Поворот в сторону перекрестка - читать онлайн

Глава 1. Пробуждение

Даже сквозь закрытые веки я чувствовал назойливый свет неоновых ламп едва уловимо потрескивающих и источаемых слабое тепло. Ощущение было сродни тому, когда приходишь утром в себя в постели после бурной бессонной ночи кутежа с друзьями и ящиком дешевого алкоголя, иной раз оказывающегося единственной платой за отыгранный концерт в совершенно непредназначенном для этого месте, и пытаешься понять, где ты. Однако в этот раз все было совсем по-другому, и истинную причину своего разбитого состояния мне только предстояло узнать.

Вобрав с шумом в легкие воздух, я резко распахнул глаза, словно выныривая из ледяной воды, принявшей тело в свои холодные объятия. Ничего из увиденного мной не казалось знакомым, но очевидно давало понять, где я нахожусь. Небольшая больничная палата со светлыми стенами, мониторами возле моей кровати с высокими железными бортиками и чистой хрустящей постелью навечно пропитанной лекарствами, недвусмысленно намекали, что мое положение не столь уж безрадостно, как могло бы быть даже после самой отвязной ночи веселья.

Я попытался встать, но острая боль, пронзившая левый бок, заставила отказаться от этой затеи, и я тихо вернулся в то же положение, в котором и пребывал. Пока пульсирующий нервный поток проносился меж ребер, ослабевая свою силу, я ни о чем не способен был размышлять, но стоило ноющей боли утихнуть, как в голове тут же зашевелились сбивчивые и несвязные мысли. Правда воспоминания о случившемся напрочь растворились в сознании не оставляя даже клочка, даже крошечной нити, чтобы хоть с чего-то начать пробуждать свой разум.

Вчерашний день представлялся туманным. Я помнил, как играл со своей группой долгие часы напролет, как закончилась репетиция, и все разбрелись по своим делам. И я тоже собрался куда-то пойти, но стоило только попытаться вспомнить то место, в которое планировал отправиться, в голове тут же возникала непроглядная темнота, и она едва ли не сильнее причиняла страдания своим властным забвением, чем неприятная пульсирующая боль в грудной клетке.

Отогнув край тонкой простыни, закрывавшей тело до плеч, я увидел обширный синяк, темной плотной лужицей охватывающей огромное пространство на торсе. Начинавшийся у солнечного сплетения, он ширился по всей левой стороне грудины, плавно огибая ее и исчезая где-то в районе поясницы практически сходя на нет. «Как же меня угораздило?» – промелькнуло в голове, и я впал в еще большее недоумение от увиденных увечий нанесенных мне чем-то или кем-то.

Вообще-то синяки, ушибы и ссадины для меня не являлись чем-то редким и непривычным. Не будучи человеком робкого десятка, мне не раз доводилось угождать в различные перепалки, в которых драки оказывались частым делом для музыканта порой не желающего мириться с различного рода вещами. Сейчас же усугубляло положение – полное отсутствие воспоминаний о произошедшем накануне событии, повергшем в столь болезненное состояние. И именно это доставляло наибольшее мучение из всего.

Тишина до этого напирающая на меня нарушилась отдаленными голосами о чем-то громко переговаривающимися между собой в больничном коридоре. Дверь резко распахнулась, и в комнату вошел высокий темноволосый человек лет сорока трех в белоснежном халате, идеально сидящем на его стройном теле. У размытого силуэта оживленной фигуры бодро ворвавшейся в палату стали вдруг угадываться знакомые черты, и образ появившегося человека неожиданно сильно обрадовал. Хоть что-то еще оставалось в моей власти, хоть кого-то я способен был узнать, и, значит, не все потеряно для ослабленного и уязвленного разума.

– Рад видеть, что ты пришел в себя, – приветливо улыбнулся Филипп, давний отцовский друг и врач нашей семьи.

– А я рад видеть знакомое лицо, – прижимая ладонь к своим ребрам, я приложил неимоверное усилие, но, наконец, смог переместиться в сидячее положение, облокотившись на широкую подушку.

– Не так быстро, – доктор взялся за плечо своего неугомонного пациента, предотвращая дальнейшие активные действия, способные только сильнее растревожить рану.

– Ерунда. Со мной бывало и похуже. Вот только… – я замялся, нацеливая на доктора испытующий взгляд. – Я ничего не помню.

Филипп сочувственно посмотрел на меня:

– Видимо у тебя просто шок после травмы. Защищаясь, мозг стер негативные воспоминания о произошедшем. Не исключено, что они к тебе еще вернуться, хотя может, и нет.

– Ты знаешь что случилось?

– Тебя сбила машина. Благо все обошлось только ушибами и легким сотрясением. Кажется, кому-то повезло родиться в рубашке, – доктор улыбнулся, а затем перекинул свое внимание на стоящие рядом с постелью мониторы, начав записывать что-то в тонкую карту на небольшом черном планшете в своих руках.

Я сидел в растерянном и разбитом состоянии на кровати пытаясь припомнить хоть что-то. Отблески и обрывки звуков и отрывочных видений мелькали в голове с такой быстротой, что зацепиться даже за одно из них выходило с трудом. Сдвинув напряженно брови, я вновь попытался заглянуть в прошлое, но безуспешная попытка только сильнее ввергла в неодолимое и непролазное оцепенение. Я, было, еще хотел о чем-то спросить Филиппа, но в последний момент передумал, осознавая, что какая-либо новая информация только усугубит мое состояние, скомпрометировав и предав забвению собственную память, которую не имел права баловать чужими ответами, оставляя за ней право, отыскать свои.

Тихие шаги по кафельному полу ворвались в хаос, творящийся в моей голове столь же неожиданно, как и появление врача всего несколько минут назад. Я повернулся в сторону двери, оставленную Филиппом чуть приоткрытой, и увидел в ореоле дверного проема медленно идущего ко мне отца. «Что ж, меня ждет очередная выволочка» – подумал я. Однако его лицо выглядело на удивление спокойным. Я тяжело вздохнул, но заметил это только доктор, проследивший за взглядом своего пациента:

– Нет, нет Андрей, только не сейчас, – Филипп преградил путь другу, не давая добраться до кровати собственного сына. – Он только пришел в себя.

– Спокойно Филипп, я не собираюсь его казнить. Просто поговорю, – настойчивый взгляд уверенного в себе мужчины сумел преодолеть оборону врача и убедил того сдаться, хоть и не без выдвинутых встречных условий.

– У тебя десять минут, – Филипп быстро взглянул на меня, добродушно и оптимистично кивнув. – Я буду в коридоре. – Сказал друг семьи, и скоро исчез за белой больничной дверью.

– Ну, здравствуй, сын, – каким-то уж слишком неопределенным тоном произнес отец, подойдя ближе к кровати. Я промолчал, недоверчиво воззрившись на непроницаемое лицо отца. Ему было сорок пять, но выглядел он весьма молодо и подтянуто. Однако легкая проседь уже появилась в волосах, придавая особый лоск его внешнему безупречному виду успешного бизнесмена.

Я ничего не ответил, только молча продолжил сидеть на своей постели, но отец, по-видимому, и не ждал приветствия в свой адрес, а потому сразу продолжил:

– Я надеялся, что не придется так скоро затевать вновь этот разговор. Что на этот раз произошло с тобой? Опять был смертельно пьян? – отец оперся о металлический бортик кровати, сверля своим властным взглядом.

– Неправда, – только и вырвалось у меня, застывшего с гримасой на лице полной негодования и растерянности.

– Что ж, где это произошло? – Андрей отступил на шаг, и скрестил на груди свои руки.

Невольно я вновь попытался заглянуть во вчерашний день, и эта напряженная работа мысли не укрылась от отца, разочарованно вздохнувшего над притихшим телом своего двадцатилетнего сына, безуспешно старавшегося припомнить свои похождения.

– Я так и знал, – равнодушно подметил Андрей. – Жизнь тебя ничему не учит. Сейчас ты остался цел только по счастливой случайности, но в другой раз тебе может просто не повезти. О чем ты думаешь, скажи мне? Что ты видишь в своем будущем? Или ты не способен его представить, ведь даже не можешь вспомнить, что было с тобой несколько часов назад?

– Это уже клеймо – то, каким ты видишь меня? – зло отозвался я на вопросы отца. – Никак не можешь успокоиться, что эта часть твоей жизни не удалась. У меня есть своя жизнь, и я не хочу, чтобы ты в нее вмешивался.

– Вот как ты заговорил. Значит, больше не ценишь то бесконечное количество раз, которое я вытаскивал тебя из сомнительных компаний, сколько раз спасал твою шкуру от закона, а иной раз и от самой смерти? – бесстрастность в поведении Андрея, сменилась бурной импульсивностью, и в этот миг я узнал в суровом посыле властного мужчины своего настоящего отца.

– Я не просил тебя, никогда, – я отвернулся от Андрея. – Ты сам решил исправлять то, что тебя давно не касается.

– Ты мой сын, а я твой отец. Все, что происходит с тобой, меня касается, вот только это не может происходить до бесконечности. Твое саморазрушение когда-нибудь достигнет пика, и тогда даже я, не смогу ничем помочь.

– И не надо, – бросил я раздраженно.

– Кирилл, – многозначительно произнес Андрей. Я медленно повернулся. – Мне не все равно, что с тобой творится.

– Проблема в том, что ты никогда не слышишь меня.

– Дело не в тебе или твоей музыке. Как ты не можешь понять, мне уже и не важно, кем ты являешься. Я лишь хочу, чтобы ты имел нормальную жизнь, с ее пониманием и целью. Вот скажи, каким будет твой завтрашний день?

– Я устал от этих разговоров, отец. Просто дай мне, в конце концов, спокойно жить, и перестань уже исправлять чужие ошибки. Это только мои ошибки, мои, и я сам позабочусь об их исправлении.

– Что ж, сделай так, чтобы мы больше не возвращались к этой теме, – Андрей развел руками. – Если ты не желаешь стать хоть немного благоразумнее ради меня, сделай это хотя бы ради своей матери. Она ведь переживает не меньше моего.

– Ты боишься, что я когда-нибудь разрушу твою идеальную репутацию, – я исподлобья посмотрел на своего отца. – Что когда-нибудь выверенная до мелочей жизнь даст трещину, и именно я с наибольшей долей вероятности, по твоему мнению, нанесу удар по ней. Все твердишь, что я должен понять тебя, а сам даже никогда не пытался этого сделать в отношении меня. С чего я обязан проявлять большую инициативу? Я не хочу существовать с оглядкой на такого отца, вынужденный терпеть постоянный гнет и давление. Отпусти, в конце-то концов. Уже пора, знаешь ли. Не говори, что тебя по-настоящему заботят мои цели. Ведь волнует лишь одно – самое главное разочарование в жизни, а вернее его подавление – Я.

– Ты совершенно не прав сын. Ох, как ты не прав, – возможно, мне всего лишь показалось, но на лице отца отразилась мука.

Я запоздало подумал о резкости слов сказанных мной, но вернуть их не мог, как и не мог не сказать всего того, что давно назрело внутри. Уставший от беспрестанного контроля, и чрезмерной отцовской опеки, я выдал короткое излияние своего уязвленного свободолюбия, о котором жалел и не жалел одновременно. А отец крайне выдержанный и стойкий к любым воздействиям, по-видимому, не слишком-то хорошо оказался подготовлен к подобным откровениям сына.

– Жаль, что ты не можешь принять меня, какой я есть, но я не собираюсь становиться тем, кем желаешь видеть меня ты.

– Ты так разочаровываешь с каждым днем, и все же я не отступаюсь от своего сына. Я надеюсь, что однажды мы найдем общий язык, и ты, наконец, поймешь, чего добиваюсь. Не сногсшибательных целей и их покорения, хочу, чтобы ты начал задумываться о будущем. Хватит и этого для начала. Я в который раз вытащу тебя из передряги, и помогу, даже если об этом никогда не попросишь, мне не сложно, ведь сделаю это для тебя не себя, но и ты пообещай просто подумать.

Я устало опустил глаза. Все чего хотелось сейчас это остаться наедине с собой и своими заплутавшими мыслями. Не говорить вслух ничего, а начать вновь выискивать в глубине своего подсознания осколки и мельчайшие намеки о том, что случилось со мной.

Андрей выпрямился. Он вновь возобладал собой, пресекая новые попытки достучаться до сына. Слишком много раз он пробовал направить мою жизнь в нужное русло. Однако в каждый наш разговор мужчина терпел крах, постоянно натыкаясь на волну сопротивления, идущую от собственного сына, отгородившегося от любых возможностей согласиться хоть в чем-то со своим отцом. И оттого все общение сводилось к банальному выяснению отношений, в котором никогда не имелось победителя, и в котором всегда ощущалось чувство вины от каждого из участников.

Будучи состоявшимся и весьма практичным человеком, перфекционистом с большой буквы, Андрей оказался не способен терпеть не реализованных до конца амбиций, планов, идей. В какой-то степени я коснулся истины, говоря, своему отцу, что тот слишком разочарован мной, как частью собственной жизни. И в определенном смысле я был прав. Но в действиях и словах мужчины проскальзывало слишком много эмоций, и далеко не от переизбытка накатывающего иногда гнева и бессилия перед одним лишь упрямым мальчишкой, а от действительного проявления им сопричастности и беспокойства за своего ребенка. И Андрей совсем не виноват, что выразить свою скупую на откровенность, однако весьма глубокую любовь он мог только таким не тривиальным способом. Ведь как не крути самая неподатливая и шаткая сторона его жизни, оборачивается для него же и самым главным в эмоциональном смысле достижением.

Воцарившаяся грубая тишина в палате недолго властвовала над двумя людьми, замершими в неопределенности друг перед другом. В комнату, напичканную медицинским оборудованием, ворвался доктор, который и так дал отцу с сыном больше времени, чем заявлял перед уходом:

– Ну, все Андрей, на сегодня достаточно разговоров. Кириллу нужно отдохнуть. Можешь навестить его завтра.

– Кажется, это наш последний с ним разговор, – разочарованно произнес мужчина.

