2010 год
– Я не могу, – попытался сказать Виктор, но быстро понял, что ничего не получится. Его подхватили под руки и буквально вынесли из вино‑водочного магазина, провели по улице через дорогу сквозь ветхую арку сталинского дома, на стене которого виднелась надпись, нарисованная куском черной смолы лет двадцать назад: «Зачем ты здесь?». Надпись постоянно закрашивали, но кто‑то с таким же завидным постоянством ее восстанавливал.
И каждый раз, проходя по этой арке, Виктор волей‑неволей задавал себе этот вопрос и каждый раз ответ на него был разным.
В третьем справа от арки подъезде и жил когда‑то Шкет, заклятый враг в школьные годы.
Шкет, перевернув бейсболку задом наперед, набрал код, ругнулся на кипу только что расклеенных объявлений одинаково содержания и одним махом сорвал их все, бросив под ноги.
– В наше время такого не было! – рявкнул он, втаптывая шелестящий бумажный ковер в пыль.
– Чего грязнишь, – отозвался Леня. – Теперь кто убирать будет? По всему двору разнесет!
– А тебе не пофиг?
Подъезд дома, несмотря на довольно убогое состояние, старую краску на стенах, тусклый свет, обшарпанный вид почтовых ящиков, до сих умудрился сохранить величественный и монументальный вид, свойственный всем сталинкам.
Когда дверь закрылась и они, воспользовавшись старым лифтом с раздвижным дверями, поднялись на седьмой, последний этаж, чуть поодаль от подъезда остановилась все та же тонированная иномарка марки серого цвета.
Через лобовое стекло можно было увидеть и водителя – плотного мужчину с резкими чертами лица. Он откинулся на спинку, потом немного задумался и отодвинул сиденье назад, а спинку чуть опустил. Мужчина открыл окно, закурил, потом включил радио.
Передавали последние известия.
Криминал. Впрочем, это была его любимая часть. Он даже сделал немного погромче.
Диктор с придыханием сообщила, что при получении крупной суммы денег задержан очередной взяточник. По месту его жительства оперативники обнаружили скрытый тайник с наличными, превышающими в сумме бюджет небольшого российского города.
Тут дикторша и вовсе осипла. С трудом она продолжила.
– Благодаря слаженным действиям сотрудников Московского уголовного розыска, оперативников ФСБ и бойцов СОБР был задержан один из самых разыскиваемых преступников в России по кличке «Моцарт». На его счету более 50 убийств и покушений. Его называют самым страшным серийным убийцей, которого пытались найти более четверти века.
Мужчина подался вперед и замер.
Пепел сигареты обвалился ему на штаны, и он тихо выругался, выкрутив рукоятку приемника на полную, но новость на этом была исчерпана.
– Вот же черт! – сказал он.
– А теперь о погоде, – сообщила дикторша.
Мужчина взял сигарету другой рукой, правой выключил радио.
Докурил ароматный «Кент», дрожащими пальцами затушил бычок в пепельнице. Едва уловимый дымок выпорхнул из окна машины и, постепенно тая, понесся ввысь.
Он ждал.
– Мужики, у меня важное дело! – Виктор снова попытался отделаться от внезапной встречи и ее намечающегося продолжения, но его никто не слушал. Впрочем, сопротивлялся он не так чтобы сильно.
Одиночество в пустой квартире, без друзей, знакомых, а те что были – давно отвернулись – он был рад услышать хоть чей‑то голос. Двое неказистых алкоголиков хоть и числились старыми врагами, но, являлись, считай, почти родными людьми. Все же десять лет вместе… правда Шкет после восьмого класса ушел в ПТУ…
Виктор рассматривал квартиру своего недруга. Хорошая квартира, в сталинском доме… запущенная конечно, но это не самое главное. Он не планировал долгой встречи, но ему было интересно узнать, что произошло за эти годы, кто и где обосновался и, может быть… услышать что‑нибудь про Лену. Хотя и боялся этого.
– Ладно, что уставились друг на друга! Давайте за встречу, – скомандовал Шкет на правах хозяина.
