Портал из спальни в лабораторию мэтр Дориан проложил давно. Жилище мага без телепортационных переходов – все равно что трактир без выпивки или театр без сцены. Правда, ходить господин Лленас все равно предпочитал по лестнице: портал получился так себе, точка выхода то и дело смещалась на несколько градусов, а в лаборатории ценное оборудование, и лучше пару минут потерять, чем сломать что-нибудь.
Но сейчас, услыхав пронзительный женский визг, маг, ни секунды не задумываясь, активировал межпространственный проход. Повезло: вышел, где и предполагалось, ровно в центре рабочего помещения. Визг, за секунду до его появления прекратившийся, снова резанул по ушам.
– Эбигейл! – сердито выкрикнул мужчина, обнаружив источник раздражающего звука. – По какому поводу шум?
Девушка, узнав его, смолкла. Покраснела до корней волос и, опустив голову, указала пальцем на лежащего на кушетке молодого человека.
– Я думала, он механический. А он разговаривает.
Разговаривает – это плохо. Для правильной работы прибора пациент должен лежать неподвижно и хранить молчание.
– Разве я не запретил тебе сюда заходить?
– Пакет принесли, я не знала, что с ним делать, – тихо оправдалась работница.
– Этот пакет? – указал он на сверток, который девица прижимала к груди.
Она закивала, но отдавать посылку не спешила. Пришлось подойти и отобрать едва ли не силой.
К счастью, ничего хрупкого. Прислали заказ из кукольной мастерской – новые глаза для Джека.
– Можешь идти. Хотя нет. Это – господин Мерит, Эйден Мерит, – представил маг лежащего. – С сегодняшнего дня он будет жить в этом доме, и ты должна выполнять все его указания так же, как и мои. Теперь иди.
Исчезла Эбигейл так быстро, словно и у нее имелся свой портал.
Маг подошел к испытуемому. Перво-наперво проверил показания прибора. Настройки немного сбились, но общая картина получилась достаточно четкой.
– Долго мне еще лежать? – подал голос молодой человек.
Оставляемая чернильной стрелкой линия резко ушла вверх по бумажной ленте…
– Сейчас отключу, – пообещал Дориан. – Потерпите немного.
Он скрутил ленту с данными и убрал во внутренний карман сюртука. Затем, один за другим, отсоединил электроды.
– Можете вставать. И простите за Эбигейл, ей недостает воспитания.
– Я заметил. – Эйден поднялся, размял затекшие члены. – Назвала меня безмозглым. Не сильно и ошиблась, верно?
Влажные карие глаза с розовыми от полопавшихся сосудов белками глядели серьезно и требовательно.
Маг отвернулся.
– Данные неточные, – прогудел он в бороду. – Работа измерителя была нарушена.
– К демонам ваш прибор, Лленас! Мне ли не знать, как я себя чувствую? Да и в зеркало смотрюсь иногда. Даже ваша служанка приняла меня за механическое чучелко… К слову, давно вы обзавелись прислугой?
– Эбигейл работает на меня по приговору суда, – признался Дориан, радуясь поводу сменить тему. – Это всего на три месяца. Неделя уже прошла.
– По приговору? – заинтересовался Эйден.
– Да. Проститутка из Освина.
– Мило, – хмыкнул молодой человек. – Продолжаете эпатировать высшее общество?
– Игнорировать – так точнее, – в свою очередь усмехнулся мэтр. – А Эбигейл для девицы ее профессии весьма чистоплотна, как я успел заметить, и готовит великолепный кофе.
– Не поверю, пока не попробую.
– Что ж, тогда прошу в гостиную. Или в библиотеку? Я приобрел несколько новых изданий, кое-что может вас заинтересовать.
– После, – покачал головой Мерит. – Я ведь задержусь у вас, так что успею. Сколько у меня времени?
– Достаточно, – уверенно ответил маг.
Для того чтобы прочитать пару книг – вполне хватит.
Эйден Мерит умер за минуту до своего рождения.
Акушерка, приняв измазанного кровью младенчика, вздохнула, взглянув в синюшное личико с приоткрытым беззубым ртом, смотала, понимая всю тщетность сего действа, туго обвившую шею ребенка пуповину и, отложив неподвижное тельце, вернулась к роженице – ту еще можно было спасти.
Но судьба решила иначе.
«Я так истово молился о чуде, – скажет Эйдену в день его одиннадцатилетия отец, – так желал, чтобы Творец возвратил мне тебя, что совсем позабыл о твоей несчастной матери».
Он никогда не был особо набожен, его отец, но в то, что наследник вернулся к жизни его молитвами, верил искренне. Как и в то, что виновен в смерти жены, обойдя ее в этих молитвах. И часть вины, осознанно или нет, переложил на сына.