Я коротко посмотрел на отца, ощущая, как злость, способная прорваться в любую минуту, подступила к горлу. Однако я промолчал, сдержав свою ярость, и обуздав желание еще раз высказать все отцу. Подобные выпады требовали слишком много сил, а их у меня почти не осталось – ни душевных, ни физических.

Андрей вышел из палаты, даже не повернувшись в мою сторону и не попрощавшись. Вот только мне было все равно, я лишь надеялся, что хоть на какое-то время он оставит свои бесплодные попытки исправить меня и займется куда более важными делами, чем спасение сына от неминуемых жизненных ошибок. Правда, после любой из наших встреч, отец поддавался подобному настрою, и слишком уж быстро сдавался, вновь пускаясь в бесконечные споры с непутевым сыном.

– Вы опять поссорились? – напряженный взгляд Филиппа из-под его очков прошелся по мне весьма пристально.

– Тихая и спокойная беседа это не про нас, – я выпрямился, и попытался встать с кровати, передвинулся на самый ее край и спустил ноги на холодный кафельный пол.

– Что ты делаешь? – запротестовал взволнованный доктор, бросая свою папку на рядом стоящую тумбочку.

– Я не хочу больше здесь оставаться, – я вытащил из вены длинную иглу, впускающую в меня целый коктейль лекарств, и снял с пальца прищепку, измеряющую пульс. Прибор рядом с кроватью, до этого мерно попискивающий, заверещал одним беспрерывным сигналом.

– Но это не дело сбегать из больницы в таком состоянии, – врач метался надо мной, не представляя как остановить.

– Ты знаешь меня Филипп, знаешь лучше, чем кто бы то ни было. И потому должен понимать, что препятствовать бесполезно.

– Я и не собирался тебя связывать. Не в моей власти держать пациентов здесь против их воли. Я лишь использую шанс достучаться до твоего благоразумия, убедив остаться в больнице хотя бы на ночь.

– Одна ночь ничего не решит, – пошатываясь от влитых в организм лекарств и легкого сотрясения, я побрел к маленькому неприметному стулу возле закрытого жалюзи окна. Врач разочарованно вздохнул, застыв у опустевшей всего мгновение назад кровати.

– Прошу, не говори ничего отцу. Иначе он взбаламутит воду, а я этого не хочу. Его должно быть как можно меньше в моей жизни.

– Не держи зла на него Кирилл, каждый живет так, как умеет.

– То же самое можно было бы сказать и моему отцу, – я натянул свои джинсы и толстовку, которые лежали небольшой аккуратной стопкой на простом пластиковом стуле. – Обидно, что ты это понимаешь, а он нет.

***

Прохладный ветер растрепал мои отросшие волосы, разметав их по плечам. По спине вверх вниз пробежали мурашки от свежего воздуха, ворвавшегося в легкие. Я шел вдоль одинокой магистрали с редко проезжающими по ней машинами. Серое сумеречное небо нахмурилось, готовясь в любую минуту разразиться прохладным осенним ливнем. Машина, с которой я редко расставался, теперь была припаркована где-то очень далеко, хотя вполне возможно и нет. Этого я не знал, ведь совсем не помнил, где остался мой верный старенький мерседес, спасенный со свалки, как не помнил и нескольких часов своей жизни, вернуть которые желал больше всего на свете.

Попавшаяся на пути остановка не слишком обнадежила ночного путника, спешившего поскорее добраться до своей кровати и забыться долгим и глубоким сном. В столь поздний час автобусы не ходили по городу, а денег на такси у меня отродясь не водилось. Впрочем, за билет на автобус я тоже бы вряд ли мог заплатить, но машинально запустил в карман своих потертых джинс руку. Ожидаемо монет там не оказалось, вместо них я нащупал небольшой листок бумаги и извлек его на свет фонаря.

Сложенный вчетверо он выглядел изрядно помятым. По-видимому, лист находился со мной во время аварии, а значит, попал ко мне буквально накануне происшествия. И в том, что клочок бумаги принадлежал именно мне и имел стороннее происхождение, я убедился, развернув его. Простым серым карандашом на маленьком белом полотне просто и удивительно точно был изображен мой портрет.

Рисунок взбудоражил сотню мыслей. В висках предательски застучало, а сердце забухало в груди, отдаваясь гулким звоном в ушах. Кто так точно изобразил мое лицо? С кем я был вчера?

Из блужданий по воспоминаниям меня выдернула резкая боль, пронзившая всю левую сторону туловища, повелительно заставившая согнуться пополам. Наверное, доктор был не так уж и неправ, предлагая провести в больнице еще одну ночь. И все же в своем решении я остался непреклонен. Не смотря даже на то, что в глазах потемнело, так, словно кто-то резко выключил свет, и карандашный рисунок вдруг оказался сплошным размытым пятном, я радовался, что сейчас находился не в казенной кровати с отбеленными простынями, а на улице, где ничего меня не сковывало. Ведь больничные стены давили куда сильнее, чем темная улица, пропитанная всеми прелестями ночной жизни города. И хотя бесконечная серая дорожная лента не производила обратного эффекта, она выглядела куда желаннее замкнутого пространства набрякшего со всех сторон на одного лишь заплутавшего в себе самом человека.

Я отдышался от неожиданно скрутившего прямо на ходу приступа и тихо прислонился к ограждению остановки. Сейчас я надеялся переждать немного и пешком отправиться домой, мысленно пообещав самому себе не думать об аварии, не думать о своей машине оставленной неизвестно где, и главное не думать о рисунке, злобным вгрызающимся червяком застрявшем в моем уставшем мозгу. Все завтра, а сейчас нужен только сон, долгий, всепоглощающий сон и желательно без сновидений.

***

Не спать, абсолютно. Шутка ли? Когда только о сне и бредишь, желаешь его, а в итоге получаешь бессонную, нервную ночь с ее сестрами близнецами в придачу, это совершенно перестает быть малозначительным и неважным, перерастая в серьезную взявшуюся неоткуда проблему. Иной раз хочется раствориться в собственной беззаботности и безразличии, но они почему-то куда-то постоянно проваливаются, мутируя в один прекрасный момент в нечто до крайности назойливое и обескураживающее. И, возможно, подзуживающий нервный импульс тревожащий душу выглядел бы менее безосновательным, имейся на то хоть одна крошечная причина, проблема в том, что каких-либо веских оснований хандрить и не находить себе места у меня не было, во всяком случае до определенного момента. Однако этот момент стал лишь еще одним камнем, повязанным на шее, где набралось уже на целые бусы сомнений. Кто бы мог подумать, что ночи напролет молодому беззаботному парню придется размышлять и искать ответ. Вот только на что?

Я резко распахнул глаза. Почувствовав, как холодный пот обволакивает все мое тело, я прекратил дышать на мгновение. Тихий стон, с трудом сдерживаемый мной, оборвался в зачатке, не давая разрушить крепкий сон брюнетки, лежавшей рядом на постели. Кто она такая я едва помнил. Знал лишь, что взволнованный и разгоряченный выбежав на улицу из небольшого промышленного павильона, встретил красотку среди других фанаток. И если мне не изменяла память, звали ее Карина. Я заговорил с ней совершенно случайно. Хорошенькая и слегка навязчивая поклонница группы попалась в тот самый момент, когда я был чудовищно подавлен, ведь собственные собратья по команде предали меня, изгнав из своих рядов. Это случилось примерно через пару недель после аварии. Я как всегда отправился на репетицию к своим, как я считал друзьям, но вместо дружеского приветствия, получил нож в спину.

«Твои тексты слишком сырые, – настаивал басист группы. – А вокал никуда не годится».

«И это говорите мне вы? Выгоняете того, кто создал эту группу? Как же я чудовищно ошибся», – я не мог поверить своим ушам. Мне ставили в вину то, что несколько лет назад объединило вместе совершенно разных людей, похожих лишь в одном – безумной любовью к музыке.

«Ошибся, только не в нас. Мы четыре года играем, а чего добились? С тобой мы только идем на дно», – басист был слишком бескомпромиссен в своем убеждении.

«Вот значит, как все вы думаете? Без меня вам будет лучше? Что ж, я умываю руки. Не желаю больше находиться рядом с предателями».

Склады старой фабрики уже давно переставшей функционировать, служили пристанищем и репетиционной базой для многих начинающих рок-групп города. Часто из здания доносились звуки тяжелой музыки, иногда какофония из-за разогрева музыкантов или настройки инструментов, но, пожалуй, никогда еще в бетонных стенах не раздавалось криков ненависти и злобы.

Словно звериный рык вырвался из горла, когда я с силой толкнул тяжелую металлическую дверь и вышел на улицу, не замечая никого вокруг. Совершенно взбешенный произошедшим я бы так и прошел мимо симпатичной брюнетки, если бы не ее невероятное обаяние и смелость, прельстившие расстроенного музыканта. Карина так непринужденно обвила мою шею руками, что я тут же поддался чарам красотки, сумевшей молниеносно переключить все мое внимание на себя. По большей части именно этот фактор стал определяющим при сдаче в, пожалуй, самый сладкий плен, какой себе только можно представить. Но теперь по прошествии времени, я пожалел о случившемся, пожалел о той слабости, которая овладела мной в момент отчаяния. Ведь короткий миг наслаждения неизбежно сменился гнетущей яростью, бушевавшей в голове. Любвеобильная и горячая брюнетка не избавила от нее, лишь на некоторое время позволив забыться, и когда наша страсть остыла, ничего не осталось кроме все той же суровой реальности.

Зеркала в ванной слишком старого и потертого было мало, чтобы проявить мельчайшие детали мимики на лице, однако его вполне хватало для понимания того, как сильно я изменился за несколько недель. Гладкое бледное лицо осунулось еще больше, а под глазами залегли темные круги. Я пристально смотрел на самого себя, отчаянно желая найти ответы где-то глубоко внутри, тем самым обрекая вновь на безответную пустоту. И как ни странно тяготило меня не смена статуса на бывшего участника рок-группы, ненавистнее всего мне было, что воспоминания об аварии так и не проявились в голове, даже частично. Отчего-то казалось, будто в них кроется нечто важное, и это важное ускользает с каждым днем от меня все дальше.

Я шагнул под горячий душ в надежде, что тот облегчит душевные терзания, но кажется, слишком ошибся с этим, доверяя такое серьезное дело воде. Обжигающие струи хлестали разгоряченную кожу, ни на секунду не приближая к расслаблению. Мир вокруг холодил растревоженное сердце. Все окрасилось в стойкий сероватый оттенок с наглухо закупоренными дверями, в которые стучи не стучи, никто не откроет. Будто все то, о чем говорил отец, в какой-то момент обрело определенный смысл. Но не напрямую заставило уверовать в важность банальных истин, а скорее толкнуло душу к смятению. Жизнь вдруг перестала быть простой, и это безумно раздражало.

***

– Эй, просыпайся. Тебе пора уходить, – вещи пробудившейся девицы бесцеремонно прилетели ей прямо в руки. Она не успела даже опомниться, но рефлекс сработал за нее. Девушка ловко вцепилась в свою преступно короткую синюю юбку и открытый голубой топ.

– С ума сошел? Еще даже не рассвело, – Карина не торопилась выбираться из теплой постели.

– Ты должна уйти, – непреклонно настаивал я. – Хочешь, я вызову такси? Только если сама заплатишь за него.

– А у тебя что, нет денег? – презрительно фыркнула красотка. – Ты же рок-музыкант, играешь в группе.

– Больше нет, – я присел на кровать рядом с девицей. – Впрочем, у меня и раньше не слишком-то водились деньги. – В полумраке душной комнаты я увидел, как изменилось выражение лица девушки. Из стервозной победительницы она превратилась в наивную девчонку, обиженную на весь мир.

– Ты обманул меня, – визгливо прокричала Карина, толкая обидчика в грудь своими мелкими кулаками.

– Разве? – довольно произнес я, с легкостью перехватывая запястья взбешенной красотки. Не близость с этой девушкой, а боль, которую я причинял ей теперь, дала мне возможность утешить неприятное ноющее чувство внутри, ведь до ужаса не хотелось оставаться единственным испытывающим страдания. Только, я не догадывался об истинности своих действий тогда, а вот подсознание ведало куда больше в этом вопросе.

– Ты использовал меня, – разразилась девушка новым обвинением, по лицу которой текли черные слезы от размазавшейся туши и густой подводки. – Ты меня использовал. – Всхлипнув произнесла она вновь. – Ты меня использовал. – Совсем обессилившим тоном в третий раз прошептала красотка.

– Так же как и ты меня, – опустив запястья брюнетки, бесцветно произнес я.

Наскоро натянув на себя безвкусную одежду, Карина исчезла из маленькой квартирки, напоследок хлопнув входной дверью, да так сильно, что та чуть не спрыгнула с петель.

Я опустился на еще теплую от чужого тела постель, и, заложив ладони за голову, медленно прикрыл глаза. Я тут же заснул, очень крепко и глубоко, пожалуй, как никогда больше в своей жизни.

Глава 2. Маятник качнулся

Старательно выравнивания на полке тома разных размеров я пытался втиснуть рядом книги не то что по масштабу не подходившие друг другу, но даже по смыслу никогда не соприкасающиеся ни в одной вселенной. Извлекая их одну за другой из пластиковой корзины, я расставлял книги по порядку, как товар не слишком подвергшийся ажиотажу со стороны покупателей ранее, но, по мнению хозяина магазина непременно должный захватить их интерес после некоторого обновления. «Уценка» – это то, что так не любят посетители по обычной цене, и как сумасшедшие сметают с полок, на которых маленькая красная табличка гласит: «Распродажа».

«Как изгнать призрака из вашего дома». Щелк – и эта ода безумию уже соседствует с поваренной книгой итальянского ресторатора с почти полувековым стажем на этом поприще. Щелк – и «Розовый бархат любви» скользит вдоль обложки «Рожденных на другой планете». «Детские сказки старой Европы» мирно вдохновляются утонченной историей «Великой моды девятнадцатого столетия».

Простоя и монотонная работа позволяла отстраниться от гложущих мыслей, сосредоточившись на чем-нибудь ином, пусть даже не слишком важном и не слишком личном. Я четко ощущал, что всеобъемлющая концентрация на простых физических действиях это спасательный круг в бесконечном кружеве монотонных будней.

