Начнём с довоенного времени. Шура (моя мама Александра Сергеевна, девичья фамилия Фомичёва) была младшая в семье. Мария была средняя, старшим был Виктор. Младшие, по своей Наташке знаю, самые озорные и всюду лезут. Главным образом из-за того, что их опекают старшие. Вот и Шура попадала во всякие истории, то ей во время игры в лапту нос расквасят, да так, что приходится к врачу везти, кровь останавливать, то приходится от быка спасать… Я об этом уже писал, но если не успел, напишу.
Виктор купил велосипед. Шура, естественно его угнала. Знаете, как младшие ездят на больших велосипедах? Они не садятся на сиденье, а продевают правую ногу через раму. Так, скособочась, и едут. Управлять только неудобно.
Село Юрятино состояло из двух улиц, расположенных буквой Г. Обе улицы выходили к мосту через реку Протву, а посередине улицы, где был дом Фомичёвых, находился пожарный пруд. Вот Шура в него и въехала. Остановиться не могла, не умела, да и Виктор бежал за своим сокровищем, ругался и размахивал пучком крапивы. Шуру из пруда выловили, повели сушиться, а велосипед вытащили багром.
Семья переехала в Москву, Мария и Виктор обзавелись семьями, а Шура осталась у родителей, Марии Васильевны и Сергея Кузьмича.
Так что хозяйством занималась её мама, а Шура училась, сначала в школе, а потом в училище, на чертёжника.
После начала ВОВ стала переучиваться на медика и одновременно работать в госпитале им. Бурденко. Готовить только так и не научилась, всё под маминой опекой жила…
Закрепили за Шурой немолодого раненного солдата. Он уже был не «тяжёлый», но ходить ещё не мог. Подзывает он к себе Шуру: «Дочка, вот тебе три картошины, ты на кухню сходи и отвари их в мундире».
Шура картошины взяла, спустилась на кухню и стоит, не знает, что делать. Повариха увидела и подошла к ней.
– Тебе чего?
Шура:
– Вот раненый три картошины дал, сказал, чтоб в мундире отварила. А я не знаю как. Мне что, рукав от шинели оторвать и в нём варить?
Кухня смеялась не менее часа.
Поварихи потом объяснили: нужно просто картошку не чистить, а так, в кожуре, и варить. Лишнее доказательство, что сестрички совсем девчонки были. Дома мамы готовили.
Маме Шуре очень нравилось ассистировать на операции. Особенно готовить хирургические инструменты. Разбирать, стерилизовать, подавать их по команде хирурга. Эта любовь к инструментам появилась ещё на заводе, когда работала чертёжницей. Очень нравилось вычерчивать различные детальки. И уже после войны эта страсть продолжилась. Работала в стоматологии, тоже инструменты готовила.
Но это отступление. Операции были разные. Сложные и не очень. Перед операцией раненому делали наркоз, по-видимому, хлороформом. Сначала небольшую дозу. А потом основную – рауш, кажется, назывался.
Реакция на начальную дозу была у всех разная. Некоторые лезли драться. Таким сразу давали основную дозу. Был случай – раненый после первой дозы наркоза стал объясняться хирургу в любви. Хирург сказал:
– Пусть спит.
А в этот раз привезли крепкого солдатика, операция оказалась сложная, но он был в сознании. Что-то извлекали, осколок или ещё что.
Дали начальную дозу наркоза, и больной запел:
– Широкие лиманы,
Душистые каштаны,
Качается шаланда на рейде голубом…
Хирург говорит:
– Пусть допоёт…
Так до конца песню «Моряк Мишка» и дослушали.
Со мной, видимо, под впечатлением рассказа мамы, такой же случай был. Мне аппендицит резали, а его прозевали, и был гангренозный. Так я тоже пел. Как потом сестра сказала, пел очень тихо, но не «Моряка Мишку», а «Бригантину».
Были и менее романтические случаи.
Делали операцию по ампутации конечности, ноги. Шура готовила инструменты, в том числе и пилу, кость перепиливать. Её подружка должна была держать ногу.
Операция идёт своим чередом. Подружка ногу держит. От кости отделяют мышцы, кость перепиливают Нога остается в руках сестрички…