В камере было сыро и душно. От стен несло плесенью, а от бесстыжих размалеванных девиц – дешевыми духами, потом и табаком.
Эбигейл в очередной раз поморщилась и уткнулась носом в рукав.
Угораздило же ее оказаться на улице во время облавы. Теперь попробуй докажи, что ты не с этими, а по своим делам шла.
Да и по каким делам? Не скажешь же, что один вор попросил другому вору записочку снести?
Записку Эби съела. На пустой желудок хорошо пошло. Если оправдаться не выйдет, пусть лучше ее за потаскуху примут, чем все дядькины дела разом навесят. Она ведь никогда ничего – так, письмецо передать или в ломбард что снести. Курта прошлым летом за такое на семь лет упекли. Сказали, пособник, и значит, по всей строгости закона. А со шлюхами, поди, и закон поласковее.
– В первый раз? – спросил кто-то низким прокуренным голосом.
Эби исподлобья поглядела на подсевшую к ней рыжую бабенку, тощую и сухую, что вяленая вобла. Еще и глазища навыкате – ну точь-в-точь.
– В первый.
Разговор заводить не хотелось, но кто знает, как эта рыбина на молчание отреагирует. Шлюхи – народ пакостный, Эби их в Освине достаточно повидала. Одной еще можно рот заткнуть, а то и послать куда подальше, но когда вместе собираются, лучше не нарываться. А тут их под два десятка набралось.
– Что-то я тебя раньше не видела, – прокашляла рыжая. Взглядом ощупала всю, а платье, судя по жадно блеснувшим глазам, мысленно стянула и на себя примерила.
– Я не местная. Случайно попала.
Слова вырвались сами собой, и Эби поздно поняла, как сглупила: «не местных» освинские красотки на своих улицах не жаловали. Считай, сама «вобле» повод дала, и та его не упустила.
– Ах ты ж курва, – зашипела тут же. – Случайно, говоришь?
И собиралась уже когтями Эби в лицо вцепиться. А лица жалко. И платье новое – бязевое, зеленое, в мелкую полоску: на ткань полгода откладывала, еще неделю на работу потратила. Не снимут, так порвут точно.
Такой развязки Эби дожидаться не стала. Оттолкнула рыжую, кинулась к решетке и вцепилась в прутья.
– Дяденьки, миленькие, помогите! – заголосила на всю холодную. – Помогите, родименькие!
Потаскухи от нее, как от малахольной, шарахнулись и в дальнем углу сбились. И «вобла» с ними.
– Чего разоралась? – Толстый охранник подошел к решетке и сердито махнул на Эби дубинкой.
– Помогите, дяденька, – взмолилась она. Глазки сделала жалобные-жалобные и присела чуть-чуть, чтобы на пузана снизу вверх глядеть. Матушка, земля ей пухом, дольше полминуты такого взгляда не выдерживала.
– Чем помочь-то? – потеплел толстяк. Дубинку за спину убрал.
– Заберите меня отсюда, – заскулила Эби. – Я ж ведь не с ними, дяденька. Я себе по улице шла, а тут налетели, схватили, в фургон затолкали. – Она быстро-быстро захлопала ресницами и понизила голос до шепота: – Они же ведь, сказать страшно, рас-пут-ные! Глядите, как вырядились да разукрасились. Нельзя мне с ними в одном месте, дяденька.
Тюремщик отступил на шаг от решетки и поглядел, словно приценивался. Эби хлюпнула носом и потупилась. Пусть себе смотрит. Может, и не красавица, и помяли ее в сутолоке, но с соседками по камере не сравнить. У тех профессия на лбу крупными буквами написана. И не только на лбу: что сзади, что спереди глянь – не ошибешься. А она не такая. Волосы чистые, в косу сплетены и шпильками на затылке подобраны. Зубы крепкие, белые. Ногти ровные, без черных полосок грязи, без кричащего лака. Платье опять же приличное.
– Ладно, – сжалился охранник. – В соседней камере посидишь до утра.
– А утром что? – спросила она робко. Выскочила в приоткрывшуюся дверцу и показала «вобле» язык.
– Суд. Там и разберутся, с этими ты или не с этими.
В новой камере, тесной, темной и еще более душной, чем та, в которой остались развеселые девицы, помимо Эби, сидела только грязная жирная крыса. Она пряталась в соломе под рваным тюфяком, а когда заскрипел засов, выглянула полюбоваться, кто там пожаловал.