– Ты хоть понимаешь, что эта работа ничего не изменит? – мой полный и довольно коренастый друг с длинной темной челкой стоял рядом, облокотившись на железный стеллаж, который так спокойно я заполнял товаром.

– Будто у меня есть другой выбор, – равнодушно произнес я – новоиспеченный продавец посредственной литературы.

– Разве этот кошмарный магазин тебе что-то дает? Ни денег, ни удовольствия. У меня ощущение будто ты гробишь себя нарочно. Вот только зачем?! – Луц импульсивно жестикулировал, пытаясь вразумить своего совсем поникшего товарища.

– Единственное место, где я гожусь в работники, я не могу упустить. Лучшего мне все равно не найти, – я достал последний томик из корзины и водрузил его на расшатанную металлическую полку массивного стеллажа.

– Не единственное. То в чем ты по-настоящему хорош – музыка. И этого ни что не изменит.

Я с подозрением посмотрел на друга, уловив в его горящих глазах неутомимую надежду воскресить былые времена, однако в себе не почувствовал того же:

– Знаю, Паш, о чем ты пришел меня просить, но с музыкой я завязал, уж прости, пока я не в состоянии писать тексты или играть.

– Слушай, я понимаю, тебе не сладко сейчас. И все же не могу поверить, что ты способен отказаться от своей мечты так просто. Может нужно, чтобы прошло больше времени. Это нормально. Но тебе точно необходимо подумать о новой группе. Два человека у тебя уже есть. Ты и я – неплохой тандем барабанщика и вокалиста. Это хороший костяк для нового проекта, в особенности, когда уверен в его стабильности. Жаль меня не было тогда с тобой, я бы задал этим придуркам такую трепку. Знай, я всегда останусь на твоей стороне. И это не только из-за общих пристрастий, но и из-за дружбы. Ты можешь на меня рассчитывать полностью.

– И я это ценю, – я тяжело вздохнул, скрестив устало на груди руки. – Но обещать ничего не могу, да и не хочу.

– Ковин! – произнесение моей фамилии так громко и четко хозяином магазина не предвещало ничего хорошего.

– Мне нужно идти, – нахмурившись, изрек я.

– Да, хорошо, – наконец отступил друг, расстроено опустив голову. Я направился к своему работодателю, но Луц вдруг резко окликнул меня:

– Эй, Кирилл, даже если я окажусь в самом забойном и знаменитом коллективе мира, я буду надеяться, что ты позовешь меня в свой. И я непременно соглашусь.

Я приостановился, лишь слегка повернув голову. Ничего не ответив, я ушел, даже не попрощавшись с другом, ведь совершенно не чувствовал уверенности в том, что когда-то смогу дать ему то, что он просит.

– Ковин, надеюсь, ты в достаточной мере понимаешь, какой кредит доверия я тебе проплатил, когда принял на работу? – маленькие черные глазки на худом узком лице внимательно буравили мою скромную персону.

– Да, – безразлично ответил я.

– Так вот, я прошу совсем немного – просто начни уже заниматься делом. Если еще раз увижу, что ты болтаешь со своими друзьями в рабочее время и на рабочем месте, я немедленно тебя уволю.

С этими словами мой начальник так скоро и деловито прошел мимо, что я даже почувствовал легкий сквозняк, ощутимо тронувший плечо.

Я холодно посмотрел в полупустой зал магазина, где не заметил ни одного клиента, которому бы хоть чем-то мог помочь и последовал за новой корзиной разношерстной литературы, которую вынужден был безропотно расставлять на шаткие металлические полки книжного зала.

***

Рабочий день в магазине близился к завершению, однако я не торопился покидать пост, как можно дольше оттягивая свое возвращение в пустую квартиру, где снова предстояло предаваться само разрушительным думам. Впрочем, и оставаться в магазине до утра совсем не выглядело лучшей идеей, ведь даже здесь в отсутствии посетителей давно покинувших книжные залы атмосфера начинала становиться мрачной и холодной. Оттого погасив во всех помещениях свет, я закрыл входную дверь на замок, а затем медленно отправился вдоль улицы, размеренным шагом вырисовывая плотную цепочку следов на ноябрьском снегу.

Позади меня раздавался бесконечный шум подъезжающих машин и громкой толпы короткими волнами вливающейся в бойцовский клуб, расположившийся как ни странно не так далеко от моего места работы.

Я пару раз останавливался, разглядывая рокот возбужденного общества, жаждущего крови, ну или как минимум зрелища, и думал, что возможно мне – нищему музыканту с горячей бунтарской кровью и норовом настоящего рокера куда больше места нашлось бы на ринге, где проходили бои без правил, чем в унылой библио-забегаловке с второсортным товаром. Но ирония судьбы оказывалась настолько странной и суровой, что высокому парню со светлой кожей усыпанной множеством татуировок, с длинными черными волосами, падающими на плечи, и внешностью весьма яркой и необычной с утра до ночи приходилось раскладывать ненавистную литературу. Впрочем, я выбрал последнее занятие сам. И то, что происходило сейчас по соседству с горе-магазинчиком интересовало меня мало, ведь куда сильнее я ощущал навязчивую меланхолию, посилившуюся в душе, такую острую и назойливую, что она перекрывала все желания связанные с музыкой, которая казалось, была единственной отдушиной для меня. Насколько сильно я вновь хотел взять в руки гитару, настолько же сильно и не желал возвращаться обратно в то, что считал очень важным. Но когда-то музыка была со мной каждый день, а теперь она пропала из жизни по моей собственной инициативе. И этот шаг я сделал намеренно, чтобы ничто не помешало разобраться в себе.

Перейдя улицу, я обернулся и увидел, как в мою сторону, вдоль дороги бежал подросток. Ну, по крайней мере, на вид ему было не больше пятнадцати, шестнадцати лет. Он бежал так, словно позади него мчалась стая голодных и разъяренных волков. В расстегнутой куртке и с шапкой в руке, он с невероятной скоростью переставлял ноги. Я даже не представлял, что можно быть таким быстрым.

Неожиданно, из-за поворота выскочили двое, и направились вслед за убегающим мальчишкой. Они так стремительно, с таким неистовством преследовали свою жертву, что, по всей вероятности, настигнув ее просто бы разорвали.

Я остановился. Подросток почти поравнялся с моей насторожившейся фигурой, когда, поскользнулся и упал прямо у ног. Грудь мальчишки вздымалась от частого дыхания. Он ухватился за мои джинсы, словно умоляя спасти его от злобных преследователей. Беглец вперил в меня испуганные глаза, и я удивился как огромные черные, они контрастируют с его красивым бледным лицом. Те двое, что гнались за подростком, подбежали совсем близко. Один почти столкнулся со мной, остановившись в паре сантиметров. Второй, тот, что был на голову выше своего напарника, схватил мальчика за шиворот, и попытался притянуть к себе.

Если не ищешь драки, драка обязательно найдет тебя. Я и не думал об этом, но сейчас, когда мне в лицо дышали злобные бойцы, ситуация лишь подзадорила. Подавленность и пустота вдруг резко сгенерировались в злость, я получил законный способ кого-то побить, и остаться при этом правым. Вот чего мне так не хватало. Выхода эмоций. Но я не знал еще тогда, что это все обернется лишь входом в странный мир, постижение которого будут настолько болезненным и суровым, что прокляну его и полюблю, как только узнаю.

Как странно, но вечером пятницы посреди центральной улицы, по которой частенько бродит множество людей, шел именно я, и именно у меня, сейчас, умоляющим взглядом просил защиты совсем не знакомый человек, мало того, мальчишка, за которым открыли охоту два здоровенных мужика. Но что бы не совершил подросток, приоритет сил разнился с очевидным противовесом, явно не в сторону преследуемого. Хмурые бойцы, готовы были растерзать подростка прямо на дороге.

Я взял мальчишку за плечо и отшвырнул подальше от разъяренных гончих. Подросток, не в силах сопротивляться любому воздействию, легко прошелся по заданной мной траектории, и бухнулся в кучу наметенного снега.

Тот, что был со мной одного роста, гладко выбритый здоровяк, презрительно посмотрел на мои действия. Однако я не пошевелил ни одним мускулом лица, оно оставалось совершенно спокойным. И это не понравилось ни одному, ни другому громиле. И тот, что стоял ко мне почти вплотную, попытался ухватить за руку. Вот только я без труда ушел от захвата. Волосатый, хотя по всей вероятности, это не самый удачный эпитет для определения второго верзилы, с его едва заметным ежиком на голове, направил в меня огромный кулак. Однако я увернулся, в ответ, вонзив в него свой, не слишком увесистый, но видавший виды в таких делах. Волосатый боец в кожаной куртке лишь поморщился, игнорируя не слишком впечатляющий удар. Правда, он явно не привык получать даже такой отпор, отчего сильно разозлился.

Здоровяк в куртке оскалил свои зубы и ударил меня в живот, но я увильнул в сторону, и, перехватив огромную мускулистую руку, заломил ее тому за спину. К счастью, не все решает сила. Второй верзила попытался прийти на помощь своему дружку, схватив меня за волосы. Вот уж точно не профессиональный прием. Я даже опешил от такой наглости, но локоть своего пленника не отпустил. Высвободив правую руку, я наотмашь ударил лысого по носу. Тот зарычал как медведь и схватился за него. А, я, с легкостью манипулируя своей добычей в виде сильного крепкого бойца, повалил его на землю.

Лысый отнял руки от своего лица, и вновь попытался достать противника. И кажется, на этот раз ему удалось. Он со всей силы ударил меня по ребрам. Мгновенный звон в ушах, который заглушил бы даже реактивный двигатель, последовал после пронзившей грудь острой боли. Словно рыба на суше, я хватал ртом воздух. И воспользовавшись такой несостоятельностью, мой недавний пленник завез мне прямо по лицу. Я почувствовал рассеченную губу и неприятный соленый привкус крови во рту.

– Довольно с него! Он всего лишь проявил немного благородства, – невдалеке прозвучал чей-то спокойный голос.

Я поднял голову. В драке я даже не заметил, как к нам совсем близко подошел человек с тростью. И, кажется, вот уже некоторое время, наблюдал за происходящим.

Оба бойца схватили меня за руки, получая неимоверное удовольствие, оттого, что им, наконец-то, удалось присмирить изворотливого мальчишку.

Мое боковое зрение приметило поднимающегося из кучи снега подростка. Он пролежал в ней все это время, не смея пошевелиться, лишь безвольно поглядывая в сторону заварушки. Мальчишка едва стоял на ногах, и был очень испуган. Цепляясь руками за шершавый выступ невысокого здания, он очевидно даже не помышлял об очередном побеге. Какой там. Не свалиться бы замертво прямо здесь, вот вероятно все, о чем мог думать юный беглец.

Человек с тростью приблизился ко мне. Он сильно хромал на правую ногу, но передвигался довольно быстро, отчего складывалось впечатление, что со своей травмой мужчина в союзе довольно давно. Одет он был в длинное черное пальто, поверх серого строгого костюма, на голове была аккуратно уложенная прическа – средней длины черные густые волосы, зачесанные назад и покрытые легким слоем геля. Выглядел незнакомец на тридцать пять, но что-то в его темных глазах, мимолетное, почти неуловимое накидывало тому еще с десяток лет. На лице мужчины играла легкая улыбка, а взгляд свой он хитро щурил. Оставаясь совершенно спокойным внешне, незнакомец таил от посторонних искреннюю заинтересованность от такой неожиданной встречи, случившейся в ночи на заснеженной улице.

– Стас, не хочешь вернуться в клуб? – произнес мужчина, прервав свой зрительный контакт со мной. Он посмотрел на мальчишку, дрожащего у стены, едва справляющегося не то с холодом не то со страхом.

– Стас, я не намерен тебя уговаривать, ты и сам все прекрасно знаешь, – мужчина развернулся к подростку и сделал несколько шагов в его сторону, беглого мальчугана же передернуло, словно от разряда током.

– Мы его приведем, не проблема, вот только с этим разберемся, – боец в куртке вдруг подал голос, с силой дернув меня за плечо.

– Нет, ни в коем случае, – мужчина предупредительно поднял руку с тростью. – Он пойдет со мной добровольно. Ведь так малыш?

Глаза подростка округлились. Он с шумом сглотнул, и, посмотрев на свои ботинки, сделал шаг.

– Стой, не делай этого, – я попытался вмешаться, но мальчик проигнорировал мои слова.

Я изо всех сил рванул из цепких лап громил, но безуспешно. Они держали крепко. Несчастный подросток подошел к мужчине с тростью, и немного помедлив, обреченно побрел в сторону клуба. Сомнений не было, он полностью повиновался воле незнакомца. Но почему?

– Что он сделал? – продолжил вырываться я из своего плена, но словно стальные наручники мои запястья оплетали чужие пальцы.

– Тебе и впрямь есть до этого дело? – незнакомец осмотрел меня с ног до головы, и язвительно хмыкнул.

– А если и так? – с вызовом спросил я.

– Это вряд ли, ведь ты его едва знаешь, – спокойно заметил мужчина. – А то, что видишь сейчас, внушает тебе ложные представления. Иногда вещи совсем не те, какими кажутся.

– Все же он в чем-то провинился. Неужели это настолько ужасно, что потребовалось за ним отправлять этих головорезов? – я нервно дернул руками, правда, в этот раз без какой-либо попытки высвободиться, непроизвольно начиная мириться с вариантом, при котором, от оков настырной хватки меня спасет что угодно, только не я сам.

– Я бы не сказал, что он провинился, – незнакомец замер, мирно сложив руки на рукоятке трости. – Просто он кое-что должен, мне. Видишь ли, он знал изначально условие, и не выполнил его. А слово свое мужчина должен держать, даже если ошибся в своих силах. Как раз это я пытаюсь объяснить Стасу. А он пытается скрыться от своего долга. За свои слова и поступки нужно отвечать, либо за них ответит кто-то другой, вот только чести тебе это не прибавит. Кому-то выпадет платить все равно, и с этим придется жить.

– И сколько он должен тебе? – я выплюнул кровь, набравшуюся в рот. – Я могу оплатить долг, если это не деньги, потому что у меня их нет.

– Хм, предлагаешь плату за него, а предложить в сущности-то и нечего.

