Я заблудилась.
Пожалуй, это было даже приятно – заплутать в таком местечке. Я стояла на каменистой проселочной дороге, испещренной узкими мелкими трещинками, словно передержанный в духовке бисквит. Порывы легкого, освежающего ветерка приносили с собой дурманящий смолистый аромат. Высоченные дубы, сосны и ореховые деревья отбрасывали длинные тени, а над обочинами, поросшими высокой травой и яркими цветами, порхали пестрые бабочки.
С самого моего детства Зи прививала мне любовь к природе. Приезжая к нам, она всякий раз уводила меня в лес и, несмотря на мамины запреты, передавала свои знания о целительных свойствах растений. Бабушка постоянно внушала мне: «Предназначение женщин из рода Кэллоу – облегчать чужую боль и врачевать раны, как телесные, так и душевные. Запомни, Анна-Кейт: лечить недуги можно по-разному».
Мама не признавала нетрадиционную медицину, и это служило камнем преткновения в ее спорах с Зи. Противоположность во взглядах привела к непримиримому противостоянию, которое началось еще до моего рождения. А я оказалась между двух огней.
Высоко в небе пролетел ястреб. Тревожно закричала гаичка.
– Птичка, не бойся! Я иду по своим делам! – громко произнесла я.
Но бдительная пичужка не умолкала. Кажется, мои слова ее не убедили. Бедняжка не на шутку встревожилась.
Вытерев запястьем пот со лба, я в очередной раз сверилась со схемой. Я уже миновала последний ориентир – шесть покосившихся почтовых ящиков, которые, казалось, рухнут, стоит только положить в них письмо, – и на пятом по счету перекрестке свернула направо. По уверениям Лука, эта дорога вела прямиком к Павежо, однако через двадцать минут ходьбы обнаружилось, что она раздваивается. Я выбрала сначала одну дорожку. Потом вернулась и прошла по второй. Ни дома Обина и Саммер, ни вообще каких-либо признаков человеческого жилья, кроме разве что отпечатков колес на дороге. Очевидно, недавно здесь проезжала машина.
Я устало плелась вперед. Камни искрились в солнечных лучах, а по обочинам росли кусты барбариса. Отметив про себя, что отвар из его коры помогает при желтухе, я вспомнила о доке Линдене. Вздохнув, приказала себе не думать о нем и продолжила путь.
Птичьи крики стали еще громче. Выходит, гаички волнуются не из-за меня. Насторожившись, я обратила внимание на шорох в кустах. В зарослях, без сомнения, кто-то прятался, и это была явно не безобидная белка. Машинально отгоняя от лица назойливую муху, я замерла, вглядываясь в просветы между деревьями, и попятилась, готовясь к худшему.
Что за зверь там притаился? Бешеный енот? Или кабан? А вдруг здесь водятся медведи?
Я так себя накрутила, что, когда из-под листьев папоротника на дорогу грациозно выскочил пепельно-серый кот, подпрыгнула и завизжала.
Несколько секунд, скованная оторопью, я оценивала комизм ситуации. Выровняв дыхание, я с удивлением узнала того самого кота, которого видела утром в саду.
Кот неторопливо, с чувством собственного достоинства прошествовал мимо, даже не посмотрев в мою сторону, и сел на некотором расстоянии от меня. Оглянулся. Сделал еще пару шагов и призывно мяукнул.
Может, от усталости мне почудились в его голосе нотки нетерпения.
Я неуверенно приблизилась. Кот отступил, соблюдая дистанцию. Я снова подошла. Тогда он вальяжно двинулся вперед. Я последовала за ним.
Минут через двадцать деревья расступились, на солнце блеснул асфальт. Кот вывел меня на ту же дорогу, по которой я сюда пришла.
– Ну, спасибо, – сказала я. – Предлагаешь мне пойти обратно?
Благо, как добраться отсюда до дома, я знала.
Но кот направился в противоположную сторону и остановился, поджидая меня. Его ухо дернулось, и я заметила на нем шрам, вероятно полученный в драке.
– Ясно, домой мы пока не собираемся. Ладно, веди.
Может, я перегрелась? Хотя голова не болит и не кружится, зато все остальные симптомы – учащенное сердцебиение, галлюцинации и неспособность мыслить здраво – налицо. Кот указывает мне путь! Какое уж тут здравомыслие? Правда, когда я перестала бояться встречи с медведем, пульс пришел в норму. Поэтому в собственном диагнозе я все же сомневалась.