Эйден не помнил мать. Но он и отца почти не помнил.
Чудесно воскресшего младенца отдали на попечение нянек и кормилиц. После появились учителя. Родитель регулярно справлялся о его успехах через слуг. Слал подарки, также со слугами, когда от его рабочего кабинета до комнаты Эйдена было лишь десять шагов по коридору.
Тот разговор в свой одиннадцатый день рождения юный Мерит запомнил не только из-за его содержания, но и потому, что это был едва ли не единственный случай, когда отец сказал ему больше привычных двух-трех слов…
«Твоя жизнь – величайшее чудо, – говорил он. – И прожить ее ты должен так, чтобы доказать, что чуда этого достоин».
Через неделю после этой беседы Мерит-старший заперся в своем кабинете, достал револьвер, сунул в рот ствол и спустил курок.
Записки он не оставил, но ходили упорные слухи о его связи с женой государственного прокурора, который, в свою очередь, готовился предъявить парламенту какие-то документы, компрометирующие депутата Мерита. Чуть ли не государственная измена. Тюрьма, конфискация имущества…
Получалось, отец единственным нашедшимся на тот момент способом сохранил для наследника имя и состояние.
А Эйден его подвел. Оказался недостоин чуда.
Расплата не заставила себя ждать…
Когда мэтр Дориан, извинившись, вернулся в лабораторию, гость оказался предоставлен самому себе. Но его это не расстроило. В доме мага он знал каждую комнату. Одну – особенно.
За три года в ней многое изменилось. Исчезли решетки с окон, появилась новая кровать вместо той, расшатанной, с выпотрошенным матрасом. Обои другие.
А картинки в уборной остались. Забавные.
И пол вряд ли меняли.
Мерит откинул край старого ковра.
Коснулся рукой бороздок на гладком дереве.
Кажется, тысячу лет назад. Или только вчера.
Кровь.
Боль.
Страх и ненависть…
– Ой!
Дверь распахнулась, чуть не ударив стоявшего на коленях мужчину по лбу.
Эйден поправил ковер и поднялся. Поглядел вприщур на остановившуюся в дверях девицу.
– Ну?
Кофе она в самом деле варила неплохой, но этого мало, чтобы простить вопиющую беспардонность, продемонстрированную при первой встрече.
– Простите, господин…
– Мерит.
– Да, господин Мерит. Но это – моя комната.
– Чушь. Это комната Дориана, как и все остальные в доме.
Служанка запнулась, не найдясь с ответом.
Правильно, пусть знает свое место.
Эйден ничего не имел против женщин подобного сорта в определенных обстоятельствах. Но в собственном доме? Дориан все же чудак.
Впрочем, эта умело притворялась скромной горничной. Девушка как девушка. Не урод, но и не красавица. Краснеет легко и тут же бледнеет, так что веснушки на скуластом лице кажутся темнее. Часто поправляет волосы, слишком густые и тяжелые, чтобы несколько шпилек могли их удержать. Прячет глаза под густыми длинными ресницами. А глаза у нее темные, цвета горького шоколада. И во взгляде проскальзывает горечь…
Да, не красавица. Но на такой тип непременно должны находиться любители. После ярких бабочек-однодневок и потасканных многоопытных шлюх – иллюзия чистоты и крепкое молодое тело.
Единственное, что в ней наводило на мысль о пороке, – большой рот и полные чувственные губы. Эйден представил, как она, выходя вечерами на улицу, красит их жирной коралловой помадой…
Странные мысли. Но Мерит хорошо понимал их природу. Чувствовал…
Чувствовал себя живым.
В последнее время это случалось с ним редко.
Он направился к выходу, но в дверях развернулся к провожавшей его растерянным взглядом служанке.
– Я поселился в зеленой спальне. Знаешь, где это? Придешь ровно в полночь. Платье снимешь заранее, не люблю возиться с крючками и завязками. И… распусти волосы…
Она хотела что-то сказать, но Эйден не стал слушать. Если об оплате, пусть не волнуется – не обидит. Но цену назначит сам.
Пока он лежал на кушетке, недвижимый и безмолвный, Эйден Мерит нравился Эби гораздо больше. А после того, что он сказал, девушка только и думала о том, как бы вернуть его в положение, занимаемое им при первой встрече.
Что-то тяжелое, несомненно, помогло бы, и будь перед Эбигейл не холеный господин в дорогом костюме, а какой-нибудь освинский прилипала, она недолго сомневалась бы.
Но тут нужно было другое решение.
И она его нашла.
– Как это понимать?
