Спокойная и безмятежная жизнь закончилась в одну минуту. Только что он был симпатичным с бородкой байкером, любимцем женщин, высокооплачиваемым на своей работе компьютерщиком, как неожиданно из крайнего правого ряда ему наперерез вылетела черная «хонда». Девушка, сидевшая в машине, решила развернуться, не обращая внимания на две сплошные линии. При этом в левое зеркало она, конечно, и не думала посмотреть. Хотя бы ради любопытства. Поэтому удар байка пришелся ровно в ее левый бок. С этого момента секунды стали неожиданно растягиваться, как использованная жвачка.
Он успел еще подумать, что вряд ли после такого удара удастся отремонтировать мотоцикл.
А если и удастся, то сколько это потребует денег….
Да и потом все равно придется его продавать…
Потому что от битой техники надо избавляться и покупать что-то другое…
Хотя цены сейчас такие, что на приличную технику придется собирать долго…
А осенью фестиваль и все приедут на хороших, «прокаченных» машинах…
Удар отбросил его на бордюр. Он пролетел несколько метров и замер в неестественной переломанной позе.
Дальнейшее помнил смутно. Синие огни «скорой», звуки сирены. После обезболивания сознание прояснилось и даже появилось игривое настроение. Он веселил врачей анекдотами и не понимал, почему они не смеются.
Следующим фрагментом, запечатлевшимся в памяти, стала предоперационная. Обезболивание заканчивалось, и сознание стало возвращаться к реальности. Переход от наркотической эйфории к суровой действительности оказался хуже, чем это можно было представить, и он стискивал зубы, чтобы не застонать.
Затем была палата, и скорбные лица родственников. Пришла его девушка и долго стояла с растерянным видом. Потом ушла и больше уже не приходила.
Он постепенно начал восстанавливаться. Хотя, слово «восстанавливаться» мало подходило в данной ситуации. В ходе операции выяснилось, что раздроблен тазобедренный сустав, в нескольких местах переломана бедренная кость, практически разрушено колено.
За одной операцией последовала вторая, потом еще одна. После остеосинтеза, сделали напоследок пластику связок, и сказали, что на костылях нужно ходить не меньше года. Потом – снова на операцию.
Когда находился в больнице, еще ощущался смысл жизни. Несмотря на наличие массы свободного времени, день все-таки расписан и упорядочен: уколы, капельницы, перевязки. Во всем было значение и иллюзия необходимого процесса.
Но когда выписали домой, мир вокруг застыл.
В первые дни к нему еще приходили друзья и знакомые. Жалостливо качали головами и пытались внушить натужный оптимизм. Потом посетителей становилось все меньше.
Он был не в обиде. Понимал, что все идет своим ходом, и у каждого – свои проблемы и обязанности. А он находится на обочине этой жизни. По крайне мере, сейчас.
Появилась огромная надежда вернуться в тот образ жизни, который был до аварии. А что еще оставалось делать? Поэтому жадно набросился на восстановительные упражнения, предписанные лечащими врачами. После тренировок до седьмого пота сначала даже были результаты. Немного стало гнуться колено, уменьшились боли в бедре. Но потом все словно уперлось в стену. Что бы ни предпринимал, прогресс отсутствовал. Да и откуда ему взяться, если порваны связки. Разве что только на костылях стал ходить более уверенно. Но это разве это то, к чему стремился?
Стараясь чем-то заполнить свободное время, набросился на литературу. Прочитал все, что было дома, многое выбрал из интернета. В массовом количестве смотрел фильмы. Подсел на компьютерные игры. На улицу старался не выходить: стеснялся костылей. Разве что только в магазин, да и то по необходимости.
Когда оформили группу, сразу почувствовал себя инвалидом, и на душе стало совсем тоскливо.
Начал принимать наркотики. Благо, «доброжелатели» нашлись достаточно быстро. К счастью, быстро понял, к чему это может привести и с диким усилием воли прекратил пагубное пристрастие.
