Форд, наконец-то, добрался до участка. Он только и успел снять плащ, прежде чем сесть, а точнее провалиться в преимущество отдельного кабинета – кресло. Сам кабинет Форда не выделялся среди других кабинетов. Стеллаж заставленный различной документацией, завядший цветок на подоконнике, скрипучий стул, стол, заваленный бумагами, старый дисковый телефон, небольшая настольная лампа и кресло. Не в бездушное офисное кресло, а в комфортабельное мебельное изделие со спинкой и мягкими подлокотниками. Кресло перекочевало со старого места службы, где выполняло те же функции – помогало отдохнуть умственно и физически и сконцентрироваться. Вот и сейчас, придав телу долгожданное состояние покоя, Форд начал разгонять свой подтормаживающий из-за болезни и антибиотиков мозг, чтобы вспомнить, где именно видел лицо бедолаги со дна бассейна. Теперь он был точно уверен, что ему не показалось – жертву он знал. И как назло, мысли сталкивались, разбредались, путались. И в итоге Форд поймал себя на том, что проваливается в сон и открыл глаза. Часы на столе сообщили, что лейтенант благополучно проспал не менее сорока минут. По доносившимся из-за двери звукам в отделе кипела если не работа, то бурная имитация, уж точно.
Совесть не заставила себя долго ждать. Не исключено, что именно лейтенант Форд, объясняя принципы работы и функции государственных служб по раскрытию преступлений утром у бассейна, послужил первоисточником напряженного рабочего процесса. А теперь благополучно спит в своем кабинете в разгар рабочего дня. Ощутив души растленье Форд откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Беда в том, что совесть пришла не одна. С ней пришло чувство беспокойства – что-то явно было не так. Со временем до Форда дошло, что он слышит голоса, а точнее голос. Голос явно был женский, но слова не складывались в осмысленный текст. Это был салат из словосочетаний вроде: «я обещала» или «выборы мэра», кажется, было даже «у меня нет времени».
– Отлично! Галлюцинации. Пора завязывать с таблетками.
– Что?! – резкий вопль заставил лейтенанта открыть глаза.
Галлюцинация оказалась не только слуховая, но и зрительная. Возле стола свирепствовала Лайка. Лайкой прозвали отнюдь не собаку, а целого руководителя отдела по связям с общественностью. Целого, потому, что некоторые части тела были гордыми обладателями своего собственного прозвища. А собаку звали Лиза…
Прежде, чем мысли лейтенанта отправились в свободное плавание, он заметил в руках галлюцинаторного образа папку.
«Итак, либо мое подсознание хочет довести до меня какую-то вещь, связанную с делом. Либо Лайка действительно здесь», – подумал лейтенант и начал прислушиваться в надежде осознать происходящие. А образ руководителя отдела продолжал метаться по кабинету и бессвязно выкрикивать слова, а иногда и целые словосочетания, которые, к сожалению, ясности в происходящее не внесли. Окончательно убедившись в том, что у него галлюцинации, лейтенант сосредоточился на том, что именно пытается сообщить его подсознание.
Начать решил с самого образа руководителя отдела по связям с общественностью. Подсознание воссоздало образ с поразительной точностью.
Несмотря на прозвище, эта женщина с собакой не имела ничего общего. Будучи руководителем целого отдела по связям с общественностью женщина просто обязана следить за внешностью: модная стрижка, ухоженные ногти (в том числе и на ногах), разумное соотношение количества и качества косметики на лице. Лайка делала все вышеперечисленное, чтобы предстать перед журналистами во всей красе. По мнению Форда, все ее старания сходили на нет при весе свыше одного центнера. За особенное телосложение лейтенант прозвал ее «Боевая тумба». И вот, воинственный предмет мебели бушевал в кабинете. Ничего необычного, она, кажется, вообще не умела спокойно общаться с людьми. Разумеется, кроме случаев, когда необходимо пресмыкаться перед сильными мира сего или красоваться перед камерами. К слову о камерах, Лайка презирала научный прогресс, который, по ее мнению, являлся неопровержимым доказательством существования дьявола. Из всех изобретений человечества она освоила самое бестолковое – телефон. Причем освоила в совершенстве. Технология, призванная объединить людей, лишь отдалила их друг от друга, подарив возможность избавить себя от необходимости встречи с человеком по самой нелепой, порой даже мимолетной, причине. А в руках Лайки телефон превращался в орудие пыток, с которым она никогда не расставалась. Если она заявилась лично, значит дело действительно срочное и важное. Для нее.
Форд смотрел на подобную картину не первый раз. Собственно, лейтенант был рекордсменом по просмотру. За месяц с небольшим, что он здесь проработал, Лайка устраивала в его кабинете подобное шоу гораздо большее количество раз, чем за все время во всем здании.
Месяц назад Форд переступил порог участка расположенного в Городе Печали. Разумеется, на карте город обозначен иным именем. Никаких исторически значимых событий в городе не происходило. Инфраструктура, если еще не разваливалась, то уж точно трещала по швам. Да и погода не радовала – солнце появлялось на несколько часов не чаще раза в неделю. Население города едва ли превышало сто пятьдесят тысяч человек, так что, после пяти лет службы в крупнейшем городе региона, этот перевод можно считать ссылкой. Но Форд принял ссылку с облегчением по нескольким причинам.