Они быстро выпили, закусили солеными грибами, твердым салом и черствым как кирпич, черным хлебом. Потом сразу по второй.
Шкет включил радио.
– Что это мы в тишине сидим… – сказал он, будто извиняясь.
Старая радиоточка затрещала, зафонила с остервенением, но буквально через секунду в комнату полился молодой женский голос, от которого в затхлом помещении вроде даже немного посвежело.
– …по кличке «Моцарт». На его счету более 30 убийств и покушений. Его называют самым страшным серийным убийцей, которого пытались найти более четверти века.
Виктор, державший стопку у рта, замер.
Остановился и Шкет. Он обернулся и уставился на радио, висевшее в углу, рядом с разделочной доской, испещренной глубокими ножевыми порезами.
Леня издал нечленораздельный звук и глаза его округлились.
– Сделай… погромче… – Виктор привстал, но Шкету не нужно было повторять дважды. Он на цыпочках подошел к радиоточке и выкрутил звук на максимум.
– А теперь о погоде, – сообщило радио.
Шкет повернул ручку и в комнате стало тихо.
Виктор опустил рюмку на стол.
– Вот это да… – сказал он. – Я должен… его увидеть.
– Ты должен? – тихо спросил Леня. – Мы все должны. Мы все.
– Сколько лет прошло? – Шкет подошел к столу и медленно сел на табуретку. Руки у него заметно дрожали.
Никто ему не ответил.
– А ты помнишь колодец? – спросил Виктор. – Куда вы меня… Вас еще Гром спугнул.
Шкет налил в рюмку водки и не говоря ни слова, выпил.
– Я был такой малой… такой глупый… Ты уж зла не держи.
Виктор покачал головой.
– Кто старое помянет…
– Этот упырь с нашей школы двух девчонок утащил, – сказал Леня.
– И училку музыки еще, – добавил Шкет. – Но это, кажется, случилось, когда ты уже срок мотал.
Виктор взял рюмку, выпил, не закусывая и решился. Всю неделю он ходил сам не свой, посматривая на телефон.
– А что с Ленкой‑то? – спросил он небрежно. – Я… вроде видел ее на лавке с каким‑то парнем… в первый день, когда приехал.
Друзья переглянулись. Леня как‑то замялся, а Шкет отвел взгляд.
– Этого не может быть, – сказал Леня сиплым голосом. – Ты не мог ее видеть.
– Как это? – не понял Виктор. – На скамейке возле круглосуточного магазина с банкой «Охоты»… – он помолчал, пожал плечами и продолжил уверенно: – А кто же это был? Она, только… очень толстая какая‑то и… ну, в общем…
– Угу… никакая она не толстая, – промямлил Шкет. – Когда я ее последний раз видел, она была как тростинка. Тонкая, того и гляди ветром сдует…
– Последний раз? – Виктора вдруг словно током шарахнуло. – Что ты имеешь ввиду, последний раз?! Это когда?
Шкет и Леня одновременно посмотрели друг на друга, потом Шкет дрожащей рукой налил полную рюмку. Горлышко бутылки дрожало.
– Она… в общем… ты сядь, хорошо?
Виктор только теперь заметил, что вскочил с табуретки и принялся мерить шагами огромную кухню – от окна к двери и назад – всего метров восемь или даже десять. Доходя до окна, он автоматически откидывал давно не стиранную занавеску, отчего светлая пыль с ускорением взлетала к потолку, смотрел пару мгновений на вымерший двор, заваленную старой разбитой мебелью мусорку, припаркованные вдоль обочин автомобили – затем опускал занавеску и шел назад.
Услышав голос Шкета, он остановился и невидящим взглядом уставился на репродукцию картины Васнецова «Три богатыря», расположившуюся над угловым диваном.
