меня вновь пытались в чем-то убедить, и подобное совсем не радовало.

Я напрягся, и в этот раз со значительной силой рванул из мертвецкой хватки Медведя. Дядька резко перестал говорить, и в удивлении замер. Видимо он сразу осознал свою ошибку, и решил резко прекратить тот напор, которым чуть не сбил с толку, постепенно превращаясь в настолько не любимую братскую копию. Он мягко улыбнулся мне. И почему-то от этой улыбки по спине пробежали мурашки.

– Прости. Я ни в коем случае не хотел на тебя давить, и уж тем более заставлять что-то делать. Будь у меня больше времени, я бы мог все вкрадчиво и толково объяснить. Я, конечно, надеюсь, что это не последняя наша встреча, но и не берусь утверждать обратного. А потому мой долг донести до тебя то, что я должен был сказать еще десять лет назад. Я ни о чем не жалею в своем прошлом, и лишь одна вещь действительно не дает мне покоя, – Медведь нахмурился и медленно вздохнул. – Я не взглянул на мир по-другому. Не рассмотрел его иную сторону. За вечным противостоянием брату я не замечал, во имя чего противостою. Я брал от жизни даже слишком многое, а главного так и не вкусил. Моя жесткая оппозиция застила глаза, и не давала ощутить то, что наркотики с таким упоением пытались мне заменить. Я не понял эту жизнь, и не хочу, чтобы ты пропустил нечто важное в своей. И если не веришь мне, то поверь хотя бы ей.

Медведь широко улыбнулся, вновь сверкая просветом, в том месте, где должен был быть правый резец.

– Серьезно, давай же, – дядька сцапал меня за запястье. Я не оттолкнул его руки и даже не попытался высвободиться, хотя и не представлял, что затеял Медведь. – У нее есть шанс не повторить ни той дури, что творил я, ни той ерунды, которой пичкал нас всех Андрей. Как и у тебя.

Я не понял, как это произошло. Только что мы с Медведем стояли в хорошо освещенном белом коридоре, и перед нами преградой зияло плотное стекло чуть ли не во всю стену, отделявшее детей от всякого, решившего поглазеть на них. И вот этого стекла уже нет. Вернее, оно не пропало совсем, растворившись подобно легкому миражу в пространстве. Оно осталось на месте, вот только совсем по другую сторону от нас. Мы же с дядькой погрузились в полумрак чистого просторного зала, наполненного запахом столь непривычным для моего носа, что я оторопел. Я с легкостью распознал в нем типичные для больницы примеси, но также абсолютно ярко ощутил незнакомый мне доселе аромат. Ну конечно, откуда же мне было знать, как пахнут младенцы.

– Смелее, они не кусаются, – дядька дернул меня за рукав и, ухватив под локоть, потащил между пластиковых колыбелек, прямиком к нашей Лерке. А я ведомый своим родственником, покорно шагал за ним, успевая рассматривать по дороге маленьких кряхтящих малышей, изумляясь при этом от всего, что со мной происходит.

Лера спокойно лежала в своей кроватке, и даже не подозревала о том, как бессовестно пялятся на нее два родных, но совершенно еще не знакомых ей человека. На мгновение мне показалось, что я склонился над очень правдоподобной и реалистичной куклой. Ведь сестра спала в абсолютно неподвижном положении. Но не только мерно вздымающаяся крохотная грудная клетка выдавали в ее застывшей позе жизнь. Здоровый мягкий румянец, и едва заметно подрагивающие веки с пышными черными ресницами делали маленький комочек, просто неистовым эпицентром невероятной энергии, которая меня захлестнула, и я невольно поймал себя на мысли, что непременно хочу увидеть какого цвета ее глаза.

О присутствии дядьки я как-то позабыл, вот только он совсем не забыл обо мне, лихо дав о себе знать. Медведь перехватил мою ладонь и бесцеремонно приставил ее к Лерке. Мы с ней одновременно вздрогнули, стоило моим напряженным и холодным пальцам коснуться теплого и до безумия маленького тельца сестры. Я почувствовал, как по руке вверх, по предплечью взбираются стаи мурашек. Лерка проснулась, закряхтела, каким-то совершенно непроизвольным жестом подняла кулачки к своим щекам, и я уже было подумал, что спокойствие и тишина комнаты разорвется пронзительным детским криком, но этого не произошло.

