– Вы когда-нибудь заказывали пирог «Черный дрозд»?
– А как же! – отозвался мистер Лейзенби. – Почти каждый день в течение тринадцати лет. Не заказывал, только если кафе было закрыто. Он очень даже вкусный, пирог-то.
– В него действительно запекают дроздов?
– Нет, сэр. Ничего подобного. – Глаза мистера Лейзенби весело блеснули. – Начинку делают из фруктов.
– А что туда еще кладут?
– Это фамильный рецепт Кэллоу. Если хотите узнать ингредиенты, считайте, вам не повезло.
Журналист протер запотевшую стенку стеклянной баночки.
– Вы верите в местную легенду? В то, что с помощью пирога можно получить во сне послание с того света? – Он скептически усмехнулся. – Что, если съесть кусочек, ночью через пение черных дроздов с тобой заговорят покойные близкие? Как тут написано: «Пироги надо печь, чтоб звучала их речь»…
Мистер Лейзенби поднялся, поправил галстук-бабочку и нахлобучил шляпу, низко надвинув ее на лоб.
– Ты еще не пробовал пироги «Черный дрозд», так ведь, сынок?
– Так. А что?
– Иначе не задавал бы таких глупых вопросов и не отнимал у меня время. Разговор окончен.
– Птицы нигде нет, – сообщила я, спускаясь по лестнице. Я уже трижды обыскала дом. – Наверное, улетела.
– Скорее всего, – подтвердил Лук, переворачивая стул ножками вверх и водружая его на столик. – Думаю, ее одолело любопытство. Птицы вечно суют свой клюв в чужие дела…
– А мне кажется, коты не менее любопытны, – возя шваброй по полу, подала голос Джина.
Серо-голубые глаза Лука потемнели, в них промелькнуло что-то вроде обиды. Он несколько раз провел рукой по щекам и подбородку, приглаживая и без того аккуратную седеющую бороду.
– Любопытство никого до добра не доводит.
– Это уж точно, – с грустью согласилась Джина.
Я недоуменно переводила взгляд с нее на Лука и обратно. Почему в кухне возникло напряжение недосказанности? Видимо, супругов Бартелеми связывает какая-то печальная тайна.
– У вас что, есть домашние животные?
– Нет. Разве только статуя койота в огороде, – улыбнулась Джина. – Отлично отпугивает не слишком сообразительных зверей.
Взяв тряпку и чистящее средство, я вновь принялась за уборку. Мы уже почти подготовили кафе к завтрашнему дню. Позже я планировала заехать к Саммер Павежо и завезти пирог, чтобы не оставаться в долгу. К тому же он много для нее значил.
Правда, я не была уверена, что пирог «сработает»: ведь его пекла Джина. Завтра я сама возьмусь за выпечку, а пока буду уповать на то, что Саммер все-таки получит во сне послание.
– А где вы живете? – поинтересовалась я. – Недалеко от кафе?
– Недалеко, – кивнул Лук. – Всего в паре кварталов.
– У реки, рядом с мостом, – уточнила Джина. – Домик небольшой, ничего особенного, зато пейзаж красивый и журчание воды по ночам убаюкивает, как колыбельная.
Ее плавная, напевная речь, и сама напоминающая колыбельную, умиротворяла и успокаивала.
– Там, должно быть, очень тихо и уютно, – предположила я.
– Обычно да. – Джина потянулась за стоящим на полке бумажным полотенцем и вдруг со стоном опустила руку.
– Что с тобой? – забеспокоилась я.
– Да ничего, – заверила меня Джина. – Старая травма дает о себе знать. Иногда я о ней напрочь забываю.
Левой рукой она сняла с полки полотенце.
– Думаю, тебе стоит обратиться к врачу. Вдруг с этим еще можно что-то сделать…
– Сразу видно, что медицина – твое призвание. Не волнуйся, лапонька. Я уже давно приспособилась жить с этой болячкой. – Джина потерла правое плечо. – Уверена, Линдены счастливы, что ты, как папа, собираешься продолжить семейную династию.
– Джина… – Лук вздохнул.
– А что? – Та оторвала кусочек бумажного полотенца и промокнула свежий потек на стенке шкафчика. – Все в курсе, что Эджей мечтал стать врачом, как и его отец, и дед. Кстати, Анна-Кейт, забыла спросить: чем закончилась встреча с доком Линденом?