«Три богатыря, – подумал он. – Интересно, кто я из них? Наверное, Илья Муромец… Шкет – Алеша Попович, это понятно, ну и Добрыня – Леня Архангельский, тут к бабке не ходи». Он улыбнулся собственным мыслям. Странно, что делает время с людьми и их отношениями. Вчерашние закадычные друзья становятся непримиримыми, злейшими врагами, а враги – друзьями, товарищами. Все это происходит так естественно, будто подобное положение вещей заложено в самой природе. Потому‑то, подумал он, случаи длительной, ничем не омраченной дружбы, пронесенной сквозь года и неурядицы, так редки и воспринимаются, скорее, как нонсенс.
Но герои‑то на картине – мифические, не настоящие, – вспомнил Виктор урок Галины Самуиловны. Бессменная классная руководительница, учительница русского языка и литературы любила растолковывать им, балбесам, тайные смыслы различных литературных произведений и картин, а после они всем классом устраивали жаркие споры и обсуждения.
При этом половина класса пыталась опровергнуть учительницу, а вторая наоборот – поддержать.
Он вспомнил, что на самом деле Илью Муромца, точнее, прототипа его персонажа на картине звали смешным именем Чоботок – когда Галина Самуиловна рассказала про это, класс взвился от смеха. Никому не хотелось быть Чоботком, зато многие хотели быть Муромцами. Потрясло то, что, по словам учительницы и жили все эти богатыри в разное время – когда Илье Муромцу было столько лет, каким он изображен на картине, Добрыня был уже глубоким стариком, а Алеша Попович – мальчиком.
Виктор всегда оказывался по разные стороны со Шкетом и Леней – хотя этих двоих никак нельзя было назвать одного поля ягодой: один – типичный хулиган с довольно низким рвением к учебе, едва балансирующий на грани вылета из школы, второй же – почти гений, лучший ученик, едкий и циничный, смотрящий на всех окружающих свысока. Он даже учителей ни во что не ставил, считая их неудачниками, застрявшими в самом низу социальной лестницы.
«Жизнь – хороший учитель и великий уравнитель», – подумал Виктор, прежде чем опуститься на табуретку перед репродукций.
– Ну… – протянул он, всматриваясь в обветренное лицо Шкета и пытаясь угадать, к чему тот клонит. Судя по всему, ничего хорошего ожидать не приходилось.
Что может быть? – думал он. Она беременна? Пьет, курит? Наркоманка? – что же в этом страшного? Ничего особенного, по нынешним меркам – все они уже давно взрослые люди и пора расстаться со многими детскими иллюзиями.
– Эх, Лена, Лена… ты ведь тоже ее любил… – сказал вдруг Виктор, глядя Шкету в глаза.
Тот было открыл рот, чтобы сообщить известие, но так и застыл, подобно засохшей рыбе на ниточке – рот буквой «О», вытаращенные, удивленные глаза…
Поймал с поличным, – подумал Виктор. Хотя какая это новость? Ни для кого не было особым секретом и только они сами, школьники, почему‑то верили, что никто ничего не знает об их отношениях и любовных переживаниях.
– …д‑да, – сказал Шкет, – да, – он снова выпил и рюмка клацнула о сломанные передние зубы. – Но куда мне до тебя. Она говорила только о тебе. И никакие колодцы, никакие угрозы не действовали. Ни на тебя, ни…
Виктор вскинул голову.
– Вы и ее прессовали?
Шкет виновато пожал плечами.
– Я сходил с ума. Ты должен меня понять. Я делал…
– Ничего я тебе не должен, – отрезал Виктор. – Но я тебя понимаю.
Он действительно понимал бывшего одноклассника. Находясь рядом с Леной, невозможно было ее не любить. Невозможно было не желать быть рядом с нею, мечтать оказаться за одной партой, помочь донести портфель, угостить «Корзиночкой»…
– Мы немного припугнули ее, но это…
Виктор сжал кулаки. Он был совершенно трезв, но в этот момент ему вдруг захотелось врезать Шкету – как тогда, возле колодца, прямой правой прямо в глаз. Выместить всю злость, боль и обиду – даже не по отношению к себе, а из‑за нее. Она‑то тут причем?