Издалека послышался шум приближающейся машины. Кот молнией метнулся в лес. Рев мотора все нарастал, к нему прибавились ритмичные звуки музыки. Из-за холма показался знакомый красный пикап – тот самый, на котором Гидеон Киплинг, мой сосед, неделю назад вез меня из аэропорта.
Я сошла на обочину. Поравнявшись со мной, пикап затормозил. Музыка смолкла, стекло поползло вниз, и него высунулся Гидеон.
– Анна-Кейт, все в порядке? Никак ты чем-то взволнована?
Я заподозрила, что видок у меня тот еще: волосы наверняка растрепались, футболка прилипла к вспотевшему телу, а на покрасневшем лице отражаются растерянность и беспомощность.
– Я немного заплутала… – Я огляделась в поисках кота. Его и след простыл. – Но сейчас уже разобралась куда идти. Вроде бы…
Уголки его губ дрогнули.
– Если что, город в другой стороне.
– Я ищу дом Павежо. Обещала занести Саммер пирог.
– Садись, подвезу. Это недалеко, но заметить дорогу непросто, если не знать, где она.
Непросто – это мягко сказано.
– Подвези, пожалуйста.
Гидеон дотянулся до противоположной дверцы и, открыв ее, убрал с сиденья айпад и несколько банок с медом.
Я юркнула в машину, пристегнулась и со вздохом облегчения утерла пот со лба.
– В Уиклоу всегда так жарко?
Гидеон завел мотор.
– Девять-десять месяцев в году. Вообще-то, здесь, в горах, немного прохладнее, чем на юге штата.
– Прохладнее? Издеваешься? Еще чуть-чуть, и я расплавлюсь. Как тут люди выживают?
– Многие тебе начнут заливать про кондиционеры и привычку регулярно пить воду, – с нарочитым южным выговором заявил Гидеон. – А на самом деле…
– Что? – Меня позабавило, как легко он воспроизводит южное произношение. Обычно по речи Гидеона невозможно определить, что он с юга.
– Открою секрет, переносить жару лучше всего помогают сладкий чай и сетования. Но больше все-таки чай.
Покинув Уиклоу, мама отказалась от многого, что было ей дорого, но только не от сладкого чая. Мы пили его постоянно, круглый год.
– Учту.
Я обратила внимание, что на заднем сиденье пикапа валяется куча вещей: рыболовные снасти, несколько сложенных брюк и рубашек, две пары обуви – классические мужские туфли и кроссовки, – ящик кабачков и запыленный черный портфель.
– Как прошел первый рабочий день? – поинтересовался Гидеон.
Неделю назад по дороге из аэропорта он своим приятным низким голосом рассказывал мне об условиях в завещании Зи. Чтобы получить наследство, я обязана прожить в Уиклоу не менее шестидесяти дней и все это время управлять кафе. Только после этого имущество Зи перейдет ко мне, и я смогу распоряжаться им по своему усмотрению. Я сразу попросила Гидеона связаться с агентами по продаже недвижимости.
До сих пор изумляюсь требованиям Зи. Как она себе это представляла? А если бы я уже училась в университете или где-то работала? Я что, должна была бы все бросить, чтобы два месяца торчать в Уиклоу?
Я мысленно усмехнулась. Бабушка знала, что делает. Она всю жизнь мечтала затащить меня в Уиклоу и нашла верный способ добиться своего.
Зи не из тех, кто легко сдается.
– Сносно, могло быть хуже, – ответила я, вспомнив о разбитых тарелках и недовольстве мистера Лейзенби.
– Думаю, со временем ты привыкнешь.
– Да, но тогда уже наступит пора уезжать.
– Сомневаюсь. Почти все, оказавшись в Уиклоу, остаются тут навсегда.
Его слова прозвучали пророчески. Хотя в моем случае на этот счет можно не волноваться: вынужденный переезд в Уиклоу не изменит мои планы. Скоро начинаются занятия в университете. Я уже оплатила первый семестр, подыскала удобную квартиру и договорилась о съеме с первого августа. Мой жизненный путь, по выражению Джины, размечен во всех деталях – не как на маловразумительной схеме Лука, а как в самом современном навигаторе.
– Вот я, например, шесть лет назад приехал сюда из Хантсвилла покататься на горном велосипеде, и Уиклоу меня не отпустил, – добавил Гидеон.
Внимательно присмотревшись, я поняла, что он старше, чем выглядит издалека: даже когда Гидеон переставал улыбаться, морщинки вокруг глаз и складки в уголках губ не разглаживались, а в коротко подстриженных рыжевато-соломенных волосах у правого виска серебрилась седина. Подбородок покрывала отросшая за день щетина. Глаза были янтарно-карими, как мед в банках.