Мама всегда желала, чтобы я пошла по папиным стопам. Ничего удивительного: умение исцелять у меня в крови. К тому же эта профессия в какой-то степени позволила бы осуществиться неисполненному замыслу отца. Думаю, папа бы мной гордился. Но мне безразлично, как к моему выбору отнесутся Сили и док Линден.
Я начала отмывать пятно со столешницы.
– Док пригласил меня пообедать с ними в это воскресенье. Но я отказалась. Иначе не могла.
– А теперь жалеешь? – ласково прощебетала Джина, видимо уловив мои сомнения.
Я налила на тряпку еще немного чистящего средства, и воздух наполнился ароматом лимона и лаванды.
– Авария, в которой погиб отец, случилась, когда вы уже приехали в Уиклоу?
Лук выронил стул, и тот с оглушающим грохотом, напоминающим выстрел, свалился на пол.
– Извините, руки от масла скользкие, – пробормотал он. – Стул уцелел.
– Мы прибыли сюда незадолго до аварии. – Джина ловко орудовала шваброй. – А что?
– Мама всегда юлила, когда я спрашивала об автокатастрофе и ее последствиях. Наверное, щадила мои чувства. Но я хочу доподлинно выяснить, что произошло.
– Ну, кое-что мне известно. – Джина направилась ко мне.
– Джина… – предостерегающе произнес Лук.
– Цыц, – отмахнулась она. – Анна-Кейт должна знать.
– О чем? – заволновалась я.
– В то лето твои родители все время ссорились из-за того, что Эджей планировал учиться в другом городе. – Джина задумчиво устремила вдаль темные глаза. – Иден отказывалась ждать его здесь. Она всегда мечтала вырваться из Уиклоу и намеревалась уехать вместе с ним. Но они не могли жить самостоятельно. Эджею требовались деньги на образование. К тому же Зи настаивала, чтобы Иден осталась тут. Из-за этого твои бабушка и мама постоянно ломали копья.
Что ж, это не новость: мамина тяга к путешествиям всегда была камнем преткновения между ней и Зи.
– Ради счастья Иден твоя бабушка в конце концов уступила и даже дала влюбленным немного денег, чтобы они быстрее встали на ноги, – продолжала Джина. – Иден и Эджей решили, что снимут квартиру в Таскалусе, Иден найдет работу в какой-нибудь больнице, и они поженятся. А потом, после окончания университета, отправятся путешествовать, посмотрят мир и вернутся в Уиклоу.
– Вернутся? – переспросила я. Мне не терпелось узнать, что же случилось дальше. – Зачем?
– Видишь ли, Эджей, став врачом, должен был занять место отца. А твоя мама, ну… она бы жила здесь, с черными дроздами, и выполняла свое предназначение. Лишь с таким условием Зи согласилась ее отпустить. Только в Уиклоу Иден могла обрести душевное равновесие.
Я взглянула за окно, на шелковицы.
Хранительница всегда возвращается, как бы далеко ей ни пришлось уехать, ибо лишь там, где ее корни, рядом с двумя деревьями, в душе воцаряется мир. Она может быть счастлива только в родном краю, исцеляя и утешая скорбящих.
Джина оперлась на ручку швабры.
– Но у твоих родителей ничего не вышло. Они даже не успели снять квартиру.
– Почему?
– Из-за Сили.
И отчего я ни капли не удивлена?
– Узнав об их планах, она пригрозила сыну, что не позволит ему играть в семью за ее счет. Сили хотела, чтобы Эджей присоединился к студенческому братству, а не обременял себя брачными узами в столь юном возрасте. Поэтому предъявила ему ультиматум: либо колледж, либо Иден.
Страшно подумать, под каким давлением находился папа. Это же надо, поставить его перед выбором: призвание и надежды всей семьи или любовь всей жизни…
Джина окунула швабру в ведро с водой.
– В тот день твои родители ездили смотреть колледж, куда должен был поступить Эджей. Сили считает, что твой папа предпочел учебу и на обратном пути объявил об этом Иден, а та в припадке гнева намеренно направила машину в кювет.
– Кроме Сили в это никто не верит, – торопливо вставил Лук, поднимая очередной стул.
Я впервые слышала эту историю. От горьких мыслей о судьбе родителей сердце болезненно сжалось.
