Лера, за которой я наблюдала, успела сделать за сорок минут многое. Она устроила себе массаж кистей рук. Уронила на стол флакончик корректора. Лужицу, охнув, быстро промокнула салфеткой. Достала из ящика стола конфетку и, кинув ее в рот, отправилась к окну, чтобы приоткрыть его шире. Постояла там, о чем-то подумала. Предложила мне чай или кофе. Я поблагодарила и мягко отказалась. В помещении было душно, и я, которая провела там довольно продолжительное время, была сильно рада тому, что в комнатку ворвался свежий воздух. После похода Леры к окну последовал шквал телефонных звонков, на которые она реагировала очень профессионально. Отвечала быстро, лишней болтовни не разводила, всех абонентов успокоила, оповестила, проинформировала. Кого-то одарила кокетством в голосе, не сильно важных абонентов расшвыряла по всяким бухгалтериям и консультантам. Позависала в своем мобильнике. Опять предложила мне чай или кофе. Снова получив вежливый отказ, притворно вздохнула, села за стол, стала водить по коврику компьютерной мышкой. Набрала небольшой текст, распечатала его в единственном экземпляре. Сморщила лоб, видимо, заметив в тексте какую-то ошибку. Смяла листок, выбросила его в урну. Одним словом, работал человек не покладая рук.
Стены в помещении были прозрачными. Это давало возможность видеть любого человека, находящегося на одном с тобой уровне, даже на расстоянии двадцати метров. Все время, пока я ждала, я наблюдала за снующими по «муравейнику» сотрудниками. Их кабинеты, оформленные в таком европейском стиле, напоминали мне детскую игрушку, кубик, сделанный из прозрачного пластика. Внутри кубика – лабиринт из таких же «невидимых» стенок, а через лабиринт надо, вращая кубик, гонять маленький металлический шарик. Простая на вид игрушка, а сколько детей чуть с ума не сошли, пытаясь справиться с этим шариком.
– Как там, на улице? – спросила Лера, видимо, поняв, что вдвоем с ума сходить не так скучно. – С утра такой ветер сильный был.
– Да он и сейчас, знаете ли… – с готовностью ответила я. – Зима ушла, а следы остались. Прощай, мороз – привет, простуда.
– И весны-то толком не видно, – продолжила Лера.
– Ну, хоть снег почти растаял, – закончила я мысль.
– Люблю, когда тепло, – продолжала секретарша. – У нас тут зимой отопление включают на такую мощность, что цветы приходится поливать каждый день. Вечером почва влажная, а к утру – как песок. Вот окно приоткрыто, и сразу дышать легче, да?
– И не говорите, – подтвердила я. – А можно спросить?
– Долго ли вам еще ждать? – улыбнулась Лера. – Угадала? Или в туалет надо? Он прямо и налево.
– Все же не в туалет, – засмеялась я.
Лера задумалась.
– Спрошу у него еще раз.
И, выйдя из-за стола, подошла к единственной непрозрачной двери из красного дерева, на которой красовалась бронзовая табличка с именем того, кто за ней находился.
Лера постучалась и сразу открыла дверь, не получив ответа. Зашла в кабинет, тихо о чем-то спросила.
– Ну, а чего молчишь-то? – вдруг услышала я громкий возглас.
– Я не молчала, я сказала, что она пришла и ждет, – услышала я голос Леры.
Я тоже помнила, что Лера уже объявила о моем прибытии своему шефу. Правда, по телефону и сорок пять минут назад. Он тогда попросил подождать. Вот мы и ждали.
– Давай ее сюда.
Это, значит, меня давай туда. Ладно. Не дожидаясь приглашения, я поднялась со стула и одернула юбку. Сейчас увижу бледную Леру и тогда уж пойду к клиенту.
Лера позвонила мне вчера днем, представившись секретарем Игоря Дмитриевича Сапсанова. Фамилия эта мне ни о чем не говорила, но Лера пояснила, что Игорь Дмитриевич – весьма уважаемый в городе человек, владелец коммерческой организации «ИДС-Хоум». Бизнесмен, застройщик. Меценат, благотворитель. Мечта, а не человек. И мне очень повезло, потому что он хотел бы со мной встретиться. И, желательно, чтобы встреча состоялась в самом ближайшем будущем. Смогла бы я навестить его завтра? Он будет на месте в половине такого-то.
Тот факт, что я могу и умею – и довольно неплохо – выполнять функции телохранителя, сейчас я уже не афиширую, но люди в определенных кругах могут выйти на меня без труда. Правда, увидев меня воочию, тушуются, но состояние это проходит у них быстро. Жизнь меняется. Бодигардами нынче работают и женщины. Отсутствие колчана со стрелами за спиной вовсе не говорит о том, что я не смогу удержать честь и достоинство своего клиента на должном уровне путем применения физической силы в направлении того, кто представляет угрозу объекту. Смогу. Еще как смогу.
Судя по тому, что бизнесмену безотлагательно потребовался телохранитель, я сделала выводы, что с прежним у него по какой-то причине, видимо, не срослось. Может, мой предшественник бухал во время работы или валил лицом в ковер каждого первого встречного. Может быть, он травил похабные анекдоты и везде неудачно шутил, или на самом деле телохранитель – это Сапсанов, который выдает себя за босса. А может, бывшего охранника вообще ликвидировали.
В любом случае мне следовало быть готовой ко всему.