Не сказать, что на следующее утро господин Мерит был разгневан тем, что не дождался ее ночью. Скорее – удивлен. Он снизошел до того, чтобы пойти за Эби на кухню, когда после завтрака на террасе она собрала на поднос чашки и блюдца. А у Эбигейл, не выспавшейся и злой из-за того, что до утра караулила, не надумает ли он сам явиться, не осталось сил бояться.
– Вам не понравился кофе? – спросила она со всей возможной почтительностью, но конец фразы смазался легким зевком.
– Мне не понравилось, что ты не выполнила моего распоряжения.
– Простите, господин Мерит, но мэтр Дориан приказал слушаться вас так же, как и его. А он мне подобных распоряжений не дает.
Молодой человек – Эби дала ему не более тридцати – насмешливо сощурился:
– Иначе говоря, моя просьба не входит в число твоих обязанностей?
– Совершенно верно, господин Мерит.
– А как насчет того, чтобы заработать привычным способом?
– Данный способ мне вовсе не привычен.
– Десять рейлов, – предложил он, пропустив ее слова.
Вряд ли освинские проститутки получали зараз столько, сколько Эби зарабатывала шитьем за две недели. А господин Эйден вряд ли когда-нибудь пользовался их услугами. Должно быть, назвал обычную цену какого-нибудь респектабельного борделя… Если бывают респектабельные бордели…
– Простите, господин Мерит. – Эби почувствовала, как краснеет, но ничего не могла с этим поделать. Зато могла другое. Под темным налетом трех последних лет, под прилипшей к ней грязью освинских улиц еще жила та девочка, которую отец заставлял перечитывать перед сном притчи из Священной книги, а матушка учила учтивому обращению. И коль нельзя послать высокородного наглеца куда подальше, нужно дать ему понять, что она не та, за кого ее принимают. – Полагаю, мэтр Дориан рассказал вам, как я попала в его дом, и вы сделали неверные выводы на мой счет. Да, я оказалась в тюрьме, так как находилась в неурочный час в неблагополучном районе, и по приговору суда, на котором мне не дали возможности оправдаться, вынуждена отработать три месяца. Пусть это будет мне наказанием за легкомыслие. Но мое легкомыслие совсем иного рода, господин Эйден.
– Пятнадцать?
Слушал, понял, но отступать не желал. Возможно, не поверил.
– Я не торгую собой, – произнесла Эби четко.
– Двадцать?
– Я не проститутка, – повторила она, с трудом удерживаясь от того, чтобы повысить голос.
– Так даже интереснее. Двадцать пять? Чем ты занимаешься в своем Освине? Прачка? Кухарка? Уличная торговка? За три месяца ты успела бы что-то скопить, а теперь, по ошибке или нет, будешь работать бесплатно. Я предлагаю компенсировать вынужденные неудобства. Пятьдесят, и заканчиваем торг.
Пятьдесят рейлов. Будь у Эби такие деньги, она нашла бы комнатку, поближе к парку, где чище и публика поприличнее, и ушла бы от дядьки…
– Господин Эйден, – вымолвила она медленно, глядя не на него, а на свои сцепленные в замок руки. – Вы – человек благородный, и негоже вам делать подобные предложения порядочной девушке.
Развернулась и вышла за дверь, не задумываясь, как будет расценено столь неуважительное поведение.
Подобным образом Эйдена еще не отшивали. Вежливо, спокойно. Под конец еще и о приличиях напомнили. И кто? Какая-то… Ладно, не шлюха. Шлюха не откажется от пятидесяти рейлов. Но… забавно. Да, именно забавно.
А то, что не продается за пятьдесят рейлов, можно купить за сто. Или тысячу. Главное, что купить можно.
Господин Мерит не был стеснен в средствах и не имел нужды тратить их на что-либо, помимо удовлетворения своих желаний. Сейчас он желал узнать цену добродетели, теплой веснушчатой кожи и глаз цвета горького шоколада. Предел, за которым совесть замолкает в угоду алчности…
– Вы не заняты? – Мэтр Дориан застал гостя задумчиво обрывающим лепестки с цветов оплетавшей террасу розы и, видимо, стоял какое-то время за спиной, думая, удобно ли оторвать его от столь важного дела. – Мне нужна помощь.
– Все, что в моих силах, – с готовностью откликнулся Эйден.
– Вот! – Маг резко выставил вперед то, что до поры держал в опущенных руках, и молодой человек непроизвольно отшатнулся, увидев человеческую голову с широко распахнутыми глазами. – Как вам?
Мерит громко сглотнул, почувствовав, что галстук превратился в удавку.
– Это Джек, – подсказал Лленас. – Вернее, его часть. Я его… ее немного усовершенствовал. Обработал кожу специальным составом, чтобы улучшить эластичность. И, видите, глаза?