– Значит, папа… – Я глубоко вздохнула. – Значит, он в самом деле сказал маме, что они расстаются?
– Неизвестно, мэм. Ведь из-за травмы Иден потеряла память и забыла, что тогда произошло, – напомнил Лук. – К счастью, полиция сочла, что это несчастный случай, но Сили продолжает стоять на своем.
Опять это ужасное «мэм»… Ладно, сейчас не до того.
– Полицейские ведь отпустили маму. Почему же Сили к ней прицепилась?
– Иден нельзя было задерживать из-за недостаточности улик, – пояснила Джина. – Мнение Сили имеет в городе большой вес, но, несмотря на ее безапелляционные уверения, большинство жителей Уиклоу были на стороне Иден. Только слепой мог не заметить, как сильно они с Эджеем любили друг друга. Когда обвинения были сняты, Иден уехала. Многие думали, что она вернется, ведь работа в кафе – ее предназначение. Никто не знал, что она беременна. Теперь-то понятно, почему Иден покинула Уиклоу навсегда.
Я рассеянно кивнула.
– Наверное, я сначала зайду к Павежо, а потом загляну в библиотеку. Она находится в здании суда, так?
– Угу, на третьем этаже. Хочешь почитать старые газеты? – Похоже, я была для Джины раскрытой книгой.
– Угадала, – смущенно улыбнулась я.
Хочу – не то слово: мне позарез надо узнать как можно больше об этой аварии. А начинать лучше всего с изучения прессы.
– Тогда поторопись, – посоветовала Джина. – Библиотека закрывается в пять. Мы тут сами все доделаем.
– Правда? – обрадовалась я.
– Конечно!
Я кинула тряпку в помещение для стирки и отложила моющее средство.
– Не представляю, как вы вкалываете здесь каждый день. Это так тяжело!
– Во-первых, обычно посетителей у нас гораздо меньше, – возразил Лук.
– А во-вторых, если мы втроем не справлялись, Зи нанимала временных помощников, – добавила Джина. – Возможно, тебе стоит взять это на вооружение.
– Ладно, подумаю.
От перспективы поиска нового сотрудника стало не по себе. Пожалуй, подожду пару дней. Если орнитологи не уедут, придется вывесить объявление о приеме на работу.
Лук закончил возиться со стульями и повернулся ко мне.
– Ты взяла схему, как добраться к дому Павежо?
– Взяла. – Я достала из кармана бумажку и с глубокомысленным видом уставилась на нее, притворяясь, что разбираюсь в немыслимых каракулях Лука.
– Может, я все-таки тебя провожу? – уже в третий раз предложил он. – Там легко заблудиться.
– Спасибо, но мне пора самой ориентироваться в городе.
Джина прислонила швабру к застекленному прилавку с выпечкой.
– Дорогу к дому Павежо не так-то просто найти среди густых зарослей.
– Ничего, разберусь. У меня же есть схема Лука, очень понятная и подробная, – соврала я, направляясь к двери. – Не волнуйтесь, я не заплутаю.
– Когда будешь подходить к дому, обязательно крикни, кто ты такая, не то получишь пулю в лоб, – предупредила Джина.
Я обернулась, решив, что это шутка. Однако Джина говорила серьезно.
– Здесь принято охранять дома от грабителей, – с явным одобрением пояснила она. – К тому же после аварии Обин немного не в себе. Раньше он был очень общительным, а теперь отгородился от внешнего мира и живет как отшельник. Порой он бывает не слишком гостеприимен, особенно по отношению к незнакомцам.
– Какой еще Обин? Что за авария?
– Отец Саммер, – ответил Лук. – Шесть лет назад в горах вся семья Павежо попала в автокатастрофу: была зима, гололед, и машину занесло. Она соскользнула по придорожному склону. Саммер отделалась легким испугом, а ее родителям не повезло. Фрэнси погибла. Обин получил многочисленные травмы, ударился головой и покалечил ногу.
– Какой ужас…
Как всегда, рассказ об автокатастрофе напомнил мне о трагической судьбе отца. С усилием отогнав от себя печальные мысли, я повертела в руках коробку с пирогом. Надо во что бы то ни стало передать его Саммер!
– Да, тяжело им пришлось… – Джина цокнула языком.
– Обин вылечился?