Лера совсем не выглядела бледной, когда приглашала меня в кабинет. Только слегка пожала плечами и искривила губы. Мол, вы сами все слышали, он псих, а вам удачи.
Часто убранство помещения может рассказать о его владельце очень много. В небольшом кабинете, где я оказалась, все было темно-серым с редкими, но довольно удачными деталями интерьера синего и черного цвета. В одном из кожаных кресел, стоявших рядом с письменным столом, восседал красивый мужчина лет сорока пяти, одетый в дорогой черный костюм. Увидев меня, он поздоровался и вышел из-за стола навстречу.
– Сапсанов, – представился он, протягивая руку. – Игорь Дмитриевич. Генеральный директор сего завода. Что же вы там сидели? Почему не зашли сразу?
– Потому что ждала вашего приглашения, – ответила я. – А секретарь – вашего разрешения. Она известила вас о моем прибытии дважды.
– И что же я? – удивился Сапсанов.
– Приказано было ожидать сигнала.
– Однако, – хмыкнул он, – а вы дисциплинированны.
– Ну что вы, – пошутила я. – Могу и в дверь с ноги, но сначала неплохо было бы познакомиться поближе.
– Видимо, забыл, что Валерия предупредила, – пробормотал он. – Виноват. Задергали, и все по ерунде… Присаживайтесь.
Я опустилась в кресло напротив, натянула юбку на колени. Сумку опустила на пол. Сапсанов вернулся на свое место, за стол. Его галстук был переброшен через спинку кресла. Видать, реально заели мужика дела.
Оглядев кабинет, я отметила, что хозяин его скорее всего человек скрытный, подозрительный и крайне не доверяет своему окружению. Подчиненные работают в помещениях с прозрачными стенами, а сам вон как окопался. Одна дверь чего стоит. Окно прикрыто жалюзи, по углам комнаты – по кадке с какими-то высокими растениями. Отсюда и не понять, какие они: живые или искусственные.
Сапсанов крутанулся в кресле, и передо мной на миг предстала железная дверца в стене прямо за ним. Сейф, значит.
– Я вас слушаю, – улыбнулась я.
– В общем, так, – Игорь Дмитриевич сцепил пальцы в замок, подался вперед. – Смотрю на вас и думаю, что ошибся. Вы не телохранитель, да? Вы, простите…
– Слышу такое постоянно, – кивнула я. – Откуда вы узнали про меня?
– Знакомый поделился.
– Кто именно?
– Зиновьев, – не моргнув молвил Сапсанов. – Помните такого?
– Нет, – ответила я. – Не было у меня клиента с такой фамилией.
– А если был? – засмеялся Сапсанов.
– Вы берете на слабó. Проверяете меня, еще не наняв. Хотите узнать, делюсь ли я с новыми клиентами тем, что знаю о предыдущих. Так вот, не делюсь. И вам очень любопытно, на кого я работала. На кого угодно, только не на Зиновьева, – сказала я. – Вы меня не на должность повара приглашаете, я – телохранитель. И мне интересно, кто из моих прежних клиентов порекомендовал вам обратиться ко мне. Так что, поделитесь?
Сапсанов демонстративно захрустел пальцами, показывая мне, что обычный на первый взгляд вопрос, который я задала, может иметь очень непростой ответ.
– Был у вас знакомый товарищ, которому вы жизнь спасли, когда в него нож метнули, – сказал он. – Помните такого?
– Помню.
Нож в того клиента метнул подвыпивший парень, которому не понравилось, как на него посмотрели. Меня наняли на время проведения одного мероприятия, после которого на улице и случилось это, так сказать, «покушение». Нож прокувыркался в двух метрах от лобового стекла какой-то машины и упал на проезжую часть. Нам тогда сильно повезло, что у врага по пьяни был сбит прицел. Он, кстати, неплотно стоявший на ногах, тоже сразу завалился куда-то вбок. Но я успела закрыть собой клиента и приготовилась дать отпор. Неловко вышло.
– Тот товарищ отзывался о вас исключительно положительно, – продолжал Сапсанов. – Работал с вами недолго, но запомнил. Слушайте, может, воды? А то здесь дышать нечем.
– Нет, благодарю.
Я вспомнила, что тот, кто меня порекомендовал, вскоре отошел от дел. По слухам, выбрал тихую сельскую жизнь. Хороший дядька.
– Так кого же мне охранять? – спросила я. – Вас оберегать от всего требуется?
– За себя я и сам постоять сумею, – ответил Сапсанов. – Не обо мне речь. Я пригласил вас, чтобы познакомиться поближе. Посмотреть в глаза, так сказать. Проследить за вашей реакцией. Хотя что можно сказать о человеке, понаблюдав за ним всего-то пару минут?
– И не считая векового ожидания человека в приемной, – напомнила я. – Но да, согласна, товар желательно перед покупкой подержать в руках. Так о ком идет речь?
– О моей дочери, телохранитель нужен ей, – нахмурился бизнесмен. – Вы извините за то, что держал вас тут, отнимал время, словно какой-то тест устроил… все это фигня. Мы встретились, поговорили, этого достаточно. Теперь я хочу, чтобы вы приехали ко мне домой.
– Ребенок будет там?
– Ребенок будет там. Не сюда же мне ее приводить.
– Расскажите, пожалуйста, Игорь Дмитриевич, о дочери.