– М-да… весьма… – оценил, приходя в себя, Эйден.
Неудивительно, что Эбигейл перепутала их в первую встречу: съемная голова Джека при беглом взгляде мало чем отличалась от несъемной господина Мерита. Темные волосы, изогнутые брови, прямой нос, квадратный подбородок, тонкий, слабо подкрашенный рот. Но если присмотреться, сходство тут же терялось. Во-первых, новые глаза Джека были не карими, а зелеными. А во-вторых, механический человек, как ни парадоксально, выглядел несколько живее Эйдена.
– Я и ресницы ему сделал! – похвастал мэтр. – Пришлось клеить по одной, чтобы выглядело естественно, но это не так утомительно, как кажется. Работа руками, однообразная, доведенная до автоматизма, оставляет простор для работы мысли, и пока я занимался внешним видом Джека, появилась идея по улучшению его устройства. Помните, я говорил, что Алистер подсказал мне, как стабилизировать установки координации? Я придумал, каким образом можно настроить Джеку зрение. И именно для этого мне нужна ваша помощь.
Задумка Дориана, как всегда, была, как все гениальное, проста и, естественно, сопряжена с определенным риском.
– У вас может начаться головокружение, приступ дезориентации.
– Я с этим живу, – успокоил мага Эйден.
Узнав, что от него потребуется, он согласился сразу же, а если бы мэтр сказал, что за аттракцион придется заплатить, не раздумывая, выписал бы чек.
– Я, если можно так выразиться, подключу ваше сознание к телу Джека, – повторил уже сказанное маг, прикрепляя к его вискам присоски с тянущимися от них проводками. – Вы осмотритесь, попробуете сделать несколько шагов. Ваше восприятие своего… точнее, его роста, угол и спектр зрения зафиксируются в искусственной памяти. А я отрегулирую процесс извне.
– Я готов, – торопливо отрапортовал молодой человек.
– Закройте глаза. Я скажу, когда открыть.
Это напоминало прохождение через портал.
Зажмурился, открыл глаза – и увидел себя в другом месте, уже не из лежачего положения, а стоя посреди комнаты.
Ростом они с Джеком почти не отличались, и ощущения дискомфорта не возникло. Так… никак…
Чувства потерялись.
Исчезло пощипывание от электродов и ощущение твердой кушетки под головой.
Исчезла… Эйден прислушался к себе и понял, что не ошибся: исчезла боль. Стало легко и свободно…
– Вы в порядке? – услышал он голос Дориана.
Обернулся на звук. Не чувствуя тела, но все же обернулся. Кивнул.
Движениями управлял разум, а не бечевки мышц. Он хотел поднять ногу, и нога поднималась. Хотел взмахнуть рукой, и она взметалась вверх…
Он управлял механическим человеком изнутри, но это оказалось не так весело, как ожидалось.
Эйден моргнул… хотел моргнуть, но у Джека не было век. Он продолжал смотреть. Видеть.
Но не чувствовать.
Пропала не только боль – все.
Он знал, что стоит, но не ощущал пола под ногами.
Вертел головой, и казалось, что это ветер крутит безвольный флюгер.
Коснулся рукой лица – и думал, что пальцы пройдут щеку насквозь…
– Дориан! – позвал он.
Джек беззвучно ворочал тяжелой челюстью.
– Дориан, остановите это!
Свобода?
Легкость?
Нет – пустота.
– Дориан!
Чужое, но такое послушное тело рвануло в сторону, туда, где сидел у железного ящичка с десятком рычагов и кнопок маг. Руки подняты над головой сигналом о помощи…
– Дориан!
Лленас всполошился. Посмотрел на него… На него, запертого в механическом теле. На него, лежащего на кушетке…
Эйден проследил последний взгляд. Жутко.
Лучше бы ему этого не видеть.
Лучше бы не знать.
– Отключаю, – сказал маг. – Только не нервничайте.
Глаз в этот раз закрыть не получилось.
Вспышка…
…и обещанная дезориентация. Головокружение и готовое вырваться из груди сердце.
– Лежите, лежите. – Подоспевший маг придавил его за плечи к кушетке. – Это скоро пройдет.
– Простите, – просипел Эйден. – Я не смог… там…
– Что за глупости? Все вы смогли, запись сделана.
– Хорошо. – Он дышал часто и прерывисто, радуясь этим спазмам и вернувшейся, практически уже родной боли. – Второй раз не повторю. Это… похоже на смерть… Я…
«Не хочу умирать!» – почти уже выкрикнул он, но прикусил губу.
Разве его желания что-то решают?