Крыс девушка не боялась – эти твари, как и шлюхи, поодиночке не страшны, – но на всякий случай подобрала подол и забралась на лавку с ногами. Свернулась калачиком, прижалась к стене и задремала, игнорируя и недовольное урчание желудка, за весь день получившего только смятую бумажку с дядькиными каракулями, и крики раздосадованных ее уходом потаскух. Утро вечера мудренее.
– Эбигейл Гроу. Три месяца общественных работ!
И никакого разбирательства. Судья лишь мельком глянул в ее сторону и тут же зачитал приговор. А ведь она и историю сочинить успела про то, как к гадалке шла, на суженого погадать, а что в ночное время – так стыдно средь бела дня…
– Не задерживай! – Суровый пристав толкнул девушку в спину. – Следующая!
Эби хотела возмутиться, но вовремя поняла, что, кроме новых тычков и затрещин, ничего не добьется. Для господ-чистоплюев одно то, что она из Освина, – доказательство вины. Раз живет там, значит, либо проститутка, либо воровка. И подтвердить, что она – девушка порядочная, работающая, некому: из всей родни только дядька остался, а у того у самого рыльце в пушку.
Но общественные работы – это не так уж и страшно. Улицы мести пошлют или на вокзал – сортиры драить. Шлюх и попрошаек обычно таким наказывали, да еще малолеток, которые в первый раз на мелком воровстве погорели.
В комнатке рядом с залом суда на Эби надели тонкий браслетик из белого металла.
– Надумаешь сбежать, найдем, – сухо предупредил худой крючконосый мужчина в черной мантии, записывая выбитый на браслете номерок в толстую книгу. – А не найдем, через три дня сама прибежишь.
И так неласково поглядел, что Эби сбегать зареклась. А хоть бы и сортиры. Лишь бы покормили сперва. Девкам в камеру поутру воды принесли и по пайке хлеба, а про нее забыли, хоть ту крысу жри!
От голода уже начинало мутить, и все вокруг виделось как в тумане. Коридор длинный, люди какие-то, все на одно лицо. Всех осужденных вместе с Эби построили в шеренгу и повели куда-то. Кто-то ударил кулаком в спину. Больно, но она смолчала. После на подол наступили. Девушка обернулась и увидела позади себя давешнюю «воблу».
– Что ж ты вчера так рано ушла, красавица? – прошипела та и погрозила шилом, вытащенным из складок потасканного, как и она сама, платья.
Ткнет в бок – никто и не поймет, что случилось.
Эби шарахнулась от рыжей, вырвалась вперед, отпихнула какую-то девицу, еще одну, вылетела из строя и с разбегу уткнулась носом в атласный лацкан богатого сюртука.
Едва не сбитый с ног господин, солидного вида брюнет лет сорока пяти, вместо того чтобы наорать на нее или оттолкнуть обратно к арестанткам, придержал испуганно сжавшуюся девушку за локоть, окинул цепким взглядом сквозь желтые стекла очков и, задумчиво пощипав себя за бороду, обернулся к топтавшемуся рядом с ним полицейскому.
– Вот эту и возьму.
– Воля ваша. – Полицейский достал связку ключиков, выискал один, сверил с номерком на ее браслете и отдал бородачу. – Пожалуйста, мэтр.
Мэтр? Маг? За свои восемнадцать лет Эби ни разу так близко мага не видела. Зато слыхала об этой братии предостаточно. И ничего хорошего. Хуже их, как дядька говорил, только технари.
– Пошли. – Бородатый кивнул в сторону, противоположную той, куда вели приговоренных к общественным работам проституток.
…О сортирах думалось уже с нежной тоской…
– Идем, как тебя…
– Эбигейл, – тихо представилась девушка.
– Эбигейл, – повторил мужчина и удовлетворенно хмыкнул, словно, окажись она какой-нибудь Сарой или Мартой, его это не устроило бы. – Ну что ж, Эбигейл, карета подана.
Соврал. Никакой кареты и в помине не было. У ступеней окружного суда стояла самоходная повозка, вроде той, что Курт показывал ей как-то на фотографии в газете, и Эби поняла, что жизнь кончена. Ладно бы просто маг. Или просто технарь. Нет, ей попался маг-технарь – существа страшнее по всей Линкарре не сыщешь.
– Забирайся, – приказал бородатый, махнув рукой на заднее сиденье, а сам устроился впереди и схватился за привинченный к длинному штырю бублик.
Самоходка зарычала, забулькало в большом черном котле, и выведенная назад труба со злым шипением выплюнула облачко дыма.
– Я на это не сяду, – попятившись, затрясла головой Эби. Страх перед железным монстром оказался сильнее страха перед его хозяином.
– Значит, следом побежишь, – заявил маг, показывая ей заветный ключик.