– А сейчас-то зачем? – искренне удивился Сапсанов. – Насколько мне известно, это вашему делу никак не поможет.
– Но и лишним не будет. Я ведь и отказаться могу, если что-то меня не устроит. Или вы откажетесь.
– Цену набиваете? – улыбнулся Сапсанов.
– Выясняю все, что мне может пригодиться в работе.
– Понятно, – сбросил улыбку Игорь Дмитриевич. – Абы как дела не делаем, да? Ладно. Ладно, вы правы.
– Спасибо.
– Дочь… Ну, что дочь? Дочери скоро семнадцать, заканчивает школу. Живем мы с ней вдвоем, растет без матери. Давно. Никаких особей женского пола в нашей семье больше нет. Я не беру в расчет кого-то из персонала или парочку приходящих педагогов.
– А мать девочки? Что с ней?
– Девочку зовут Ксения, кстати, – заметил Сапсанов. – Или Сенька. Смешно, но это с детства повелось. С ее матерью я в разводе. Случилось это, когда Сеньке было семь лет. Близких контактов они не поддерживают, но могут увидеться, если очень надо. Разумеется, я должен быть в курсе их встреч. И вот еще, Евгения. Очень попросил бы не развивать эту тему в дальнейшем. Просто примите как факт.
– Принимаю, – согласилась я.
– Я много работаю. Очень много. Моя фирма участвует в программе городской реновации, и приходится общаться и со спонсорами, и с банкирами, и с инвесторами… Всякого пошиба люди. Мероприятия, банкеты, встречи и иная ненужная лабуда, откуда никак не сбежать при всем желании. Дочь выросла, спокойно обходится без нянь и прислуги. А также без людей в черном, которые якобы с ней не знакомы, но всегда находятся рядом.
– То есть никакой охраны у дочери нет.
– Ксении никогда не требовалась охрана. Я вышел из простой семьи, всего добивался сам и ее к этому приучаю.
– К чему? – прервала я его рассказ.
– К отсутствию золотых унитазов.
– Тогда я уточню. То есть ни на каких черных «мерсах» с мигалками по городу она не передвигается? – насмешливо спросила я. – А то, знаете, некоторые обеспеченные люди заковывают детей в такие вот «цепи»: личная охрана, бронированное авто, зачистка территории от машины до школьных ступеней. Бывает, что и чипы детям вживляют под кожу. Такого же нет?
– Такого нет, – на лице Сапсанова не было ни тени улыбки. – Дочь совершенно не избалована. Все, что нужно для более-менее нормальной жизни, у нее имеется. Она спокойно передвигается на общественном транспорте, ей не зазорно зайти в обычный магазин за газировкой или хлебом. Одевается не в меха, увлекается компьютерными играми и, кажется, ведет дневник.
– Кажется? Вы не знаете точно?
– Не имею привычки копаться в чужих вещах, – я уловила нотку гордости в его голосе. – Пару раз заходил к ней в комнату и видел то на столе, то на кровати, то еще где-то там некую странную тетрадку. Толстую такую, в каком-то плюшевом переплете. Не то чтобы я знал наперечет, что и где находится в дочкиной комнате, но за тетрадку эту она каждый раз хваталась так, словно в ней страшные тайны хранятся. Вот и подумал, что это дневник.
– И не было желания заглянуть внутрь?
– Ни малейшего, – равнодушно мотнул головой Сапсанов. – Во-первых, это дочкина территория. Во-вторых, что там может быть интересного? Ванильные единороги? Рассуждения о том, почему ее не любит придурок из соседнего двора? Песни о разбитом сердце?
«Адреса друзей, рецепты наркоты, телефоны дилеров или обозначения злачных мест, а также нелестные слова в твой адрес», – подумала я. Дневник – такая вещь, которая может быть «пустышкой», а может оказаться и «отмычкой». Это с какой стороны зайдешь. Это смотря что искать в дневнике.
Но пусть папаша и дальше думает, что дочь его не сильно, скажем так, умна.
– Я нанимаю вас на год, – Сапсанов внимательно смотрел на меня, ожидая ответа. – Как вам такой срок, устроит?
– Год – это серьезный срок. С Ксенией надо будет находиться постоянно? – уточнила я.
– Да нет, – успокоил меня Игорь Дмитриевич, – только от дома до школы, а потом в обратном порядке. Если куда-то надо будет заехать, то это ненадолго, да и случается такое не так уж и часто.
– Заезжать куда-то нужно будет по ее поручениям? – не отставала я.
– По ее, по моим, какая разница? – кивнул Сапсанов. – Как правило, это мелкий шопинг или быстрые забеги за какими-то пособиями в книжный. Я прошу ее о чем-то редко. По гостям, кстати, Ксения не особо мотается. Тогда нужно будет доложить мне, и я уже решу: ждать вам ее под окнами или не делать этого. Но речь только о гостях. Гости – это хорошо. Но гости бывают разными. Она растет, интересы меняются, окружение тоже, я все понимаю… В общем, пару раз приходилось отлавливать ее в кафе с компанией не сильно трезвых молодых, простите, недоносков.
– О, как вы про них, – протянула я. – Такие уж они и …?
– Я зол, – оборвал меня Сапсанов. – И знаю, о чем говорю. Я был в их возрасте, прекрасно помню, куда клинит парня, если он накачался спиртным, а рядом с ним сидит симпатичная девчонка. Там все равно, кому с кем. Все равно! Я не ханжа, но Ксения не должна… вот так вот… с такими, в таких местах… да черт его знает, что там они еще могут по вене пустить… В общем, думаю, вы меня понимаете.