– В основном да, – кивнула Джина. – Но с тех пор он очень изменился. Был отчаянным храбрецом и душой компании, а превратился в осторожного, нелюдимого затворника. Никуда не ездит, нигде не бывает, зато на могилу жены приходит словно по расписанию: каждый день в четыре часа, в любую погоду.
– Он работает? – осведомилась я, припомнив, что Саммер торгует яйцами.
– Уже нет. – Лук вытащил из мусорной корзины наполненный пакет, ловким движением завязал его и отложил в сторону. – Раньше Обин был почтальоном, однако, став инвалидом, не смог больше водить машину. Пробовал устроиться клерком, но через месяц уволился.
– Психологически не был готов выходить на работу. – Джина покрутила пальцем у виска. – Теперь они с Саммер занимаются огородничеством, продают на ярмарке домашнее мыло и разные безделушки. На жизнь им вполне хватает.
Лук сунул в мусорную корзину пустой пакет.
– Я почти закончил. Давай я все-таки тебя провожу, Анна-Кейт. Познакомлю с Обином.
– Нет-нет, – заупрямилась я. Кто знает, почему Саммер сегодня убежала? Может, она не любит, когда рядом много людей? – Я справлюсь – мне не привыкать к самостоятельности.
– Нет, солнышко, теперь ты не одна, у тебя есть мы, – прощебетала Джина.
– Спасибо, но вы и так мне много помогаете, – вежливо, но твердо отказалась я и взялась за ручку двери. – Вы меня сегодня очень выручили. Без вас я бы ни за что не справилась.
– Пожалуйста, лапонька, – улыбнулась Джина. – Уж постарайся, чтобы тебя не пристрелили. Я очень к тебе привязалась.
– Постараюсь.
Помахав им, я вышла за дверь. Сделала несколько шагов, взглянула на схему Лука и, обнаружив, что иду в противоположную сторону, развернулась. Лук, наблюдавший за мной из окна, укоризненно покачал головой. Я вновь помахала ему и двинулась вперед.
Неожиданно путь мне преградил сэр Птицелюб.
– Извините, что беспокою, мэм. Мы все хотели поблагодарить вас за воду и сэндвичи. Спасибо за угощение. Очень мило с вашей стороны. Мы не рассчитывали провести здесь весь день. – Он протянул руку. – Меня зовут Закарайа Бойд.
– Анна-Кейт Кэллоу. – Я пожала его ладонь. – Только, пожалуйста, не называйте меня «мэм».
К полудню, проведя несколько часов на жаре, орнитологи совсем умаялись. Не могла же я допустить, чтобы они потеряли сознание в моем дворике! К тому же разумнее поделиться сэндвичами с проголодавшимися людьми, чем выбросить оставшиеся продукты в помойку.
Закарайа Бойд вспыхнул.
– Да. Извините.
– А теперь прошу прощения, мне надо идти. – Я вновь взглянула на схему, пытаясь сориентироваться.
– Еще одну минуту. Можно спросить?..
– Что?
– Говорят, черные дрозды показываются не раньше полуночи. Это правда?
– Правда.
Бойд повернул голову в сторону шелковиц, хотя их отсюда практически не было видно, и его второй подбородок заколыхался.
– Но ведь черные дрозды не летают по ночам…
– На свете есть много удивительного и необъяснимого, мистер Бойд. Дрозды появляются в полночь, ровно на шестьдесят минут.
Закарайа Бойд, хмурясь, взглянул на часы.
– Большое спасибо, мэ… – Оборвав себя на полуслове, он направился к своему стулу у ограды, туда, где лучше обзор.
Такое ощущение, что толпа любителей птиц стала раза в три больше, чем с утра, и продолжала увеличиваться. Даже во время нашего недолгого разговора с Бойдом подошли еще двое, в панамах и с биноклями на шее. Дворик был до отказа забит стульями, ковриками, фото- и видеокамерами. Подумав, что на всякий случай стоит испечь назавтра еще несколько пирогов, я двинулась дальше.
На углу здания суда располагалась детская площадка. Подойдя ближе, я заметила ту самую женщину, которая сегодня много раз проходила мимо кафе, но так в него и не заглянула. Она играла в догонялки со своей дочуркой. Девочка со смехом бежала, раскинув ручки в стороны, чтобы удержать равновесие. Маленькие ножки трогательно-неуклюже семенили.
