1987 год.
Восточный Гондурас, департамент Грасиас-а-Диос.
Недалеко от границы с Никарагуа
В разноголосом птичьем гаме, висящем над густыми кронами деревьев по обе стороны дороги, прорезалось характерное урчание. Через полминуты шоссе выплюнуло из-за поворота запыленный «Ниссан Патруль». На вираже водитель отпустил педаль газа, но тут машина вышла напрямую. И двигатель снова взревел. Ехавшие в джипе явно спешили. За следующим поворотом заросли расступились, и «Ниссан» вкатился в долину. В ней раскинулся небольшой городок. С севера и запада к нему вплотную подходили горы.
Проскочив пыльные окраинные трущобы, водитель сбавил обороты. Даже главная улица городка мало напоминала германские автобаны. На булыжной мостовой джип нещадно трясло. Католическая церковь на главной и единственной площади города помнила, наверное, еще испанских колонизаторов. Центр площади украшал такой же старинный фонтан. Слева от церкви стояло длинное двухэтажное здание, украшенное кучей разноцветных вывесок. Этакий местный бизнес-центр. Место справа от церкви занимало другое двухэтажное здание, покороче. Судя по фасаду, что-то административное. Мэрия или суд. На это намекал выцветший государственный флаг Гондураса, который лениво полоскался над входом. Но людей в джипе местные достопримечательности не интересовали. Уворачиваясь от прохожих, повозок и редких автомобилей, «Ниссан» проскочил площадь и поехал дальше по главной улице. Ближе к окраине мелькнул полицейский участок.
За городом булыжная мостовая перешла в гравий и пошла на подъем. Над зарослями сбоку от дороги возвышалась зеленая гора, ближе других подобравшаяся к городу. У подножия виднелся большой двухэтажный дом с башней, окруженный высоким бетонным забором. Позади дома просматривался водопад, небольшой, но шумный даже в сухую погоду. Через несколько минут дорога уперлась в край глубокого каньона и выползла на мост. Но джип не доехал до него и свернул с гравийки в заросли, на неприметную подъездную дорогу, ведущую в сторону того самого дома. Когда машина подъехала к воротам, стало видно, что поверх забора идет закрученная спиралью колючая проволока, а рядом с воротами за забором стоит вышка, выкрашенная в зеленый цвет. С вышки на дорогу равнодушно смотрел пулеметный ствол.
Гостей явно ждали. Железные ворота распахнулись, едва джип подъехал к ним. «Ниссан», не останавливаясь, вкатился во двор. Подрулив поближе к дому и развернувшись, водитель заглушил двигатель. Стало слышно, что в машине работает радио. Энергичный мужской голос гневно говорил по-испански, что несколько дней назад «контрас напали на госпиталь на окраине Манагуа, организованный братским Советским Союзом. Есть погибшие и раненые, полностью уничтожена медицинская лаборатория госпиталя...».
Сидевший рядом с водителем латиноамериканец открыл дверь и выбрался из машины. Вел он себя словно большой начальник, хотя выглядел лишь на тридцать с небольшим. Водитель, худощавый молодой мужчина, судя по лицу и повадкам – из индейцев племени ленка, тоже открыл дверь, но остался в джипе. За всю дорогу он не издал ни звука. Да и сейчас индеец лишь настороженно поглядывал на небритых охранников в кепках-бейсболках и мокрых от пота майках, с вездесущими «калашами» в руках. Латинос подозвал одного из охранников, видимо старшего. Что-то спросил по-креольски. Выслушав ответ, бросил еще несколько фраз. Охранник подобострастно кивнул: «Си, сеньор», повернулся к остальным и что-то рявкнул, подкрепив команду выразительным взмахом руки за угол дома. Вскоре вся охрана исчезла из поля зрения, за исключением пулеметчика на вышке у ворот. Да и тот смотрел не во двор, а на дорогу. Тем временем с заднего сиденья джипа выбрался еще один пассажир. В таком же, как на его спутнике, пестром камуфляже без каких-либо знаков различия. Но этот человек был моложе и, наверное, даже в гражданской одежде выглядел военным. Причем не рядовым бойцом, а командиром. Но все же куда заметнее было то, что у него светлые волосы и серые глаза. А кожа темная от загара, а вовсе не смуглая от рождения, как у остальных.
– Почему именно здесь, а не там? – поинтересовался светловолосый, кивнув в сторону границы. Вопрос был задан по-русски. Хорхе Мендоса дружески улыбнулся и ответил на том же языке. Русский он знал в совершенстве, начав учить язык еще до победы революции, в учебном лагере сандинистов на Кубе. Сейчас лишь заметный акцент выдавал в нем уроженца тех краев, где снег бывает только в горах.