– Прекрасно понимаю. А почему для охраны потребуется именно год?
– Сразу после выпускных экзаменов я отправлю ее за границу. Там будет колледж, практика. Возможно, работа. Там все будет. Здесь ей не резон оставаться.
Не дай бог, сейчас загнет что-то про политику. Но я ошиблась.
– Просто она отлично знает язык, – словно прочитал мои мысли Сапсанов. – И с таким богатством учиться будет не здесь. Тут инглиш так просто не прокачаешь, как там.
– А где это «там»?
– В Лондоне, – просто ответил Сапсанов. – Отдыхали мы с ней там не единожды, я навел справки, все узнал… А уж потом решил, что и как. И вот для того, чтобы моя дочь благополучно дошла до момента окончания школы и сдачи экзаменов, и сделала это живой и здоровой, я и нанимаю вас на работу, Женя.
– Но год… – все еще не могла решиться я.
Иногда моя работа носила и такой характер: утром я работала на одного человека, днем летела через весь город ко второму, а ближе к ночи охраняла третьего. Иногда освобождалась только под утро. И это с учетом того, что первый товарищ снова ждал меня утром к назначенному часу. Такой режим случался не всегда, но бывало, что держался долго. Чтобы быть совсем уж меркантильной, я могу честно сказать: такой график работы неплохо окупался. Мне хорошо платили. Тетя Мила до сих пор не может поверить в то, что однажды утром она захотела в Турцию, а вечером в компании веселых соотечественников уже потягивала третий по счету коктейль на песчаном черноморском берегу под лихие песни русских исполнителей. Ту поездку я смогла подарить ей именно благодаря тому, что пахала пчелкой с утра до ночи.
Не хотелось бы терять возможность повторить. Сложно, но выгодно.
– Давайте попробуем, – просто сказал Игорь Дмитриевич.
– А давайте, – согласилась я.
Меня-то он уговорил, но сам явно о чем-то умолчал. С какой стати он вдруг решил приставить к своей дочке телохранителя именно сейчас? Нет, понятно, что сомнительные друзья появились, но где они были раньше?
– Игорь Дмитриевич, – аккуратно начала я. – Вы только из-за не угодных вам дочкиных друзей меня нанять хотите?
Сапсанов снова выбрался из-за стола, подошел к входной двери и приоткрыл ее.
– Лерун, – позвал он секретаршу. – По кофейку нам сделать не хочешь?
Закрыл дверь, но пошел не к столу, а ко мне. Сел в соседнее кресло, понизил голос.
– За Ксенией следят.
И замолчал, ожидая мою реакцию.
– Вау, – выдавила я из себя. – Вот, значит, как. И в чем это выражается?
– Понимаете ли…
Дверь в кабинет распахнули с такой силой, словно в нее ударили ногой. На пороге стояла уже знакомая мне секретарша Лера, которая внесла в кабинет поднос с двумя кофейными чашечками, молочником и малюсенькой сахарницей. С улыбкой она поставила поднос на журнальный столик, который был втиснут между нашими креслами.
Чашечки были абсолютно пустыми.
– Лера, – с тяжелой улыбкой произнес Сапсанов.
– Минуточку, минуточку…
Почему-то на цыпочках Лера выбежала из кабинета, чтобы вскоре появиться перед нами и поставить рядом с подносом огромный прозрачный чайник, доверху наполненный кофе.
– А сразу в чашки налить не судьба? – сдвинул брови Игорь Дмитриевич.
– А я не знаю, кому сколько надо наливать, сами разберетесь, – простодушно ответила Лера и вышла из кабинета, прикрыв за собой дверь.
– Она права, – быстро сказала я. – Судя по запаху, это превосходный кофе. Пару чашек осилю. Но, боже… – спохватилась я. – У вас же дела.
– У меня посетитель, – ткнул в мою сторону пальцем Сапсанов. – И тема такая, что дела подождут.
Половина чашки кофе – еще не повод расслабляться. Сапсанов рассказывал, я внимала.
– Пару раз пустил за Ксенией «хвост» из проверенных людей, – поделился он. – Не думаю, чтобы она знала об этом. Стал делать так, когда понял, что после школы она не только по подружкам шляется, а еще и к матери заходит.
– К своей родной матери?
– К ней, – тяжело вздохнул Сапсанов. – Ее мать… мне, понимаете, трудновато называть ее так, хотя по природе… ладно. Юлия Олеговна – мастер в бюджетной женской парикмахерской. Там мы с ней и познакомились. В те времена женский зал соседствовал с мужским, и я туда изредка захаживал. Там и увидел Юльку. Случайно. Мы быстро сошлись, быстро расписались и быстро произвели на свет Сеньку. Потом наступили лихие времена, и я стал заниматься бизнесом, а Юлька так и продолжала фигачить завивки в своей парикмахерской. Мы тогда жили в съемной квартире, и я как-то понял, что могу себе позволить не снимать жилье, а купить. Или построить. Даже так. И я построил недалеко от города дом, в котором мы и живем сейчас с дочерью. А Юлька вернулась туда, где была, – в парикмахерскую и на съемную хату.
– Она там постоянно работает? – спросила я.