Потом втянулся в выпивку. Молодой и крепкий организм позволял выпить много и без особенных последствий для здоровья.
На некоторое время становилось легче. Нудная ноющая боль в травмированных ногах уходила. После значительных доз алкоголя, исчезала и мысль об ущербности. Он снова ощущал себя здоровым и сильным, и только взгляд, брошенный на костыли, периодически возвращал к действительности.
Вызов в областную больницу пришел только через полтора года. Ему предстояла новая, уже шестая по счету операция.
Особенной радости и надежды на нее не было. Вера в то, что когда-то сможет ходить без костылей, постепенно угасала. Но, самое печальное, он начал смиряться со своим состоянием. Можно сказать, приспособился к нему. А еще, если быть до конца точным, где-то в глубине души оно его уже устраивало. Пенсия по инвалидности, конечно, маловата для проживания, но удалось успешно продать в Москве теткину квартиру. После раздела суммы с братом положил свою часть под проценты. Кроме того, иногда помогали родственники. Так что на скудное, не очень шикарное проживание хватало.
Поэтому однозначно решил, что эта операция для него будет последней. Надоело!
Больница встретила, как своего постоянного жильца. Странно, но здесь он всегда чувствовал себя лучше. Может быть, присутствие таких же, как и он собратьев по несчастью, отвлекало от мысли о собственной ущербности. Или способствовала атмосфера общей взаимопомощи, когда ты относишь судно за послеоперированным товарищем, зная, что после операции кто-то поможет и тебе. На санитарок какая надежда!.. Все в целом формировало чувство нужности. А может, настроение повышало просто отсутствие приторного сострадания друг к другу.
Но внесли изменения в график, и операцию отложили до следующей недели. Возникла необходимость еще в кое-каких анализах. Здесь с плановыми операциями не спешили. А уж он тем более не торопился.
В этот день на душе было муторно. Причиной тому: день рождения. Впервые его пришлось встречать в больничных стенах. Он не хотел никому говорить в палате, зная, что это вызовет неприятный интерес и глупые поздравления. Чтобы развеяться, после тихого часа оделся и вышел прогуляться по территории.
Свежий воздух ворвался в легкие. Весна уже вступала в свои права, и солнце становилось все теплее. На асфальте растеклись огромные лужи, в которых отражалось хмурое небо.
Старательно обходя на костылях проталины, он неторопливо заковылял по дорожке.
«Может, до магазина добежать? – Щелкнуло в голове. – Отмечу по-тихому… Сам».
Он залез в карман куртки. Денег должно было хватить.
Магазин находился за забором. На проходной дежурила охрана, но сторожа с понятием смотрели на мужиков, ныряющих через ворота, чтобы хоть как-то скрасить унылую больничную жизнь.
Дорожка огибала корпус, проходила извилистой тропой между другими зданиями. Проходя мимо радиологического отделения, он бросил взгляд на окна второго этажа.
И увидел ее.
Она смотрела в окно. Встретившись с ним глазами, помахала рукой.
Он в ответ тоже машинально махнул и, неожиданно для себя остановился.
Расстояние до корпуса было небольшим, и можно рассмотреть, что девушка была, если не красива, то очень привлекательна. Вот только платочек, повязанный низко на лоб, делал лицо немного смешным. Так повязывают платок онкологическим больным. Когда после проведенного лечения выпадают волосы.
Она заулыбалась и замахала рукой еще больше.
Он тоже улыбнулся, почему-то смутился и поспешно заковылял дальше.
«Вот и познакомились!»
Пройдя несколько метров, вздрогнул от неожиданно посетившей мысли.
«А ведь я выйду отсюда рано или поздно! На костылях или без них. А она?..»
Почему-то стало неприятно и жутко.
«И я еще на жизнь обижаюсь?..»
В магазин он так и не пошел. Пропало все желание.
В палате никак не смог отвлечься. По ноутбуку попытался посмотреть какой-нибудь фильм, но мысли уходили в сторону, и, накрыв голову подушкой, чтобы не мешали соседи, заснул.
