Сирена умолкла, «скорая» остановилась у крыльца. Бэллард смотрела на нее, не сходя с места. Открылись задние двери фургона, и на крыльце появилась каталка с пятой жертвой. Та уже была подключена к дыхательному аппарату.
Подслушав разговор парамедиков с коллегами из отделения, Бэллард узнала: в машине женщина перестала дышать. Ее вернули к жизни, стабилизировали, но ненадолго: позже сердце вновь остановилось. Другая бригада, выскочив на крыльцо, завладела каталкой, и та помчалась через приемный покой к лифту, ведущему к операционным. Бэллард вошла в лифт последней. Встала в углу и смотрела, как четверо медиков в светло-голубых операционных халатах борются за жизнь пациентки.
Вздрогнув, лифт медленно пошел вверх. Бэллард не сводила глаз с потерпевшей. На женщине были обрезанные джинсы, высокие конверсы и окровавленная черная майка. К карману джинсов прицеплены четыре шариковые ручки. Должно быть, жертва работала официанткой в клубе, где случилась стрельба.
Пуля попала ей в центр груди. Лицо женщины было скрыто под кислородной маской, но Бэллард все же решила: ей лет двадцать пять. Взглянула ей на руки, но не увидела ни колец, ни браслетов. На внутренней стороне левого запястья была черная татуировка: единорог.
– А вы кто?
Бэллард, подняв глаза, так и не поняла, кто к ней обращался: все были в масках. Голос был мужской, а из четырех медиков трое были мужчинами.
– Бэллард, полиция Лос-Анджелеса, – сказала она.
Сняла с ремня жетон и подняла его так, чтобы всем было видно.
– Наденьте маску. Мы везем ее в операционную.
В лифте был автомат с масками. Взяв одну, женщина протянула ее Бэллард, и та тут же ее надела.
– Стойте в сторонке и не мешайте.
Наконец двери лифта открылись. Бэллард быстро вышла в коридор и отступила в сторону. Каталка умчалась в операционную. Бэллард осталась снаружи, у стеклянного смотрового окна. Медики отчаянно пытались вернуть женщину к жизни и подготовить к операции, но спустя пятнадцать минут объявили, что пациентка мертва. Бэллард записала время: тридцать четыре минуты второго.
Все разошлись по другим палатам, и Бэллард осталась наедине с погибшей. Вскоре ее увезут из операционной в накопитель, а потом тело заберет фургон коронера. Но какое-то время у Бэллард еще оставалось. Она вошла в операционную и внимательно осмотрела женщину. Майка ее была разрезана, грудь обнажена.
Бэллард достала телефон и сделала фото пулевого отверстия в грудине. Заметила, что следов пороха нет. Значит, стреляли не в упор: футов с четырех или больше. Выстрел был профессиональный, работа меткого стрелка: в движении, в напряженной обстановке, но в яблочко. Бэллард решила, что нужно иметь это в виду, если ей доведется столкнуться с убийцей лицом к лицу, хоть такое и крайне маловероятно.
На шее у женщины Бэллард заметила шнурок. Не цепочку, не ювелирное украшение – простой кусок бечевки. Если на нем и было что-то вроде кулона, Бэллард его не видела: шнурок уходил под копну окровавленных волос. Бэллард посмотрела на дверь, перевела взгляд на тело. Извлекла бечевку из-под волос и увидела на ней маленький ключ. В поддоне с хирургическими инструментами лежал скальпель. Схватив его, Бэллард разрезала бечевку и сняла ее с тела. Вынула из кармана пиджака латексную перчатку и, за неимением пакета для улик, положила в нее бечевку и ключ.