– Она успела пожить другой жизнью, которая не предполагает шума соседей за стенкой, – ушел от прямого ответа Сапсанов. – А потом вернулась туда, где пользы от нее будет больше. Дочери тогда было семь.
– Вы развелись, и дочь осталась с вами, – уточнила я.
– Мы развелись, а дочь осталась со мной, – подтвердил Сапсанов. – И суд постановил, что Ксении будет лучше жить с отцом, чем с матерью.
– То есть вашу жену лишили родительских прав.
– Именно.
– Понятно, – заметила я. – Для этого нужны веские основания.
– Ваше дело не в основаниях копаться, а ребенка охранять, – поставил точку Сапсанов. – Простите за резкость.
– Прощаю.
Я уже успела заметить, что его манера разговаривать с людьми порой превращалась из вежливой в хамскую. Как заметила и то, что Сапсанов сам понял, что рассказал мне лишнее.
– Итак, за дочерью следили ваши люди… – подтолкнула я его на правильный путь изложения мыслей.
– Да. И эти люди заметили, что за ней ведется и другое наблюдение.
– Слежка «в квадрате»?
– Именно так, спасибо за то, что правильно поняли. Кто-то пас Ксюху, пока мои люди следили за ней. Вот и вся проблема. Вся, как есть. Как на духу.
– А вы не могли ошибиться?
Сапсанов уставился на меня, как на пустое кресло, которое вдруг заговорило. Мол, ты что, в шашки со мной поиграть пришла?
– Как выглядели эти люди, Игорь Дмитриевич? – зашла я с другой стороны.
– Их, разумеется, сфотографировали, – ответил Сапсанов. – И я их не знаю.
– Фотографии, разумеется, покажете?
– Разумеется, – одними губами ответил бизнесмен.
Разговор стал походить на какие-то дебаты, причем оба оппонента думали, что каждый относится к другому с неприязнью. С таким я тоже сталкивалась. Нужно было сделать паузу, и срочно.
– Игорь Дмитриевич, – я аккуратно поставила чашку с недопитым кофе на поднос. – Я вас поняла. Вы правы, давайте перенесем встречу к вам домой. Вы называете адрес и время, я приезжаю, и мы окончательно все решаем на месте.
Игорь Дмитриевич не стал меня удерживать. Поднялся из кресла, протянул мне руку, помог подняться.
– Адрес возьмете у секретарши. Это в области, но совсем рядом с городом. На охране скажете, что мы договорились о встрече, они уже будут в курсе. Паспорт не забудьте. Давайте к шести вечера, дочь уже будет дома. Ну, как, согласны?
– Согласна на что?
– Я вас только что нанял, Женя. Остались формальности.
Согласна ли я? Слишком о многом я не успела спросить.
– Вот дома все и решим, – кивнула я. – Но, в принципе, я готова с вами сотрудничать. До свидания, Игорь Дмитриевич.
Мы пожали друг другу руки. Мне показалось, что в тот момент он нервничал сильнее, чем тогда, когда я зашла к нему в кабинет.
Я попрощалась с Лерой и покинула высокое офисное здание, не так давно выросшее в центре Тарасова. Забирая с платной стоянки свой «Фольксваген», с удивлением узнала от охранника, что оплачивать я ничего не должна, потому что так сказал сам Игорь Дмитриевич.
– Приятно слышать, – заметила я.
– Хорошей вам дорожки, – пожелал мне охранник.
До вечера еще оставалась пара часов. Судя по адресу, который мне дала Лера, Сапсанов жил недалеко от черты города. Времени было предостаточно для того, чтобы заскочить домой. А так как я живу не одна, а со своей родной тетей Милой, то порой занимаюсь делами чисто семейными. Либо по собственной воле, либо по просьбе тетушки. Не так давно она хвалила выпечку, которую пока что в Тарасове можно было купить только в одном месте. Туда-то я и направилась.
Кондитерская спряталась глубоко во дворах, и мне пришлось помотаться по ним, чтобы, наконец, обнаружить ее на первом этаже невзрачного жилого дома. Надеюсь, когда кондитеры раскрутятся, они откроют торговую точку поближе, чтобы тетя Мила сама к ним приходила.
Набрав два пакета всякой сдобной всячины, я вернулась в машину и, не торопясь, поехала домой.
Тетя Мила встретила меня с полотенцем на голове, а также при полном макияже.
– Как там на улице сегодня? – спросила она.
– А что такое? Ты куда-то собралась?
– Собралась, да, в магазин. Мне надо понять, что надеть: серое пальто или твой пуховик.
Тетя Мила знала, что я не буду против. Это была наглость, конечно, но человек-то родной! Мой пуховичок, который я уже неоднократно порывалась повесить на край мусорного контейнера, после каждой стирки становился вроде как снова ничего. Разумеется, у меня имелась ему замена, но тетя Мила взяла моду таскаться в нем по своим делам. В собес, на рынок, в магазин – пуховичок, к ноге! А если в поликлинику или там на концерт, то тут в главной роли выступало пальто. Ее пальто, не мое.
Оба этих предмета одежды обладали одинаковыми теплоизоляционными свойствами, но вот беда – были совсем не похожи. И я, честное слово, не поняла, почему тетя Мила спросила про погоду. Ведь если лицо уже нарисовано, а под полотенцем зреет прическа, то вряд ли в таком случае понадобится пуховик. Не комильфо же.