– Я сказал, что у меня нет денег, но тебя видно они не сильно и волнуют, – сказал я это вполне утвердительно, ведь образ спокойного и властного незнакомца сложился в моей голове весьма однозначный. Словно почувствовав это человек с тростью хитро улыбнулся:

– Верно, они меня никогда не интересовали. Мало удовольствия в том, что так легко получить.

Я устало вздохнул, и в мои мысли проникло странное ощущение какого-то бессилия: «Зачем я ввязался во все это? Выпустить пар? Помочь парню? В моих ли это силах, и нужна ли ему вообще моя помощь. Может, я спасаю не его, а себя?».

– Отпустите его уже, наконец! – произнес незнакомец. Он молча остановился в паре шагов, продолжая въедливо изучать каждую мою эмоцию, и даже когда я оказался свободен от телесных пут, продолжил стоять неподвижно, будто совершенно уверенный в том, что юный защитник Стаса не представляет для него никакой угрозы.

– Почему ты все еще здесь? – спросил я, потирая затекшие плечи.

– Загадка. Человека всегда подводит любопытство. Ты слишком правильный чтобы быть настоящим, и слишком странный, чтобы быть нормальным. Люблю наблюдать за такими чудиками как ты. Что тут поделаешь.

– Я странный не больше твоего! – заявил я оскорбленно.

– Ну, тогда нам точно нужно прекратить общаться, чтобы не усугубить своих безумств. И на будущее, – незнакомец развернулся, собираясь уходить. – Не вставай между братьями, это может плохо кончиться для тебя.

Я опешил. Они братья? Ну, конечно, только сейчас ко мне пришло запоздалое осознание того, как эти двое похожи, как похожи их необычные мраморные лица и огромные черные глаза.

Мое занемевшее неподвижное тело стояло посреди дороги в совершеннейшем одиночестве. В этот день по каким-то, непонятным причинам, улица была пустынной. Вокруг не оказалось свидетелей ни драки, ни странного разговора, между мной и незнакомцем, отчего все происходящее отдавало нереальностью. И от этого неприятно было ощутить в себе даже крошечную искру безумия, но куда неприятнее было поверить во весь происходивший только что диалог.

Я еще долго смотрел в след удаляющемуся прочь человеку с тростью и двум его охранникам, но в какой-то момент я отвел взгляд от исчезающей за поворотом процессии и побрел в совершенно противоположном направлении.

Глава 3. Полночный гость

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

Над старинными томами я склонялся в полусне,

Грезам странным отдавался, – вдруг неясный звук раздался,

Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне.

"Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине,

Гость стучится в дверь ко мне".

(Э.А. По «Ворон»)

Уже несколько дней я приходил в магазин и занимался совершенно рутинными делами. Расставлял книги по местам, время от времени пытаясь продать их требовательным клиентам, мыл окна, натирал до блеска полы, принимал вновь прибывший товар. В мои обязанности входило куда меньше проделываемой работы, но большую часть, кажется, я взял добровольно, даже не выпрашивая прибавки к зарплате или лишний выходной. Вот только с каждым новым днем я все сильнее осознавал, что, сколько не обретайся в казенных комнатах книжного, ничто не спасет от пустой холодной квартиры, ничто не заполнит всепоглощающей пустоты в душе, разрастающейся с невероятной скоростью. И оттого у меня все чаще закрадывалась мысль, что нужно снова что-то менять, лишь бы укрыться от зудящего чувства не до конца понятного мне самому. Вот только я еще не осознавал, бежать прочь от собственного бессилия невозможно.

Пользуясь тем, что за окном давно заволокла все ночь и клиенты разбрелись засветло вместе с хозяином магазина, я расслабленно закурил. Извлек из-под прилавка, бутылку виски, которую не так давно стащил у начальника, и варварски отпил прямо из горла. После чего я потянулся за книгой, в надежде скоротать за ней время, перед тем как отправлюсь домой, но вдруг услышал звук. Очень странный шуршащий звук, будто кто-то совсем рядом двигался в кожаной куртке с металлическими бляхами и массивной застежкой.

Я поднял глаза. Из-за настольной лампы, что ярким лучом светила мне прямо в лицо я не мог разглядеть, что творилось за прилавком, но стоило отвернуть ее немного в сторону, как прямо перед собой я узрел странный знакомый образ. Высокий плечистый человек в кожаных штанах и куртке, с взлохмаченными волосами стоял напротив, властно уперев руки в бока, и улыбался широкой улыбкой, во всю демонстрируя отсутствие одного из передних зубов. Я не верил, что все происходит по-настоящему, ведь тот, кто стоял сейчас передо мной, никогда, ни в каком из миров и ни при каких обстоятельствах не мог стоять здесь. И сам не осознавая того, что повелся на странную игру вселенной, я непроизвольно выдал:

– Медведь?

– Как ты докатился до жизни такой племянничек? – мужчина подошел ко мне ближе, и, перегнувшись через стойку, с совершенно безмятежным видом отобрал виски и приложился к бутылке.

– Тебя не может здесь быть, тебя вообще не может быть, – я ошалело смотрел за действиями своего родственника не способный при этом пошевелиться.

– И все-таки я здесь, – грубо опустив на столешницу бутылку, довольно заключил Медведь. – Так ты ответишь на мой вопрос?

– Если ты ответишь на мой.

– Не-е-е, он больно скучный. А вот мне интересно, что ты забыл в этой отвратительной дыре. И только не говори мне, что зарабатываешь этим на жизнь.

– Осуждаешь меня? А ведь когда-то и сам разгружал вагоны с углем, чтобы купить еды. Болтался по промозглой погоде в дырявой обуви и целыми неделями напролет питался одними макаронами без соли.

– Да, то были суровые времена, – Медведь оперся локтями о стойку, как-то зловеще рассмеявшись. – Однако я искал лишь средство. А цель у меня всегда была одна. Я мог оправдать свое существование. Ведь днем я разгружал уголь, а по ночам спешил к своим друзьям, чтобы играть, чтобы творить музыку. А где твоя гитара сейчас? Пылится в углу, и ты даже не собираешься ее оттуда доставать. – Мужчина раздраженно стукнул кулаком по деревянной поверхности прилавка.

– Может просто музыка не мое, – словно оправдываясь, выдохнул я.

– Да как ты можешь это утверждать, если ничего не делаешь.

– У меня есть работа. Может не такая, как у отца, далеко не такая, но это хоть что-то.

– «Хоть что-то» нужно тем, кто не способен ни на какую мысль. Ты же не такой парень. Я тебя знаю.

– Ты слишком мало меня знал. Мне было всего одиннадцать, когда тебя нашли мертвым в собственной квартире.

Прошло почти десть лет, с тех пор как родной дядька почил вечным сном, но обида на него все еще была жива.

– Ты оставил меня наедине с отцом, ты оставил меня одного…

– Да, Андрей видно совсем чувство меры растерял. Не на шутку тебя задавил своей идейностью.

– Он похоронил своего младшего брата, которого не смог уберечь. По крайней мере, его не трудно понять.

– А мне и не требовалась помощь. Я, знаешь ли, насыщенную жизнь прожил.

– В тридцать три года то?! – с иронией фыркнул я.

Медведь повернулся ко мне спиной и медленно побрел к окну:

– И за такой короткий срок можно многое повидать и пережить. А тебе смотрю, сильно досталось от Андрюхи. Добил все-таки сына, бросил ты и играть и писать.

– Не в нем дело, – я, наконец, потушил сигарету все еще тлеющую в моей руке, и раздраженно собрал пепел с прилавка, чтобы начальник не заметил даже присутствия сигарет в своем магазине.

– В чем же тогда? – Медведь потер подбородок костяшками пальцев.

– Я не знаю, сам не знаю, но мне не хочется пропустить еще что-то в жизни.

– А какая в музыке помеха? Она, думалось мне, всегда была чем-то большим для тебя. Или ты просто так живешь в моей квартире, просто так играешь на моем стареньком Гибсоне? Кого угодно можешь обмануть, но не меня. Я бы не дал тебе в руки свою гитару, если бы не был уверен, что ты ее сохранишь.

– И сохраню, не сомневайся, – заверил я, не смотря на Медведя.

– Правильно, не тот пример у тебя был перед глазами. Дядька твой лишком уж сильно злоупотреблял наркотиками, но черт подери, я надеялся, ты запомнишь другую мою сторону. Ну чего же ты все-таки хочешь от жизни Кир?

– Как раз это я и пытаюсь понять, – задумчиво вздохнул я.

Медведь понимающе кивнул головой.

– Кое-что я знаю о тебе совершенно точно. Все в нашей семье упрямцы. Отец тебя точит как вода камень. Ты не поддавайся ему, выбирай дорогу самостоятельно. Андрей пытался и своего брата побороть, но после того как нашел его окоченевшим в собственной спальне, стал приглядывать за сыном вдвое суровее. Могу представить, как днями и ночами он бдит, чтобы ты не угодил в очередное приключение или даже не задумался о нем вообще. Наверное, он прав. Но послушай, у тебя и своя голова на плечах есть. Не должен ты отдуваться за наши с отцом дела.

– То, что я решил, я решил сам. Отец здесь не при чем. Мне лишь нужно немного отвлечься и подумать.

– Может что-то в этом и есть, – дядька задумчиво всмотрелся в окно. – Но не забывай, ничто не сделает тебя абсолютно счастливым, потому что даже самая сильная эйфория однажды сходит на нет.

– Сюрреализм какой-то. Ты и этот разговор. Неужели я схожу с ума?

– Кто знает, кто знает. Вот только в одном я убежден, музыка может оправдать многие безумства.

– Мне не хватало твоей поддержки. Все это время я боролся в одиночку, – я тяжко опустился на стул, стоявший рядом.

– И дальше придется Кир. Слишком я задержался у тебя. Мне пора. Они ждать не будут, – голос Медведя вдруг потяжелел. Он отошел от оконной рамы и весь напрягся. Я подскочил к дядьке, и, заглядывая ему через плечо ужаснулся, ощутив въедливый холодок по спине, вызванный жуткими образами, маячившими в кромешной темноте окна. Чернее чем сама ночь, за стеклом двигались две фигуры, в мрачных потертых хламидах, с надвинутыми на лица огромными капюшонами.

– Кто они? – произнес я так тихо, что подумал, дядька не расслышал моих слов, но он ответил:

– Это те, кого ничто не волнует в жизни, кроме нее самой.

***

Громкий хлопок падающей книги на пол резко разбудил меня. Я подскочил со стула, на котором заснул. Мгновение ли длилось мое забытье, долгие минуты ли, я никак не мог понять. В голове стоял странный гул, но не от спиртного. На прилавке я заметил пустую бутылку из-под виски, однако не чувствовал в себе горячительного безрассудства от ее содержимого. И я полагал, что дальше одного глотка дело не зашло.

Толи сон приключился со мной, толи реальность, обернувшаяся видением? Больно все правдиво выглядело, и оттого будоражило не на шутку.

Я потер веки пальцами, пытаясь отогнать дурман, но странное ощущение даже и не думало никуда пропадать. Был ли тот разговор на самом деле? Я в этом не сомневался. Дядьки нет со мной вот уже десять лет, и он не мог предстать передо мной воплоти, но отчего же он не способен был возникнуть в моей голове, став моим же собственным отражением? Эта мысль слегка успокоила, и вместе с тем весьма сильно напугала. Медведь всегда умел эффектно появиться, и лишь покинул этот свет он слишком банально.

Колокольчик на входной двери пронзительно запел. Я обернулся на звук и удивленно выдохнул. Уж кого я точно не ожидал увидеть в своем магазине, так это долговязого нескладного подростка, которого по иронии судьбы не так давно пытался спасти от собственного брата. Но, да, именно он сейчас осторожно протискивался в небольшую щель, которую сам же опасался увеличить, чтобы не накликать на себя худого.

– Чего ты так поздно здесь забыл? Не видел на двери табличку «Закрыто»? – спросил я раздраженно низким голосом.

Мальчишка встрепенулся от неожиданности, ведь фигуру мою он заметил только после того, как до его ушей докатился неожиданно жесткий бас.

– Я увидел в окне свет, – шапка на мальчишке предательски задрожала, а дальнейшую попытку появиться на пороге книжного целиком, а не на половину, он мгновенно пресек.

– Так и будешь торчать в дверях? – все так же сурово бросил я. – Может, уже зайдешь?

Подросток осторожно ступил на мою территорию, но продвигаться вглубь, не спешил.

Я не ждал больше ночных гостей, и появление мальчишки меня удивило, не так сильно, конечно, как Медведя, но эта встреча хотя бы была настоящей и отвлекала от внутреннего смятения, однако явно не предвещала ничего хорошего.

– Так чего ты пришел сюда? Магазин уже давно закрыт.

– Днем в книжном было слишком много людей, и я не решался зайти. Вернулся только сейчас, надеясь, что застану тебя здесь. Брат прислал меня, кое-что передать, – мальчишка снял шапку, и смело шагнул вперед. – Он приглашает тебя в клуб завтра вечером. Познакомиться и посмотреть бой.

– Веские должно быть аргументы ты приготовил, чтобы я согласился, – я с подозрением посмотрел на Стаса.

– Я? Нет, – вдруг смутившись, опустил голову подросток.

– Но видимо брат твой да! – разговор с мальчишкой окончательно вернул меня в реальность и дал возможность полностью успокоиться. – С чего он решил, что я там появлюсь?

Стас с сомнением пожал плечами.

– Хорошо, я приду, – без особых раздумий ответил я. Уже через секунду удивленный взгляд подростка сверлил мое лицо.

– Ты придешь? – будто не поверив своим ушам, переспросил Стас.

– Я же сказал. Разве не за моим согласием ты пришел сюда. Ведь люди подобные твоему брату не терпят отказов.

– Просто, я думал такие, как ты не поддаются чьей-то воле, – с каким-то легким разочарованием произнес мальчик.

– Принять приглашение в дорогой клуб и посмотреть бой. Значит ли это поддаться чьей-то воле? – я наигранно задумчиво уставился в потолок. – Полагаю, что нет. Я всего лишь приятно проведу время.