Девушка с горестным стоном подобрала юбки, вскарабкалась на подножку и шлепнулась на сиденье. Негромко рычащее чудовище словно только этого и ждало: взвыло, дернулось и с жутким ревом помчалось по улице.
Куда ее завезли, Эби понятия не имела. Во-первых, город она знала плохо: за все три года, что жила с дядькой в Салджворте, видела только порт да примыкавшие к нему улочки Освина. А во-вторых, едва самоходка сорвалась с места, зажмурилась и не открывала глаз до тех пор, пока проклятая махина не остановилась. Только когда повозку перестало трясти и гул движителя заглох, девушка нашла в себе силы осмотреться.
Она успела придумать жуткую башню посреди заброшенного кладбища и немного удивилась, обнаружив, что оказалась в приличном и, очевидно, небедном районе. Вдоль широкой, гладко вымощенной дороги высились столбы фонарей и росли деревца с шарообразными кронами, тротуары тут шириной не уступали некоторым портовым улочкам, а дома не выходили фасадами на улицу, а прятались за оградами в глубине зеленых подворий.
Жилище мага не было исключением. От калитки в высокой каменной изгороди к небольшому двухэтажному особняку вела посыпанная мелким гравием дорожка, по обе стороны от которой благоухали пестрые клумбы. Мешался с ароматом цветов терпкий запах высаженных рядком пихт. Порхали яркие бабочки. Щебетали птицы. Эбигейл подспудно все еще ожидала чего-то зловещего, а оттого подмечала каждую мелочь. Застывший в отсутствие ветра флюгер на крыше. Аккуратный газон перед крыльцом. Кресло-качалка на открытой террасе, оплетенной побегами дикого винограда и ползучей розы. Уводящая за угол дома тропинка.
Сам дом добротный, кирпичный. Цоколь серым песчаником облицован. Окна высокие. Стекла прозрачные, цельные, никаких тебе мелких переборок. И ставен нет. Только на первом этаже три окна слева от входа зарешечены.
Эби подумала, что туда ее и упекут, за решетки, но после дикой тряски, еще и натощак, эта мысль почти не пугала.
– Забыл представиться, – уже на крыльце спохватился маг. – Мэтр Дориан Лленас. Обращайся ко мне «мэтр Дориан». Можно – «господин Дориан». «Господин» или «мэтр», если тебе сложно запоминать имена. Но чтобы никаких «ваше мажество» я не слышал. Ясно?
Дождавшись кивка, мэтр Дориан распахнул дверь.
Внутри оказалось не страшнее, чем снаружи.
Перед Эби предстал большой светлый холл. Закрученная пружиной лестница с резными перильцами светлого дерева, в тон блестевшему от мастики паркету, вела на второй этаж. А три массивные двустворчатые двери – неизвестно куда.
– Для начала покажу тебе дом, – сказал маг.
Эби подумала, что для начала неплохо бы узнать, зачем она здесь, и съесть хоть что-нибудь (дверь напротив той, к которой звал ее господин Дориан, определенно вела в кухню, и доносившиеся оттуда запахи заставили желудок сжаться в болезненный комок), но спорить с хозяином она, конечно же, не стала.
– Это гостиная.
Большая. Мебель удобная.
– Здесь библиотека.
Книг видимо-невидимо. Не врут, стало быть, когда говорят, что маги по триста лет живут, – обычному человеку столько за всю его обычную жизнь не прочесть.
– Тут курительная комната и выход на террасу.
Курительная. А почему бы прямо на террасе не курить?
– На втором этаже спальни, – указал маг на лестницу, когда они вернулись в холл, – гардеробная и мини-обсерватория.
Мини… что?
– Тут столовая и кухня.
В животе у Эби заурчало, но мэтр Дориан если и слышал этот звук, значения ему не придал.
– Сюда, – указал он на третью дверь, – без моего разрешения тебе заходить категорически запрещено.
Это туда, где окна с решетками? Ну и не надо!
– Но сейчас я разрешаю.
Маг взялся за круглую ручку и повернул влево. Послышался треск. Затем вправо – снова треск. И опять влево.
– Тут специальный замок. С секретом.
После очередного прокручивания дверь отворилась, и вошедшая вслед за хозяином девушка замерла на пороге.
До сего дня ее знакомство с механизмами ограничивалось старыми напольными часами, стоявшими в дядькиной комнате. По пятницам Эби вытирала их от пыли, страшась задеть тонкие дрожащие стрелки и раскачивавшийся из стороны в сторону маятник, чтобы, не приведи Творец, не сбить выставленное время.