В смятении я застыл, так и не отняв руки от сестры. Однако мое тело более не сковывал легкий страх перед непонятными эмоциями. Они все еще кипели глубоко внутри, но, уже не доставляя дискомфорта. На удивление я распознал в себе любопытство и интерес. Вполне знакомые мне и часто возникающие чувства. И это приятно успокоило. Особенно когда, миниатюрное создание чуть больше моей ладони на мгновение напряглось, выгнувшись почти дугой и резко обмякло, а маленькие пальцы крепко обхватили мои, будто электрическим разрядом поразив в самое сердце. Кажется, я издал при этом странный стон или вздох, ведь где-то над моим правым ухом раздался приглушенный, но довольно грубый смех Медведя.

– И вот она уже не кажется такой чужой и непонятной. Быть может Лера станет тебе куда ближе всех нас вместе взятых, твоих странных родственников. И думаю, уже сейчас ты это понимаешь.

Я обернулся на голос Медведя и сурово и даже отчасти осуждающе на него посмотрел. Будто он заставил меня совершить нечто безумное или постыдное. А на деле всего-то подтолкнул к сестре, и я был первым из своей семьи, кто познакомился с ней, вот так, вживую. Однако ощущение сложилось у меня странное и колкое, словно я стоял голым на центральной площади, сплошь наводненной народом, но нагим сейчас оказывалось лишь мое нутро.

– Ты должен хотя бы попытаться уберечь ее, – совершенно серьезно произнес Медведь, проведя рукой по прозрачному бортику кроватки. – Но для начала сам научись жить, а не прозябать, как бесцельно слоняющийся по берегу краб.

Дядька всегда был меток в своих выражениях и остер на слово. Но если раньше его метафоры оказывались куда более простыми и менее приличными, то теперь, хоть в них и не было столько же непристойности, как и прежде, изысканности форм, они так и не обрели.

Я не стал спорить с Медведем, не пытаясь ему даже возразить. Не оттого, что мне не хотелось узнать, что он имеет ввиду. Хотелось и еще как хотелось. Просто сейчас все вопросы могли подождать. Ведь тепло маленькой Лерки я до сих пор чувствовал ладонью, а ее легкое и размеренное дыхание жарким следом прокатывалось по моей коже. Я смотрел на сестру с уже совершенно не скрываемой радостью, и мне было все равно насколько сильно это забавляет Медведя.

Мне не хотелось этого делать, однако я осторожно попытался отнять ладонь от своей сестры, чтобы высвободиться. Ведь крохотные пальчики все еще надежно удерживали мои, и пришлось приложить немалое усилие, чтобы осторожно выскользнуть из цепких ручек.

В ответ Лерка завозилась, нахмурила свои маленькие узенькие брови и распахнула синие глаза. Они вонзили в меня мутноватый совсем еще неосознанный взгляд, и я обомлел. Мне совершенно не виделось никакого сходства маленького ребенка с кем-то из родителей, но синева радужки малышки отодвинула на задний план всякие сомнения. Знал ли Медведь о том, что мы с сестрой глазами выдались в маму? Наверняка знал. И именно поэтому затеял все это. Я не представлял, как у дядьки такое получилось, но был безумно благодарен ему.

Глава 9. Заточка

Вид у меня был крайне взмыленный и растрепанный. Мокрые волосы падали на лицо. Разгоряченная кожа пылала огнем, а руки едва перестали трястись от гитары после удачно сыгранного концерта на небольшой сцене преображенного модного клуба, по собственному согласию числившегося, с некоторых пор, и за мной. И надо признаться вложил в него я не мало, хоть это были и не деньги.

Мы с Аликом сидели за небольшим столиком, столешницей для которого служила мелкая металлическая сетка, вместо старого черного стекла, которое имели все столы в этом заведении прежде. Однако оно оказалось не единственным преобразованием, которому подвергся клуб. Здесь почти все изменилось так, что узнать в этом месте прежнюю эклектику и разруху можно было лишь с трудом.