Я был зол, на этих братьев. И если в первый раз я случайно ввязался в их разборки, то теперь я не желал встревать в их семейные дела ни при каких обстоятельствах, да и прекрасным не назвал бы я такой вечер, но что-то неосознанно тянуло меня в самую пучину конфликта.

– Что-то еще? – ироничным тоном спросил я.

Подросток замешкался. Он не торопился уходить, но и произнести что-то явно не находил мужества. Однако прекратив, наконец, терзать пальцами свою шапку, он потянулся рукой в карман.

– Брат сказал, если ты откажешься, то я должен буду отдать тебе это, – мальчик протянул мне слегка помятый белоснежный конверт. Я удивился:

– Кажется, ты что-то напутал?

– Брат не так прост, как ты мог о нем подумать. Он очень непредсказуем, будет лучше, если узнаешь как можно больше о нем. Возможно, это пригодится.

Я взял конверт из рук Стаса, и, достав из него сложенный вчетверо листок бумаги без особого любопытства развернул. В миг по телу прокатилась холодная волна, дыхание перехватило, а в висках стремительно запульсировала кровь. Я застыл восковой фигурой над странным посланием, и не мог от него оторваться, не мог произнести ни звука.

На небольшом бумажном прямоугольнике не оказалось ни одной фразы и ни единого слова, но сообщение выглядело весьма емким, хотя вероятно таким оно было только для меня. Вопросов в связи с этим еще больше. Ведь человек, отправивший мне письмо, может и не ведал об истинной смуте в моей душе, но явно понимал, что такое послание не оставит равнодушным.

Письмо вовсе не было письмом в привычном понимании этого слова, ведь оно не несло в себе никаких объяснений, просьб или приглашений. Вот уже пару минут я всматривался в свой собственный портрет, изображенный простым карандашом в точно такой же технике, что и рисунок, который я всегда держал при себе с той самой ночи, когда произошла авария.

– Ты видел письмо? Знаешь что там? – возбужденно спросил я.

Мальчишка отрицательно покачал головой.

– Вот и я не хочу знать, – я торопливо швырнул лист бумаги, со своим портретом под ноги подростку. – Убирайся сейчас же, и передай своему брату, чтобы даже не совался больше.

Видимо на меня накатила такая волна гнева, что я переменился в лице, и его выражение до ужаса напугало мальчишку, отчего тот на долю секунды оцепенел, но когда я отвернулся, Стас тихо произнес:

– Я ничего не знал про письмо, не заглядывал в него, когда брат поручил это дело, – дрожащим голосом заверил меня Стас.

Через плечо я взглянул на подростка. Он подобрал с пола лист бумаги, которым я запустил в него, и стал рассматривать мое изображение.

– Конечно, странно получить подобное, но даже сейчас я не понимаю, что так рассердило тебя? – Стас растерянно покосился в мою сторону.

– Ты не слышал, что я сказал? Оставь меня в покое со своими вопросами и немедленно вали отсюда, пока я сам не выкинул тебя за дверь.

Мальчик пугливо отпрянул в сторону, будто не словами я бросил в него, а раскаленными стрелами. Однако уходить все же он не собирался. И я подумал было, что переусердствовал с натиском, но оказалось, что до моих угроз подростку и дела нет, ведь они для него ничто, в сравнении с гневом собственного брата.

– Пожалуйста…, – умоляюще протянул Стас. – Если ты откажешься, мне несдобровать.

– А это твои проблемы, – с дикой злостью в голосе прокричал я.

Я развернулся к подростку, и быстро зашагал в его сторону. Он отступил назад, не опуская испуганного взгляда. Мальчишка прижался к книжному шкафу, и все так же настойчиво, хоть уже и безмолвно продолжил взывать к моему пониманию. Вот только я совершенно не собирался понимать его, не собирался влипать в то, безумие, в которое, по всей вероятности, меня пришел втянуть Стас.

– Лучше по-хорошему уходи. Последний раз прошу, – я не горел большим желанием применять силу к подростку, не смотря на то, что он вынуждал меня поступить с ним самым грубым образом.

Мальчишка безнадежно вздохнул. И засунув торопливо в карман злосчастное послание, бросился прочь из магазина, прямо в ночную темноту.

Время незаметно перевалило за полночь, и пора уже было отправляться домой. Я устало взял в руки куртку, и вышел я на улицу с непременным обещанием самому себе, что завтра обязательно возьму выходной.

Глава 4. Погружение

Весь разгоряченный народ желавший посетить заведение уже был внутри. Я же стоял на улице в полнейшем одиночестве не торопясь ступать на слегка обледеневшую лестницу роскошного для своего предназначения бойцовского клуба «Легион». Я категорично заявивший Стасу, что не появлюсь даже на пороге этого места, сейчас сделав всего пару шагов, мог оказаться поглощенным привычным клубным шумом и запахом алкоголя, витавшими в Легионе. И оттого мешкал.

Что я здесь делал? Это оставалось для меня загадкой. Я и сам не знал, какой хочу получить ответ на важный для себя вопрос. Но более не способный надеяться на потерянные воспоминания, я не видел иного выхода, как спросить об этом кого-то еще. Единственной зацепкой сейчас был мой портрет, к которому как мне казалось, вели нити, способные поведать о случившейся аварии, ну или хоть на что-то намекнуть. Находиться в неведении уже почти месяц становилось просто невыносимо.

Ждать дальше не имело смысла и я, быстро преодолев лестницу, решительно распахнул тяжелые двери клуба. На пороге меня встретил вязкий, пропитанный адреналином и спиртным воздух. Полумрак по периметру помещения сильно контрастировал с ярким освещением в центре зала, где мощные прожекторы выхватывали ровный круг, огражденный каменными плитами, к которому торопливо подтягивалась толпа, предвкушавшая долгожданное событие.

Я подался вперед, тут же наткнувшись на пристальный взгляд уже знакомого мне лысого громилы, с которым не так давно дрался рядом со своим магазином. Он, по-видимому, исполнял роль охранника данного заведения. Но, увидев меня, даже не тронулся с места, предоставляя полную свободу действия на его территории. Загадочно улыбнувшись, он демонстративно сложил на груди руки, и перестал обращать на меня всякое внимание. Думаю, Стас, не смотря на грозящее ему суровое наказание, все же передал мои слова брату, и по всей логике происходящего меня не должны были ждать сегодня в Легионе, и, тем не менее, ждали. Ну, или же подросток просто понадеялся, что я заявлюсь сюда, оказав ему тем самым неоценимую услугу.

Одним сомнением больше, одним меньше, какая теперь разница. Их у меня и без того целый вагон, и неважно, что будет дальше, худшего, казалось, со мной приключиться просто не может.

Подхваченный возбужденной толпой я проследовал до самой арены, которая действительно выглядела таковой, словно с ожившей древней картины о сражениях гладиаторов. Арену наполнял желтый песок волнистыми барханами покрывающий круг в диаметре не меньше двадцати метров, а окружало ее каменное кольцо, надежно отделяющее участников действия от публики.

Я не стал рыскать в поисках хозяина заведения, полагая, что за этим дело не станет, тем более таится, от кого бы то ни было, я не собирался.

Улюлюканье толпы возвестило о начале битвы, которая вот-вот должна была разразиться на песочной арене.

– Уважаемая публика… – Начал объявлять представление невысокий мужчина, облаченный в красную тунику чуть ниже колен, голову которого покрывал венок из зеленых листьев.

Непроизвольно я засмотрелся на оратора, но вдруг передо мной мелькнула чья-то фигура. В мгновение она пропала, но я явственно ощутил, что силуэт знаком мне. Копна рыжих волос, женственная мягкость в движении, и слабый, едва уловимый аромат духов, который, тем не менее, не испарился вслед за своей хозяйкой, а задержался настойчивой манящей аурой возле меня. Чутье не обманывало, я знал его и раньше. И вдохнув легкую цветочную феерию, я ощутил неистовую эйфорию. Будто не дававшая мне долгое время покоя суета, отодвинулась на второй план, став безразличным наваждением.

– Уходи отсюда, – тихо шепнул мне на ухо женский голос. – Уходи пока не поздно.

Наслаждение, коему я не успел всецело предаться, тут же испарилось. Я обернулся. Но за моей спиной уже никого не было, кроме обезумившей от происходящего на арене толпы, которой я со своими проблемами был совершенно безразличен, впрочем, как и она мне.

Я развернулся обратно к арене, уставившись на нее невидящим взглядом. Мне захотелось уйти прочь, но я пересилил себя, убеждая внутри, что зашел уже слишком далеко и бегство не исправит того водоворота, в который добровольно шагнул. Да и запах духов все еще не рассеялся.

***

Он стоял на возвышении, высоком мостике почти над самой ареной. Затаившись, мужчина пристально наблюдал за событиями, явно носившими характер постановочной работы артистов и профессиональных каскадеров, и это слишком ему претило, ну или как минимум навевало скуку. Я не видел его лица, но, кажется, ощущал иронию всем нутром.

Белоснежный пиджак, неизменная трость как верный спутник при каждом шаге и все также зачесанные назад густые черные волосы. Почти ничего не изменилось в образе властного и пресыщенного жизнью человека с нашей последней с ним встречи, но я и не старался найти в нем иную грань. Казалось, я уже в первую минуту нашего знакомства прочитал его, и вряд ли что-то еще могло удивить или озадачить, и, если бы не мой портрет в конверте, переданный им, я бы и не придал большой значимости сходящему с ума от скуки богачу.

Заметив его, я больше не обращал внимания на разворачивающееся действие по центру арены. Довольно дорогое и эффектное зрелище не способно было привлечь к себе также сильно как этот странный человек, которого хоть и не силился углубить в своем сознании, но, которого на всякий случай решил не терять из виду.

Вырвавшись из крепких объятий взволнованной толпы, я направился к платформе, ведомый силуэтом, затаившимся на самом ее краю. Я неуклюже взбежал по ступенькам, и замер, налетев, словно волна на камень – на жесткий и пронзительный взгляд. Что-то останавливало в нем и притягивало одновременно.

– Правда, скучное зрелище? – спросил мужчина, простирая расслабленную ладонь над густо освещенной ареной.

Внизу, кажется, происходила кульминация сурового поединка двух аутентичных персонажей, прямиком сошедших со страниц старинных фолиантов, описывающих гладиаторские бои в древнем Риме.

– Зачем же тогда устраивать весь этот спектакль, если тебя он даже не трогает?

– Людям нравится, а мне нравится их интерес, – мужчина улыбнулся. Он развернулся и начал медленно приближаться ко мне. – Иногда отдача от нее настолько сильная, что будоражит кровь, но все равно этого мало, чтобы ее хорошенько прогреть. Я Алик, кстати! – Мужчина протянул мне руку. И заметив промедление и неуверенность в моем ответном жесте, добавил: – Я не торгую душами.

– Что? – тупо спросил я.

– У тебя такой вид, словно мы только что заключили не выгодную для тебя сделку, – Алик разомкнул наше довольно ненавязчивое рукопожатие. – Если тебя это успокоит, я вообще не верю, что у человека есть душа.

Гул толпы ознаменовал собой какое-то событие, я непроизвольно взглянул на арену. Один из бойцов, что по виду был куда сильнее своего противника, оказался поверженным. Он безвольно распластался перед ним на песке, покорно ожидая своей участи.

– Что скажете? – закричал воин только что низвергший своего же собрата по диким игрищам.

– Алик, Алик, Алик, – неожиданно заскандировала доведенная до экстаза публика. Мужчина довольно улыбнулся:

– Я покажу тебе кое-что, – сказал Алик – только закончу с этим делом.

Мужчина развернулся к толпе, выхватил взгляд воина, только что осуществившего призыв и медленно кивнул ему. Толпа просто взревела.

Воин в легком кожаном доспехе склонился перед своим соперником, и, погрузив руку в песок, выдернул из него короткое копье, с отполированным до блеска наконечником. И в этот момент я поверил, по-настоящему поверил в единственно возможный исход битвы. Дыхание перехватило, я бросился к железному бортику платформы, как будто мое действие могло чему-то помешать. Но было слишком поздно даже для крика. Боец занес копье над неподвижным человеком и опустил его. Сердце екнуло, но я не услышал возможного хлюпающего звука от соединения плоти и стали. Наконечник копья глухо вошел в песок в каком-то сантиметре от уха жертвы. Фарс, разыгрываемый на сцене, до конца остался таковым.

– А ты подумал, что его действительно убьют? – рассмеялся Алик. – Я же говорил, я не демон, посланный на землю, чтобы купить твою душу за бесценок.

– Ты ненормальный, – я не без труда разомкнул пальцы, сжавшие холодные перила.

– Благодарю за комплимент, – самодовольно произнес мужчина, так запросто похлопав меня по спине, будто бы ничего не произошло. Да, все обернулось лишь игрой, но мне это не слишком-то понравилось. Вновь захотелось сбежать отсюда. Но я держался, чтобы не дать деру при первом же удобном случае.

– Идем, – позвал Алик, и я последовал за ним, вновь не понимания, что меня ведет.

Пройдя по темному длинному коридору, мы оказались в закулисье. Поднимаясь по лестнице, я едва поспевал за Аликом. Несмотря на свой недуг, он передвигался весьма быстро. Всюду стояли его охранники, и, судя по их внушительному виду, мимо них ни одна мышь не смела прошмыгнуть, без ведома на то строгого начальника.

Неожиданно мужчина остановился на одном из лестничных пролетов:

– Знаешь, самые кровавые и грязные бои проходили не в Колизее, не в Риме, а в его окрестностях. Настоящая боль и смерть царили в провинциях. Именно там воин закалялся по-настоящему, делая все, чтобы остаться в живых. Колизей становился лишь кульминацией, триумфом гладиатора.

– К чему ты все это говоришь?

Алик промолчал, и, поднявшись еще немного по лестнице, приоткрыл толстую тяжелую дверь, которая начисто отрезала шум, доносившийся с арены снизу, точно так же как и не выпускала любой звук, возникающий в небольшом помещении, куда мы вошли.

– Что это? – спросил я, но ответ, кажется, знал уже сам.