– Сейчас мама тебя поймает! – подзадоривала ее женщина, нарочито мелкими шажками огибая поблескивающие на солнце серебристые качели-весы.
Девочка восторженно взвизгнула, и я улыбнулась. Уже и забыла, каково это – просто жить и радоваться, без тревог и волнений. Малютка словно поделилась со мной беззаботным весельем.
С теплым чувством благодарности в душе я зашагала дальше, соображая на ходу, куда идти, но меня остановил голос:
– Подождите! Здравствуйте! У вас с собой пирог! Анна-Кейт!
Я обернулась. Ко мне спешила женщина с дочкой на руках.
– Здрасте, – запыхавшись, выпалила она.
Девочка раскраснелась от беготни, на ножках грязь. Зато ее мама выглядела безукоризненно. На желтом летнем платье ни пятнышка. В ушах поблескивают золотые сережки-гвоздики. Из волос, собранных в пучок, выбилась всего пара прядей, на щеках горит свежий, здоровый румянец, а помада даже не смазалась. И как она умудрилась, играя с ребенком, сохранить такой безупречный внешний вид?
– Здравствуйте, – ответила я, недоумевая, что ей от меня нужно.
– Пливет-пливет! – Малышка подняла перепачканную ручку и энергично помотала вперед-назад.
Я тоже ей помахала.
– Какой у тебя красивый цветочек!
Девочка дотронулась до лоскутного пиона на влажных волосиках.
– Лозовый!
– Просто прелесть!
Я улыбнулась ее маме.
– Ваша дочь – само очарование.
– Спасибо. Только она вся вспотела, ей пора купаться.
– Купася!
– Да, купаться, – кивнула женщина. – Да и мне не помешало бы. Я, должно быть, вся всклокоченная и растрепанная. Игры на детских площадках – это что-то! Не всякий выдержит, особенно в такую жару. Кстати, я Натали. Натали Уокер. А это Олли. Вообще-то Оливия-Ли, но мы называем ее Олли. Спасибо, что остановились. Я, наверное, кажусь вам ненормальной… Просто увидела у вас коробку с пирогом и не удержалась. Мне очень нужен пирог «Черный дрозд». Может, продадите этот кусочек?
– Извините, не могу: обещала его подруге. Если не ошибаюсь, вы сегодня прогуливались мимо кафе? Почему не заглянули к нам?
Натали поудобнее перехватила дочку.
– Долго объяснять. Можно попросить вас об одолжении? Для меня это очень важно…
– О чем вы? – насторожилась я.
– Вниз! – Олли завертелась, будто ей в шорты заползли муравьи.
Создавалось впечатление, что она вообще не могла говорить спокойно. Умела только восклицать.
Натали спустила ее на землю, и Олли потопала к стоящей у качелей коляске. Я обратила внимание на бледно-розовый педикюр Натали и с облегчением отметила, что лак кое-где облупился, а белые босоножки слегка запылились. Значит, есть вероятность, что она все-таки живой человек, а не робот.
– Не могли бы вы завтра придержать для меня кусочек пирога «Черный дрозд»? По пятницам Олли забирает моя мама, а я освобожусь не раньше девяти. Боюсь, к тому времени вы уже все распродадите.
В ее глазах мелькнули тревога и еще какое-то знакомое выражение. Я попятилась.
– Вы что… из семьи Линденов?
Она недоуменно уставилась на меня.
– Ну да. Я Натали Линден Уокер.
Похоже, она не слишком рада такому родству. Интересно.
– А как вы догадались? – удивилась Натали, не выпуская из поля зрения дочку.
Олли уселась прямо в грязь и самозабвенно возила по земле игрушечным экскаватором, тарахтя за него своим тоненьким голосочком.
– По глазам. Они точь-в-точь как у дока Линдена. Он заходил в кафе. Кем вы ему приходитесь?
Растерявшись, Натали тоже отступила назад.
– Я его дочь.
– Дочь?! – в свою очередь изумилась я.
Почему никто не сказал, что у меня есть тетя? Родственники всегда от меня что-то скрывали! Не многовато ли накопилось тайн?
Натали испуганно вытаращила глаза. Сейчас она напоминала пойманного олененка.
– Что он от вас хотел?
Я решила не вдаваться в подробности.
– Док пригласил меня на обед в это воскресенье.
– На обед, – обалдело повторила Натали.