Спрятав перчатку в карман, Бэллард стала рассматривать лицо жертвы. Глаза женщины были приоткрыты, во рту остался резиновый воздуховод. Бэллард это не понравилось. Из-за него лицо женщины казалось надутым – таким, что при жизни она неминуемо смутилась бы. Бэллард хотелось убрать воздуховод, но это было против правил. Коронер должен получить тело в том же виде, в каком оно приняло смерть. Забрав ключ, Бэллард и так переступила границы дозволенного, но этот нелепый воздуховод не давал ей покоя. Она уже тянулась к лицу женщины, когда за спиной раздался голос:
– Детектив?
Бэллард обернулась. Перед ней стоял парамедик из бригады, доставившей жертву в больницу. В руке у него был пластиковый пакет.
– Здесь ее передник. С чаевыми.
– Спасибо, – кивнула Бэллард. – Я заберу.
Она взяла пакет и подняла его на уровень глаз.
– Удостоверения личности не нашли?
– По-моему, нет, – покачал головой парамедик. – Она разносила напитки. Наверное, держала его в машине. Или в раздевалке, у себя шкафчике.
– Пожалуй.
– Но ее звали Синди.
– Синди?
– Да. Мы уточнили в клубе. Ну, чтобы говорить с ней по пути. Но без толку. Она перестала дышать.
Он опустил глаза на тело, и Бэллард показалось, что во взгляде его мелькнула грусть.
– Жаль, что мы не приехали на пару минут раньше, – продолжил парамедик. – Может, сумели бы ей помочь. Трудно сказать…
– Вы, ребята, сделали все, что от вас зависело. В этом я не сомневаюсь, – произнесла Бэллард. – Она сказала бы вам спасибо, если бы могла.
Парамедик снова взглянул на Бэллард:
– А теперь вы сделаете все, что зависит от вас?
– Верно, – кивнула она, понимая, что не будет вести это дело. Его заберет отдел по расследованию ограблений и убийств.
Парамедик ушел. Через некоторое время в палате появились двое санитаров. Тело нужно было забрать, операционную – простерилизовать и подготовить к работе с новыми пациентами: в реанимации выдалась напряженная ночь. Накрыв тело пластиковой простыней, санитары увезли каталку. Левая рука выпала из-под пластика, и Бэллард снова увидела единорога на запястье. Она вышла следом за каталкой, сжимая в руках пакет с передником.
Прошагала по коридору, поглядывая в окна других операционных. В одной из них был Рамон Гутьеррес: ему снимали внутричерепное давление. Несколько минут Бэллард наблюдала за работой хирургов, а потом завибрировал телефон. Лейтенант Манро интересовался состоянием пятой жертвы. По пути к лифту Бэллард набрала ответ:
ДВК. Выезжаю на место.
Этот древний полицейский код было принято ставить в конце сообщения. Некоторые расшифровывали его как «Держите в курсе», но по факту он означал «Конец связи». Со временем им стали пользоваться, чтобы доложить об окончании смены или, как в нынешнем случае, о смерти жертвы.
Спускаясь в медленном лифте, Бэллард надела латексную перчатку и открыла пластиковый пакет с передником. Прошлась по карманам. В одном обнаружилась пачка наличности, в другом – сигареты, зажигалка и маленький блокнот. Бэллард не раз бывала в «Дансерз» и знала, что его назвали в честь клуба из «Долгого прощания», великого романа, действие которого разворачивалось в Лос-Анджелесе. В «Дансерз» предлагали отдельную карту коктейлей с литературными названиями, имеющими отношение к Лос-Анджелесу: «Черная орхидея», «Белобрысая молния», «Индиго-Слэм»… Без блокнота официантке не обойтись.
Бэллард вышла к машине, открыла багажник и убрала пакет в картонную коробку. За одну смену они с Дженкинсом, бывало, собирали вещественные доказательства по трем-четырем делам, так что коробок было несколько. В одной уже лежали вещи Рамона Гутьерреса. Передник Бэллард положила в другую. Заклеила ее красным скотчем с надписью «улики» и захлопнула багажник.