Вместо разноцветных витражных стекол, в окнах красовались черные металлические решетки. Стены приобрели насыщенный багровый оттенок, с легким переливом серебра. Витиеватые коридоры и множественные перегородки, оказались безжалостно снесенными. Пространство увеличилось, но некоторая его причудливость форм все же осталась, ведь неровность стен, обусловленная наличием различных углублений, давала залу простор, с приятной возможностью уединения в одной из таких ниш.

На столике стояла бутылка шампанского и два до половины заполненных бокала. Сегодня мы с Аликом отмечали первый вечер работы клуба, который оказался вполне удачным, судя по количеству и довольству народа.

– Лучше бы выпить пива, – сморщился я, допив игристое.

– Еще успеется. Сегодня важный день, он достоин большего, – Алик поднес свой бокал к губам и сделал маленький глоток изысканного напитка.

В отличие от меня, Алик как всегда выглядел безупречно. На нем красовался темно синий пиджак с черными атласными лацканами и в тон к пиджаку темно синяя рубашка в тонкую вертикальную полоску черного цвета. Короткие черные волосы мужчина предпочитал убирать назад, и в этот раз он не изменил своей привычке, тщательно уложив их с помощью геля. И, как не странно, во всем этом антураже заведения он чувствовал себя комфортно, не смотря даже на то, что со всем своим стилем абсолютно не вписывался в окружающую атмосферу.

– Не думал, что из этой задумки действительно что-то получится, – я устало откинулся на спинку стула, при этом нечаянно задев тонкий фужер, стоявший у самого края. Он опасно покачнулся, закрутился и почти наверняка свалился бы со стола, если бы его вовремя не подхватил Алик.

– У меня всегда все получается, – совершенно невозмутимо произнес он, возвращая на место бокал. – А если все же не получается, то делаю еще раз, пока не добьюсь успеха.

– То есть, если бы я не согласился на эту авантюру с клубом, ты бы меня убил? – интерес на реакцию Алика, с подвиг меня придвинуться к нему поближе.

– Не стоит воспринимать все так буквально, – мужчина мягко улыбнулся, не выдав ни малейшего намека на искренность своих слов. Оставалось только гадать – лгал он, или говорил чистую правду.

– Все же, чтобы ты стал делать, если бы получил мой отказ? – слегка, и лишь слегка раззадоренный бокалом шампанского, я начинал углубляться в опасные густые дебри, и это безумие было уже не остановить. Ведь при всей своей напыщенности и несокрушимости образа, Алик никогда не представлял для меня угрозы. И я не боялся разговаривать с ним откровенно, без излишних сантиментов. Он же в свою очередь всегда держался со мной нейтрально и спокойно, не выказывая истинности своих намерений или мыслей. Но таким я видел его постоянно, кроме одного единственного раза, когда он пытался затеять со мной общее дело, в виде рок-клуба. Тогда, кажется, Алик примерил на себя нелепый образ «своего парня», облачившись в простую до безобразия одежду. Он нервничал, разговаривая со мной, хотя изо всех сил старался прикрыть это за неловкой попыткой убедить в обратном. Но, видимо, когда рыбка клюнула на крючок, и меня не требовалось больше ни в чем убеждать, уверенность вернулась к Алику, и сколько бы раз я не старался пробиться сквозь вновь возведенную стену, я так и не смог. Впрочем, мне доставляло удовольствие пытаться.

– Я бы попробовал еще раз тебя убедить. А после этого еще раз и еще.

– Ну, а если бы я все-таки не поддержал твою затею?

– Ты бы не отказался.

– Откуда столько уверенности в этом?

– Потому что тебе это было нужно, – с непоколебимой уверенностью ответил Алик, а затем смутился и поспешно добавил: – И мне это тоже было нужно.

Мужчина крепко, но несуразно сжал бокал. Я заметил в суетливом жесте ту неловкость, что так давно пытался извлечь из него на свет. Но ощутив ее, понял, что не хочу больше лезть к нему в душу. Мне было достаточно оставить все как есть. Во всяком случае, большего сейчас не требовалось. Возможность заниматься музыкой заменяла все прочее. Оттого, даже толком не интересовало, что так стремится обрести в моем лице Алик, ведь, во-первых, с меня нечего взять, а во-вторых, плата за это вполне достойная. К тому же, я и впрямь не боялся Алика, и говорил все напрямую. Но в этот раз, мне отчего-то резко перехотелось его дразнить, и я решил смягчить удар, согласившись с его словами.