Сейчас ей казалось, что коварный маг уменьшил ее до размера мухи и забросил в те самые часы.
Под потолком просторного зала вращались вокруг большого светящегося шара серебристые сферы разных размеров. А сам зал был уставлен разнообразными устройствами непонятного назначения.
Крутились, цепляя друг друга, зазубренные медные колеса.
Шипели, ерзая туда-сюда, поршни.
Раздувались мехи.
Воздух здесь пропах керосином и машинным маслом, и Эбигейл, с голоду, не иначе, эти запахи показались невероятно аппетитными, едва ли не лучше тех, что просачивались из-под двери в кухню.
И так вкусно булькало что-то в круглой прозрачной посудине…
– Это – моя лаборатория, – сказал маг.
Лаб-ра-тория. Наверху, то, которое «мини», тоже «тория».
Эби почти осмелилась спросить, что все эти «тории» означают, как завороженно блуждающий по механической комнате взгляд встретился с пустыми глазницами белесого черепа. К черепу прилагалось и все остальное. В смысле кости. Длинный хребет. Решетка ребер. Руки и ноги. Вернее, то, что некогда ими было.
Эби медленно сглотнула и поняла, что уже не голодна.
Но на вопрос хозяину, поборов приступ тошноты, все же отважилась.
– Простите, мэтр Дориан. – Робкий голосок с трудом пробивался сквозь треск и шипение механизмов. – Зачем я здесь?
– Разве я не сказал? Нет? – Маг подергал себя за бороду, словно пытался выщипнуть блестевшие в смоляном окладе серебряные ниточки. – Понимаешь ли, э-э-э, Эбигейл, город задолжал мне за некоторые мои изобретения. И поскольку муниципальная казна сейчас пуста, мне предложили принять долг частями. В том числе девушками.
Девушки. Частями.
У Эби перед глазами поплыли разноцветные круги. Вспомнилось, как папаша Курта, мясник, учил наследника правильно разделывать тушу.
– По ряду причин я не содержу постоянную прислугу, поэтому решил принять это предложение. В конце концов, даже аристократы не гнушаются бесплатными работницами по приговору. А в доме явно недостает женских рук.
Смысл сказанного доходил до Эби медленно. Сперва, в свете уже надуманного, она представила, что руки ей отрежут в первую очередь, но потом в замороченной голове прояснилось, и девушка с облегчением вздохнула.
– Пойдем, – позвал мэтр Дориан. – Покажу, где ты будешь жить.
Расположенная рядом с кухней комнатушка была не больше той, что выделил Эби в своем доме дядька. Но чистенькая, с огромным окном и кроватью, на которую тут же захотелось улечься. Пол, не паркетный, как в хозяйских комнатах, а дощатый, застелен выцветшим ковриком. У стены – платяной шкаф, а рядом с ним узкая дверца.
– Там уборная, – разъяснил маг. – Воду не экономь, резервуар наполняется автоматически. Мылом тоже пренебрегать не стоит. Сейчас приведешь себя в порядок и переоденешься. Новые вещи найдешь в шкафу. Затем обговорим условия твоего пребывания в моем доме.
Уборная оказалась небольшой каморкой, снабженной загадочными приспособлениями. Но рядом с каждым из них висела картинка-инструкция, и Эбигейл легко разобралась, что привинченная к стене полукруглая фаянсовая миска и гнутый огрызок медной трубки с вентилем – это умывальник, а если стать ногами в квадратное корытце и потянуть вниз длинный рычажок, из широкого дырчатого раструба, такого же, как на садовых лейках, на голову тебе польется вода. Тут даже нужник имелся! Прежде Эби не верила, что богатеи зимой зад на дворе не морозят, а прямо в доме справляются, но теперь убедилась. Разве только она картинку неверно поняла, и нарисованный человечек присел на пузатую белую вазу, чтобы подумать о жизни.
На пустой желудок не думалось. Выполняя инструкцию, Эби потянула за шнурок, и омывшая вазу вода унеслась по гулким трубам вместе с обрывками путаных мыслей.
Да и что тут лоб морщить? Приговор был? Был. Три месяца работать на город, так? Так. А город мэтру денег задолжал. Вот и расплачивайся, Эбигейл Гроу, за чужие долги, а там и твои простятся.
Девушка достала из шкафа одежду.
Очевидно, мэтр Дориан опасался, как бы временная работница не притащила в дом какую заразу, и потому заготовил впрок все, вплоть до белья.