Он презирал людей, их эгоизм, отношение друг к другу и лицемерие. Люди умудрились не просто отдалиться, а огородиться стеной друг от друга, забыв при этом, что именно единство позволило им выжить. Они презрели все нормы и правила! И умудряются гордиться этим! Разумеется, Форд избегал людей, а точнее они избегали его – он не скрывал своей неприязни к окружающим и люди отвечали ему взаимностью. И чем меньше людей встречал Форд, тем лучше себя чувствовал, а в городе-миллионнике избегать встреч с людьми не просто. Мегаполисы были ему в тягость. Форду повезло, во всем море лиц он встретил несколько настоящих живых людей, которые стали близки ему. Но счастье не вечно, и теперь на старом месте его ничто не держало. Все это привело к тому, что Форда ожидало либо служебное расследование с последующим заключением, либо перевод в другой город к черту на рога. Естественно, он выбрал второе.
Чтобы перевод не вызывал лишних вопросов Форда повысили в звании до лейтенанта. По прибытии, его встретил начальник участка. Состояние Форда не позволяло сконцентрироваться ни на чем кроме собственных проблем и обид, в результате, через день после зачисления в штат о своем начальнике он не мог сказать абсолютно ничего и называл его не иначе как Шеф.
Затем, на следующий день после официального приветствия, Шеф отправился в заслуженный отпуск. И тут на первый план вышла, если учесть формы – выплыла, словно раздувшийся труп по течению, Лайка. Каким образом руководитель отдела по связям с общественностью оказался у власти в участке, Форд первое время не понимал. После нескольких дней наблюдения за работой своих коллег все встало на места. Толковых сотрудников было немного. Самым известным из них был лейтенант по фамилии Мордехай. Собственно, именно на его место пришел Форд. Никто кроме Мордехая не обладал достаточными профессиональными навыками и авторитетом, чтобы можно было безболезненно восстать против диктатуры Лайки. Если не можешь победить – объединяйся. Так, Мордехай стал любимым любимцем Лайки. Ему доставались только те дела, раскрытие которых могло поспособствовать продвижению по службе или росту популярности. Его имя периодически мелькало на страницах газет и журналов, а лицо – на телевидении.
Вместе с его кабинетом, он получил все дела, которые вел Мордехай. По сути, все они были уже раскрыты, оставалось их только оформить и сдать в архив. Судя по всему, Мордехай испытывал те же трудности с бюрократией, что и Форд, только в большей степени. За два месяца Форд все же умудрился отправить все дела по папкам и отправить в архив.
Папка!
Все это время галлюцинация размахивала папкой с делом. И тут, лейтенант усомнился в нереальности происходящего. Буря в кабинете разрослась до стихийного бедствия регионального масштаба и начала двигать предметы. Значит, ненавистная Лайка действительно находится в кабинете и пытается освободить место на столе Форда, чтобы разместить на нем дело.
Лейтенант узнал папку по оранжевой бирке, которую сам же и наклеил. Мордехай принес ее пару дней назад. Идеальное дело. Банда отморозков сожгла дом вместе с семьей. Предполагается, что основной целью был отец семейства, так как он работал в администрации города, занимался сделками, связанными с недвижимостью. Точнее, всем, что связано с землей. По одной версии он был слишком честным и перешел дорогу не тому человеку. По другой – сам был связан с преступностью и стал жертвой бандитских разборок. Тем не менее, ни одна версия так и не поучила подтверждения. Несмотря на большое количество подозреваемых, подонков нашли менее чем за неделю. Ими оказались четверо мужчин в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Один предстал перед дьяволом чуть раньше остальных, – скончался от ранений, полученных при задержании. Трое пошли под суд, но и они просуществовали недолго. Один свел счеты с жизнью в камере через несколько часов после вынесения приговора. Второй протянул несколько дней, прежде чем был убит заключенными во время бунта. Третий жив здоров, обитает в дурдоме. Он единственный, кто признал вину. Но сотрудничать со следствием наотрез отказался. Мотив преступления так и остался невыясненным.
Казалось бы, справедливость восторжествовала, но… Форд был уверен: не все так просто. А потому и придержал папочку у себя, а не сдал в архив, в надежде, что всплывут новые обстоятельства. По всей видимости дело, заключенное в папке с оранжевой наклейкой, представляло для Лайки особую важность. Лейтенант весь обратился в слух. Из беспорядочных воплей вычленить хоть какой-нибудь смысл было решительно невозможно. И вот, когда Форд уже отчаялся что-либо понять, а организм решил продолжить бороться с болезнью в спящем режиме, до его слуха донеслось:
– Это одно из дел, которым наш мэр уделил приоритетное значение…
– Вот оно что! – Форд хлопнул ладонью по столу. Резкий и неожиданный звук заставил Лайку отскочить к двери, но за секунду она взяла себя в руки и продолжила.