– С утра был жуткий ветер, – сообщила я, а тетя аккуратно взяла у меня из руки пакеты и тут же, не сходя с места, засунула нос сначала в один, потом в другой.
– Господи, – простонала она. – Это ведь с клубникой, да?
– Квадратные плюшки – с клубникой, а круглые – с шоколадом. Нет, стой… наоборот. Или нет. Там внизу еще печенье. А в другом пакете что-то со взбитыми сливками. Подозреваю, что я все смяла в пути. Ну, можно ложкой прямо из пакета.
– Молчи, – обняла меня тетя Мила. – Молчи, ты много говоришь. Пока сохнут волосы, я совершенно свободна. Рассказывай.
К этому времени я уже сняла сапоги и устремилась на кухню.
– Ну, что тут рассказывать. Предложили работу. Через час еду на собеседование.
Тетя Мила разлила по чашкам ароматный чаек. Я выбрала слоеный квадратик с клубничным содержимым.
– Я так за тебя боюсь! Но так горжусь! – в который раз призналась тетя Мила, откусывая круглый пирожок с шоколадной начинкой. – Ты серьезно? Это из той самой кондитерской?
– Да, – отложила я булочку. – Для меня слишком сладко, так что тебе больше достанется.
– И что же было на собеседовании?
– Информационная часть, а также проверка моей стрессоустойчивости, – ответила я. – Второй акт будет решающим. Но, теть Мил, не влезай ты в это дело.
– Всегда так говоришь. Не доверяешь, – заметила тетя.
– У тебя и так много забот, – отмахнулась я. – Причесон, брови.
– Ты заметила? – обрадовалась Мила.
– Конечно. Вот взять, к примеру, магазин, в который ты собралась… Кому-то это – просто сходить за покупками. А перед кем-то, – я окинула тетю Милу многозначительным взглядом, – всегда будет стоять тяжелый выбор.
– Ты о чем?
– Пальто или пуховик, – напомнила я и откусила еще один кусочек. – Пальто. Я выбираю пальто. И ты тоже его выбери.
Тетя наслаждалась купленными гостинцами, наливала себе уже третью чашку чая, а я поглядывала на часы. Вскоре, расцеловав тетушку, я вышла из дома, завела машину и отправилась по тому адресу, который мне дала секретарша Сапсанова.
Если речь идет о детях, то моя работа усложняется. Они не столь организованны, как взрослые. У них не такая хорошая память. С детьми труднее договориться, и если ты не владеешь хотя бы минимальными знаниями детской психологии, то дело может застопориться на самом интересном или опасном месте. С дочкой Сапсанова я не была знакома, мало о ней знала, и кого мне предстояло увидеть перед собой, я тоже не имела понятия.
От окраины Тарасова до дома Сапсанова ехать было всего ничего.
Въездные ворота распахнулись сразу, а паспорт у меня даже не попросили. Угостили хлебом-солью, расстелили красную ковровую дорожку – добро пожаловать в рай, значит. Если бы такое произошло, то я бы подумала, что у меня подскочило давление, да так, что пробило череп, но все вышло наоборот. На машину налетели три охранника с дубинками, один грубо потребовал предъявить паспорт, а когда я попыталась выйти из машины, то чуть не получила дубинкой по спине. Конечно, я бы дала сдачи, но до этого не дошло.
– Пусть проезжает, – вдруг сапсановским голосом заговорила рация, висевшая на груди у одного «защитника».
– Но, Игорь Дмитриевич…
– Глаза разуй, оракул! Номера читал?
Охранник обошел машину вокруг. Видимо, у хозяина все было схвачено, предупредил, машина какой марки, во сколько и с какими номерами приедет, но охрана решила перебдеть.
– Езжайте прямо по дорожке, – указал направление охранник с рацией. – Костян, запускай даму! Упретесь прямо в крыльцо, – извиняющимся тоном обратился он ко мне, – там машину и бросайте. Прощения просим за такой прием.
– Бывает, – успокоила я охранника и послушно тронулась вперед малым ходом.
До особняка нужная мне дорога немного попетляла. На дворе стоял конец марта, темнело поздно, но и при дневном свете я пару раз чуть не въехала в аккуратно подстриженные колючие кусты, обрамлявшие дорогу. Но, слава богу, скоро эта пытка закончилась – мой непростой маршрут привел на просторную площадку, перед которой я увидела добротный кирпичный двухэтажный дом с крыльцом.
Припарковавшись, я стянула с плеча ремень безопасности, взяла сумку и вышла из «Фольксвагена». Сделала шаг к крыльцу и увидела, что там появился сам Игорь Дмитриевич Сапсанов, который, видно, решил меня встретить прямо у порога.
– Ну и лабиринты тут у вас, – громко заметила я, оглянувшись. – Если выпиваете на банкете, то, наверное, машину у ворот оставляете, а сами пешком?
– Привык, – уж как-то слишком отстраненно заметил Сапсанов. – Дочь… Вы только что приехали?
– Да, – ответила я, приближаясь. – Ваши охранники и подтвердят. Не ругайтесь на них, серьезные у вас ребята.
Он был каким-то не тем Игорем Дмитриевичем, с которым я разговаривала несколько часов назад. Все в том же костюме, но выглядел неряшливо. А лицо его словно кто-то смазал, как на рисунке, иначе и не скажешь.
– В дом, – скомандовал он и протянул мне руку, словно я сама не могла подняться по ступенькам.