На следующий день он едва дождался окончания тихого часа. Быстро оделся и пошел прямо к радиологическому корпусу.
Девушка уже была на том же самом месте, словно и она ждала этой встречи.
Они замахали руками, как добрые приятели.
Она что-то ему попыталась сказать, но толстое стекло не пропускало звуки.
Тогда он жестами попытался пригласить ее на улицу. В ответ она засмеялась и огорченно развела руками: «мол, нельзя, не пускают». Он тоже жестами попытался выразить свое сожаление.
Так они стояли и переговаривались. Только обманчивая весенняя погода и наступающий вечерний холод заставили прервать их встречу.
В палату в этот раз возвращался в приподнятом настроении, которого у него давно уже не наблюдалось.
«Вот и получил подарок ко дню рождения!», – подумалось ему.
На следующий день все повторилось снова. Жестами они переговаривались, как старые друзья. И, что самое интересное, друг друга понимали.
А на следующий день ему неожиданно назначили операцию. Она оказалась сложнее, чем в прошлые разы – и по длительности, и по объему оперативного вмешательства.
Потом почти неделю отходил после наркоза: с каждым разом он давался ему почему-то все хуже. А когда появились силы выйти на улицу, девушки в окне уже не было.
Хотя, чего и следовало ожидать. Столько прошло дней! Наверное, уже выписалась.
На душе заскребли кошки. Он сам не заметил, как привязался к ней.
«Надо будет после выписки ее найти! Обязательно найти!»
После операции пролежал еще почти две недели и все это время в голове вертелись мысли:
«Ну и что, что онкология! Сейчас и после онкологии живут! И выздоравливают. Это же не то, что раньше! Познакомимся, я еще парень ничего! Мне бы только вес немного сбросить, а так…»
Мысли взлетали все выше, и от этого на душе становилось хорошо. Впервые, за многие годы, жизнь приобретала смысл.
В день выписки, едва дождавшись документов, он отправился в соседний корпус.
Но весь разработанный план рухнул в первые же минуты.
Сначала на входе вахтерша строго спросила:
– Вы к кому? У нас посещения строго ограничены!
«Если бы я знал – к кому!»
– К заведующему отделением, – догадался ответить он. – На консультацию.
Его заставили надеть бахилы, переписали данные паспорта и только тогда пропустили.
В отделении понял, что спросить о девушке, которая у них лежала, даже если объяснить ее приметы, нереально, если не глупо. Врачи бегали с деловым видом, он попытался с кем-нибудь поговорить, но от него отмахивались, как от назойливой мухи.
Наконец удалось поймать молодого ординатора.
– Я извиняюсь, – сбивчиво начал он. – Здесь у вас недавно девушка лежала. В окно смотрела. Я бы хотел узнать про нее.
Ординатор недоуменно вытаращил глаза.
– Какая девушка? Куда смотрела?
– Ну, в окно. Которое на дорогу выходит, в смысле, на территорию …
– Что за ерунда! У нас на территорию выходят окна подсобных помещений и операционная. Там в принципе больных быть не может!.. Она вам родственница?
– Нет, знакомая.
– Посторонним людям консультации не даем. Всего доброго!
И ординатор побежал дальше по своим важным ординаторским делам.
В растерянности, он стал у стенки. Действительно, ситуация выглядит глупо. Спросить еще кого-нибудь? Так он даже не знает, как ее зовут.
С тяжелым сердцем уже повернулся, чтобы уйти, но тут увидел дверь с надписью « сестра-хозяйка».
Вот кто должен все знать! Только бы тетка нормальная была!..
Тетка, в принципе, оказалась нормальной. Сначала долго не понимала, что от нее хотят, но потом, после объяснений, до нее стало немного доходить.
По возможности точно он попытался описать ее приметы.
Сестра-хозяйка задумалась.
– А-а!.. – Наконец вспомнила она. – Еще в голубеньком платочке всегда?..
–Да, да! Платок был голубым!