– Как оказалось лучшим прикрытием настоящего бойцовского клуба без ограничений, где лишь одно правило – «Выживай», стал другой бойцовский клуб, который выглядит как развлечение для искушенной богатой публики. Все они даже не представляют, что в Легионе есть второй зал.

– Это твоя Римская провинция? – поинтересовался я, рассматривая на этот раз маленькую овальную арену, сплошь обнесенную сеткой – от пола до самого потолка. Решивший вступить туда единожды вряд ли мог добровольно покинуть владения жуткой сцены.

– Ага, – довольно подтвердил Алик.

В помещении находились люди, двадцать пять или тридцать человек, и они делали ставки, увлеченно перебивая друг друга, все, повышая и повышая суммы, которые и без того выглядели безумными.

– Рисковать своей жизнью на интерес мало кто решится. Некоторым нужен куда более весомый стимул, – сказал Алик, заметивший, что меня привлекло это действо не хуже самого боя.

– Жизнь отдают не за деньги, а зато, то, что с их помощью можно исправить, – хотел надеяться я. Мужчина лишь усмехнулся.

– Господа! – вдруг громогласно заявил немолодой человек в кожаной байкерской куртке и огромных черных очках. Его длинные седые волосы так растрепано торчали из-под банданы, что, казалось, он только сошел с мотоцикла, чтобы объявить начало случайного боя.

– Вы уже сделали свои ставки? – задорно поинтересовался он.

– Дааа, – зазвучал единогласный рокот.

– Тогда начинаем.

На арену вышло два человека, совершенно обычных. На них не было пафосных костюмов, как у актеров разыгрывающих правдоподобную постановку, и они не обладали рельефными мышцами завсегдатаев подобных мест. Кажется, их вид был абсолютно растерянным и в то же время решительным, ведь отступать ни один из них не намеревался. Бойцы, хотя я с трудом мог назвать их так, выглядели примерно одного возраста, два простых парня лет двадцати, таких же, как я, которым ну очень понадобились деньги.

– А говорил, что не торгуешь душами, – ехидно бросил я.

– Если нет души, то и нечего продавать, – Алик наклонился ко мне, стиснув рукой плечо. – Я их не заставлял, лишь подарил возможность, и они ею воспользовались, – шепнул он мне на ухо.

– Мне ты хочешь предложить то же?

– У тебя в этом нет нужды, тебя так же не интересуют деньги, как и меня. Я заметил это той ночью, когда посмотрел в твои глаза.

– Что же ты там еще увидел? – я напряженно взглянул на Алика.

– Сомнения, – мужчина сделал паузу, – и тоску.

– Зачем же тогда я здесь, если не для боя? Для чего ты показываешь так много скрытого от других? – удивленно спросил я.

– Всему свое время, – уклончиво ответил Алик, разжав, наконец, свои крепкие пальцы на моем плече.

Бой начался скомкано. В отличие от большого действа на первом этаже Легиона, которое выглядело куда более зрелищным и продуманным, сражение, представавшее передо мной сейчас, оказывалось куда безумнее, натуралистичнее и жёстче. Будто на кону стояли не деньги, а чьи-то жизни. И я не исключал такого хода событий.

Кажется, я погрязал в это болото все глубже. Вопросов становилось все больше, а более или менее вразумительных ответов на них я не получал. И как не странно, я задавал их один за другим, а вот главный так и обходил стороной. Но в какой-то момент, мне стало не до него.

– Останови это, они же убьют друг друга, – прокричал я, но мою отчаянную просьбу поглотил шумный гвалт взбудораженных людей, облепивших сетку ринга со всех сторон.

– Прости, я не в силах сделать то, что ты просишь, – с искренним сожалением произнес Алик.

– Как это? Разве это не твой клуб? Разве не ты хозяин всему, что тут творится? – я чуть не вцепился в лацканы белоснежного пиджака.

– Люди заплатили за это деньги, а парни, что сейчас на ринге, готовы на все, чтобы победить. У них есть цель и не вежливо сбивать их с намеченного пути. Когда механизм запущен, его не рекомендуется останавливать, чтобы ни на кого не навлечь беду. Исход не обязательно должен быть смертельным, не в этом суть. Но он возможен, и от того все восприятие становится острей.

– Ты просто псих. И зачем я только сюда явился.

– Это было неизбежно, – пожал плечами мужчина.

Я подошел к арене. Два парня босиком и по пояс раздетые катались как дикие волки по песку, облепившему их исцарапанные спины. Пот и кровь лились по лицам, но ярость их только удваивалась с каждой новой приобретенной раной. Наконец, один из парней пересилил соперника, захватив его сзади в кольцо из своих ног и жилистых рук. Он держал его крепко за шею, пока тот не сдался, с трудом поднимая ладонь, знаменовавшую собой желание прекратить поединок. Сомнительное облегчение прокатилось по моему телу. Я хотел, чтобы все закончилось на этом, но финал еще не наступил, а здравомыслие в двух измученных телах выветрилось вместе с ощущением боли, атрофировав сознание, которое едва ли могло принять правильное решение, да и адреналин зашкаливал у двоих до опасных пределов. Но к счастью все завершилось. Я расслабленно выдохнул, и, минуя Алика, выбежал прочь из зала на лестницу, где с жадностью начал глотать прохладный воздух.

Едва отдышавшись, я услышал чьи-то стремительные шаги, легкие, но напористые.

– Ты все же остался здесь. Ведь, я же просила тебя уйти. Почему ты не сделал этого? – вверх по лестнице поднималась рыжеволосая девушка. Ее красивое лицо, казалось хмурым и даже гневным. И я не решился возразить.

– Кристина, Кристина! – сзади за рыжеволосой незнакомкой, часто перебирая ступеньки, бежал Стас. Он очень торопился ее нагнать, словно желая предостеречь от чего-то. – Кристина, стой!

Девушка развернулась к нему. Она ничего не сказала, но ее выражение лица оказалось куда красноречивее всяких слов, и паренек, словно окаченный кипятком, выдал себя, не мешкая:

– Кристина! Это моя вина. Он бы не пришел сюда, не сделай я одну глупость, – подросток виновато посмотрел на меня. – Это я положил твой портрет в конверт.

– Какой портрет, Стас? – Кристина шагнула вниз на ступеньку.

– Тот, что нашел у тебя, – мальчишка опустил взгляд в пол.

– Зачем? – тихо спросила девушка.

– Я не знаю, – покачал головой Стас.

– Может, объяснишь, что происходи? – раздраженным голосом, наконец, вмешался в разговор я, нацелив свой жесткий взгляд на подростка.

Кристина и Стас обратили на меня свое внимание. Мальчишка поднялся по ступенькам выше.

– Я хотел, чтобы ты принял предложение брата про клуб, но когда ты так легко согласился, я решил, ты лжешь, и подумал, что заинтересую тебя этим портретом. Я взял его с собой на такой случай, и он мне пригодился. Я предполагал получить в ответ отказ, но ты сказал «да», которое я воспринял как «нет». Потому и отдал этот конверт тебе, который ты не мог проигнорировать. Вот только Алик не имеет к этому никакого отношения.

– Зато вы вдвоем имеете, – выкрикнул я, со злостью указывая на Стаса пальцем.

– Прошу не говори брату об этом, – подросток схватил меня за рукав куртки. Я проигнорировал его просьбу, грубо высвободившись от его отчаянного захвата.

– Откуда у тебя мой рисунок? – спросил я у Кристины.

Она только собралась сказать мне что-то, как ее прервал громкий голос мужчины:

– О, я вижу, ты уже познакомился с моей женой Кристиной, – Алик появился в дверном проеме столь неожиданно, что Стас даже отпрянул назад, а девушка застыла на месте, словно мраморная статуя. Я удивился их реакции, но промолчал. – Теперь ты увидел мою семью в полном составе. И кстати, Стас, ты как раз вовремя.

Мальчишка тяжело вздохнул. Он попятился вниз, будто зная, свою участь заранее, хотя Алик еще ничего не озвучил. Но отступление юному пареньку перекрыл охранник, что стоял внизу.

– О, нет, нет, оттягивать оплату своего долга дальше некуда. Ты взял деньги у меня, и не вернул их. Значит, у тебя есть только этот вариант.

Стас в отчаянии прижался к стене.

– Прошу, оставь его, – Кристина преградила путь своему мужу, не давая пройти.

Алик холодно взглянул на девушку:

– Любой долг должен быть возвращен. Ты знаешь, я не люблю быть должным кому-то, и тем более не терплю должников.

– Только не так, – на лице девушки не отражался больше гнев, теперь он сменился безысходностью, и слезы беззвучно покатились по ее щекам.

Страх, вновь сковавший Стаса, как в ту ночь перед моим магазином, он попытался сбросить с себя, словно твердую кожуру, плотно облепившую тело. Подросток знал, что неизбежно должен покориться брату, ведь у него нет иного пути. Мальчишка, решительно отошел от стены, направляясь к Алику.

– Кирилл, сегодня ты увидел два совершенно разных боя, но хочешь ли посмотреть на третий, особенный? – мужчина так ласково приобнял Стаса, будто собирался пожелать ему удачи на футбольном матче, а не на ринге, где того может, или даже почти наверняка ожидает смерть.

– Нет, – категорично заявил я.

Алик удивленно приподнял бровь.

– Я выйду вместо него. Ведь, как я понял, тебе не важно, как будет оплачен долг, главное его вернуть. Думаю, это не сильно поменяет условия контракта, который будет погашен таким образом?

Мужчина замешкался. Его явно застало врасплох мое предложение.

– Так, что скажешь? – не давая опомниться Алику, прерывая короткую паузу, спросил я.

Мужчина неохотно кивнул, но на лице его все еще читалось сомнение.

– Ты уверен? – робко спросила Кристина, которая явно не хотела видеть на ринге меня, вот только Стаса, она бы там не хотела видеть еще больше.

– Не люблю быть зрителем, – спокойно ответил я, улыбнувшись рыжеволосой девушке, проходя мимо которой вновь ощутил приятный цветочный аромат.

Что я делал? Какое безумие творил? Разбираться с этим было некогда, ведь на кону вновь стояло спасение мальчишки, но только ли это толкнуло меня на бой? Что-то странное творилось вокруг, и я все больше запутывался в этом. Однако в какой-то момент, я устал находить ответ, решив отпустить ситуацию на самотек. Идти не за чем-то, а вопреки. Не так ли учил меня мой дядька, перед тем как сгинуть в мир иной. «Если будешь переть, как танк, не найдется такой двери, которую бы ты не сумел открыть», – задорно говорил Медведь. И, кажется, теперь я начинал понимать его.

Когда так отчаянно что-то ищешь, откапывая из-под толстого слоя секретов, недосказанности и лжи, иной раз, лучше принять условия игры, и насладиться ее ходом, будучи не пешкой в опасной партии, а самым, что не наесть серым кардиналом. И хотя я понимал, что до интеллектуальной войны мне далеко, я не смог не заметить, как легко привел в замешательство уж точно более искусного противника, чем я, и это не могло не ободрить. А еще, руки так и чесались вновь с кем-нибудь подраться.

Я вошел в зал первым, и, не мешкая проследовал к арене, которую уже успели привести в порядок, пока наша небольшая компания выясняла отношения на лестнице.

– Эй, парень, ты куда? – возмутился старый байкер, преграждая мне путь рукой.

– Все нормально, Пес, – дал отмашку Алик, своему подчиненному. И тот, словно бы оправдывая свою кличку тут же подчинился. Правда, руку, не поспешил убрать:

– Скинь ка сначала ботинки, сынок.

– Зачем это? У вас же здесь нет правил?

– Правил, может, и нет, а условия для всех равны.

Я удивленно хмыкнул, но спорить не стал, сняв с себя куртку с футболкой и тяжелые ботинки.

Шагнув на арену, я ощутил, насколько холоден песок, и это очень удивило меня, ведь по ту сторону сетки, все казалось немного иным. Здесь, как ни странно, я чувствовал куда больше свободы, чем там, за границей этого круга. Меня не опутывал страх, не терзали сомнения, я словно и не думал о том, где нахожусь, ведь я отчетливо понимал, что только я сам сейчас способен контролировать свою участь. И пусть даже она окажется не самой приятной, ее исход это череда лишь моих мыслей и поступков, и от таких раздумий становилось почему-то спокойно.

– Что ж, Господа, в нашей программе произошла небольшая корректировка. У нас появился новый доброволец, – старый байкер расхаживал вдоль сетки, привлекая публику к новому событию. И надо сказать, получалось это у него весьма недурно. – Мы не знаем кто он, откуда он, и на что способен, а оценить вы можете только его внешность. И кто поставит на то, что этот юнец победит? – Толпа загалдела. Люди переговаривались друг с другом, рассматривая меня, как причудливую зверушку. – Но не в этом ли настоящий интерес? У вас есть шанс рискнуть по крупному. Только ваш выбор, только ваш риск. Вот все, что есть в вашем распоряжении. Кому улыбнется удача? – Пожилой мужчина громко проскандировал свою речь, и уже в самом конце, более спокойно и тихо добавил. – Делайте ваши ставки, Господа.

Это таинство продлилось совсем недолго, я даже не успел замерзнуть от песка. И вот, в мою одинокую келью ввалился еще один боец. Крепкий и довольно плечистый здоровяк. Я криво ухмыльнулся, только сейчас начиная ощущать, какую глупость решил провернуть.

– Алик? – позвал я.

Мужчина не ответил мне, но я знал, он стоит где-то рядом. Ведь происходящее сейчас на ринге, не совсем те планы, которые он выстраивал в отношении меня. Я конечно, совершенно не представлял, что могло понадобиться ему от такого неудачника, но явно не то, чтобы меня укокошили прямо на этой треклятой арене.

– Алик, плата ведь зачтется твоему брату не зависимо от исхода боя? – я двигался по рингу стараясь держать дистанцию со своим противником.

– Да, – твердо ответил мужчина. Он смотрел на меня с тревогой. Впервые за этот вечер в нем проглядывал не холеный хозяин положения, способный умеючи контролировать все и вся, а настоящий живой человек, который вот-вот мог лишиться чего-то, что совершенно не хотел терять. Было интересно увидеть его иное лицо, и в то же время странно. Ведь предметом таких живых эмоций выступал я. И это порождало неоднозначное ощущение.

