Охотиться Юра начал уже в зрелые годы. Ему исполнилось тридцать два, когда он устроился на работу в Казачинский коопзверопромхоз. Устроился рабочим, но почти сразу был переведен штатным охотником.
Конечно, ружьё у него было и раньше, – уток иногда стрелял, но чтобы штатным охотником, – не думал. Директор уговорил, – ему человека надо было отправить на курсы рыбака-профессионала, а ехать в Иркутск на месяц никто из охотников не хотел.
Юра согласился, – хоть какое-то разнообразие в жизни. Да и рыбалку он любил, отдавался этому занятию самозабвенно и без остатка. А здесь предлагают стать профессиональным рыбаком.
– Правда, называться будешь штатным охотником, но это, как говорится, “хоть горшком назови, только в печь не ставь”, – пояснил директор.
Время учебы пролетело незаметно. Стал работать бригадиром на Ближнем озере. Рыбачили в основном сетями, весной только неводом, до нереста. План был небольшой, – шесть тонн соровой рыбы. Но и это налагало определенную ответственность. С каждым центнером не поедешь в поселок, значит надо путёвый ледник, рыбу почистить и посолить по совести, чтобы потом не краснеть. Сети, опять же, починить, лодки, моторы, вообще, хозяйство приличное. По-другому Юра и не хотел.
Не ошибся в этом плане директор, по месту пришёлся бригадир. Крутился нормально, везде успевал. И бракованной рыбы в том году не было, и скандалов с рыбаками.
Так и пролетело лето, в хлопотах и заботах. Зашуговало уже, когда лодки в промхозовскую ограду затаскивали, да невод с сетями в складе развешивали.
Охотники густым роем толпились по всем кабинетам промхоза. Особенно, у начальника участка и охотоведа, – получали наряд-задания, оружие, спецодежду и кое-какие продукты, под пушнину. Гомон в коридоре стоял с утра и до позднего вечера. Начальник участка делал вид, что не замечает всё более веселых и развязных разговоров штатников, а потом и сам присоединялся к их компании, оставляя недописанные договора на завтра. Охотники угощали.
Юра не знал, куда бы себя деть. Было какое-то чувство неловкости, неполноценности даже. Все нужны, все при деле, а он нет, вроде и не нужен больше. Это угнетало.
Дождавшись директора, он попросил разрешения и вошёл в кабинет. Вопрос был один: – что дальше?
– Отдыхай, пока, – сказал директор, – потом что-нибудь придумаем. Может, сети садить будешь, да и старые ремонтировать надо. Могу на зиму на пилораму определить.
Но Юра настроился на другое:
– Может, стоит попробовать себя на промысле, – какой он, хлеб охотничий?
Директор возражать не стал, но сразу твёрдо заявил:
– В тайгу на пушнину пока не пущу, сам не сумеешь, а свободного напарника нет. Эту зиму оленевать будешь, в Ханде. Там и с охотниками притрёшься, и понюхаешь тот самый хлеб. Так что, пока отдыхай, а охотовед освободится, оформите разрешение на карабин.
…После ноябрьских праздников Юру, действительно, завезли в Хандинские калтуса, в зимовьё, которое стояло прямо на берегу реки и называлось «Прохор».
Зимовьё было старое, даже древнее. Но место было красивое, берег возвышался, в стороне шумел светлый сосновый бор. Видимо не одно поколение эвенков пользовалось этим зимовьём, об этом говорил и тот факт, что дров поблизости вообще не было. Их нужно было пилить в полукилометре и возить к зимовью на нартах.
Здесь начинался пологий подъём на хребёт, выгоревший лет пять назад. Тогда засуха была страшная, леса горели по всей Сибири, порой дышать было трудно, – такой плотный был дым. После той засухи в Хандинских озёрах, да и в самой реке, воды убавилось вдвое. Года два потом рыбы не было, едва покушать себе добывали. И вот теперь сухие стволы, результат давнего пожара, представляли собой завидные дрова.
В зимовье никто не жил и Юра обустроился по-хозяйски. Два дня ушло на заготовку дров, кое-какой мелкий ремонт.
Пока занимался домашними делами, постоянно поглядывал через реку. Там начинался широченный калтус, – чистота, разрезающий пойму реки поперёк до самого хребта. Этот хребёт является пограничным с Жигаловским районом. Именно там, в чёрных тайгах, охотились сейчас эвенки, гоняли соболей, потом спустятся сюда, оленевать.
Калтус притягивал взгляд, гипнотизировал своей открытостью. Только по самому берегу Ханды, да по ключу, который впадал как раз напротив зимовья, стеной стоял метельник да ерник. Заросли этого кустарника местами были такими плотными, что если в нескольких шагах трактор поставить, то и не увидишь. Так охотники шутят. А калтус был чистым, оленей заметишь сразу.
Несколько дней ходил охотник по этому калтусу, да и на соседние вылезал, ноги выворачивал по кочкам, но толку не было. Следы оленей попадали, в другой раз почти свежие, но самих зверей не видел.
Только через неделю, возвращаясь под вечер в зимовьё, Юра, как обычно, бросил взгляд на калтус – олени. Сразу их увидел, четырёх, они копытили, добывая ягель из-под снега. Быстро вернувшись в лес, Юра стал огибать чистоту по краю, не показываясь и всё приближаясь к оленям. Расстояние до них было около трехсот – четырехсот метров, – ещё пока точно не научился определять.
В руках винтовка «трёхлинейка». Охотовед сказал, что она лучше любого карабина, можно стрелять хоть на километр, но чёрт его знает, что-то у большинства охотников карабины. Правда, три раза он выстрелил в доску, на сто шагов. Все три пули попали в цель, понравилось.
И теперь, когда он уже пробирался на опушку, готовя для работы винтовку, он и не думал, что может промазать. В голову лезли дурацкие мысли о том, что уже вечереет, – не успеет дотемна ободрать. Тем более, что навыка нет, один раз только помогал соседу обдирать возле стайки бычка, да и то, поддатые были.