Взяв меня за руку, он быстро пошел вперед, довел меня до лестницы, ведущей на второй этаж, повел наверх, и я еле поспевала за ним. В конце концов мы оказались в его кабинете.
Здесь стоял письменный стол, пара кресел, диванчик, столик, шкаф с книгами, шкаф-купе с чем-то еще. И растение в кадке в углу.
– Садитесь.
Я послушно опустилась на диванчик, а сам Игорь Дмитриевич так и остался стоять передо мной.
– Я… не понимаю! Как?! – вырвалось у него.
– Что случилось, Игорь Дмитриевич? – напряглась я.
– Ребята вам не сказали…
– Охрана ничего не объяснила, – подтвердила я.
– Ксению похитили.
– Чего?! – я тоже забыла про правила приличия. – Так вот почему мне чуть было руки не заломили при въезде…
– Это сюр какой-то, – пробормотал Сапсанов. – За пять минут до вашего приезда! Вы по пути никого не встретили?
– Кого… Встретила пару машин, разъехались спокойно… Да вы можете объяснить толком?
– У нас недалеко от дома автобусная остановка, – ответил Игорь Дмитриевич. – Ксения всегда приезжала домой в одно и то же время. Если задерживалась, то звонила, предупреждала. Или просила встретить. Или забрать. Недавно прислала сообщение, что подъезжает к дому.
Он молчал. Я не вторгалась в его паузу.
– Охрана видела, они и рассказали. Вышел один из моих ребят ей навстречу, чтобы на территорию пустить. Ей только дорогу осталось перейти.
Сапсанов зачем-то подошел к книжному шкафу, встал к нему лицом.
– Черный битый «жигуль». Грязный, как адова сковородка. Появился из ниоткуда – никто не успел заметить. Тормознул прямо на остановке. Как только дочь поравнялась с задней дверью, ее схватили, затащили внутрь и дали по газам. Похитили, понимаете вы?!
– А охранники-то что же, ничего не предприняли? – все еще не понимала я.
– Тупые, вот и не предприняли, – махнул рукой Сапсанов. – Да что теперь говорить… Тупые, понимаете? – повысил он голос.
Он почти кричал, а крика я категорически не терпела. Но, в силу профессии, мне приходилось видеть столько людей, которые выходили из себя, что я даже успела привыкнуть к этому. И мысленно научилась выключать громкие звуки, исходящие из чужого горла.
– Игорь Дмитриевич, – твердо сказала я. – Вы вызвали полицию?
– Не будет никакой полиции, – тихо сказал Сапсанов.
– Почему?
– Потому что они только этого и ждут.
Я молча следила за хозяином дома. Он не находил себе места.
– Послушайте, – Сапсанов выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, прикурил одну. – Я признателен вам, правда. Но больше в ваших услугах не нуждаюсь.
Это было довольно неожиданно.
Остановившись около окна, Сапсанов затянулся, и фиг его знает, какие картины проносились у него в голове.
– Дочери был нужен телохранитель, но вышло так, что на данный момент вы бесполезны, – добавил он.
Если бы похитили тетю Милу, то я бы не стояла у окна в ожидании.
– Но вышло так, что тут только я, – подала я голос. – Вы наняли меня работать телохранителем собственной дочери. Могу я чем-то помочь? – меня удивляло бездействие Сапсанова. Хотя откуда мне знать? Он мог уже принять какие-то свои меры. Но, блин, у него дочь похитили, а он стоит и курит! Курит и… держит себя в руках. Человек-скала.
– Хотите помочь? – посмотрел он на меня. – Бога ради, действуйте.
– Скажите, Игорь Дмитриевич, а у вас есть какие-то мысли или догадки?
– Нет, – отрезал он.
– Понимаете, – быстро заговорила я, боясь разозлить его, – сначала голова варит, а потом глаз замыливается. Сейчас у вас состояние первое. До второго пройдет какое-то время. И тогда момент уже будет упущен. Но сейчас, Игорь Дмитриевич, вы в состоянии номер один – «башка варит». Это значит, что вы способны думать в правильном направлении, и даже если ошибетесь, то все равно смысловое зерно в этом будет найдено, посажено и даже даст ростки, – а все потому, что память работает избирательно. И работает на вас. Вот пример: вы прикоснулись пальцем к подошве горячего утюга. Вы же отдернете руку? Это импульс, но он подсказывает верный путь. Так же и с памятью. Вспомните все, что вас волновало в последнее время в отношении дочери. И вы за что-то уцепитесь, где-то задержитесь. Увидите все так, как нужно, а если повезет, то поймаете истину и распутаете клубок.
Выдав этот спич, я в ожидании уставилась на Сапсанова. Он молчал. Да ладно, неужели я не смогла донести до него основную мысль?
– Распутаю истину и поймаю клубок… – задумчиво пробормотал Сапсанов. – А вы знаете, я попробую…
Я выдохнула с облегчением. Сумбурно я выражаюсь порой, конечно, но вот ведь понял человек все так, как надо.
– Но нельзя упускать время, – напомнила я. – Это надо делать сейчас, немедленно. Невзирая ни на что.
– А?.. Что делать? – словно очнулся Сапсанов.
Я взяла в руку сумку и пошла к выходу.
– Вы разрешили осмотреться, – напомнила я. – Тогда я начну. А вы пока обратитесь в полицию. Пока не поздно. От всей души советую. Или это сделать мне?