Я и не заметил, как начался бой. Я просто кружил вокруг здоровяка, который в свой черед не торопился проявлять инициативу, хотя по всем параметрам делать ставки стоило именно на него. Я вообще не надеялся выбраться отсюда живым, правда и сдаваться пока не собирался.

Я бросился на громилу, отвешивая ему прямой удар в челюсть. И оказался так быстр, что противник даже не успел поставить защиту, и мой кулак скользнул по гладко выбритому подбородку. Однако ответная реакция не заставила себя ждать. Мужчина нагнал меня в отступлении, и воздух рассек его стремительный выпад ногой, от которого я еле успел увернуться. Голова вмиг освободилась от посторонних мыслей. Все мое сознание завлекло то, что творилось между нами двумя. Я будто вновь оказался в обычной драке, только в этот раз, все проходило как-то по-другому. Не по спонтанному и бездумному вовлечению в самое пекло, а по сознательному и добровольному мотиву. А, кроме того, мне нечего было делить с человеком, подобно разъяренному льву, набрасывающемуся на меня, делая между атаками все меньше пауз, от которого, к слову сказать, я тоже не отставал. Однако позицию свою сдал как-то слишком легко, хоть и не так уж и быстро.

Здоровяк прижал меня к сетке, и я почувствовал голой спиной холод ее ромбических узоров. Он обхватил мое горло руками, и начал душить, да с такой неистовостью и силой, будто я был повинен во всех смертных грехах, а воздать за них поручили именно ему. Я ухватился за мускулистые запястья мужчины, но те словно каменные, даже и не думали поддаваться моему напору. И тогда я в ход пустил колено, отчаянно вонзая его в твердый живот противника, отчего тот ослабил хватку, и я смог вырваться из его стального обруча пальцев.

Я не хотел больше это делать, драться с тем, к кому не испытывал ненависти. Да и выходило все с трудом. Я даже мог позволить ему выиграть, ведь исход боя не имел значения, мое участие в нем покрывало долг Стаса, и в этом отношении я уже выплатил его с лихвой. Оставалось лишь завершить битву. Вот только сил уже не было, и ничего другого не оставалось, как сдаться без продолжения воинственного танца с этой горой мышц.

Я поднял руку вверх, собираясь пресечь поединок, но видимо соперник не желал столь легкой победы. Он налетел на меня словно бетонная стена, жестко выбивая весь дух из груди. Я отшатнулся на несколько шагов назад, с трудом удерживая хрупкое равновесие. Не успев закрепиться на земле двумя ногами, я почувствовал такую острую боль в виске, что казалось по нему прошлись железной кувалдой, а не хоть и крепким, но все же человеческим кулаком. А дальше лишь холод песка, ощущаемый щекой, и глубокая всепоглощающая тьма, но лишь на несколько мгновений…

Глава 5. Просто кофе

«Ммммм», – как всегда что-то неопределенное напевал я себе под нос, мысленно перебирая гриф гитары, в поисках нужного аккорда для родившейся буквально секунду назад песни. Еще в машине я погрузился в какой-то далекий мир, по которому частенько блуждал в поисках интересных идей для музыкального альбома, вот уже давненько просившегося у нашей группы, но так и не записанного. И я определенно нащупал нужную почву в собственном замысле, а от того и не замечал ничего вокруг, двигаясь от барной стойки с чашкой горячего кофе к какому-нибудь свободному столику в поле моего мутного зрения, призванного, как и прочие органы чувств на помощь в куда более важном деле.

Плеск кофе и удар керамической кружки о кафельный пол вдруг неожиданно вернули меня с небес на землю, и я рефлекторно развернулся на испуганный голос:

– Ой, – девушка с кудрявыми рыжими волосами торопливо соскочила со своего места за столиком, чтобы поднять небольшой черный блокнот, однако я ее опередил.

– Прости, я не нарочно. Видимо смахнул его со стола, когда шел мимо, – я подобрал раскрытую книжицу, и замер на мгновение, засмотревшись на рисунки с обеих сторон блокнота. На одном листе я узнал знакомый до боли пейзаж за окном кафе «Лев», в котором сейчас находился, на другом же листе увидел милую мордашку пухлой девчушки, видимо одну из посетительниц того же самого заведения. – Прости. – Вновь опомнился я. – Еще и твой кофе пролил. Вот возьми мой. – Я поставил на столик свою чашку, к которой не успел притронуться.

– Что ты, не нужно. С кем не бывает. Верни только блокнот, – девушка встревоженно посмотрела на свою вещицу, все еще остававшуюся в моих руках.

– Да, да, конечно. Я не должен был его трогать, но… не могу не сказать… Это очень красиво.

– Спасибо, – робко улыбнулась девушка, и, в мгновение вспыхнув, отвернулась.

Неловкий момент легко подправила официантка, весьма расторопно подоспевшая к нам, чтобы стереть с пола пролившийся кофе. Я вежливо попросил ее принести еще одну чашку, и молоденькая блондинка тут же убежала на кухню за новым заказом.

Я протянул блокнот рыжеволосой незнакомке, и она прижала его к себе, будто это была самая дорогая в ее жизни вещь. Девушка присела на свой диванчик, не торопясь расставаться со своими рисунками, и о чем-то отвлеченно задумалась. Она совсем не заметила, как я без приглашения уселся напротив нее за маленький столик, проявив тем самым невероятную бестактность. Просто я не мог оставить без внимания ни девушку, ни то, что создавала она простым карандашом на плотной бумаге цвета топленого молока.

Я без зазрения совести рассматривал незнакомку, пока та пребывала в какой-то далекой прострации, и боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть ее, ведь опасался быть вышвырнутым со своего незаконно места. Однако переживал я напрасно.

Жизнерадостная официантка поражала своей быстротой, с которой не только как длинноногая лань перемещалась по залу, стилизованному под африканский колорит, но и с которой выполняла заказы.

– Ваш кофе, – радостно сообщила она, поставив на столик большую черную кружку.

– Спасибо, – улыбнулся я ей в ответ, и тут же почувствовал, как безразличен мне этот юный напористый флирт блондинки, которым каких-то минут десять назад, я непременно бы воспользовался, непринужденно продолжив с кокетливой девчонкой разговор, без зазрения совести попросив ее телефон. Сейчас же мой интерес привлекала совсем другая.

Передо мной сидела, безусловно, привлекательная девушка, не из тех, которые смывая свой макияж и выпрыгивая из дорогих ярких шмоток, становятся просто пластиковыми куклами без лиц и каких-то особенностей, а из тех, что просто рождаются красивыми. Они и днем и ночью прекрасны, во что бы не оказались одеты, и сколько бы косметики не нанесли на лицо. И такие девушки не просто предмет страсти и обожания, они, как мне всегда казалось, слишком недосягаемы. Но вот что удивительно, прельстила меня в ней совсем не внешность. Какое-то совершенно не объяснимое притяжение возникло у меня по отношению к человеку, которого даже не знаю. Я увидел в ней невероятную целостность, и ни за что не хотел упустить шанс прикоснуться к этой незаурядной индивидуальности.

– Правда, не стоило, – девушка, наконец, вернулась из густых дебрей своей задумчивости. Она, немного разнервничавшаяся из-за произошедшей ситуации, получив назад свой блокнот, стала спокойнее и дружелюбнее, и это еще больше подкупило меня. Не застенчивая со странностями недотрога, а взрослая владеющая собой девушка, но не без своих страстей. И это невероятно.

Она выглядела совсем молодой в этом своем синем свитере и длинной шифоновой юбке, года на двадцать два, хотя думалось мне, ей было немного больше. Во всем облике незнакомки таилась легкая сдержанность не то природой подаренная ей, не то навязанная какими-то сложными обстоятельствами. Я не мог этого прочитать в девушке, как и многое другое, и оттого все сильнее входил во вкус. А еще, мы почему-то сразу перешли на «Ты».

– Я вдвойне виноват. Разлил твой кофе, да еще и заглянул туда, куда не следовало заглядывать. Скажи, почему ты прячешь рисунки? – отчего-то мне казалось, что не от скромности девушка утаивает свой талант, на то имеется куда более весомая причина.

– Это долгая история, и она вряд ли покажется тебе интересной. Кстати, кофе здесь просто отвратительный, – незнакомка отпила из моей первой кружки еще горячий напиток, и поморщилась.

– Да, это точно, кофе в этом заведении просто ужасен, – я не мог не согласиться с ней. – Почему же ты тогда его заказываешь? – Спросил я, ведь сам-то это делал, лишь из соображений экономии.

– Потому что он особенный, – девушка задумчиво посмотрела в окно, и я понял, она уже не первый раз вот так засматривается на улицу, находящуюся от нее на расстоянии вытянутой руки, за стеклом. – Ощущая этот вкус, я знаю, что нахожусь сейчас именно здесь. Даже если не смогу видеть однажды, отвратительный кофе из «Льва» я всегда распознаю.

Я не понимал, отчего так важно для нее быть в этом кафе, однако определенно это имело для девушки большое значение.

– Мне понравились твои рисунки, – искренне похвалил я работы незнакомки.

– Это субъективно, ведь и та улыбчивая официантка тебя тоже заинтересовала. Вот только ты предпочел остаться за моим столиком, – девушка открыла свой блокнот на чистых страницах, и начала выводить какую-то линию. Оказывается, даже когда она уходила в себя, ничто от нее не укрывалось.

– Намекаешь на то, что я всеяден, или что твои рисунки посредственны? – я прогрызался через дебри странной беседы, однако и не думал ее прекращать.

– Я не намекаю, я говорю прямо. Это всего лишь рисунки и нет в них ничего особенного, – рыжеволосая незнакомка посмотрела мне прямо в глаза, и, улыбнувшись, добавила, – и все же спасибо. Знаешь, муж не разделяет подобных восторгов по поводу моих работ. Возможно ты единственный, кто отозвался о них положительно.

– Значит, он слишком глуп, чтобы это понять, – возмущенно заявил я.

– Нет, – спокойно заключила незнакомка, – просто все субъективно, я же говорю.

– Зачем ты тогда вышла за него замуж, если он не любит, то, чем ты занимаешься? – я и не заметил, как перешел на слишком уж личные вопросы, но на удивление девушку это не смутило.

– Я отвечу, если назовешь свое имя, а то мне как-то не по себе рассказывать столько подробностей из своей жизни незнакомцу.

– Кирилл, – немного замешкавшись, ответил я.

– Уже лучше. Кристина, – девушка протянула мне руку, и я легонько пожал ее, заметив на пальцах небольшой след от серого грифеля. – Многое можно не любить в других, но то, что нас в них цепляет, иной раз перевешивает недостатки в тысячу раз. Так вышло и с моим мужем.

– То есть человека не выходит любить целиком? – я обхватил руками остывающую черную кружку.

Кристина все так же продолжавшая выводить какой-то рисунок у себя в блокноте вдруг прервалась:

– Хм, – многозначительно изрекла она, – мне кажется, в каждом из нас есть что любить и ненавидеть. И тебе слишком повезет, если кто-то полюбит в твоей душе все то, за что стоило бы убить.

Девушка рассмеялась, и вновь принялась мастерски орудовать карандашом, а я замолчал, опять засмотревшись на нее с совершеннейшим неприличием.

Красивое, немного бледное лицо выглядело таким сосредоточенным, что мягкие черты его приобретали решительный оттенок. Тонкий, слегка вздернутый носик казался еще острее, когда девушка улыбалась тому, что под ее карандашом преображалось в настоящий рисунок. Зленые глаза, поглядывающие изредка на меня, светились невероятным огоньком, а вьющиеся локоны цвета не то жженого меда, не то темного золота до безумия кружили голову, делая красавицу просто обескураживающей. И самое прекрасное в ней было то, что во всем ее образе не имелось ни капли фальши. Искренность в чистом виде. Включая духи. Тонкий цветочный, но сводящий с ума аромат. Кому-то, возможно, он мог показаться простым и наивным, однако Кристине подходил идеально. Ей не требовалось прятаться за подобными сложностями женской атрибутики, кутаться в нагромождениях искусственных загадок. В том не было нужды, потому что она сама была воплощением тайны.

Вот бывает, входит человек в комнату, и все пространство преображается вокруг и меняются люди там находящиеся. И подобное происходит не столько от того, что этот человек учит тебя чему-то или намеренно меняет. Нет, все случается само собой, лишь потому, что ты рядом с ним и можешь преобразиться, открыв наличие новых граней в себе. И оказывается, что мир не однобок, а до бесконечности многомерен. И такое осознание подталкивает к следующей двери твоей жизни, к которой приближался планомерно шаг за шагом, и у которой вдруг оказываешься совершенно внезапно, понимая, что повзрослел, дорос до нее. И открывая дверь, узнаешь, как все за ней слишком непривычно, сложно, боязно, но безумно приятно и притягательно. И Кристина для меня как раз стала таким человеком. Только я позабыл о ней, о том, что испытал, познакомившись с девушкой. Ведь мой мозг после аварии, по какой-то совершенно непонятной причине, посчитал нужным забыть этот краткий, однако весьма емкий эпизод моей жизни. Правда он не учел одного очень важного обстоятельства, возможно памяти он и может лишить человека, но чувств и ощущений, это надо еще постараться. Не скажу, что мои метания и перемены в душе связаны с одной лишь Кристиной, но она явно оказалась одной из причин, переломным моментом, после которого я начал искать ту самую дверь, терзаясь так долго от бессилия и неспособности вскрыть истину происходящего со мной в последний месяц.

– Ты со всеми так откровенна или только со мной? – серьезно спросил я.

– Разве я сказала что-то особенное? Ты многого обо мне не знаешь. И этим я вряд ли с тобой поделюсь, – карандаш девушки замер над плотной страницей блокнота. – Возможно, если только ты очень захочешь.

Мне показалось, глаза Кристины потемнели. Она подалась вперед, тихим голосом, почти шепотом произнеся лишь для меня:

– Только не в этот раз.

Я вздрогнул от вкрадчивых слов девушки и замер на секунду. А из смятения мгновенно выдернула Кристина, которая туда же и повергла:

– Мне пора, – резко и неожиданно сказала девушка.