– Говорят, в кафе сегодня заходил док Линден. Значит, он уже знает о тебе?
Я даже не стала делать вид, что удивлена, откуда Гидеону это известно. Слухи в Уиклоу разлетаются с поразительной скоростью.
– Да. – Не хотелось даже думать про доктора Линдена, не то что пересказывать наш разговор, поэтому я подняла теплую, нагревшуюся на жаре банку с медом и сменила тему: – У тебя есть пасека?
– Не у меня. У одного клиента. Он расплачивается со мной медом.
Я была благодарна за то, что он не задает больше вопросов.
– Красота! – Я повертела банку в руках, любуясь игрой бликов. – Заработок не бог весть какой, но я бы, пожалуй, не отказалась от такого «гонорара».
– Возьми парочку, – предложил Гидеон. – У меня их много. Тебе нужны кабачки?
– Нет!!! В смысле, спасибо, нет. У Зи в огороде целая грядка.
Неожиданно Гидеон включил сигнал поворота и свернул вправо на узкую песчаную дорожку, скрытую за густой кроной ликвидамбара. Если бы я даже дошла до этого места, все равно бы ни за что ее не заметила.
Ветки заскребли по крыше машины.
– Твоя бабушка была прирожденным садоводом.
– Это правда, – подтвердила я, чувствуя, как в душу вновь закрадывается грусть, вязкая, как мед у меня в руках.
Послышался собачий лай.
– Это Руби, – пояснил Гидеон. – Она очень дружелюбная, но чересчур активная. Так что, если прыгнет на тебя, не пугайся.
Заросли раздвинулись, и мы подъехали к дому внушительных размеров с широкой террасой и установленными на скатной металлической крыше солнечными батареями. А я-то представляла себе, что Павежо живут в ветхой лачуге… Вокруг машины носилась собака цвета молочного шоколада, а на ступеньках крыльца, опираясь на элегантную трость ручной работы, стоял мужчина. Слава богу, никакого ружья у него не было.
– Это Обин. Вы уже знакомы?
– Нет, но Лук и Джина мне о нем рассказывали.
– Ну, тогда я вас познакомлю. – Гидеон заглушил мотор. – Хочешь, я подожду и потом отвезу тебя обратно?
– Что ты, не нужно. Теперь я и сама найду дорогу.
– Я себе не прощу, если из-за меня ты совсем растаешь на солнце!
Я открыла дверцу.
– Не растаю. Спасибо!
– Ну ладно.
Гидеон выбрался из машины, и на него тут же сиганула Руби. Он погладил собаку и подошел ко мне.
– Не ожидал, что ты приедешь, Гид, – покусывая какую-то палочку, подал голос Обин и обернулся ко мне: – Мэм.
Опять это «мэм»! Вздохнув, я молча кивнула Обину.
Подскочившая Руби начала меня обнюхивать. На всякий случай я приняла более устойчивую позу, чтобы не упасть, и подняла коробку с пирогом повыше.
Обин сунул палочку в карман и свистнул. Руби немедленно подлетела к хозяину и, усевшись у крыльца, забила хвостом по земле, взметая облако пыли.
– Надеюсь, мы не помешали. Анна-Кейт ищет Саммер. – Гидеон быстро представил нас друг другу и повернулся ко мне: – Может, тебя все-таки подождать?
– Не стоит. Спасибо за помощь.
– Всегда рад помочь, Анна-Кейт. – Он помахал Обину и сел в машину.
Руби бросилась вдогонку за отъезжающим пикапом. Обин с беспокойством поглядел на меня.
– Не стойте на солнце. Идите сюда.
Я воображала Обина стариком – вероятно, потому, что такое имя больше подошло бы пожилому человеку. Но ему явно не было и пятидесяти. Стройный, мускулистый, на голову выше меня, с густой копной темных волос. Одет в обтягивающую синюю футболку и мешковатые джинсы. Может, недавно похудел, а может, из-за поврежденной ноги предпочитает широкие штанины.
– Ваша фамилия Кэллоу?
Я поднялась на террасу.
– Да.
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
Я видела, как он что-то сосредоточенно подсчитывает в уме, должно быть, вычисляя, кто мой отец.
– Ясно.
Уверенным шагом, хотя и заметно прихрамывая, Обин направился к застекленной части террасы и распахнул передо мной дверь. Я зашла внутрь.