– Потому что ТАМ, Мигель, – и он тоже махнул куда-то в южном направлении, – все слишком на виду. Всем все видно. Все под контролем. Это, конечно, хорошо. Но только пока. Ты же знаешь, команданте пообещал принять конституцию до конца этого года.
– Ты сомневаешься, что Ортега останется президентом?
– О, нет. Но многое может измениться еще до следующих выборов.
– Например?
– Например, мы можем заключить перемирие с контрас, – ухмыльнулся Мендоса. Сам он пока еще довольно плохо представлял себе подобное развитие событий. Хотя понимал, что затянувшаяся гражданская война стала для его родины дорогим удовольствием. Даже с поправкой на помощь Советского Союза.
– Ясно, – тот, кого назвали Мигелем, понимающе кивнул. Однако было видно, что он все еще сомневается в правильности выбора места.
– А то, что с территории Гондураса на нас нападают контрас, – продолжил развивать свою идею Мендоса, – это даже к лучшему, никто не догадается тут искать.
– Ты уверен в этих людях? – Мигель кивнул в сторону угла дома, имея в виду скрывшихся из виду охранников.
– Как в себе самом. Они из нашей деревни. Это важно. А нравится им Ортега или нет – все равно. Я сказал им – мне кое-что надо спрятать до лучших времен. Они знают меня, знают моего отца. Этого им достаточно. Не в обычае этой страны задавать лишние вопросы.
– А твой водитель?
Хорхе, прищурившись, бросил взгляд на индейца.
– Он ленка. Такое племя. На Карибском побережье. Их мало. Всех сторонятся. К тому же он глухонемой. Не умеет ни читать, ни писать. Я специально такого подобрал. Он мне обязан, как это у вас говорят, по гроб жизни...
– Хорошо. С этим все ясно. Давай займемся делом. Нам еще назад ехать.
Мендоса махнул индейцу, тот выскочил из машины и распахнул заднюю дверь.
Хорхе и Мигель вытащили из джипа продолговатый оцинкованный ящик темно-зеленого цвета, с красным крестом в белом круге по центру крышки. На боковой грани ящика, тоже посередине, был нарисован желто-зеленый ромб. В верхней половине ромба красовался черный череп над скрещенными костями, в нижней – какая-то абракадабра из букв и цифр. Хорхе и Мигель осторожно внесли ящик в здание с башенкой. Вскоре Хорхе вышел из дома и направился к машине. Обернувшись у дверцы джипа и не увидев русского, он нахмурился. Однако через несколько минут и Мигель показался в дверях дома. Увидев его, Мендоса облегченно улыбнулся и подозвал к себе старшего охраны.
Спустя всего несколько минут «Ниссан» выехал за ворота. В этих краях границ в общепринятом понимании – то есть со шлагбаумами, таможнями и контрольно-следовой полосой, – не существует. Поэтому через пару часов джип без приключений пересек реку с забавным для русского уха названием Рио-Коко. На гондурасской стороне никакой заставы у моста не было и в помине, так же как и на другом берегу, хотя считалось, что именно по реке проходит граница. Во всяком случае, это утверждал щит с трафаретной надписью по-испански: «Добро пожаловать в Никарагуа». На обратной стороне красовалась такая же надпись, только вместо «Никарагуа» она заканчивалась словом «Гондурас». Когда мост скрылся из виду, они сделали короткую остановку. Через несколько километров шоссе выходило к блок-посту сандинистов, и камуфляж без знаков различия мог вызвать ненужные вопросы – светиться им было ни к чему. Мендоса переоделся в форму капитана Революционных вооруженных сил Никарагуа. Мигель же облачился в советское хабэ, как и положено военному советнику в полевых условиях.
Индеец равнодушно смотрел на странные действия своих пассажиров. Сам он переодеваться не стал. Ему это было ни к чему.
...Хорхе посмотрел на часы, потом за окно, где уже начинало темнеть, и сказал:
– До Манагуа полчаса.
– Ты уверен, что никто не знает, куда мы поехали? – Советник, все еще настороже, поправил лежащий на коленях «АКМ».
– Уверен. Я ведь даже тебе не говорил, куда мы едем, помнишь? – Хорхе усмехнулся. Индеец включил фары.
А еще через минуту джип вкатился в затяжной левый поворот. Советник поморщился – пейзаж ему не нравился. Слева к дороге почти вплотную подходили густые заросли, справа прямо с обочины начинался нисходящий склон, густо поросший высоким кустарником. Идеальное место для засады, подумал он, снова поправляя лежащий на коленях автомат, вон и водитель вдобавок скорость сбавляет – на газах такой поворот не пройдешь, даже при полном приводе без проблем улетишь в кусты.