– Да как такого бездаря можно было принять! Даже готовое дело закрыть не можешь! А не умеешь – так и скажи! Может подыщешь себе другое занятие, раз мозгов не хватает! Тратим на тебя время тут! Как-будто оно мне надо! Да сколько же можно?! – взвизгнула она напоследок, заметив, что распекаемый ею лейтенант отрешенно пялится на стену позади нее, – Да когда это уже кончиться?!
– Вот-вот закончиться, – Форд предупреждающе поднял указательный палец, – и еще чуть-чуть… – тут он перевел взгляд на Лайку и улыбнулся своей голливудской улыбкой – от злости, та тряслась как студень. – Все! Война войной, а обед по расписанию!
После этих слов Лайка со стоном ломанулась в коридор. Поднимаясь с кресла Форд заметил, что папку она все-таки оставила в его кабинете, хоть и не на столе, как планировала в начале, а на полу возле двери. Вздохнув, он все-таки положил папку на стол и вышел из кабинета. В участке, не смотря на обеденное время, кипела работа. Стук клавиш, телефонные звонки, хлопанье дверями, голоса людей – обычные рабочие звуки. Люди в форме и без ходили между столами операционного центра. Никакого ужаса из фильмов здесь не было: никто не пытался отобрать оружие, никто не орал ничего вроде: «Где мои таблетки, свиньи?» А проститутки в ярких одеждах не показывали неприличные жесты полицейским и не предлагали услуги посетителям. Разумеется, задержанных держат подальше от обычных посетителей и тем более не допускают в рабочие помещения. Так было здесь, так было везде.
Пройдя, как в тумане, мимо дежурного лейтенант оказался на крыльце. Здесь уже сидела Лиза – помесь хаски и дворняги. Обычно, завидев Форда, она тут же бежала к нему, заливаясь щенячьим лаем. Форд же, в свою очередь, поощрял ее почесыванием за ушком. Но сейчас Лиза лишь кивнула и продолжила всматриваться в пелену дождя, прижав уши. Небольшой, местами дырявый козырек частично защищал от дождя, но не от ветра. Ветер моментально растрепал волосы и принялся за старенький коричневый плащ. Но несмотря на сильные порывы был теплым и даже приятным. А вот местный пейзаж, увы, назвать приятным было сложно. Между серыми зданиями на серой земле под серым небом, сновали серые люди, а кругом серый мусор, и все это за серой пеленой либо бесконечного дождя, либо постоянного тумана. Разумеется, все кругом имело свой цвет, но настолько тусклый и обезличенный, что Форд поневоле начал ощущать себя единственным живым человеком в этом городе мертвецов. Лейтенант вспомнил мегаполис, мертвая душа, которого пряталась за яркими огнями бутиков, салонов красоты, ночных клубов и, конечно же, реклам. И, собственно, ничего не изменилось – разве, что краски были ярче, а содержание то же.
В принципе ничего нового. Стоило Форду начать хоть как-то нервничать, на ум тут же приходили различные строчки из стихотворений или песен, фразы из фильмов или из книг. Этот своеобразный рефлекс выработался у него давным-давно, он уже и не мог сказать точно. Тогда вместе с другом они решили общаться между собой исключительно цитатами. Полноценного общения не вышло, но в особо ярких эмоциональных ситуациях с губ срывались не ругательства, а какая-то особо язвительная цитатка. Со временем большая часть цитат забылась, как и имя друга. А вот привычка, хоть на уровне рефлекса, осталась.
Река памяти начала уносить лейтенанта ко временному отрезку, воспоминания о котором могли спровоцировать очередной запой. И тут – вспышка! И адский грохот! И словно по команде Лиза с радостным лаем начала носиться вокруг Форда.
«Все очень просто.
Просто гроза…»[3]
И только прохожие посильнее запахивали свои плащи, поднимали воротники, да ускоряли шаг. Среди них Форд заприметил одного. От остальных он отличался перебинтованной рукой. Форду он был знаком. Именно Форд прищемил ему руку дверью. Было это накануне. Форд поднялся к соседу сверху с простой просьбой – приглушить телевизор. Через закрытую дверь Форд услышал нецензурную брань и запах марихуаны. Разговор с соседом не принес положительных результатов. Тогда Форд закрыл дверь вместе с рукой нарушителя спокойствия в проеме. Пока тот выл от боли сидя на грязном полу, Форд угрожал пистолетом упоротым в сопли гостям. Они никак не могли решить: смеяться им или в ужасе разбегаться. Форд дождался своих коллег и передал столько торчков, сколько смог. И вот, один из них уже на свободе. Менее, чем через сутки после «нападения на сотрудника правоохранительных органов в состоянии наркотического опьянения». Толи адвокат сделал свое дело, то ли бюрократия. Форд не собирался это оставлять, его невероятно бесил тот факт, что задержанные так просто выходят из здания участка. Но и разбираться с этим сейчас не хотел. Есть дела поважнее, этот наркоман вряд ли съедет в скором времени.
Сквозь шум дождя и лай собаки Форд начал различать какое-то пыхтение и шарканье. Обернувшись, он заметил дежурного – видок у него был жалким…