К тому времени, как Бэллард приехала в клуб, место преступления превратилось в трехуровневую арену, но не как в цирке Барнума и Бейли, а в полицейском смысле. Три концентрических круга обозначали важность дела, его сложность и степень освещения в прессе. Первый круг, в центре – само место преступления, где трудились следователи и криминалисты. Красная зона. Второй круг – для начальства, людей в форме и специалистов по работе с зеваками и прессой. Третий и последний – репортеры, фотографы и прочая публика.
Все восточные улицы, ведущие на бульвар Сансет, были уже перекрыты, чтобы не чинить препятствий автомобилям полицейских и журналистов, коих там собралось великое множество. На западных машины еле двигались, вытянувшись в длинную вереницу красных стоп-сигналов: водители замедляли ход, чтобы взглянуть, что стряслось. Оставив машину в квартале от «Дансерз», так как ближе места не нашлось, Бэллард вернулась к клубу на своих двоих. Сняла жетон с ремня, распустила обмотанный вокруг клипсы шнурок и нацепила его на шею. Теперь жетон висел у нее на груди, на самом видном месте.
Возле клуба она оглянулась в поисках патрульного, ведущего запись прибывших на место преступления. Первые два круга уже были обнесены желтой лентой. Приподняв одну, Бэллард прошла под ней и тут же увидела полицейского с планшетом в руках: тот стоял у второй. Его звали Данвуди, и Бэллард была с ним знакома.
– Вуди, запиши меня, – сказала она.
– Детектив Бэллард, – проговорил полицейский, водя ручкой по планшету. – А я думал, этим делом занимается ОРОУ.
– Так и есть. Я была в Голливудском центре с пятой жертвой. Кто главный?
– Лейтенант Оливас. А с ним начальство из Голливудского дивизиона и Западного бюро, и все норовят сунуть в это дело свой нос.
Бэллард едва сдержала стон. Роберт Оливас шустро продвигался по карьерной лестнице ОРОУ – отдела по расследованию ограблений и убийств. Четыре года назад у них с Бэллард был неприятный инцидент, когда Оливас возглавил ее группу: пришел на повышение из главного отдела по борьбе с наркотиками. В результате Бэллард очутилась на «ночном сеансе» в Голливудском участке.
– Дженкинса не видел? – спросила она и тут же задумалась, как бы избежать необходимости отчитываться перед Оливасом насчет пятой жертвы.
– Кстати говоря, видел, – сказал Данвуди. – Вот только где? Ах да, скоро подгонят автобус для свидетелей. Хотят увезти всех в контору. По-моему, Дженкинс за ними присматривает – ну, чтобы не разбежались. Когда началась стрельба, все рванули, как крысы с тонущего корабля. По крайней мере, мне так сказали.
Бэллард подошла вплотную к Данвуди, чтобы никто ее не услышал. Провела взглядом по морю полицейских машин с мерцающими «люстрами» и спросила:
– Что еще тебе сказали, Вуди? Что там случилось? Что-то вроде прошлогоднего случая в Орландо?
– Нет-нет, к терроризму это отношения не имеет, – ответил Данвуди. – Говорят, в кабинке сидели четверо парней и что-то пошло не так. Один достал пушку и расстрелял остальных троих. На выходе уложил вышибалу и официантку.
Бэллард кивнула. Картинка начинала проясняться.
– Так где, говоришь, Дженкинс со свидетелями?
– В соседнем дворике. Где раньше был «Кот и скрипка».
– Ясно. Спасибо.
Рядом с «Дансерз» было старинное здание в испанском стиле, с внутренним двориком и садом. Раньше там располагалась открытая веранда английского паба «Кот и скрипка», излюбленное место отдыха копов из Голливудского участка – после работы, а иной раз и во время нее. Года два назад заведение закрылось, не справившись с ростом арендной платы, и теперь здание пустовало. На сегодня его экспроприировали и устроили во дворе загончик для свидетелей.
Арку, ведущую в сад, караулил еще один патрульный. Он кивнул, взглянув на Бэллард, и та протиснулась в щель между створками кованых ворот. Дженкинс сидел за каменным столом и делал какие-то пометки в блокноте.