Что называется, накаркал – длинная автоматная очередь прервала монотонное однообразие долгой поездки. К первому стрелку с небольшим опозданием присоединились другие. Посыпались осколки стекол. Но индеец как водитель оказался на высоте. Он резко вывернул руль в сторону, и джип, визжа тормозами, встал поперек дороги, едва не перевернувшись. Машину развернуло фарами в сторону плюющихся огнем зарослей, и на какое-то время «Ниссан» скрылся в туче пыли. Этих мгновений хватило, чтобы советник и Мендоса распахнули двери и вывалились из машины. Не зря, выходит, всю дорогу держали оружие наготове. Мендоса успел заметить, что индеец тоже выскочил из джипа и метнулся к обочине. Оказавшись в кювете, Хорхе и Мигель тут же принялись отползать в сторону, поскольку в баке машины было слишком много бензина, чтобы использовать ее в качестве прикрытия. Тем более что джунгли по ту сторону дороги снова начали метать свинцовый бисер. Причем Мендосе вскоре показалось, что пули свистят как-то уж очень высоко над головой. Невидимые нападавшие почему-то не смогли сразу погасить слепившие их фары, хотя усердно поливали длинными очередями заросли позади джипа. Из-за этого в кювет густо сыпались срезанные пулями листья и ветки. Хорхе даже заподозрил, что их собираются взять живыми, но тут наконец вражеский пулеметчик поймал в прицел мощные галогенные лампы. Да только перестарался – фары, конечно, погасли, зато несколько крупнокалиберных пуль нашли бензобак. И тот взорвался. В опасной близости от голов бывших пассажиров прошелестели раскаленные обломки. В долю секунды джип превратился в мощный факел, ярко осветивший окрестности.
Густеющие сумерки уравняли шансы сторон. Огрызаясь короткими очередями, капитан и советник пытались не дать невидимым стрелкам подобраться поближе. Вдруг Хорхе, повинуясь неясному предчувствию, перевернулся на спину и разрядил оставшиеся полмагазина в заросли позади себя. Только его пули легли заметно ниже, чем летевшие из-за дороги. Сдавленный вскрик и хруст веток, ломаемых падающим телом (или телами) дали ему понять, что он не ошибся. Мендоса не сомневался, что это не индеец – зачем ему лезть в обход через кусты, если он мог просто проползти к ним по кювету? Тем более что за горящим джипом короткими экономными очередями все еще бил его «АКМ». Переворачиваясь обратно на живот, Мендоса прокричал русскому: «Они пытались зайти нам в тыл! Не забывай смотреть по сторонам!» Но тот вытащил из вещмешка рацию и, надевая наушники, жестами просигналил капитану: «Прикрой меня». Хорхе кивнул, сменил магазин и откатился в сторону, забыв об индейце и прихватив с собой «узи», доставшийся ему как трофей в одной из предыдущих спецопераций. Чтобы отвлечь внимание настырных чужаков на себя, он, не целясь, выпустил из него несколько очередей в их сторону. Мендоса нисколько не сомневался, что ни в кого не попал. По большому счету, израильская игрушка была прекрасным оружием для ближнего боя при свете дня, но в сумерках пламя, вылетающее из ствола при выстреле, послужило другой цели. Нужно было дать Мигелю хоть пару минут, отведя огонь нападавших в сторону. Контрас, или кто там был в джунглях, «пошли навстречу» Мендосе. Он едва успел сменить «узи» обратно на «калашников» и переместиться еще на несколько метров, когда сразу несколько стрелков сосредоточили свой огонь на том месте, где он только что лежал. Хорхе не остался в долгу, чертыхаясь и сожалея, что нельзя было прихватить с собой «шилку» из тех, что охраняют аэропорт в Манагуа, – русская зенитная самоходка своими четырьмя стволами, по восемьсот выстрелов в минуту каждый, просто выкосила бы изрядный кусок сельвы вместе с назойливыми стрелками.