– Только видишь, какое дело. Действительно, лежала такая пациентка у нас. Точно, как ты описал: Зоя Анисимова из Балашихи. Тяжелая опухоль у нее была. Вот только умерла она. Еще в прошлом году. Не мог ты ее видеть.
– Как умерла?– Спросил он треснувшим голосом. – Может, это другая какая-нибудь? Я же ее недавно видел! Вон в том окне стояла и смотрела!
Он буквально заставил выйти сестру-хозяйку в коридор. Выглянул на улицу и попытался сориентироваться.
– Точно! – Обрадовался он. – Только немного в стороне. Вон там!..
– Что-то ты путаешь, мил человек. – Вздохнула сестра хозяйка. – Там у нас автоклавная. Мы сами редко туда ходим, а уж больным и подавно делать нечего. Да и дверь всегда на ключ запирается!
Женщина жалостливо смерила его взглядом.
… Дорога домой впервые не радовала. Хотелось вернуться, словно позади осталось что-то дорогое. Такси довезло почти до подъезда. С трудом вылез из салона, путаясь в костылях. Посмотрел на окна своей квартиры. Темные окна показались чужими и неприветливыми. Жить не хотелось.
…У монаха Антипия одно из самых тяжелых послушаний. Он убирает всю территорию, а также подъездную дорогу. Независимо от погоды монастырь должен быть чистым и ухоженным. Летом добавляется работа в огороде и на пасеке. Кроме того, нужно следить за цветником. Но Антипий с обязанностями справляется. Только когда особенно начинает ныть нога и хромота становится более заметной, он берет палочку. Вечером хорошо помогает мазь, которую передал знакомый послушник из монастыря Ксилургу. Если растереть колено и замотать теплым шарфом, к утру боль проходит.
На душе спокойно. Только иногда приходит мысль из прошлого и начинает терзать его душу. Он понимает, что это грех и постоянно исповедуется своему духовнику, но ничего не может сделать.
А грех называется высокоумием. Не следует вопрошать того, что скрыто от человеческого разумения.
Но мысль егозит все больше и нудно теребит старческий ум: если после смерти он попросит Бога, тот позволит ему встретиться с Зоей Анисимовой из Балашихи?
Наверное, позволит. Разве он может отказать монаху?..
Бег
Пыль. Она повсюду. На зубах, на лице, в складках длинной и черной одежды. Солнце над головой висит как фонарь, заливая каменистую дорогу жарким и ярким светом.
Антоний оглянулся и посмотрел на гору. Она ясно виднелась в голубом прозрачном небе. Значит, по преданию, Матушки на Афоне нет – помогает где-то страждующим. Поэтому хотя Антоний и устал, можно рассчитывать только на свои силы.
А между тем дорога поднималась все круче, петляя между пыльными холмами.
Было тихо. В зарослях деревьев стрекотали какие-то птахи, да редкий ветер производил загадочный шепот в зеленой листве.
Антоний любил свое послушание. Ему часто поручали ходить между монастырями, выполняя функции своеобразного курьера. Машины у них, конечно, были, но предназначались для других, более важных дел. Иногда, особенно в непогоду или когда требовалась срочность, для него выделялся транспорт. Но чаще всего приходилось передвигаться пешком. Антония это не огорчало. Внешне всегда хмурый и неразговорчивый, он и на самом деле больше всего любил уединение. Одиночество требует уверенности, а уверенность приводит к счастью. Тем более, что дорога никогда не бывает однообразной. Как никогда здесь не бывает однообразной погода. Редко когда стоит затишье. Такое, что слышны шаги на каменистой тропе. Но чаще свежий ветер приносит прохладу с моря и, кажется, здоровается, пробегая по потному лицу. Иногда набегают тучи, предупреждая о коротком и теплом дожде. А дорога между тем то извивается как змея, словно не желая, чтобы по ней шли, то становится прямой и ровной, сама приглашая к длительному путешествию.
Но сегодня он посетил два отдаленных монастыря и уже здорово устал.
Да и суставы в последнее время начинали беспокоить все больше и больше.