– Нет, – дернулся Игорь Дмитриевич. – Идите. Я сам.
Выйдя из кабинета, я оказалась в коридоре, стены которого были увешаны тарелочками с какой-то цветочной мазней. По пути сюда я этого не заметила. И ни одной души вокруг.
Первая же дверь, в которую я толкнулась после вежливого стука, оказалась той самой, за которой я очень хотела бы оказаться в первую очередь. Двуспальная кровать с пушистым покрывалом, разбросанные тетради на небольшом письменном столе. Над столом висела фотография. Блондинка с удлиненным лицом обнимала за плечи девочку лет пяти. На кончиках носов у обеих было что-то голубое, и я поняла, рассмотрев фото поближе, что это мороженое, которым они украсили себя на отдыхе.
Взгляд выцепил светло-коричневый край плюшевой обложки, видневшейся из-под постельного покрывала. Как будто кто-то впопыхах засунул книгу в кровать. Неужели тот самый дневник, о котором говорил Сапсанов?
Я вытянула книгу из-под покрывала и расправила на нем складки. Вот так. Ничего я здесь не видела, ничего не брала.
Встав лицом к окну, я раскрыла книгу. Эх, не ошибся отец, он прекрасно знает, чем живет его дочь. Это действительно был дневник. Только хроники событий там не было, кроме дат. Ксения все запечатлевала в виде изображений, а не словарных форм. Никаких «Славик – няшка, а я жить без него не хочу» я не увидела. Были наклейки какие-то, сорванные со стен остановок стикеры, обведенные черным маркером английские фразочки. И тут же – умело прорисованные черной гелевой ручкой человеческие лица с правильно наложенными тенями, грустью или искрами радости во взглядах, солнечными бликами в зрачках. Не однотипность, не толпа. Если эти рисунки сделала Ксения, то знал ли ее отец о том, что его дочь прекрасно владеет не только английским?
Я перевернула страницу.
Спит вагон, мерцает газ,
Поезд мчит, уносит нас.
Бесконечна даль полей,
Месяц горестный над ней.
С юга, с юга – в мир снегов
Мчится поезд мертвецов.
Смотрит месяц к нам в окно,
Только – мертвым все равно!
Ни фига себе. Меня удивило не то, что в дневнике молодой девушки жили стихи о смерти, унынии или безысходности – кто из нас не проходил такой этап во время взросления? Само наличие стихов меня не удивляло. Но Брюсов?! Почему не Александр Сергеич? Тот тоже, знаете ли, умел вышибать слезу у барышень. Потом вон шел на дуэль – гордый, талантливый. Так и ходил, пока не пристрелили. Или стихи кого-то, кто творил еще раньше? Пролистала книжку дальше. Снова рисунки, наклейки, какая-то разномастная ерунда. И снова стихи. Я не слишком жалую рифмованные слова, но есть такие, которые читаются легко, а еще даже и удивить могут тем, что совпадают с твоими мыслями.
Посмотри на меня. У усталости стынут руки.
Уходи, уходя. Я попробую жить, как ты.
Мы старались с тобой, но случилась такая штука,
Что сломались с тобой, словно вышли из пустоты.
Без подписи. Что-то мне это напоминает.
Мы дурные какие-то люди.
Шум травы проживет без нас.
Жаль до слез, но мы вряд ли будем
Плакать так, чтобы кровь из глаз.
Или вот еще шедевр.
Костры танцуют по мне ужами,
И ночь без ангелов так темна.
Украшен трон мой семью крестами,
Корона сброшена.
Не нужна.
Приплыли. Стихи-то, похоже, сочинил подросток. Да еще раненный в самое сердце. Я, конечно, не Бальмонт, а до Блока мне ползти и плакать, но тут только дурак не поймет, что ребенок, который либо сам пишет такие нетленки, либо специально собирает их где-то, самый обыкновенный. Правильный. Сильно переживающий, как большинство людей его трудного возраста. И да, подбитый на самом взлете.
Я не просто так пристроилась лицом к окну – если бы кто-то зашел в комнату и застал меня врасплох, то я могла бы незаметно избавиться от дневника в плюшевой обложке. Так и вышло. В комнату вошел Сапсанов. Увидев меня, как будто расстроился. Я раскрыла пальцы, и дневник благополучно упал позади меня на пол. Прямо между туфель.
– Хотел побыть в ее комнате, чтобы… не знаю… – Игорь Дмитриевич посмотрел на пол. – Это ее плюшевый дневник?
Я не стала разыгрывать спектакль со случайно задетой книгой.
– Да, он.
– Могу я?..
Сапсанов протянул руку, хотел прикоснуться к плюшевой обложке. Но тут меня одолели сомнения.
– Разрешите, Игорь Дмитриевич, я еще немного с ним поработаю? Обещаю вернуть в том виде, в каком взяла.
– Только не уносите из этой комнаты, – попросил Сапсанов после паузы. – Он мне скоро понадобится.
– Хорошо, Игорь Дмитриевич.
Зачем он ему? Это меня озадачило.
Он уже почти вышел в коридор, когда я чуть не сказала ему вслед, что его дочь прекрасно рисует и даже пишет стихи. Что она не простая девочка. Что скучает по маме. Что ему бы следовало не муштровать дочь, а чаще проводить с ней время.
Чтобы такое произнести сейчас, надо быть зверем, решила я.
Сапсанов на секунду замер, а потом вышел из комнаты.