Она прижала руку к груди и раскрыла рот. Что-то пробормотала про маму и сердечный приступ. Отвернулась. Вновь посмотрела на меня.
– Честно говоря, вы меня огорошили, Анна-Кейт. Сегодня с самого утра происходят какие-то странности. Сначала мама вертелась около кафе, потом папа вообще зашел внутрь, а теперь еще это приглашение…
У меня вспотели ладони.
– Ваша мама была сегодня в кафе?
– Да, стояла в дверях и подглядывала за происходящим, как заправский шпион, хотя до этого много лет даже не приближалась к «Черному дрозду»… – Натали вдруг застенчиво улыбнулась. – Простите. Болтаю почем зря. Просто никак не могу прийти в себя. Родители приглашают на воскресный обед только членов семьи. По крайней мере, так было заведено раньше. А позвать кого-то из рода Кэллоу – это просто…
Натали запнулась и молча покачала головой, не в силах выразить, насколько это невероятно. Вдруг она расширила глаза и, покраснев, принялась приглаживать платье.
– Извините, я несу какую-то чушь. Мне так неловко, Анна-Кейт. Только не подумайте, что мы будем вам не рады…
Я с трудом подавила смех. У Натали был такой несчастный вид… Похоже, она испугалась, что ее слова меня обидели.
– Не переживайте, я отказалась от приглашения.
– От этого не легче. Я вам столько всего наговорила…
– Это от неожиданности.
– Да. – Натали кивнула. – От неожиданности. Или растерянности. Вернее, и от того, и от другого. Спасибо за понимание.
Очевидно, Натали тоже держали в неведении. Она и не подозревает, что я ее племянница.
Вне всякого сомнения, лишь они с Олли не в курсе, что я дочь Эджея. Странно, почему я увидела их только сейчас? Где же они прятались всю неделю?
У Натали явно возникла масса вопросов, но она не решалась их задать. Наверное, следовало бы попрощаться и продолжить свой путь, но секреты уже осточертели. Натали имела право узнать, кто я.
– Вам про меня что-нибудь рассказывали?
– Почти ничего. Я слышала, что вы – родственница Зи и новая владелица кафе. А что?
– Я ее внучка.
Темные брови Натали подпрыгнули вверх.
– А я считала, у Зи нет внуков…
Я глубоко вздохнула.
– А еще я внучка дока и Сили.
Натали на секунду потеряла дар речи.
– Вы… кто?
– Когда моя мама, Иден, уезжала из Уиклоу, она была беременна.
Натали внимательно вгляделась в мое лицо и ахнула.
– О господи! Мне надо идти.
С этими словами она кинулась к Олли и принялась собирать разбросанные по земле игрушки. Сунув их в висящий на коляске рюкзак, подняла Олли на руки и подскочила ко мне.
– Пливет-пливет! – заулыбалась Олли.
Натали порывисто обхватила меня одной рукой и крепко прижала к себе. Олли с готовностью обняла меня за плечо. Я в замешательстве застыла, не зная, как реагировать. Натали с улыбкой отстранилась.
– Добро пожаловать в семью, Анна-Кейт.
– Спасибо, – ошарашенно пробормотала я.
Олли поболтала в воздухе поднятой ручкой.
– Пока!
Я помахала ей в ответ.
Добро пожаловать в семью…
В детстве я мечтала, чтобы у меня была самая обыкновенная семья, как у всех. Родители. Бабушка и дедушка, к которым я бы ездила в гости с ночевкой. Кошка или собака. Дом, где на дверной раме год за годом отмечали бы мой рост, и сад с клумбами, а не цветочные горшки в квартире. Семейные обеды и праздники, чтобы собираться всем вместе за одним столом, смеяться, спорить, дарить друг другу любовь и заботу.
Наверняка все это было у Натали. Меня кольнула зависть. Не скажу, что я росла обездоленной. Мама меня любила. Я всегда была одета, обута, накормлена. Много повидала, научилась самостоятельности. Но все время казалось, что я обделена в чем-то, что в избытке досталось другим детям.
– Не забудь отложить для меня кусок пирога! Увидимся завтра! – усаживая Олли в коляску, напомнила Натали и чуть ли не бегом устремилась прочь.
А я глубоко вздохнула и вновь двинулась в направлении холмов, не решаясь самой себе признаться: я жалела, что не приняла приглашение дока.