Когда становилось особенно тяжко, он сначала про себя, потом шепотом, затем во весь голос проговаривал Иисусову молитву. Тогда возникало ощущение, что сил прибавлялось. Шаги приобретали четкость, ровно впечатывая каждое слово: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!»
Да и как же им, суставчикам, не болеть. Сколько пройдено в этой жизни, сколько пробегано…
Монаху не пристало возвращаться к прежней жизни, но память все равно выхватывала куски из прошлого, раскручиваясь перед глазами, как лента из фильма.
…Десятку старались бегать в самый жаркий день. Такая была шутка у ротного. Капитан сам первым переодевался в ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и становился во главе колонны. Его сил хватало не только на то, чтобы поддерживать заданный темп, но и передвигаться между людьми, пинками подгоняя личный состав.
Поэтому зная, что будет дальше, перед построением народ не торопился. Растягивал время, словно это позволило бы предотвратить предстоящую экзекуцию. Не спеша, с деланной тщательностью затягивал ремни, подгонял сумку противогаза, проверял заклепки на одежде. На что они рассчитывали? Что капитан передумает, и рота займется чем-либо более приятным? Нет, конечно. Просто подсознание непроизвольно тянуло время, отлично сознавая, что ждет организм впереди.
– Ну, все готовы? Стать в строй!
Капитан был бодр до возбуждения. Возможно, беседа с психоаналитиком выявила бы у него скрытый мазохизм. Но в те времена еще не слышали таких слов.
Шеренга космонавтов в белой защитной резине неуклюже выровнялась.
– Ставлю задачу! Бежим как всегда: от автопарка до технической территории. По дороге, со стороны сопки отражаем атаку вероятного противника. После короткой и победоносной схватки быстро поднимаемся и бежим дальше. С ходу захватываем котельную, в которой, по данным разведки, также находится проклятый враг. И успешно его побеждаем. Потом с победоносным криком «ура!» врываемся на техтерриторию и занимаем укрепленные позиции. Всем ясно?
Народ угрюмо кивнул. Что тут непонятного? В прошлый раз треть роты не дотянула даже до котельной: упали в обморок от теплового удара. Кто бы только сказал, как кричать «ура» в противогазе?
– Отлично! Ваши радостные лица говорят, что задачу поняли все. Команда – «газы!»..
Капитан был командиром роты охраны и изо всех сил пытался вывести роту на первое место по флоту. Без этого, как намекнули старшие товарищи, не видать ему должности заместителя начальника штаба вплоть до окончательной победы мировой революции.
Зашелестели резиновые костюмы, защелкали кнопки на противогазных коробках. Космонавты превратились в слоников, булькающих выпускными клапанами.
– Бегом марш!
Затопала рота, захрипели противогазы.
Потекли первые струйки пота по спине, лицу, закрывая обзор, туманя стекла влажным паром. С одной стороны это было даже хорошо. Дорога, которая петляла между сопок, уходила куда-то в бесконечность и постепенно исчезала. Можно было сосредоточиться на единственной мысли: «Добежать!..». О победе над вероятным противником не хотелось думать с целью экономии сил.
Кустарник у сопок, который и был, наверное, вероятным противником они победили достаточно быстро. Некоторые, правда, потеряв ориентацию, врезались прямо в густые ветви и там застряли, используя шанс для отдыха. Со стороны это напоминало братание на фронте. Отстрелявшись холостыми патронами и с трудом передвигая ноги, рота побежала дальше.
С боем котельную уже брало человек десять. Остальные составили безвозвратные санитарные потери. Кочегары, которым посчастливилось числиться в другой роте, называемой ротой отделения главного механика, лениво загорали возле тачек с углем. При появлении шатающихся зомби в белых одеждах, понимающе вздохнули и повертели пальцем у виска.
– Не везет парням! Не доживут до дембеля.
– Судьба!..
Философски они покачали головами.
Техническая территория маячила в потном тумане, как несбывшаяся мечта и ей не хватало только вывески с огромными буквами: «РАЙ».