Она стала серьезной, хотя в этот раз в ней совсем отсутствовало волнение. Я еще не успел осознать слов Кристины, как она вырвала страницу из блокнота и резко захлопнула его. Я неотрывно следил за ее быстрыми и суетливыми действиями, и не мог ничего произнести.

Кристина протянула руку с блокнотом в сторону окна, и быстро оглядевшись, сунула маленькую книжицу в узкую нишу между подоконником и бетонным квадратом под ним. Она образовалась там скорее не по дизайнерскому замыслу, а по вине неуклюжих строителей, закрасивших столь уродливый дефект краской, вместо того, чтобы его устранить. К счастью, подобное оказалась на руку милой конспираторше, владеющей похоже уже большим стажем на этом поприще.

«Мы встретимся еще?», «Когда ты придешь сюда?», «Когда будет этот следующий раз?» – столько вопросов запоздало закопошилось в моей голове, ни один из которых я так и не осмелился озвучить. Кристина замужняя девушка, и она бы вряд ли повторила нашу встречу. И пусть я не претендовал на ее чувства и не искал в ней большего, чем дружба, все же призыв с моей стороны увидеться вновь, мог прозвучать весьма двусмысленно, и я прикусил язык, впервые за свою жизнь не зная, что сказать девушке. Хотя я мог-бы и спросить о той странной манипуляции с ее блокнотом, выглядевшей довольно странно, но не стал, ведь это казалось мне слишком неважным сейчас.

– В кафе ты всегда можешь найти меня, особенно в пятницу, – девушка протянула мне листок бумаги, что минуту назад вырвала из своего блокнота. Я неуверенно потянулся за ним, и тут она отдернула руку. – А вот если встретишь меня за пределами «Льва», беги не оглядываясь.

– Почему?

– Потому, что наша встреча и наш разговор останутся только здесь, и никогда не выйдут за пределы этих стен, как и он, – Кристина неопределенно махнула рукой в сторону ниши, в которой совсем недавно скрылся небольшой черный блокнот. – Пожалуй, кроме этого. – Девушка улыбнулась и снова протянула листок бумаги, которым в первый раз лишь подразнила.

Я развернул его и увидел свой портрет, удивительно точный и подробный. Мое лицо в обрамлении темных длинных волос, неулыбчивое и серьезное. Даже татуировки на шеи пририсовала. А все черты воспроизвела так реалистично, что возникало ощущение, будто я заглядывал в зеркало, только черно-белое. И пока я в него смотрелся, упустил, как Кристина упорхнула, не попрощавшись. Девушка исчезла, словно и не было ее никогда, а весь наш разговор всего лишь привиделся сумасбродному парню, частенько витающему в облаках, в поисках различных идей для своей музыки. Вот только одно обстоятельство рушило данную теорию как карточный домик – это портрет на пергаментно-желтом листе бумаги, достоверно передававший всю глубину заинтересованности модели создателем ее художественного образа.

***

Я почувствовал резкую боль в глазах, когда открыл их, отчего часто заморгал. Надо мною зависло бледное и взволнованное лицо Стаса, переменившее свое выражение на более радостное, когда я попытался что-то сказать.

– Сколько я в отключке? – я приподнялся на локтях, слегка просевших в песок.

– Всего пару минут, – сообщил мальчишка, и принялся поднимать меня на ноги, но вместо того, чтобы помочь ему в этом, я вновь рухнул на спину.

Голова кружилась, а еще в ней стоял такой гул как после чудовищной встряски, и я знал, отчего ощущал все прелести взрыва маленькой атомной станции внутри своего черепа.

– Не думал, что ты настолько безрассуден, – я услышал другой голос, и повернул голову в сторону его источника. Опершись о металлический столб, за который крепилась сетка, стоял Алик. Он крутил в руке трость, и не смотрел в мою сторону, но отчего-то казалось, это было лишь неумелым прикрытием истинного интереса к моей персоне.

– Ты застал меня врасплох с этим боем. Некогда было думать.

– Зато ты умудрился произвести сильное впечатление.

– Значит, я тебя все-таки не разочаровал? – спросил я, все еще лежащий на земле.

– Не разочаровал, – ответил Алик, подошедший ко мне и подавший руку. Я без колебаний принял его помощь.

Поднявшись на ноги, я покачнулся, но, кажется, понемногу начал приходить в себя.

Я заметил у сетки Кристину, за крупным ромбическим плетением которой девушка казалась такой далекой и холодной. Она бесстрастно смотрела на меня своими огромными зелеными глазами, и в них не было ничего, совершенно ничего, только сплошное безразличие ко всему вокруг, включая и меня. Закрытое темно-бордовое платье на ней делало ее старше и отстраненней, ничего общего с тем образом в кафе, о котором я вспомнил во время недавнего забвения. Оттого мучительнее мне было на нее смотреть сейчас, ведь оказывается, я знал ее другой. И после того как вернулась память о крошечном, однако ценном эпизоде из прошлого, я успокоился, терзания чуть стихли, однако вопросов только прибавилось.

– Тебе бы к врачу, – настороженно заметил подросток.

– Ну, уж нет. Я и раньше без них обходился, и сейчас обойдусь.

Я направился к выходу мимо Алика и Стаса, они удивленно посмотрели на меня.

– Как на счет долга? – спросил я у мужчины.

– Снят, – торопливо ответил тот. – Полностью. – Добавил он через секунду. – Куда ты собрался?

– Домой, – устало подытожил я.

На сегодня с меня хватило событий и новых загадок. Душа требовала отдыха, а уж тело и подавно. Я хотел лишь еще раз взглянуть на Кристину, но той уже и след простыл. Она снова бесследно исчезла, как и в ту нашу первую встречу в кафе. Только в этот раз девушка не оставила мне ничего на память.

***

Я достал из холодильника банку пива, и первое, что сделал с ней – приложил ко лбу. Приятный холод чуть заглушил пульсирующую боль, которая не покидала меня с тех пор, как я пришел в сознание посреди тайной арены бойцовского клуба «Легион». И только чудовищным усилием воли я заставил себя сокрыть такое разбитое состояние от тамошних обитателей, в надежде избежать лишнего внимания к собственной персоне, чтобы поскорее очутиться у себя в квартире.

Хотелось очень о многом подумать, однако голова не разделяла со мной такой невероятной прыти, отказываясь хоть как-то этому способствовать. Поэтому я решил сначала дать ей остыть в прямом и переносном смысле, а уже потом начать обрабатывать терабайты полученной за сегодня информации.

– Я в твоем возрасте тоже любил приключения. И мне всегда казалось мало, – эта фраза ворвалась в комнату так неожиданно, что я словно ужаленный соскочил с обеденного стола, на который с таким трудом взгромоздился.

«Я во сне?» – мелькнула мысль. Только как-то слишком натурально выглядело все сейчас, и даже боль в голове не давала в этом усомниться.

– Медведь? – неуверенно произнес я.

Мужчина закатил глаза. Он стоял, наклонившись на высокий кухонный шкаф, при этом расслабленно скрестив на груди руки:

– Ты каждый раз будешь удивляться моему появлению? Может, хоть разок обнимешь своего дядьку? – Медведь разомкнул руки и выпрямился во весь рост, будто и правда собирался заключить меня в родственные объятия.

– Ты ведь не настоящий, – с сомнением проговорил я.

– Да как же это, – обиженно буркнул он. – Я ощущаю себя здесь, ни где-то во вселенной, а именно здесь на этой кухне. – Мужчина постучал костяшками пальцев по холодильнику и сделал шаг вперед.

– Не подходи, – закричал я и запустил пивом в Медведя.

Наверное, каким-то далеким уголком своего сознания я надеялся, что образ стоящего передо мной человека растворится, рассеется иллюзией и все снова придет в норму. Но не тут-то было. Дядька инстинктивно попытался увернуться от жестяной банки, летевшей ему прямо в голову, но громадные пропорции тела не позволили быстро вылавировать, и я услышал звук глухого удара влетевшего в его плечо пенистого напитка.

– Какого черта Кир? Может, еще за нож возьмешься? – раздраженно спросил Медведь.

– А какого черта ты ко мне наведываешься? И вообще кто ты такой? – я уже начинал верить, что происходящее творится наяву, только признавать себя ненормальным как-то совсем не хотелось.

– Ну, вот опять, начинается, – вздохнув, протянул мужчина. – Мы уже проходили это в прошлый раз, помнишь?

– Тогда я думал, что сплю, а теперь в этом уже не уверен, – я обхватил голову руками. Боль не позволяла до конца отделить реальность от грез. Вот только в прошлый раз мне ничего не мешало, и я спокойно разговаривал с Медведем точь-в-точь как сейчас.

Возможно, я все еще лежал на арене без сознания на грани жизни и смерти и в это перепутье вселенных врывались те, кто уже давно почивал за бортом обетованного мира. Правда, чем же тогда эта теория не была безумнее той, что мой дядька нагрянул с того света воплоти прямо на одиннадцатый этаж двухкомнатной квартиры самого обычного спального района?

– Зачем ты здесь? – мне ничего не оставалось, как признать поражение в этой битве за разум. И я решил принять условия игры.

– Не знаю, – пожал плечами Медведь.

– Не знаешь? Ты появляешься так внезапно, пугаешь до смерти, повергаешь в сомнения о собственном здравомыслии, и даже не можешь объяснить, зачем ты здесь.

– Я и правда, не знаю, – искренне ответил дядька.

– Лучше молчи, – махнул я рукой, и поднял с пола откатившееся к моим ногам пиво. Резко вскрыв банку, я осушил ее до дна.

– Не найдется еще одна? – виновато спросил Медведь.

Услышав его, я решил, что хмельной напиток резко ударил мне в голову. Я не поверил собственным ушам. Но посмотрел на дядьку, и мне вдруг стало его жаль. Открыв холодильник, я достал новую банку, и кинул ее Медведю, вытащив себе еще одну.

– В стеклянной то получше будет, – начал было мужчина, но увидев мой суровый взгляд закончил фразу вероятно совсем не так как планировал, – но и так сойдет.

– Так что ты тут делаешь? – теперь уже куда спокойнее спросил я.

– Эй, вообще-то это моя квартира.

– Уже нет, – я отпил глоток из банки.

– Ну ладно. Честно, я ведь и правда, не знаю. Может потому, что я нужен тебе, потому, что ты просил меня вернуться, – дядька серьезно посмотрел на меня.

– Ты мертв, а оттуда не возвращаются.

– Я же вернулся, – мужчина расставил руки, пиво выплеснулось из банки на его кожаные штаны.

– Но кто ты? Что ты помнишь?

– Ничего, совершенно ничего, – задумчиво отозвался Медведь. – Последнее, что я помню, это как Андрей нашел меня там. – Мужчина кивнул в сторону спальни. – А дальше темнота.

– Отец говорил, что ты был уже мертв, когда пришел в квартиру? – насторожился я.

– Так и есть, – подтвердил дядька. – Я видел и его и себя со стороны.

Это просто не укладывалось в голове.

– С некоторых пор, я помню всю свою жизнь до мельчайших подробностей, а то, что было после, нет. Когда я не с тобой, меня словно и не существует. Но когда я здесь, какая-то сила тянет к себе обратно, будто высасывая из этого мира, а я противлюсь ей изо всех сил. Мне нет нигде места.

– О чем ты?

– О тех двоих в капюшонах. Я чувствую, когда они рядом.

– Безумие просто.

– Да, и не говори, – Медведь выпил пиво и поставил опустевшую банку на стол. Он резко встал со стула и подошел к окну. Штор у меня на кухне отродясь не водилось, но на улице давно темнела ночь, и сложно было в ней что-то разглядеть.

– Что? – только и спросил я, поднимаясь со своего места.

– Они, – многозначительно изрек дядька.

– Мы на одиннадцатом этаже…

Медведь повернулся ко мне, он выглядел непривычно встревоженным.

– А им видно все равно, – он хмуро сдвинул брови.

И не успел я ничего сказать, как белый свет поглотил его, ослепив меня на мгновение вспышкой.

Глава 6. У перекрестка много дорог

Я никогда не любил зиму. Никогда не проникался ее отчаянно холодящей злобой, сверлящей дыру в моей распахнутой груди, никогда не трепетал от ветра, пробирающего до костей, и уж тем более, никогда не был с ней заодно. Думаю, и она не любила меня в ответ. Но этот размеренный хруст под ногами, сейчас казался приятным, даже успокаивал в какой-то степени. Под этот звук я представлял будто мои мысли, опутавшие накрепко сознания, крушатся, ломаются как хрупкий шоколад, а таять им не дает мороз. Да, ведь и от него есть польза. Холод остужает мою безумную голову, замедляет безостановочные раздумья, при этом он не крадет их, лишь позволяя не торопиться в суждениях, а таких у меня не мало.

Когда мне зарядили по голове, и я в очередной раз свалился в беспамятстве, я вспомнил наше знакомство с Кристиной, вот только отчего-то усомнился в его реальности. Ведь сам момент аварии я так не увидел, а значит и верить тому, что родилось в моей голове за пару секунд забвенья на арене, не стоило. Я встретил ее, Алика, Стаса, но кто мог дать гарантию, что все эти люди вошли в мою жизнь, а не только в мою голову? Я уже пару раз встречался со своим мертвым дядькой, мало того, я беседовал с ним, да что уж там, пил пиво, как будто он и не умер в ту злополучную для нашей семьи ночь. И это показалось куда правдивее, чем прочие пересечения с людьми, которых я едва знал. Теперь я сомневался, где кончалась фантазия и начиналась явь. И потому, необходимо было разобраться со всей творящейся в моей жизни ерундой, чтобы не пропасть в омуте безумия. И сделать это, я обязан был непременно сам. Без помощи моего отца, у которого сейчас имелись совсем иные заботы.

У меня в скором времени должен был родиться брат или сестра, и это заполняло всю жизнь отца. Он не отходил от матери ни на шаг. И с одной стороны, я радовался, что в кое-то веки мог вздохнуть свободно от его нескончаемой опеки. Однако я так привык чувствовать своего старика рядом, хоть и таким странным образом, что немного приуныл, понимая, разгребать большой и сложный завал придется самостоятельно. Да и не уверен, что такое под силу бы оказалось даже моему отцу.