Вечером я скользнула в свою кровать, и египетская хлопковая простынь охладила мою кожу. Пока я ждала звонка от Джеймсона, моя рука потянулась к тумбочке, к маленькой бронзовой броши в форме ключа.
– Выбери руку. – Джеймсон вытягивает два кулака. Я указываю на правый, и он разжимает пальцы, демонстрируя пустую ладонь. Я выбираю левый – там тоже ничего. Затем он сжимает пальцы моей руки в кулак. Я разжимаю их – на моей ладони лежит брошь.
– Ты нашла нужный ключ быстрее, чем любой из нас, – напоминает мне Ксандр. – Заметь, я говорю в прошедшем времени!
– Прости, солнышко, – протянул Нэш. – Прошло шесть месяцев. Теперь ты одна из нас.
Грэйсон молчит, но когда я пытаюсь прицепить брошь к своей одежде и она выскальзывает из моих пальцев, он ее ловит.
Это воспоминание хотело перейти в другое – Грэйсон, я, винный погреб, – но я не позволила этому произойти. За последние несколько месяцев я научилась отвлекаться разными методами. Схватив телефон, я зашла на сайт краудфандинга и забила в поиске «медицинские счета» и «арендная плата». Наследство Хоторнов станет моим еще только через шесть недель, но партнеры из «Макнамара, Ортега и Джонс» уже позаботились о том, чтобы у меня была кредитная карта практически без ограничений.
«Сохранить анонимность подарка». Я ставила галочку напротив этой строки снова и снова. Когда телефон наконец зазвонил, я откинулась на подушки и ответила:
– Алло.
– Мне нужна анаграмма слова раздеть. – В голосе Джеймсона слышался гул энергии.
– Неправда. – Я перевернулась на бок. – Как тебе Тоскана?
– Родина итальянского Ренессанса? Полная извилистых дорог, холмов и долин, над которыми стелется туман по утрам и где леса осенью обретают такой золотисто-красный цвет, что весь мир кажется объятым пламенем? Эта Тоскана?
– Да, – пробормотала я. – Эта Тоскана.
– Видал и получше.
– Джеймсон!
– О чем ты хочешь услышать сначала, Наследница: о Сиене, Флоренции или о виноградниках?
Обо всем этом, но у Джеймсона была причина выбрать путешествия, а не поступать в университет в этом году.
– Расскажи мне о вилле. – Ты нашел что-нибудь?
– Твоя тосканская вилла была построена в семнадцатом веке. Предположительно это фермерский дом, но он больше похож на замок, и его окружает более ста акров оливкового сада. Там есть бассейн, дровяная печь для пиццы и массивный каменный камин, что весьма оригинально для такого дома.
Я могла представить все это. Ярко – и не только потому, что у меня была папка с фотографиями.
– И когда ты проверил камин?.. – Мне не нужно было спрашивать, проверял ли он камин в принципе.
– Я нашел кое-что.
Я резко села, волосы рассыпались по спине.
– Подсказку?
– Возможно, – ответил Джеймсон. – Но к какой загадке?
Мое тело словно наэлектризовалось.
– Если ты не расскажешь мне, я расправлюсь с тобой, Хоторн.
– И мне, – ответил Джеймсон, – это понравится. – Мои предательские губы растянулись в улыбке. Почувствовав вкус победы, Джеймсон дал мне ответ: – Я нашел треугольное зеркало.
Шестеренки в моей голове тут же закрутились. Тобиас Хоторн воспитывал своих внуков на головоломках, ребусах и играх. Зеркало, вероятно, было подсказкой, но Джеймсон прав: неизвестно, от какой она части игры. В любом случае он ездил по миру не ради этого.
– Мы выясним, что это был за диск. – Джеймсон прочитал мои мысли. – Мир – игровая доска, Наследница. Нам нужно просто продолжать бросать кости.
Может быть, в этот раз мы не шли по следу и не играли в одну из игр старика. Мы искали ответы на ощупь в темноте – ответы, по которым мы поймем, почему диск размером с монету, с выгравированными на нем концентрическими кругами, стоил целое состояние.
Почему тезка и единственный сын Тобиаса Хоторна оставил этот диск моей маме?
Почему Тоби, которого считали мертвым, забрал его у меня, а потом снова исчез?
Тоби и этот диск были единственной ниточкой, связывающей меня с мамой, но они исчезли. Было больно думать об этом слишком долго.
– Я нашла еще один потайной коридор, – вдруг произнесла я.
– Серьезно? – отреагировал Джеймсон, что было словесным эквивалентом протягивания руки в начале вальса. – Какой из?
– В круглой библиотеке.
На другом конце телефонной линии воцарилось красноречивое молчание.
Я пораженно произнесла:
– Ты не знал о нем.
Победа была такой сладкой.
– Хочешь, чтобы я рассказала тебе, где он? – протянула я.
– Когда я вернусь, – пробормотал Джеймсон, – я сам найду его.
Я понятия не имела, когда он вернется, но совсем скоро мой год в Доме Хоторнов подойдет к концу. Я буду свободна. Я смогу пойти куда угодно и делать все, что угодно, – делать все.
– Куда ты отправишься дальше? – спросила я Джеймсона. Если я позволю себе слишком много думать об этом всем, я утону – в желании, тоске, вере, что у нас что-то может быть.
– Санторини, – ответил Джеймсон. – Но скажи лишь слово, Наследница, и…
– Не останавливайся. Продолжай искать. – Мой голос стал хриплым. – И рассказывай мне обо всем.
– Обо всем? – Джеймсон повторил грубым, низким тоном, который заставил меня задуматься о том, чем бы мы могли заняться, если бы я была там с ним.
Я перевернулась на живот.
– Анаграмма, которую ты искал. Дерзать.