Эби смутилась поначалу: подобные вещи она покупала или шила себе сама, и от мысли, что придется надеть нечто, выбранное посторонним мужчиной, делалось не по себе. Но, с другой стороны, мэтр, даром что маг и технарь в придачу, производил впечатление человека порядочного. А одежда вся была просто чудо! Сорочка из невесомой ткани. Панталоны батистовые. Белоснежная нижняя юбка. Даже платье унылого серого цвета, наглухо застегивавшееся под горло, качеством ткани и работы намного превосходило то радостно-зеленое, которым еще вчера Эби так гордилась.
Хотя серый – не ее цвет. Пусть сукно и не дешевое, и скроено ладно, вряд ли ей такое пойдет.
Не повезло Эби родиться красавицей из тех, которым все к лицу: широкие скулы, большой рот (как у жабы, говаривал дядька, когда был не в духе), нос крупноват, мелкая россыпь бледных веснушек. Во всем ее облике выделялись только большие ярко-карие глаза под пушистыми темными ресницами и длинные каштановые волосы. Ну и фигурой вроде как природа не обидела.
Но в сером…
«Зеленый лучше», – решила она, пряча свое платье в шкаф до окончания срока.
Под лейку лезть не стала, так обмылась. Расчесалась. В маленьком шкафчике с зеркалом на дверце нашлись и щетка, и гребни, и шпильки с лентами. Собрала волосы, переоделась в новое. И только тут задумалась, каким чудом все вещи пришлись ей впору. Даже туфли, что стояли на нижней полке, – тютелька в тютельку.
– Эбигейл! – Сердитый голос мэтра Дориана не оставил времени на раздумья. – Ты заставляешь себя ждать.
Не желая гневить хозяина, она кинулась к двери. Зацепилась за завернувшийся край коврика и чуть не упала. А злополучный половик, смявшись, съехал под кровать, открывая несколько рядов глубоких царапин на светлой древесине и мелкие бурые пятнышки рядом.
Опустившись на корточки, Эби коснулась кончиками пальцев темных бороздок. Словно кто-то скреб пол ногтями…
– Эбигейл!
Девушка поправила коврик и вышла.
Мэтр Дориан ждал в коридоре. Махнул рукой, веля Эби следовать за ним, прошел через холл в гостиную, уселся в кресло и только тогда соизволил рассмотреть в струнку вытянувшуюся перед ним работницу. Верно, остался доволен, потому как ничего по поводу ее вида не сказал, а принялся, загибая пальцы, перечислять обещанные «условия пребывания»:
– Находиться тебе можно лишь в доме и во дворе. На улицу браслет тебя не выпустит, но лучше и не пытаться.
– …Все вещи должны оставаться на своих местах. Если тебе понадобится передвинуть вазу, чтобы вытереть пыль, после ты должна поставить все, как было. Если покажется, что что-то упало и валяется, прежде чем это поднять, спроси меня.
– …Убирать на втором этаже придется не чаще одного раза в неделю. В обсерватории – раз в месяц. Главное, следи за порядком в гостиной и в библиотеке.
– …Готовит мне приходящий повар, но мытье посуды и уборка в кухне на тебе.
– …Если звонят в дверь – открываешь, здороваешься и тут же отвечаешь, что мэтра Дориана нет дома. Те, кому я рад, обычно входят сами. Поэтому не пугайся, если увидишь незнакомого человека, ни о чем не спрашивай и не путайся под ногами.
Тут пальцы на руке у него закончились, вторую использовать он не подумал или не захотел и продолжил уже безо всяких загибаний:
– …По утрам я пью кофе. Тебе придется научиться его готовить. Вернее, включать кофейный аппарат.
– …Живых цветов в комнатах не терплю. Пусть растут в саду.
– …Когда я в лаборатории, беспокоить меня можно лишь в случае пожара, войны или землетрясения. Впрочем, землетрясение я почувствую. А война… До тех пор, пока в дом не начнут ломиться солдаты вражеской армии, тоже не стоит. Остается пожар.
– …Иногда в сад забредает полосатая серая кошка. Можешь ее покормить. Но не кота. Кот рыжий и наглый, а его хозяйка – набитая дура. Гнать в шею.
– …Раз в неделю приходит садовник. Его тоже можешь покормить, но, как правило, он отказывается.
– …Продукты хранятся на кухне в холодильном шкафу. Ни в коем случае не ставь туда ничего горячего, подожди, пока остынет. Сама бери все, что захочется, если проголодаешься.
После этой фразы Эби слушала уже не так внимательно. И так понятно, что работа ее ждет несложная и во многом привычная.
– …Но главной твоей обязанностью будет следить за Джеком.
Ребенок? Или речь о больном родственнике?
Оказалось, ни то ни другое.