Офицеры и личный состав, направляющиеся на обед, при встрече с грозным боевым подразделением, даже не удивились. Уступили дорогу и продолжили путь в столовую. Поэтому сопротивление было оказывать некому по определению. Укрепленные позиции оказались пустыми.
А счастье на земле, оказывается, есть. И даже совсем близко. Для этого нужно просто сорвать противогазную маску и вдохнуть свежий, без запаха резины, воздух.
Эйфория тут же проникла во все клеточки измученного организма, и даже капитан вдруг стал близким, почти родным человеком. Видимо, сказывались последствия кислородного голодания. Счастье усиливалось от созерцания начальствующего лица. Оно было таким же грязным и уставшим, как и у всех, а из голоса исчезли нотки превосходства и сарказма.
– Молодцы, воины!.. Боевую задачу выполнили!
Голос звучал хрипло, пропуская отдельные буквы.
Капитан обвел взглядом осунувшийся личный состав и, видимо, желая приободрить, долго выбирал подходящие слова. Но в мозгах, поврежденных сначала в военном училище, потом на службе, не рождалось ничего ласкового. Наиболее подходящей оказалась фраза, которую капитан тут же и выдал:
– В следующий раз будем сопку брать!..
Кто-то на заднем плане от избытка чувств упал в обморок.
… Антоний улыбнулся. Никогда в жизни он потом никогда не видел, как после таких забегов пот из сапог можно было выливать, как воду.
Антоний остановился и посмотрел вверх. Солнце было в самой высокой его точке. А идти предстояло еще долго. Антоний вздохнул.
Неожиданная мысль пришла в голову: а не вспомнить ли былое?
Антоний оглянулся: никого.
Да и кто здесь может быть?
Одной рукой он подтянул подрясник, другой придержал котомку. Наклонил слегка туловище вперед и, стараясь, не сбивать дыхание, побежал.
Ботинки глухо топали по каменистой почве, дыхание вырвалось короткими толчками, сердце сразу заколотилось от непривычной нагрузки.
«Давай, не сачкуй! Вперед, доходяга!», – подгонял он себя.
На удивление скоро организм вошел в ритм, и даже дыхание стало ровнее. Ноги отстукивали темп, тело, казалось, растворилось в полете. Справа проносилась каменистая осыпь, слева мелькали отблески моря. Дорога мелькала, унося в неизведанные просторы.
«Ничего не забыл! Я снова бегу, как в молодости!..»
– Я бегу-у-у!..
Он прокричал восторженно, упиваясь своей силой и еще оставшейся выносливостью.
Его переполнили радость и веселье.
И упал…
То ли подвернулся камень, то ли ноги запнулись, но он проехался по земле, роняя котомку, путаясь в одежде и раздирая в кровь ладони.
С кряхтением, приподнялся на четвереньках, тяжело дыша.
Долго стоял, опираясь на коленки и успокаивая дыхание. Потер кулаком поясницу.
– Вот искушение! Это же надо! Видел бы кто…
Он испуганно оглянулся. Слава Богу, вокруг – ни души!
Наклонился из стороны в сторону, несколько раз присел, прогоняя усталость.
Затем сел в придорожную траву, вытер потное лицо рукавом рясы, подул на расцарапанные руки.
Даже птицы, казалось, притихли от этого неожиданного на Святой горе зрелища.
Антоний лег на спину. Голубое небо по-прежнему было бездонным и бесконечным.
И тут на него напал смех. Он захохотал громко, безмятежно и совершенно не заботясь о том, что его кто-нибудь может увидеть и попрекнуть в неприличествующем для монаха поступке.
Отсмеявшись, он поднялся, отряхнул с себя пыль, подобрал котомку. Надо идти дальше.
Взгляд упал на гору. Она была окружена, как колечком, полупрозрачным облачком.
«Слава Богу за все!» – С радостью сказал Антоний и ускорил шаг.
Дорога резко ушла вниз и стали видны голубые купола монастыря. Ну вот, почти пришли. Осталось совсем немного.