Тем временем советнику повезло – он «дозвонился» до советской базы в Диарамбе. Услышав, что помощь будет, советник отбросил наушники, подхватил автомат и присоединился к никарагуанцу. Постоянно перемещаясь из стороны в сторону, они короткими очередями били по огонькам вражеских выстрелов. Их самих пока еще ни разу не зацепило. Возможно, противник стремился взять их живыми и поэтому поначалу ограничивался тем, что пытался просто прижать их к земле. Зато перед двумя друзьями такой задачи не стояло и они старались бить на поражение. Вовсе не планируя брать пленных. В больших количествах. Время от времени в грохоте стрельбы прорезывался чей-то истошный вопль, красноречиво свидетельствующий о том, что еще один противник выбыл из игры. По крайней мере, временно. Ага, а вон там, похоже, пулеметчик. Зря ты, амиго, ленишься позицию менять, зло подумал Мигель, нажимая на спуск. Две короткие очереди ушли в сумерки «на огонек». Похоже, как минимум одна из пуль нашла цель – из зарослей донесся сдавленный вскрик, и пулемет затих. Вскоре паузы в перестрелке начали становиться все более отчетливыми. Судя по всему, противников действительно стало меньше. Или они начали экономить патроны, все еще надеясь взять обороняющихся измором. Однако больше никто не пытался пересечь дорогу, чтобы зайти русскому и Мендосе в тыл. Стрельба все же продолжалась. Кстати, не случилось ли чего с водителем, что-то его автомата давно не слышно, отметил Мигель. Вдруг Хорхе сдавленно вскрикнул и скатился на дно кювета, зажимая левый рукав выше локтя. Сквозь пальцы сочилась кровь. Мигель повернулся к нему, но тот лишь зло отмахнулся: «Не отвлекайся!» Русский кивнул и, поймав в прицел точку чуть пониже очередной серии вспышек в сумрачных зарослях, привычно нажал на спуск...
Через несколько бесконечных минут он вставил в автомат последний магазин и его палец замер на спусковом крючке. Советник вдруг осознал, что по нему тоже больше не стреляют. Он прислушался и понял почему. Со стороны Манагуа все отчетливее слышался тяжелый гул моторов.
Вскоре передний БТР подошедшей колонны, устрашающе вращая башенкой с крупнокалиберным пулеметом, остановился перед дымящимся остовом джипа, из подъехавших следом грузовиков начали выпрыгивать смуглые солдаты с «калашами», и советник понял, что можно расслабиться. Уже как в тумане, он обнимался со знакомым офицером, помогал затаскивать раненого Хорхе в санитарный автобус, что-то кому-то объяснял...
Во всех рапортах и отчетах засада приписывалась контрас. Хотя нападавших никто не видел – даже Мендоса и его русский напарник. Кто это был на самом деле, так и осталось неизвестным. Бой закончился в сумерках, и в придорожные джунгли по горячим следам никто соваться не рискнул. Только бронетранспортеры дали для острастки несколько очередей из башенных пулеметов по зарослям, из которых велся огонь по «Ниссану». Однако им никто не ответил. Скорее всего, уцелевшие участники засады трезво оценили свои силы и либо просто затаились, либо сделали ноги, едва заслышав приближение колонны. Индеец, который в начале заварухи оказался по другую сторону подбитого джипа, куда-то пропал – может, просто скрылся, а может, его увели с собой нападавшие. Во всяком случае, в кювете остался его «АКМ» в пятнах крови, пустые магазины и куча стреляных гильз – похоже, он израсходовал все патроны, что у него были. На месте вражеских позиций высланная назавтра из столицы опергруппа не нашла ничего, кроме россыпей автоматных гильз и следов крови. Хотя и Мендоса, и русский надеялись, что хотя бы нескольких нападавших они успокоили насовсем. Или те забрали даже трупы, благо времени у них было достаточно? Но зачем, неужели кого-то можно было опознать? Но это были еще не все странности. Через несколько дней Хорхе по своим каналам получил сообщение, что дом с башней, который он недавно посетил, тоже подвергся нападению. Кто его совершил – контрас, гринго или правительственные войска, присланные из Тегусигальпы, или кто-то еще – было не ясно. Из охраны никто не уцелел. Все люди были убиты. Нападавшие что-то искали – информатор из местной полиции сообщил, что на некоторых трупах были следы пыток. Значит, охранников, которые пережили штурм, допрашивали, прежде чем добить. Но Мендоса был уверен, что допрос ничего не дал нападавшим. Ведь никто из охранявших дом не помогал прятать ящик. Они его даже не видели. Правда, видел пропавший индеец. Более того, он знал, откуда ящик взялся. Но даже он не знал, что в нем и где именно он спрятан. А спустя еще две недели от того же информатора пришло сообщение, что в сельве недалеко от границы, на гондурасской стороне, местные крестьяне нашли обезглавленный труп, – судя по одежде и документам, индейца. Выходило, что с «места происшествия» он все-таки ушел не сам. Мендоса решил, что, несомненно, «подлые контрас» пытали индейца и, ничего не добившись от неграмотного глухонемого, отрубили ему голову мачете.
Однако эта информация не достигла глаз и ушей его начальства. Своему русскому другу он тоже ничего не сказал. Тем более что вскоре Хорхе Мендосу перевели в министерство обороны, а «Мигеля», гвардии капитана ВДВ Михаила Туманова, успевшего получить благодарность лично от президента Даниэля Ортеги, отозвали в Москву. Прощаясь в аэропорту Манагуа, Мендоса и Туманов были убеждены, что дороги их расходятся и они никогда больше не увидятся.