– Дженкс! – окликнула его Бэллард.
– Я за него, – отозвался Дженкинс. – Слыхал, та девица не выжила.
– Перестала дышать еще в «скорой». Воскресить не смогли. Я с ней так и не поговорила. Есть что?
– Не особо. Когда началась стрельба, те, кто поумнее, залегли на пол. А самые умные разбежались на все четыре стороны, так что здесь их нет. Насколько мне известно, мы освободимся, как только для этих бедолаг найдут автобус. Этим занимается убойный отдел.
– Нужно с кем-нибудь переговорить. По поводу той девушки.
– Ну, тогда тебе надо к Оливасу или кому-то из его ребят. Не уверен, что тебе этого хочется.
– А что, у меня есть выбор? Ты же прилип к этой скамейке.
– И, заметь, не по собственной воле.
– Никто из здешних не видел, как подстрелили официантку?
Дженкинс обвел взглядом столы, за которыми ждали человек двадцать голливудских хипстеров и завсегдатаев ночных клубов, все в пирсинге и татуировках.
– Нет, но насколько мне известно, когда началась стрельба, девушка принесла в кабинку напитки. Там было четверо. Один выхватил пушку и пристрелил остальных троих на месте. Все, включая стрелка, бросились к выходу. По пути он уложил твою официантку. И еще вышибалу.
– И никто не знает, в чем дело?
– Из этих, – он махнул рукой на свидетелей, – никто.
Один из сидевших за соседним каменным столом, похоже, расценил этот жест как приглашение. Встал и подошел, позвякивая цепью, идущей от ремня к заднему карману черных джинсов. Должно быть, к цепи был пристегнут бумажник.
– Слышь, чувак, когда мы тут закончим? – спросил он, обращаясь к Дженкинсу. – Я ничего не видел, ничего не знаю.
– Повторяю, – сказал Дженкинс, – никто отсюда не уйдет, пока детективы не возьмут у всех показания. Вернитесь на место, сэр.
Голос его прозвучал грозно и властно, полностью нивелируя значение слова «сэр». Хипстер на секунду застыл, не сводя глаз с Дженкинса, а потом вернулся к своему столу.
– Они разве не знают, что скоро их погрузят в автобус? – тихонько спросила Бэллард.
– Пока нет, – ответил Дженкинс.
Бэллард хотела что-то сказать, но тут зазвонил смартфон, и она взглянула на экран. Номер не определился, но Бэллард решила ответить: скорее всего, это кто-то из копов.
– Бэллард.
– Детектив, это лейтенант Оливас. Мне сообщили, что вы были в Пресвитерианском с пятой жертвой. Сам бы я вас туда не отправил, но вы, насколько мне известно, уже там находились.
Прежде чем ответить, Бэллард помолчала. Грудь ей сдавило от страха.
– Верно, – наконец ответила она. – Девушка мертва. Тело дожидается бригады коронера.
– Вы сумели взять у нее показания?
– Нет. Она скончалась, не приходя в сознание. Ее пытались реанимировать, но ничего не вышло.
– Ясно, – произнес Оливас таким тоном, словно в преждевременной кончине официантки была виновата Бэллард и никто иной.
Бэллард снова помолчала.
– Чтобы утром рапорт был готов, – продолжил Оливас. – У меня всё.
– Э-э-э… Я сейчас здесь, на месте преступления, – успела сказать Бэллард, пока лейтенант не отключился. – В соседнем здании – там, где свидетели. С напарником.
– И?
– И у жертвы не было удостоверения личности. Она работала официанткой. Наверное, в раздевалке у нее есть шкафчик, а в нем – кошелек и телефон. Мне бы хотелось…
– Синтия Хэддел, так ее звали. Мне сказал управляющий.
– Мне забрать ее вещи и подтвердить личность? Или этим займутся ваши люди?