Виктор сделал глубокий вдох, потом еще один. Кулаки его разжались. Суровый Илья Муромец, кажется, даже подмигнул с картины, мол, кулаки – хорошо, но выдержка и мудрость – куда более действенное средство.
Напрягшийся Шкет, судя по лицу, ожидал не только словесного выпада, но и более суровых мер – все же Виктор после отсидки приобрел чуть более серьезный авторитет, нежели тот, что дает школьный аттестат с хорошими оценками. Авторитет, признаваемый как раз в той среде, в которой вращался Шкет и, с какого‑то времени – Леня Архангельский. Хотя, как он тут вообще оказался, рядом со школьным хулиганьем – еще предстояло выяснить.
– В общем… – после того, как состоялся суд над тобой, я хотел подойти к ней и извиниться за все… Знаешь, просто я видел, как она переживала за тебя и… когда тебе впаяли…
– Говори уже быстрее, – нетерпеливо произнес Леня и отвернулся к окну.
– Она… пропала сразу после суда. Как сквозь землю провалилась.
– А та… девчонка, что я видел? Вернее, женщина…
– Не знаю, про кого ты говоришь. Но ведь Ленка никогда не была толстая. Есть одна тут на районе, смутно похожа на нее, но это не она. Кажется, она с Борей постоянно ошивается. Боря этот металл со всей округи тащит и сдает его. Похожа, но это не она.
Виктор покачал головой.
Несмотря на неприятное известие, ему стало как‑то легче, свободнее. Он даже почувствовал странную благодарность к этим двум алкоголикам.
– Я слышал от одной из ее подруг, что она вроде ушла в монастырь. Навсегда. Хотя нельзя сказать, что у нее были близкие подруги. Скорее – завистницы, которые наверняка обрадовались, что у нее все так вышло с Витей. А потом она вообще пропала с района.
– Получается, все эти годы… вы ее больше не видели?
Виктор вспомнил, будто это была вчера, как она пришла на суд и сидела в самом заднем ряду – тихая и неприметная, а когда судья зачитал приговор, он увидел, как маленькая слезинка скатилась по ее щеке.
Она хотела подойти к нему, но не успела – его быстро вывели из клетки в другое помещение. Виктор успел бросить лишь прощальный взгляд и прошептать: «Я тебя люблю». Больше они не виделись.
– Никто ее не видел. Ходили слухи, что она покончила самоубийством, но у меня есть знакомый в органах, я попросил пробить по базе. Она жива, – сказал Леня.
– В Одноклассниках на ее странице иногда показывает, что человек был совсем недавно, но сама страница пустая. Там ничего нет, – добавил Шкет. – Я пытался ей написать, спросить, где она, но мои сообщения даже никто не просматривал. Странно… попробуй, возможно, она тебе ответит, – Шкет посмотрел на Виктора.
– Если кому и ответит, то только ему, – поддержал друга Леня.
Виктор пожал плечами.
– Не слишком я доверяю этим вашим одноклассникам, или как там это называется…
– Давай покажу. Есть у тебя телефон? – Шкет протянул руку и Виктор, чуть помедлив, дал ему свой аппарат.
– Так, смотри, чтобы потом не говорил, что я тут наделал делов. Ой, – вдруг сказал Шкет, – да у тебя даже Одноклассники не установлены. Ладно, это быстро.
Он установил приложение, создал учетную запись, сфотографировал Виктора на фоне картины с богатырями и создал аватар. Потом заполнил профиль, нашел школу, год выпуска и класс.
– Готово! – объявил он. – Смотри, вот весь наш класс… точнее, все кто зарегистрировался. Сам решай, кому писать, а кому нет. Я добавил нас с Леней тебе в друзья. А вот Ленкин профиль. – Он повернул телефон экраном к Виктору и тот увидел пустую страницу без фотографии и какого‑либо описания.
Под пустой рамкой, где должно было быть ее фото, было написано:
«Лена Евстигнеева».
И все.
– Откуда ты знаешь, что это ее страница? – недоверчиво спросил Виктор. – Любой может сделать такую.