Стекла покрывала паутина трещин. Краска на дверной раме потускнела и облупилась, потолочные панели провисли и перекосились, а в дощатом полу образовались широкие щели. Зато пара белых кресел-качалок были как новенькие: ни пятнышка. На расположенном между ними деревянном столике лежала библиотечная кулинарная книга, а рядом стояли баночка со льдом и запотевший графин с чем-то красновато-фиолетовым – скорее всего, сладким чаем.
– Садитесь. Я сейчас.
Обин вышел, а я обратила внимание на заваленный стамесками верстак у стены. На колонну опирались изящные самодельные посохи и трости. Ручка одной из них была вырезана в виде мордочки Руби.
Хозяин вернулся через минуту, сжимая в больших, крепких ладонях два высоких стакана. Отставив трость, он опустился в кресло и принялся разливать чай.
– Красиво! – Я указала на коллекцию посохов.
– Спасибо. Раньше мы держали свой магазинчик, но тот совсем не давал дохода, и пришлось его закрыть. Отец был резчиком по дереву и научил меня своему ремеслу. Он умер несколько лет назад.
– Очень жаль.
Обин кивнул и поставил передо мной стакан с чаем. Я огляделась.
– А Саммер дома? Я принесла ей пирог. Она забыла его утром в кафе.
– Саммер ушла собирать ежевику.
– Вот как? Тогда, с вашего позволения, я оставлю для нее пирог и не буду больше вас беспокоить. – Я положила коробку на стол.
– Не торопитесь. – Обин подвинул ко мне стакан. – Чай сам себя не выпьет, а вас, несомненно, мучает жажда.
И правда, я могла бы сейчас осушить целый галлон, и то было бы мало.
– Спасибо. – Я отхлебнула напиток и пришла в восхищение. – Потрясающе! Он ежевичный?
– Да. Я месяц разрабатывал рецепт.
– Оно того стоило. – Я снова пригубила чай, пытаясь распознать состав. – Сюда добавили мед?
– Да, мэм. Но знаете, что делает напиток оригинальным? – Он понизил голос и наклонился вперед. – Гранатовый сироп!
Я опять глотнула из стакана и на этот раз уловила привкус граната.
– Изумительно! Ни за что бы не догадалась добавлять его в чай.
– Сироп я варю сам. В саду растет несколько гранатовых деревьев. Здесь, среди лесов, привыкаешь обходиться тем, что под рукой. – Он вытащил из кармана палочку и опять начал ее жевать – видимо, по привычке.
Только теперь я увидела, что это веточка ликвидамбара. По уверениям Зи, она очень полезна для зубов.
– Мне следовало прийти к вам с ручкой и блокнотом. Я бы с удовольствием внесла такой чай в меню кафе.
– Значит, теперь вы там работаете?
– Да, временно. Скоро я уезжаю в Массачусетс учиться на врача.
– На врача? Да что вы говорите? – ничуть не удивившись, протянул Обин и пытливо посмотрел на меня поверх поднесенного к губам стакана. – У вас мамины глаза. Такой же необыкновенный ярко-зеленый цвет.
– Вы знали мою маму?
Отвернувшись, Обин стал сосредоточенно следить за резвящейся на лужайке Руби.
– Давно. И вашего папу тоже. Вы очень похожи на Эджея.
Я крепко стиснула холодный стакан. Моим родителям, будь они живы, в этом году исполнилось бы по сорок четыре. Скорее всего, Обин – их ровесник.
– Вы часто общались?
– Мы с Эджеем росли вместе. Когда он начал встречаться с Иден, мы иногда ходили куда-нибудь втроем.
– Значит, вы дружили?
Хорошо бы найти кого-то, кроме Линденов, кто мог бы побольше рассказать о моих родителях. Я так хочу понять, какими они были…
– Что такое дружба? – продолжая наблюдать за Руби и поглаживая поврежденную ногу, пробормотал Обин.
В его взгляде промелькнула боль, но выяснять, что ее вызвало – горькие воспоминания или полученная в аварии травма, – я не решилась.
Сердце сиротливо заныло от тоски и одиночества. Я отставила стакан.
– Мне пора. Спасибо за чай.
Поднявшись, Обин проводил меня к выходу и распахнул дверь. Я уже спустилась по ступенькам, когда он вдруг окликнул:
– Анна-Кейт!
Я обернулась. Обин стоял на террасе, опираясь на трость. На его лице лежала печать грусти и сожаления. В груди опять защемило.
– Вы… вы с мамой жили счастливо?
Я не стала вдаваться в подробности, но голос предательски дрогнул, выдавая истинные чувства:
– Что такое счастье, мистер Павежо?