Теперь помолчал Оливас. Казалось, он обдумывает что-то, не имеющее отношения к делу.
– У меня есть ключ. Думаю, он от ее шкафчика, – продолжила Бэллард. – Парамедик дал.
Правдой это можно было назвать лишь с большой натяжкой, но лейтенанту совсем не обязательно знать, как именно Бэллард раздобыла ключ.
– Хорошо, приступайте, – сказал наконец Оливас. – Все мои люди заняты другими делами. Но не увлекайтесь, Бэллард. Это второстепенная жертва. Попалась под руку в неудачный момент. Сопутствующие потери. Можете сообщить родным. Сэкономите время моим ребятам. Главное, не путайтесь под ногами.
– Ясно.
– И повторяю: чтобы утром рапорт был у меня.
Оливас отключился, прежде чем Бэллард успела ответить. Пару секунд она, не опуская телефона, обдумывала его слова. Сопутствующие потери. Синди Хэддел попалась под руку в неудачный момент. Бэллард знала, каково это.
Она убрала телефон.
– Ну и? – спросил Дженкинс.
– Мне нужно в клуб. Проверить ее шкафчик, найти удостоверение личности. И еще Оливас велел связаться с ее родней.
– Ох, черт!
– Не переживай. Я все сделаю.
– Нет, так дело не пойдет. Вызвалась сама, подписала и меня.
– Я не вызывалась на разговор с родней. Ты же все слышал.
– Ты вызвалась участвовать. Само собой, он спихнул на тебя самую дерьмовую работу.
Бэллард не хотелось ссориться. Отвернувшись, она взглянула на публику за столами и увидела двух девушек в обрезанных джинсах и майках – одна в черной, другая в белой. Подошла к ним, показала жетон. Хотела заговорить, но белая майка ее опередила:
– Мы ничего не видели.
– Это я уже знаю, – кивнула Бэллард. – Хочу спросить про Синди Хэддел. Вы с ней знакомы?
Белая майка пожала плечами.
– Ну да, по работе, – сказала черная майка. – Синди клевая. Выжила?
Бэллард покачала головой. Обе официантки, словно по команде, вскинули ладони к губам.
– О господи… – пробормотала белая майка.
– Вы о ней что-нибудь знаете? – спросила Бэллард. – Муж, бойфренд… Что-то в этом роде?
Они ничего не знали.
– В клубе есть раздевалка для персонала? Может, шкафчик, в котором она держала кошелек и телефон? – продолжала Бэллард.
– Да, шкафчики есть. На кухне, – ответила белая майка. – Там мы запираем наши вещи.
– Хорошо. Спасибо. Вы с ней сегодня разговаривали? До того, как началась стрельба?
– По работе, – сообщила черная майка. – Ну, кто дает чаевые, кто не дает. Кто руки распускает. В общем, как обычно.
– А сегодня кто-то распускал руки? – спросила Бэллард.
– Да не особо, – ответила черная майка.
– Она хвасталась, что кто-то дал ей полтинник, – добавила белая. – По-моему, кто-то из той кабинки. А потом началась стрельба.
– С чего вы так решили? – спросила Бэллард.
– Она обслуживала их столик, а на вид они были кутилы.
– То есть при деньгах? Пускали пыль в глаза?
– Ага. Кутилы.
– Ладно. Что-нибудь еще?
Переглянувшись, официантки уставились на Бэллард, после чего дружно помотали головами.
Оставив их в покое, Бэллард вернулась к напарнику.
– Пойду в клуб.
– Не заблудись, – предупредил Дженкинс. – Как только закончу смотреть за детишками, хочу оповестить родных убитой и засесть за писанину. И все.
Значит, остаток смены будет посвящен бумажной работе.
– Так точно, – сказала Бэллард и ушла, оставив Дженкинса сидеть на каменной скамейке.
Шагая к дверям «Дансерз», она думала лишь об одном: как бы пробраться к шкафчикам, не попавшись на глаза лейтенанту Оливасу.